Не плотники и не каменщики. Повесть

В.Ермолаев               
                Не плотники и не каменщики
                Повесть

                «Суд заключается в том, что в мир пришел свет, но         
                люди полюбили тьму больше, чем свет, потому что      
                их дела злы».               
                (Ин.3,19)
                Глава 1
                Кулы
Когда-то, давным-давно, Петр I  переселил в Российскую глубинку, именуемую деревня Лисицино, из своей Финляндской вотчины небольшой народец кульской национальности. Из какой финно - унгурской ветки языков, с какого дерева слез столь никчемный плод на Тверскую землю, никто не знал. Первым делом кулы построили дома из массивных бревен, с совмещенными под одной кровлей жилыми комнатами, печками и большими сараями для скотины. По замыслу кульского архитектора, в каждом доме, над печкой и над потолком, отводились специальные желоба для сена. Таким образом, обеспечивалась заготовка и хранение корма для скота. Но главным достоинством столь мудрого решения «архитектора» было объединение под одной кровлей людей и животных. Все дышали общим теплом, все дрожали общим холодом.
И пошло сквозь столетие сближение собратьев по разуму. Скотина умнела как человек, человек глупел как скотина.
Может быть, для больших наций европейского масштаба такой процесс умственной миграции стал бы практически ничтожен, но для кулов в условиях российской глубинки и бездорожья, российского самогоноварения и бесшабашности, процесс полного забвения своей истории и грамотности зашел слишком далеко. Они стали забывать родной язык, потеряли навыки в работе, и, как говорят медики, стали полностью алкоголически зависимыми от обрушившихся на них обстоятельств изменения жизненного уклада.
Такова  краткая история местности и народа ее населяющего.
Следует добавить, что красоту  данного ландшафта разбавляла небольшая речка Медведица, текущая плавно и образующая   кое-где  небольшие омутки. То, что в речке ловились раки, было самым главным экологическим достоинством этих мест.
 Стояло теплое июльское лето. На огородах росли чеснок, лук, пупыристые огурцы, совсем еще зеленые помидоры,  нехотя обозначающиеся на грядках. Зеленый перчик распускал сверху свои белые цветочки, приветствуя теплое недолгое солнце.  Зато картофель под дождем рос буйно и основательно, своими кустами напоминая непроходимую чащу. Капуста, петрушка, кусты клубники и просто трава здесь объединялись в тот природный  коловорот цветения и жизни, что, глядя на все это царство зелени, в голову просвещенного человека приходила  не новая  риторическая мысль: « Отчего это на Руси, когда в огородах все так и прет,  люди плохо живут? Кто им мешает трудиться?»
И вот здесь, у омутка, в полдень, расположившись прямо на спело-салатовой траве, сидели три куло-русских мужика и вели неторопливую беседу, украшенную закладистым  матом и смоченную алкогольным возлиянием. К сожалению, для них это было не то самое питие-веселие, которое в исторические времена приветствовал  князь Владимир Красное Солнышко,  а привычный неупорядочный опохмел, имеющий предательскую особенность вести к повторному пьянству. Похмельная арифметика складывалась  всего лишь из двух бутылок водки на троих и не вписывалась в известную парадигму самодостаточности: «По банке на рыло».  Тем более эта арифметика исключала счастливую возможность зарыться упомянутым рылом в грязь, и изредка похрюкивая и постанывая от мертвецки – пьяного состояния, пребывать в этой скотской ипостаси, как скажут философы, неопределенно-долгое время. Трем пропойцам, не украшавшим собой пейзаж у омутка, о состоянии упитости приходилось только мечтать.
  Впрочем, к омутку мужики пришли не только для того, чтобы ликвидировать засуху общероссийской стихии, именуемую большим бодуном, но также в несвязной, теплой и матерной беседе разрешить назревшие вопросы бестолкового местного бытия.
 Один из них, как у нас любят говорить на хохляцкой мове, был: «Плэчи кочугурами, ковуном кулак». Звали его Мишка. Одет он был в какой-то ансамбль из грязной рванины, именуемый в народе рубахой со штанами. Украшали верхнее одеяние, удачно совмещенное  с нижним бельем, черноземные штиблеты через дырку в которых  проглядывали, словно выдернутые из сочной земли,  желтые   как морковка   пальцы. Второго аборигена звали Петькой, и был он огненно - рыж, плюгав, имел плоское как блин лицо и не менее сплюснутый нос. Маленький рост не доставлял значительности этой фигуре. Третий  собутыльник был какой-то совсем невзрачный, невнятный, как черный и пыльный ком грязи, наверху которого зияли пустые дырки глаз. Звали его Юркой. Пожалуй, к описанию наших героев и добавить больше нечего за исключением одной общей для всех троих детали – отсутствие половины зубов во рту, в то время как остальная половина готовилась к отпаду, догнивая  свой век отбросового питания. Хотелось бы даже плюнуть на все это и не тратить эпитеты, метафоры и олицетворения, фиксируя общую грязноту, исходящую от всей тройки, но последующая значимость их разговора и происшедших  событий, все-таки требует небольшой упаковки в  художественный антураж.
Происхождение двух бутылок водки вело свое начало от зачистки помутневшего колодца у одной из односельчанок. Для решения данной боевой задачи Юрка принес  лестницу, Петька – веревку и ведро, а Мишка  ничего не принес, кроме балабольства и пустых советов, как все делать. И вот под это самое  Мишкино ля-ля-тополя, владелец лестницы, матерясь и чертыхаясь, полез по ней вниз, в колодец, навстречу тине и мути,  в то время как Петька, привязав свою веревку к ведру, стал сверху майнать оцинкованный сосуд под журчащую Мишкину сурдинку. Но поскольку, координация движений, разрушенная алкоголем, не отличалась выверенностью, пустое ведро со звоном упало на не менее пустую голову Юрки-колодцелаза. Отпустив деревянные поручни лестницы, от свалившейся сверху неожиданности, и обгоняя собственный мат, наш альпинист сорвался в колодец.  Конечно Юркина чистоплотность ни в коей – мере не испортила состояние колодезной воды, а лишь с чавканьем  развела жижу,  но после небольшого производственного совещания, организация труда была резко улучшена.  Зачистка была произведена и в результате  получена награда в виде вышеупомянутых двух бутылок водки и пучка  зеленого лука, для  придания свежести дыханию и облегчения взаимопонимания.
По пути на омуток наши герои зашли к Мишке домой за самым важным инструментом – стаканами. Мишкин дом из-за потери формы и запущенности, можно было бы назвать дыркой в куче бревен. Дырка свидетельствовала, что когда-то, в баснословные года, на этом месте была дверь. Но легенды о потери двери, среди местных жителей не существовало, поскольку она давно была вытеснена чередой других не эпических событий по пропитию непутевым хозяином своей недвижимости. Пропив окна, замки  и частично крышу Мишка превратил дом в вертеп, открытый ветрам, дождям и всему подлунному миру.  Кульский  Диоген часто валялся на пороге своей трухлявой бочки в философическом состоянии запоя и поросячьей радости и своим монологическим мычанием при виде прохожих подчеркивал, что жизнь в его теле еще теплится, несмотря на все превратности бытия.
И вот, на открытом берегу, перед омутком, тройка опохмелялась по поводу печального для них дела. Им предстояла поездка в Лихославль, на собственный суд, по поводу украденного ими же сена. Ехать было не на что, но ехать было надо. Не потому , что все трое были примерными законопослушными гражданами, а потому что если не приехать и не покаяться, то за содеянное могут дать много и не условно. Еще более печальным исходом непокаянного суда могло быть решение о принудительных работах , что для закоренелых пьяниц и бездельников было пострашней пытки каленым железом. Труд, работа, дело - понятия, исключенные из их растительного сознания,  на уровне подсознания вызывали в их душе неподдельный ужас. 


                Глава 2
                Гость

   Запустив опохмелятор и под его действие, жарясь и балдея на солнце, пережевывая лук гнилыми зубами, троица вела неспешную беседу.
                -А маловато будет два пузыря, - неспеша выразил свое сомнение Мишка.
                -Че говорить, сплошное итить… точно мало, - подтвердил Петька.
                На что Юрка ответил молчаливым действием розлива в хрусталь горячительной дозы жидкости.
                -Давеча к Николаевне зять с дочкой приехали, так она мне пузырек отвалила за день рождения ейного мужа,- погрузился Петька в приятные воспоминания.
                -Может еще че у нее осталось? - с надеждой спросил Юрка.
                -Че осталось даже, не даст, сами сшамают, - пессимистично ответил Петька.
- Да, я заходил, муж Николаевны, Петрович, сказал, что больше нет,- подтвердил  нерадостное событие Мишка.
                -Куда погребем, мужики? Рубли нужны в Лихославль доплыть. Пешкодрала не догребешь, далеко. Суд все-таки….- Петька задумчиво почесал репу.
                -Кумекать надо, где слямзить рубли, понял пацан, - наставительно сказал Мишка.
                -Выпить хоца, ох хоца, силов нет, - не в такт , но с задумчивой грустью сказал Юрка.
- Наливай тогда, че усох!
- Че наливать, когда в бутылках комар нассал.
- Наливай, - призвал Мишка,- там глянем, капай последнее, может по балде ударит.
- Тебя на суде так ударят, - не сдержался Петька, что вся балда враз отвалится.
- Ну ты, грамотей, по ночам книжки читаешь, а не вычитал че, как деньги доставать?
- Че, че, хрен через плечо.  Кабы там про это писали…
- Да ты по своей кобелиной породе только про баб книжки читаешь!
     На что Петька с гордостью ответил:
-А то. Я с осени за одной бабенкой в городе ухаживаю, и мы с ней на супце и картошечке всю зиму кукуем. Хорошая жисть!
-Ты и в эту осень к ней намыливаешься?- с уважением спросил Юрка.
- А то. Не с вами же здесь за баландой травить,- с гордостью ответил Петька.
-На суд не поедешь, тебе такую баланду пропишут, ни какая вдовушка не подхарчит,- поднял назидательно кривой и черный в заусенцах палец Мишка.
-Щас суды, как борзые стригут, - вставил Юрка,- Путин порядок наводит, он про всех знает, Штирлиц все-таки.
-Ну и сидел бы в засаде, раз Штирлиц,- зло сплюнул вдруг Мишка,- Николаевич-то получше был. Выпьет штофик, на колесо правительственного самолета поссыт, и к себе в завидовскую деревню на кровать валяться. Нормалек. Наш русский мужик, свой в доску. А этот, новый хрен с бугра – немец.
-А ты кто? Русский?- съязвил Петька,- мамка и бабка у тебя кулки.
-А у тебя кто? Шмулки? Тоже кулки, - парировал Мишка возникшую трудность в национальном вопросе.
- Моя мамка-покойница, всех братанов в руках держала, - неожиданно зафиксировал педагогическую удачу воспитания своей семьи  Петька.
- То-то ты к вечеру всегда в стельку ходил,- усомнился  в научно-педагогическом факте Мишка.
- Да это я бражку приспособился бутитенить из ягод, а бражка сам знаешь по балде стучит…- внес сразу исключение в педагогический процесс Петька.
- Мужики, где же деньги взять?-снова поставил всех на землю Юрка.
И в это время, все трое, почти одновременно, словно принужденные неведомой силой обернулись и увидели человека с котомкой через плечо, направляющегося к ним. Одет он был в заношенный и запыленный халат, который когда-то был видимо белым и  на ногах красовались причудливые сандали с кожаными ремешками. Высокого роста, с голубыми глазами и правильными чертами лица незнакомец отличался от местного населения. Белые волосы, зачесанные назад, и белая борода свидетельствовали о его достаточно пожилом возрасте. Несмотря на то, что это был уже старик, он имел твердую юношескую походку, широкие плечи, выдававшие в нем достаточно еще сильного человека. Сочетание мудрости и силы, загадочная нездешняя одежда, весь облик пришельца вызывал удивление.
«Откуда он здесь взялся?»- подумали  одновременно все трое кульских опохмеленца.
               -Да издалека я пришел, из очень далекого далека, - как бы читая их мысли сказал гость.
                - Садись с нами,- предложил Мишка, - в ногах правды нет. Правда и то, что выпить нечего.
               -У меня есть пять ячменных лепешек, две рыбки и бутылка красного вина,- сказал гость, вынимая припасы.
                -Садись, садись,- засуетился Мишка, - вино не водка, но сойдет… Одна бутылка-то маловата на всех…
                -А вы давайте ваши пустые бутылки, я в них еще вина налью,-предложил гость.
      С этими словами он взял пустые бутылки, подошел к омутку, зачерпнул ими воду, затем опустил их в свою сумку и о! Чудо! Вода в бутылках стала красной.
                -Ни фига себе! – воскликнул Петька, -да ты отец, фокусник Кио! И что, хорошее вино заквасил?
                -А ты попробуй!
                Мужики, ошарашенные и озадаченные, разлили вино по стаканам и без тостов, молча, мощными глотками сняли пробу.
 -А что, приличное вино! - воскликнул Юрка,- чуть слабее портвешка. И закусь, отец, ты вовремя принес, а то с утра во рту сто грамм булькает и лук колом стоит.
 -Вот, ешьте эти пять лепешек и две рыбки. Может что хорошего вспомните, -угощал незнакомец.
                -А рыба-то вяленная. Долго под солнцем-то дед ты ее держал? - спросил Мишка.
                -Две тысячи лет,- загадочно ответил гость,- не читали, не слышали что ли? Пять тысяч человек сидели на берегу Тивериадского озера. И каждый лепешек брал столько, сколько хотел. То же самое Христос сделал с рыбой.
                -Ты,  папаня, наверно уже здорово заглотнул, дай и нам тогоже, пока закусь есть,  а винца-то из омутка еще черпни,- освоился с технологией превращения воды в вино Петька.
               -Бери бутылки, зачерпни сам и принеси мне,- скомандовал гость.
               Три  пузыря были мгновенно наполнены водой, а затем, после погружения в волшебную сумку, превращены в вино.
              -Слушай, мужик, не знаю твоего имени, внезапно оживился Мишка, - у меня дома есть фляга литров на пятьдесят, я  ее сейчас притараню, а ты уж её своим винишком наполни от души.
                И не дожидаясь ответа, скорее даже боясь, что незнакомец передумает творить чудеса, Мишка  во всю прыть рванул к своей родной дырке в куче бревен.
               Незнакомец начал расспрашивать оставшихся Петьку и Юрку.
               -А что, молодые люди, вы разве не слышали о первом чуде в Канах Галилейских?  Там мой Учитель на свадьбе шесть водоносных сосудов с водой в вино превратил. А в каждом сосуде было по сто литров.
               -Шестьсот бутылок вина,- почти как Архимед сосчитал Петька, - человек двести может упиться. Вся наша деревня накушалась бы от пуза. Богатая, наверно, была свадьба.
               -И заметьте, самое лучшее вино пили. Такое, как это.  Нравится? - спросил гость.
               -Еще как!- хором выпалили два алконавта,- только маловато.
               Но в это время Мишка, легкой окрыленной  походкой, как пушинку, принес громадную флягу. Полет его к импровизированному пикнику был скор и прекрасен.
               -Гля, как быстро сшестерил,  - воскликнул Юрка, - чудно, где он флягу-то умыкнул, в доме-то у него  один ветрище гуляет.
               Не останавливаясь, на ходу скидывая вонючее рубище, Мишка абсолютно голым вылетел на середину омутка,  погрузил в него флягу,  а затем, полную воды, крепко обняв своими лапищами, потащил к берегу. Поставив ее перед мужиками, он сам быстро обтерся своей ветошью и тут же сырую, одел на себя. Только движущая сила мотивации, как говорят психологи, могла способствовать такой быстроте действий. В дополнение ко всему  Мишка. как из закромов родины, из своих штанов достал алюминиевую кружку.
              -Ну, отец, дорогой, родненький, давай отец, крась воду, и побольше градусов нагони, чтоб крепче пива была, - дал гостю установку на добро нетерпеливый от общего ажиотажа Мишка.
              -Мишка, во дела, полное бля, а фляга-то уже с вином!- воскликнул Петька, - ты че сам научился красить?
- Не, это вот , отец, не знаю как его зовут, все недосуг было спросить.
                -Меня Андреем зовут , а по гречески Андреас.
                -Ну , Андрюха, ты даешь! Не ждали, не гадали. Знали бы, водку на завтра приберегли. Фляги-то нам точно на всех хватит,- определил объемы свлившегося на троицу счастья,- тут каждому литров по пятнадцать будет!
                -Обоссымся,- неуверенно промямлил Юрка.
                -Ниче, вода дырку найдет, а ссать не срать на корточки не приседать,- наставительно сказал  вековечную мужицкую  истину начитанный по ночам Петька.
                И троица сразу махнула по целому стакану. Закусывали они вяленой рыбой и лепешками. Ели-пили аппетитно и жадно. Хмелели медленно из-за слабости вина, но основательна. Поняв, что спешить им некуда и жидкости хватит надолго, начали неспеша расспрашивать гостя.
                -А ты из далека путь держишь?- поинтересовался Юрка.
                -От самой Гали-леи,- немного запнулся гость.
                - Чудная фамилия у твоей Гали,- сказал Мишка,- китайка что-ли? Галя- Лея? Тут у нас тоже за Васильками живет вдова – морячка, которая раньше замужем за корейцем была, а фамилия у корейца Юн. Так мы все  и морячку зовем Гальюн! Стерва исключительная, самогонки нагонит, а фиг кому даст. Бабища правда крепкая. Боцман. Морда размером с таз, и нос как пятак у свиньи. Мужика раньше своего била, аж от него ошметки летели. Он на бровях придет, а та ему в лоб своим кулачищем, тот с копыт ластами вверх, затылком о лавку. Может че и отбила ему, раз вдовой осталась.  Да все бабы стервы, об этом еще Аллегрова поет: «Все мол мы стервы  и мужиков изводим на нервы»,- закончил свое выступление Мишка в цитате  о женщинах невольно приблизившись к древнему Экклезиасту. Свой спич он подкрепил опрокидыванием вина из стакана в глубинные дали глотки,  и эта процедура выглядела как метание боба в пасть льва.
                -Так вы совсем книжек не читаете?- удивился гость.
                -Петька у нас читает, - ответил за все просвещение в деревне Юрка,- ему перед сном один хрен, что читать, что про Миколку, что про Микитку, что про Лариску, что про Анфиску, что про самобранки - скатерти  -  все до едреной матери. 
                -И в церковь вы не ходите?- продолжал допытываться Андрей.
                -А ты че Андрюха, поп что ли?- спросил Петька,- здесь и церква - то только в Толмачах, а до нее пешком полдня пилить. Мы здесь Ильин день отмечаем. А после Ильи лето у нас на дожди переваливает.
                - Но разве вам с Киева веру не передали? Нашу веру, христианскую?
                -Во заладил! - засмеялся Петька, - мы кулы, а не хохлы и не русские. Деды и прадеды, правда, на русской земле давно живут, но род наш из Финляндии, потому нам Киев и ихняя вера не указ.
                -Вот оно что! А Евангелие вы читали?
                -Слушай, нам завтра на суд ехать, там нам прокурор много вопросов задаст, а ты пил бы вино и не долбил бы как дятел ученые слова.
                -А зачем сено воровали? - не унимался гость.
                -За то, что ты нам бадью налил, ты Андрюха, хороший мужик и толк в вине знаешь, а то о чем в деревне языками мелют, сплюнь и забудь. Мы отмоемся. Нам бы только денег достать на дорогу… Слушай,- неожиданно Мишку осенило,- а ты не дашь денег в займы?
               -Тридцать серебряников?
               -Да нет, можно и бумажками, в серебре мы не понимаем, можно еще долярями. Короче зелеными и деревянными бумажками, взаймы конечно, возьмем, а монеты у нас не ходят, - изложил Мишка  монетарные представления сложившиеся в неразвитой инфраструктуре деревни Лисицино.
               -И сколько вам нужно?
               У аборигенов отвисли челюсти ив тупых головах зафиксировалась только одна мысль, как  взять денег побольше.
               -По триста рублей на каждого, пожалуй, хватит, - неуверенно выдавил из себя Петька сумму равную самому хорошему представлению о безвозвратном займе денег.
               Гость развязал котомку и оттуда достал две новенькие бумажки достоинством по пятьсот рублей каждая. Не успел он протянуть руку, как Мишка по праву старшего, схватил бумажки и они как в сейфе, бесследно пропали в его лапах.
             -Среди учеников Иисуса, один человек тоже держал казну, да потихоньку тратил денежки…- задумчиво сказал Андрей.
             -Андрюха, ты меня перед мужиками за фуфло не держи, я их не кину. У меня, как в банке, заначка на опохмел и на дорогу до суда. Завтра на святое дело идем, себя из беды выручать. А себе-то мы не враги, бля буду -, гордо сказал Мишка, и добавил,- ну, други накатим по стакану за Андрюху , божьего человека и странника. Не робей Андрюха, живи у нас в деревне. Можешь у меня в доме. Мой дом – твой дом.
             -Спасибо сынок. А то отовсюду меня гонят, - согласился Андрей.
               
                Глава 3
                Черный и не отмытый кобель.
                Пиршество у омутка потихоньку закончилось желанным отключением и пьяным храпом любителей выпить на дармовщинку.
                Андрей встал, вылил из фляги остатки вина и отнес пустой сосуд к Мишке в дом. Сделав из тонких прутьев веник, он вымел первую, поверхностную грязь, комьями и кусками разбросанную в доме. Очистив лавку,  он присел на нее и погрузился в воспоминания. Он сидел и думал, почти не меняя позы.
                «Господь воскресил меня через Дух, когда и плоти-то моей в этом мире не осталось. Он сказал мне: «Андрей. Дойди до Киева, там много грешников живет, и нет счастья там. Скажи им, что есть хлеб жизни и истина».  И я пошел в Киев, а затем в  северные славянские земли, чтобы исполнить Его волю. И увидел там много людей голодных и жаждущих, дурманящих себя алкоголем и убивающих друг друга. Как не потерять их? Как сделать так, чтобы в последний день Суда воскресли они с радостными ликами?»
                Андрей встал и задумчиво прошелся по скрипучим половицам продолжая размышлять.
                «Я накормил этих трех кулов пятью хлебами и двумя рыбками, как это сделал мой Учитель для пяти тысяч человек. Я превратил воду в вино для трех мужиков, а в Кане, в Галилее это было сделано для целой свадьбы. Да, эти трое, наелись и напились, но увы, они никогда не поймут, что есть хлеб, пришедший с небес. Как научить их вере в вечную жизнь? И нужна ли им жизнь вечная? Им нужен хлеб сиюминутный и вино сладкое для сиюминутной жизни. Разве мы несем Слово растениям и животным?  Мы их кормим и все. Дух дает жизнь, а от тела нет никакой пользы. Слишком много здесь, на Руси, тел и им все равно кем быть собаками, кошками или лягушками…»
                В это время послышались нетвердые и тяжелые шаги Мишки.
                -Слышь, Андрюха,  а когда это мы успели выжрать всю флягу?
                - Не знаю, я ушел раньше.
                -А кто флягу принес?
                -Я взял ее на берегу уже пустой.
                -А че снова не наполнил?
                -Пробовал, да не получается.
                -Порошок секретный кончился?
                -Увы, кончился. А ты видел, как я подсыпал?
                -Нет, догадался. А мне один хрен, какую травку нюхать лишь бы по балде била. А может еще за водкой сгонять? Деньги-то есть.
                -Тебе же с друзьями деньги на суд нужны.
                -Здесь и на суд и на водку хватит, не сомневайся. Да и отдам я тебе их скоро. Не переживай.
                -Я и не переживаю.
                -Ну, так я пошел, Андрюха. А ты, гляжу, порядок в доме намел.
                -Просто грязь вымел.
                -Ну-ну, молодец, хвалю. Если у тебя закусь осталась, готовь свои лепешки и рыбки, а я сейчас.
                Через несколько часов,  заглянула к Андрею какая-то пожилая женщина, поздоровалась и предупредила, чтобы Мишку не ждал. «Он гуляет и поит водкой человек десять кульских мужиков. И где он только деньги взял? Теперь пока не пропьет, не остановится». Так сетовала старая женщина, добавив, что она соседка и живет через дом отсюда.
                Но вот снова, послышалась тяжелая поступь пьяного командора. Мишка разбудил прикорнувшего на лавке Андрея.
                -Андрюха, у меня пузырек остался. Махнем за компанию!
                -Я не пью.
                -Не пьешь, а самогон гонишь? А? Ловко у тебя на омутке получалось! Вводу порошок и получил винишка четверташок.
                -Я самогон не гоню. Просто я не от мира сего.
                -Чокнутый что-ли?
                -Что-то вроде этого для вас. Правда, я не по своей воле не от мира сего.
                -Слушай, я все хотел спросить, чего это у тебя дырки на обеих руках? Вилами кто проткнул по драке?
                -Да нет , гвоздями пробили.
                -Это я знаю. У меня один друг был, он на стройке работал и спрыгнул из окна первого этажа на доску с гвоздями. Так обеими ступнями так и прикнопился. А ты я вижу, Андрюха, на руки и на ноги упал, как котяра. Вон и на ногах такие же раны.
                -Да, стукнули меня так, что руки и ноги гвоздями прокололи.
                -Так зажило вроде, а Андрюха? Давай за здоровье тяпнем!
                -Нет, не могу.
                -За здоровье надо бы стаканчик опрокинуть?
                -Нет.
                -Черт с тобой, мне больше достанется, - обиженно брякнул Мишка и булькнул свою немеренную грамульку.
                -Это точно, тебе больше достанется от того кого ты вспомнил,- тихо как бы сам себе сказал Андрей.
                -  Че ты там бормочешь, не слышу. Я все хочу спросить, Андрюха, а тебе сколько лет?
                -Да за две тысячи стукнет с рождества Христова.
                -Ниче не понимаю! Это по не нашему? По заграничному календарю что ли?
                -Да, по заграничному.
                -А ты за границей часто бывал?
                - Часто.
                -И где?
                -В Израиле, на Кипре, в Александрии, в Афинах, Киеве…
                -Твою мать раз так в пятак! Киев не шибко заграница, но про Кипр я слышал. Туда буржуи летают отдыхать, загорать и деньги тратить. Андрюха, а денюжки-то твои тю…тю… Сам видишь трубы горят. Может, еще займешь? Я отдам. Честное слово пионерское и век воли не видать.
                -Снова пропьешь.
                -Андрюха, друг мой до гроба, только лакирнусь, а все не потрачу, клянусь мамой!
                -Пропьешь, я вижу. Я тебя сам на автобус посажу, и билет куплю туда и обратно. И твоим  друзьям Петьке и Юрке билеты куплю.
                -Андрюха, ну дай рубликов сто. Еще пузырек раздавлю и завяжу.
                -Нет, я твердо сказал, что не дам .
                -Ну, че ты, вроде хороший мужик был и скурвился. Я ж сказал, что отдам.
                -И не проси.
                -Ладно, хрен с тобой! Пойду спать.
                И Мишка в чем был,  лег на пороге своей дырки в куче бревен. Через минуту раздался храп.
                -Это человек?- задумался Андрей, - две тысячи лет прошло, а грех все живет в человеке. Помню, одного философа в Афинах попросили дать определение человека.  Он определил: « Человек существо о двух ногах с голой шеей и без перьев». Тогда другой философ принес на диспут ощипанного петуха и сказал: «Вот человек!» Тогда первый философ, недолго думая внес поправку в свое определение: «…с голой шеей, без перьев и с широкими ногтями». – И вот передо мной, -продолжал размышлять Андрей,- лежит человек?, петух?, собака?
                Андрей чувствовал, что в нем нарастало раздражение.
                -Иоанн, - продолжил он свои мысли,- все время подчеркивал одно: «Любите друг друга». Ни Марк, ни Лука, ни Матфей этого отдельно и так настойчиво не выделяли. А  Иоанн выделил: «Дети мои, любите друг друга». Но грех сидит в человеке и низведен человек до животного. И это животное, в его скотском состоянии я должен любить? И более того должен его спасти? Как воскресить его к новой жизни? Иисус своим примером дал мне выдержать страдания и боль на кресте. Мои братья по вере тоже выдержали. Ох, как над ними глумились. Петра распяли вниз головой. Матфея изрубили мечом. Фаддея убили стрелами. Фому  вздели на копье. И многих… распяли. Ради чего? Чтобы через две тысячи лет я видел это животное, валяющееся в проеме двери?  O tempores! O mores! О времена! О нравы! Боже, дай мне силы вложить дух любви в эти бесчувственные тела.
                Андрей перестал расхаживать по дому и затем улегся отдыхать. Сумку по давней традиции и привычке путешественника он положил под голову. Наконец он задремал
                Ночью, когда белая ночь в Лисицино могла быть спутана с началом рассвета, Мишка проснулся, ощутив потребность глотнуть воды. В бодуне снова наступила засуха. Пошуровав среди пустых бутылок, он ничего не нашел. Не нашел он и денег в карманах. Сейф был взломан с треском и песнями и предательски вычищен. Обрывки сознания постепенно стали возвращаться к Мишке. Он увидел Андрея, спящего на лавке. «А кто он такой? И откуда он взялся? В котмке наверно, много денег, раз хотел нам всем билеты на автобус купить. Надо бы посмотреть. Ишь, гад спит, а котомку под голову положил. Не подлезешь, не спугнув. Черт его подери! Надо его слегка придушить, деньги забрать, а самого выгнать. Пошел он куда подальше. Без опохмела я не человек».
                И Мишка направился к лавке, на которой лежал Андрей. Но, то ли от слишком долгого возлияния, толи от того, что он за что-то запнулся, неожиданно Мишка грохнулся на четвереньки. Паденье не было болезненным, но встать с четверенек он уже не мог. «Допился, черт бы меня побрал, как побитая кобелина, руки ноги не слушаются к едрени – фени»,-выругался про себя Мишка. И вдруг с ужасом перед своими глазами вместо рук увидел большие  собачьи лапы.
                «Бля полная, напился так, аж гавкать хочется. Нет, надо поспать. Утром задушу Андрюху, опохмелюсь и поеду судиться».
                С этими словами на пороге мишкиного дома свернулась клубочком большая черная собака. С шерстью всклоченной и драной, и большим лохматым хвостом в репейнике.
                Увы, Мишка стал большим и паршивым кобелем.
                Впрочем, насколько это было для Мишки карой или внутренней драмой, никто так и не узнал. Одна мысль только и выходила из этих метаморфоз. Без души и мозгов, с одной алчущей жаждой пития, человек или собака-разница небольшая. Может быть, собака даже лучше!
                Апостол Андрей крепко спал  и ему снились тревожные сны о России.