Парижские метаморфозы - 6

   Море,  было тихим и спокойным. Ничто не предвещало бури. И вдруг, откуда ни возьмись, над водой возник столб вихря. Он приближался  к набережной, где гуляли люди. Они не замечая опасности,   беспечно  продолжали вечерний моцион семьями  с детьми,  с нянями,  у которых в колясках  безмятежно спали младенцы.  Здесь же прохаживались влюбленные пары или молодожены.  Я пыталась им крикнуть: «Спасайтесь». Но меня никто не слышал. И тут вдруг темная мгла накрыла  берег  и  на набережную хлынули потоки воды, которые губили людей одного за другим. Откуда-то раздался вой сирены. Я проснулась.
 
   Прямо возле  уха настойчиво звонил телефон. Я  схватила трубку, не сразу отделив сон от яви.

   - Элиза, доброе утро.  Я в Париже. Мы встретимся?

   - Ченг!  Как же ты вовремя!  Куда прийти?

   - На нашу поляну. Жду тебя.

    Я стряхивала с себя остатки ночного кошмара.  На набережной  в моем сне погибло очень много людей.  Какой ужас!  Иногда   Вселенная   донимала   меня апокалипсическими картинами, но я изо всех сил  училась не обращать на них внимания.  Мало ли, что забредает в голову во сне?
   
    Душ постепенно смывал остатки виртуального катаклизма. Где-то я читала, что  так  работает  подсознание.   В моем случае,  очевидно,   это  от страха перед полетом. Сдалась же Луи эта Австралия!  Ченг  обязательно  поможет справиться с боязнью  перелетов,  и, заодно,  освободит от ночных  общений по космическому  скайпу  не понятно с кем.
 
Урок  тринадцатый: глупо постоянно лгать самой себе, опираясь на чужие рецепты счастья.  Если  ты нуждаешься  в заботе и защите, признайся в этом, наконец. И не испытывай чувства вины за то, что ты – гадкий утенок на птичьем дворе. В конце  концов,   дружный хор психологов, который много лет исполняет оду самодостаточности, не очень помогает справляться с принятием себя  в самые деструктивные моменты   жизни.
 
    Мысль о спасительной  встрече с  мастером постепенно  вытесняла кошмар.  Ченг приехал!  Значит,  беды должны закончиться сами собой. Пожалуй, такую детскую  веру  я испытывала только рядом с Рождественской елкой, когда   вместе с Дедом Морозом и Снегурочкой  в гости приходила  волшебная сказка.  Она  могла  обернуться  реальностью, и девочка Лиза  в это наивно верила,  чуть ли не до старших классов.
 
   Я натягивала шорты и майку, чтобы бежать в Булонский лес на встречу с  Ченгом. Жара  уже начинала пробираться в окна вслед за солнцем, на часах было  шесть  тридцать.
 
   Домочадцы  из своих комнат  пока не выходили,   и только  в столовой   слышался  глухой звук от кастрюль и сковородок, которыми внизу, в кухне, гремела Вирджиния, вставшая, как всегда,  ни свет ни заря.

   Я решила преодолевать расстояние до поляны бегом, но поскольку давно не  тренировалась, уже  через километр почувствовала, как дыхание начало сбиваться. Чтобы  не получить теплового удара и не загнать сердце, перешла на спортивную ходьбу. И достаточно быстро добралась до назначенного места.

   Ченг пришел один. Ванг Бина с ним не было. На  глазах мастера, даже издалека,  я увидела те же самые непроницаемые черные очки. Как же так?  Неужели операция не помогла? Я  замедлила шаг, помня о том, что на моем лице  все эмоции  видны, как на ладошке.
 
   Он «разглядел» меня издалека,  встал и пошел  навстречу. Радость, по которой он двигался, как по дорожке, была почти видимой. И когда мы подошли друг к другу, я, впервые в жизни, сложив ладони, низко-низко поклонилась ему, а он вдруг, широко улыбаясь,  обнял меня ласково и нежно, как ребенка.

   - Ченг, ты вернулся!  Как же хорошо, что ты вернулся!

   - Я обещал, что увижу тебя в реальном мире, обещания нужно исполнять.
 
   - Ты видишь?

   - Да, Элиза, я тебя вижу очень хорошо.
 
   - Тогда зачем ты надел очки?

   - Чтобы ты не сразу испугалась, когда сама увидишь меня.

   Я напряглась. Что могло случиться такого, чтобы я испугалась?  Он снова  рассмеялся.
 
   -  Как же мимически красноречивы твои  детские реакции.  Мои глаза покажутся тебе необычными. Но  в природе бывают  всякие  аномалии. Не правда ли?
 
   - Ченг,  -   я  ответила ему четко и уверенно, как  отличница на экзамене, - ты знаешь, что у меня проблемы с принятием. Но к тебе это не имеет никакого отношения. Чтобы я ни увидела,  ты все равно останешься для меня  самым, самым. Ты  можешь хоть в тигра превратиться, хоть во льва.

   Он опять засмеялся и снял очки.

   Я ждала чего угодно, но только не этого. Секунду мы смотрели друг на друга. Он  - ласково  и  тепло, я – растеряно и восхищенно.
 
   Ченг был  ярко выраженным  представителям монголоидной  расы, но глаза…
На меня смотрели большие и необыкновенно красивые глаза василькового цвета, такие, какие  можно увидеть разве что у европейца,  да и то  какого-нибудь скандинавского происхождения.  Все в совокупности являло собой неповторимую, уникальную в своем роде, красоту, к которой нужно было привыкнуть.

   - Это твои глаза? Или тебе профессор вырастил новые?

   - Мои, Элиза. И теперь они видят так, как раньше.

   - Какой же ты красивый, Ченг…

Он не переставал смеяться.
 
   - Спасибо, Элиза.  Видишь, и аномалии бывают не такими страшными, как это кажется  на первый взгляд.  Ну, чем мы с тобой займемся сегодня? Мне пока нужно повременить с нагрузками, но тебя могу потренировать. Хочешь?

   - Ченг, а  можно  мы с тобой отложим сегодняшнюю тренировку?  Я хочу  тебе о многом рассказать. Только не здесь. Пойдем отсюда на аллею?
 
   - Хорошо. Пойдем. Рассказывай.

Он убрал очки   в  холщевую торбу, которая висела у него на плече и мы медленно пошли в сторону города.
 
   Я рассказывала ему  про попытку бандитов украсть вазы, про смерть Чжана. Про похищение  ребенка, и требование выкупа.  Про арест одного из китайцев,  про его показания. И еще про то, как мы с Луи играли в детективов. И, конечно,  про пуговицу Анри.  Он слушал очень внимательно, его лицо становилось задумчивым.

   - Я отдал Чжану все бумаги на право владения школой незадолго до отъезда. Китайцы, которые приходили за мной к вашему дому,  потомки племени  кава. Они жестоки и сами себя освободили от законов нашей страны. Вазы им не удалось украсть лишь потому, что зона интеллекта – не их среда. Там, где хозяйничает нож, они почти непобедимы.
 
   - А кто такие  - кава?

   - Их называют охотниками за головами. Если объяснить быстро, то это  наши национальные меньшинства. Их потомки. Скорее всего,  Чжан связался с кава из  подобия.  У него всегда были   жесткие  отношения  с миром.  Я ему  сказал, что  кава  когда-нибудь не пощадят и его. Но он мне не поверил. Ты была свидетелем нашего разговора.  Помнишь, когда он продолжил со мной  биться  у вашего дома?  Кава и внутри своей стаи относятся друг  к другу  жестоко. Именно это и случилось.  Ты успокойся. Теперь это не твое дело. Я сам все закончу.
   
   Он позвонил. И поговорил  на  родном  языке  не более пяти минут. Потом повернулся ко мне и, как ни в чем не бывало, спросил:

   - Чего ты боишься сегодня?

Я  почти привыкла  к  уникальной наблюдательности  мастера. Но удивляться  еще не перестала.  Этот его дар для меня  оставался  непостижимым.

   - Я лечу с Луи в Австралию, смертельно  боюсь самолетов, дальних поездок, спать не могу  от кошмаров, которые вижу во сне. И понятия не имею, что с этим делать.

   - Ты решила выйти замуж за Луи?

   - Нет. Не знаю.  Возможно. Мы хотим остаться вдвоем на некоторое время, чтобы наедине лучше узнать друг друга.

   - Кстати о меньшинствах. У нас есть такая народность – хани. Знаешь,  там женщины  своеобразно выбирают себе мужей. Это целый ритуал. Когда девушка достигает определенного возраста, родители отводят ее на улицу невест и строят ей  отдельную хижину. Она  приглашает к себе того парня, который ей понравился. Потом другого, потом третьего. И так до тех пор, пока не выберет себе именно того, кто подходит ей больше всех. А потом они живут вместе до появления второго ребенка. И только тогда, когда есть двое детей и супруги проверили  любовь временем и испытаниями жизни, они играют свадьбу. Односельчане  все вместе строят им дом,  и они живут в нем друг с другом, как говорят в ваших легендах, долго и счастливо. Там нет разводов.
 
   - ЗдОрово!  У нас еще говорят: «Сказка -  ложь, да в ней намек, добрым молодцам – урок».  Ченг,  ты зачем мне это рассказал?

   - Просто так.

   - Ты ничего не делаешь просто так.

   - Элиза,  теперь мы перейдем к страхам.
 
Я вздохнула. Буду думать. Зачем ему понадобилась история с  хани? Мне что, нужно всех перепробовать,  прежде чем  выбрать Луи?  Или он хочет, чтобы я не торопилась с замужеством?  Или хочет, чтобы  на месте супруга оказался Анри?  У меня часто возникало ощущение, что мастер  чего-то  не договаривает.  Боится, что это будет принято за совет?  Нет,  он  никогда и ничего не боялся.  И во все,  о  чем говорил,   вкладывал  глубокий  смысл.
 
    - Перейдем к страхам.

Я заговорила первой, потому что Ченг  явно ждал, когда «думы» в моей голове остановятся.
    - Освободила ум?
 
  Я кивнула.
 
    - Страх всегда создает напряжение. Значит, единственным противоядием будет…?

    - Расслабление?

    - Вот видишь, сама догадалась. Все системы человеческого организма реагируют на опасность  напряжением. Мышцы сокращаются, пульс учащается,  давление повышается.  Идет подготовка  к преодолению, борьбе или бегству. Твоя задача -  изменить эту  природу и  научить тело полному расслаблению на страх.  Поверь, это не трудно, если подойти к процессу осознанно.  Поездка в Австралию будет для тебя хорошим тренажером. Упражняйся.
 
   Я растеряно посмотрела в его синие глаза. И это все?   Опять тренировка, опять преодоление, опять новые реакции?  А на ручки?
 
   - А на ручки по возвращению, - ответил он улыбаясь.
 
И я, споткнувшись на ровном месте, разбила бы себе обе коленки, если бы сильные руки Ченга не подхватили меня в самый последний момент.
 
   - Ты решила ускорить процесс?
 
   - Какой?

   - На ручки?

   - Ченг, я не могу привыкнуть к тому, что  ты читаешь мои мысли.

   - Элиза, я их не читаю, я вычисляю. В этом нет ничего сложного.
 
   - Научи меня.

   - Тебе это не нужно. У тебя совсем другие задачи. Кстати, о каких кошмарах ты сказала?

   - Да, ерунда. Мне все время снятся моменты из  апокалипсических событий.  Сегодня, например,  снился сон, что на набережной гибнет большое количество людей. Я проснулась от твоего звонка. Не доглядела  до конца. Но мне хватило. Сердце посажу, честное слово. Что это за галактический  скайп, к которому меня подключают во сне по нескольку раз в месяц?
 
   - Сегодня  День взятия Бастилии...  – Ченг словно размышлял вслух, не обращая внимания на вопрос про скайп.  -   А что за набережная?

   - Понятия не имею. Я плохо знаю Францию.

   - Ну, хорошо. Давай расстанемся до завтра, буду улаживать дела. Через два часа к вам придет за вазами  Ванг Бин. Поблагодари от моего имени брата, и забудьте всю эту историю.   Лучше, если вы всей  семьей улетите в Австралию или еще куда-нибудь. Покой и веселье в Париже на неопределенное  время закончились.
 
   - Ченг, а  как же пуговица Анри?

   - Я пока не знаю.



**************************



   Когда я вернулась домой, все уже встали, позавтракали  и разошлись  по углам.  Луи сидел в кресле на балконе. Вокруг него, на двух столиках,  вперемешку лежали газеты,  биржевые сводки,  брошюры с яркими картинками,  справочники и  путеводители. Он зарылся в бумагах и считал это отдыхом.  Катрин в гостиной просматривала новые журналы от империи красоты.  Филипп, щелкал кнопками  на пульте от  телевизора. Весьма странное утро.  Июль – это месяц  гуляний, праздников, раскрепощения и романов. Французы – в отпуске. Зенит лета и праздник праздников!  Может быть, прав Ченг?  Веселье отменилось на неопределенный срок?

    Я сказала Филиппу, что приехал мастер, сегодня вазы заберут, и мы станем свободными, как ветер.  Он  обрадовался, выключил телевизор  и начал планировать  нашу совместную поездку на Лазурный берег.
 
   - Жаль, что из-за твоих  китайцев мы не смогли быть  у моря с  начала месяца. Но… Лучше поздно, чем никогда. Поживем для души и тела  хотя бы оставшиеся  две недели, побездельничаем, поплаваем, погуляем по набережной. А потом отправимся в Прованс.

   - По какой набережной? – спросила я брата.

   - По Английской  набережной.  В Ницце  сейчас народу многовато, но я забронировал номера в отеле с первого июля, так что проблем у нас не будет.

   - А кто едет?

   - Странный вопрос. Мы с Катрин.  И  вы с Луи.
 
   - А  как  же Австралия? А как же Анри?

   - Лиза,  а с какого боку Анри?  Ты разве за него собираешься выходить замуж?  Австралия будет ближе к осени. У нас  в августе есть дела в Мексике и Бразилии.  А дела, иногда бывают важнее романтических  отношений.  Сегодня вечером мы обедаем в ресторане. Вы с Луи приглашены.

   Позывные из прихожей сообщили о прибытии Ванг Бина.  Филипп  отправился  с ним в кабинет, а  мы с Катрин -  в гардеробную, чтобы подобрать наряд к вечеру.  Она раскрыла все шкафы и уселась возле них в кресло, задумчиво изучая ассортимент.  Словно художник по костюмам, мадам подбирала  платья  соответствующие вечернему «спектаклю».

   Не буду больше описывать эти подготовительные мероприятия, с помощью которых женщины заставляют мужчин видеть в нас принцесс. Надоело. Все эти губки, спонжи, щеточки, маски, масла и кремы… Все эти  наряды, духи и украшения… И одни и те же слова Катрин:

   - Лизонька, ты обворожительна! Только перестань сравнивать себя с другими, у них тоже масса скрытых недостатков.

Вообще-то я и не думала этого делать.

   Мне надоело играть в Барби  также сильно, как Анри гоняться за мной без всякой надежды на успех.  В последние дни месье не появлялся. И это как-то напрягало. Где его носило?

   Поддакивая своей вечно юной родственнице и делая вид, что мне интересны рассказы про то,  с какой целью используют пептиды шелка в уходе за кожей, я тихонько  читала интереснейшую статью  Шарля Фере про цветовые лучи, которые меняли силу сжатия кисти руки. Представляете? По сравнению с обычными условиями оранжевый  - увеличивал ее в полтора раза, а красный – в два!
 
   Когда-то, дома, в России,  я читала работы Бехтерева. Он изучал влияние цвета на скорость психических процессов в организме человека. И доказал, что, например, голубой – снижает возбуждение, синий – расслабляет,  зеленый – замедляет реакции, красный – тонизирует.  И в соответствии с этим  изучал, как длина  световой волны может влиять  или даже тормозить рост опухолей.
 
   - Лиза, ты меня не слушаешь?
 
Катрин стояла возле меня и держала в руках ярко красное платье. Каждый шов на нем в принципе отсутствовал. Их заменяла мелкая шнуровка, поэтому, при любом движении открывался крошечный кусочек обнаженного тела. От эротики в одежде тоже можно устать. Пусть даже не надеется!
 
   - Что на этот раз тебе не нравится?

   - Цвет!

Я подошла к шкафу и достала платье из шифона нежно голубого оттенка.

   - Ты с ума сошла? Это же модель прошлого сезона.

Катрин смотрела на меня, как на пингвина, который бродил по Сахаре в поисках  льдины.
 
   - Вообще никуда не пойду, -  ответила  я ей строго.

   - Хорошо-хорошо.

Смиренно  вытащила на свет комплект из бирюзы, оправленной  в черненое серебро.
 
   - Наденешь?

Я улыбнулась.

   - Только больше не приставай.

И тут же, забыв про наши разногласия,  она опять начала  разглагольствовать  про туфли, сумочки, перчатки…

   Ужин в ресторане, светские разговоры, вежливые  улыбки -  все это  также  пропускаю  за ненадобностью. Между настоящей жизнью и раутами – пропасть, в которую сегодня падают, те, кому опостылела внешняя кутерьма, но кто так и не сумел добраться до внутреннего, подлинного смысла собственной жизни.

   Все. Будем считать, что ужин нам не нужен. Наконец-то мы возвращались  из ресторана домой.

   Выйдя из машины, я обратила внимание на то, что окна в половине Анри были без света. Не женился же он за пару дней, в конце-то концов? И не улетел в свадебное путешествие на Южный полюс?
 
    У парадного входа нас встретила Вирджиния, бледная, заплаканная и взволнованная.

   - Что еще случилось? – подвыпивший Филипп явно был не расположен портить себе настроение.

   - Месье, только что передали по телевидению…, - она опять заплакала, - в Ницце  - страшный теракт, прямо на Английской набережной, столько людей погибло…

   Мы, молча, прошли в гостиную, включили телевизор. Практически по всем каналам говорили об ужасающем бедствии, которое постигло Францию.

   - В национальный праздник День взятия Бастилии в Ницце произошел теракт, где по предварительной версии погибло более восьмидесяти человек. Среди них – дети.  – Сообщал  ведущий новостей. -  После десяти вечера,  во время салюта,  террорист выехал  в грузовом фургоне на Английскую набережную. Он ехал около двух километров по живым людям, которые не успевали в толпе выбегать  из под колес. А тех, кому удавалось  отбежать в сторону, он расстреливал из оружия.

   Я стоя слушала новости, смотрела на экран, и не могла прийти в себя от ужаса.  Это была та самая набережная, которую я видела во сне сегодняшней ночью. Только людей погубила не вода, а террорист. На экране менялись страшные кадры этой трагедии: люди бежали в хаосе, единой огромной толпой. Фургон шел зигзагом, стараясь попасть в места бОльших скоплений народа, чтобы раздавить максимальное число…

   Кругом валялись игрушки, коляски.  Тела в крови, казалось, заняли  собой всю набережную… Господи… Как такое возможно в самом сердце Европы?
   
   Не говоря ни слова, я  ушла к себе, закрыла дверь на ключ и, упав на кровать во всем рестораном снаряжении,  зарыдала в подушку, как ребенок, который чувствует себя совершенно беззащитным в жестоком и огромном мире без папы и мамы. Если бы я могла  отдать себя на растерзание за то, чтобы никогда больше не случилось ничего подобного...  И в этот момент я  вспомнила слова Христа: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят…». Сколько еще таких не ведующих живет сегодня  в нашем мире? Доколе, Господи?

   В дверь осторожно постучали.

   - Луиза, как вы?

Луи стоял под дверью. Я встала с кровати, решив впустить его к себе. Он  обнял меня за плечи, и увел в ночной сад. Духота  города   не проходила  сквозь густую зелень: здесь было прохладно. Земля, которую в  летнюю жару  поливали дважды в день, пока не просохла и отдавала влагу, помогая растениям дышать. Мы присели на  белую скамейку возле клена.
 
   - Вы хотите изменить наши планы? – Спросил Луи.

   - В каком смысле?

   - Я могу завтра же отправить вас на родину. Москва  сегодня – одно из самых безопасных и благополучных мест. Или мы  улетим ко мне в Австралию?
 
   - Нет, Луи. Филипп сказал, что у вас  в августе  начнется мексиканский проект. Австралия подождет. И потом, поймите, я плакала не от страха. Мне очень жалко людей. Всех. И тех, кто страдает от рук террористов и самих террористов, потому что они живут самообманом.  Насилием нельзя решить ни одной проблемы. Но чтобы это понять, нужно хоть немного научиться думать самостоятельно. Неужели они  надеются на то, что перестреляв всех, кто не разделяет их взглядов, они сумеют построить идеальное общество? Ведь  это уже было в истории и ни один раз. Люди хотят справедливости. Но она не  рождается  с помощью  пуль,   ножей  и крови. Такое горе, такое несчастье по всей планете одно и то же…

   - Однажды уже строили  подобное. Известно, чем закончилось.

Луи говорил тихо, спокойно, как мудрец, который видел  все помрачение мира.

   - Что строили?

   - Вавилонскую башню. Все вместе, в едином порыве.  Суть одна и та же. Только объекты меняются. Там башня объединяла, которая достанет до Небес. Тут –  общая  для всех народов мультикультура, которую возглавит единый лидер.   Все всё   понимают, но продолжают осуществлять  проект в никуда… Я перебил вас, простите, Луиза.

   - Хуже всего, что на Земле рождается новая вера – вера в безнравственную власть и  насилие, упраздняя  веру в любовь. Это чудовищно, Луи. Это не по-человечески.  Помните,  Толкин  написал в своей книге:  « Время людей закончилось. Пришло время орков»?   Это же и про сегодня.  Мы погубим себя, как другие цивилизации,  жившие  до нас.  Наверное, в самом человеке заложена мина, которую он в итоге взрывает сам. – Я опять начинала всхлипывать. - Ни потопы, ни обледенения, ни голод, ни смерть так и не справились с людьми и их чудовищной жаждой  убивать.  Да еще верой в то, что  убийством можно менять мир. Каин и Авель. Снова и снова.  Катастрофа…

   - Луиза, агрессия, которая сейчас правит бал на планете,  порождение личного гнева. А он, мы с вами хорошо знаем, взрывает человека изнутри.  Оружие уничтожения в нас самих. И тут с вами не поспоришь. Чтобы убить зло, придется  убить самого носителя зла – человека.  А это конец.  Мы пятая или шестая деградирующая цивилизация, которая летит в никуда. Хорошо, если после нас уже никто больше не будет  терзать этот прекрасный мир.  – Он немного помолчал. - Что нам остается? Плакать, если больно, радоваться, когда счастливы. Мы обречены  прожить до конца все горькие события, которые уготовил нам  этот несовершенный проект. У нас нет другого выхода. Лучшие из нас  обязаны  сохранить радость в сердце, чтобы  отогревать других,  тех,  кто уже живет в темноте. Бог сотворил Адама и Еву? Я думаю, что завершив полный круг, человечество, наконец, поймет, что это и есть главная его ценность: Он и Она. В этом жизнь,  и правда, и смысл всего. Как бы люди не умничали, как бы ни пытались вывернуть очевидное наизнанку.

   Я слушала  Луи  и думала о том, что основным стержнем его философии было как раз именно то  принятие, с которым у меня сложилась «напряженка». Он был добр и мудр, не страдая ни чувством вины, как Анри, не обидами и крокодиловыми слезами, как я. А еще он верил в «него» и в «неё», совсем, как  я.

   Нежданно-негаданно он достал из верхнего кармана пиджака небольшой квадратик в яркой, блестящей упаковке. Аккуратно развернул его и поднес к моим губам. Это была крошечная  шоколадка, нежная, со вкусом клубничного ликера.
 
   - Девочек утешает сладкое? – Спросил он, бережно обнимая меня за плечи.

   В нем было очень много  от  идеального отца,  о котором я мечтала все свое детство. Как их мало на планете -  настоящих, добрых и любящих. В подавляющем большинстве, как грибы после дождя,  расплодились  «папаши», «воспитатели», «надсмотрщики» или «судьи».  Всем остальным на детей  часто  попросту наплевать.
 
    Шоколадка таяла во рту, а сердце от благодарности.

    Урок четырнадцатый: если в твою жизнь приходит человек, который любит тебя и которому ты по-настоящему нужна, а твое сердце молчит – это трудное испытание для души. В нашей культуре почти все стремятся сделать счастливыми себя. Но разве ЭГО можно до конца и полностью удовлетворить? Оно всегда будет просить для себя о бОльшем. ЭГО – это то, от чего  человеку следует избавляться в первую очередь. Как?  Об этом знал Небесный пилигрим, стараясь превратить свою жизнь в служение: забыть о себе и помнить о других.

   Я скучала по Нему. Правда, это чувство ушло так глубоко внутрь моего сердца, что, порой, я и сама не отдавала себе отчета в том, что оно там живет, спрятанное от всех, за семью печатями…
 
   На следующий день  проспала все на свете: и первый завтрак, и второй. В доме была абсолютная тишина. Куда все подевались?
 
   Медвежонок-панда в красной футболке с именем Луи валялся на ковре. А вместо него угол кровати занял  Жофрей. Странно. Обычно в это время кот сидел на кухне в ожидании мяса от Вирджинии. Я  нехотя встала. Поплелась в душ. Долго стояла под струями прохладной воды. Когда стала щеткой расчесывать волосы, автоматически  заглянула в зеркало. Макияж был таким, каким его сделали накануне. И это после стольких слез и душа? Ну, и косметика в Париже…

   День обещал быть жарким.  Вяло оделась в блеклый  брючный костюм из шелка и вышла через коридор в гостиную второго этажа. Дверь в кабинет Филиппа была приоткрыта. То, что я услышала, заставило меня остановиться вопреки личным нравственным  убеждениям.

   - Филипп, если мне нужно будет  передать тебе весь  бизнес ради того, чтобы она была спокойна и счастлива, я, ни минуты не задумываясь, это сделаю. Хочу, чтобы ты понимал мои намерения и не возлагал особых надежд на  Бразильский проект. Я, наконец,  нашел женщину, в которой сосредоточилась  вся моя жизнь. Ничего больше нужно, кроме нее. Понимаешь?  Она  -   все. Я сейчас думаю о том, что мои банковские счета  – это всего лишь подаренная возможность, чтобы остаток жизни мы с ней прожили так, как нам вздумается. Захочет на Луну – полетим на Луну.
 
   - Хорошо. Я понял. В конце-то  концов,   речь идет о моей сестре, если ты еще помнишь.  Я думаю, что в ближайшее время страсти улягутся, и мы снова вернемся к этому разговору. А пока  готов приостановить Бразильский проект, чтобы ты разобрался со своей жизнью.  Вот увидишь, Лиза вскоре сама отправит тебя  заниматься делами. Русские женщины хорошо понимают, что работа для мужчины не менее важна, чем удачный брак. Так вот, сестра  -  не роза в оранжерее, а вполне современная и сильная женщина, воспитанная соцреализмом.  – Он, как обычно засмеялся своей  «удачной» шутке. -  Луи, не подумай ничего плохого,  просто объясни  мне, что ты в ней увидел такого, чего мне не удалось разглядеть за всю жизнь? Катрин – королева. А Лиза, она даже на фрейлину не тянет. Так, эльф-переросток с  тягой к вечному обучению. Она и замуж-то вышла только потому, что он был человеком науки, известным физиком и поразил ее лбом, как у Сократа.

   - А ничего особенного искать  не нужно. Просто это мой человек. Вот и все. Согласись, я достаточно пожил на этом свете, чтобы разобраться. Поверь, это не романтическая  любовь с первого взгляда и не цинизм Казановы.  Я  встретил  то, что потерял давным-давно,  считай, что в прошлых жизнях.  Вселенная  вернула мне ее.  Это подарок, от которого я не способен отказаться.

   Филипп  явно испытал облегчение. Ему же необходимо было все объяснить и запихнуть в прокрустово ложе «правил».
 
    - Ну, если ты потерял Лизу в  прошлой жизни, то это точно – твой человек. Она у нас с детства гуляла туда-сюда. А вся наша семья только и занималась  тем, что разыскивала  ее по Млечному Пути. Вы там оба, смотрите, не заблудитесь опять во времени. Кто знает, сколько еще Земля продержится?
 
   Я быстро спустилась на первый этаж и прошла на кухню через столовую вниз по лестнице. Вирджиния кормила Жофрея парным мясом. При таком  щедром  рационе  мы скоро получим  одомашненного  слона. Домоправительница, ласково воркуя, подкладывала этому  сластолюбцу  все новые кусочки розовой телятины.
 
   - Мадам, добрый день. Ваш сок. Сегодня морковь, свекла, сельдей и огурец.

На подносе стоял   большой квадратный   фужер. В нем  была налита жидкость  весьма странного цвета и аромата.  Желудок среагировал спазмом.   Кажется,  пора переходить на кофе с круассаном.

   - Благодарю вас, Вирджиния…

   - Лиза! Добрый день!
 
Я молча кивнула Катрин, которая с шумом влетела на кухню практически следом  за мной.  Она держала в руках разноцветные свертки, которые передала Вирджинии.  Мой рот был занят напитком «здоровье», который я силилась проглотить.
 
   - Успела съездить в три места, пока ты спала. Чем займемся?

   - Катрин, где Анри? – Послевкусие от сока было ужасным.

   - Понятия не имею.  Что он может делать в июле? Пьет с друзьями или развлекается с какой-нибудь очередной  девицей. И  зачем  ты вырядилась в брючный костюм, да еще цвета линялой половой тряпки!?

   - Из любви к Жорж Санд. Она до меня сменила юбку на брюки. А что до цвета, ты  слышала от мадам Девон: для меня – пастельные тона. Все по науке…

   - И для кого я стараюсь? – Катрин пожала плечами,- синий чулок, сухарь в штанах  со страстью к академическому образованию.
 
Она повернулась и стала подниматься наверх, в столовую. Мы с Вирджинией посмотрели друг на друга. Обе, молча, пожали плечами, улыбнулись, а потом  я направилась наверх   следом за своей эмоциональной родственницей.


 
*****************

   

   Вечером позвонил Ченг и сообщил, что Анри лежит в больнице. У него пробита голова. И комиссар полиции ждет, когда врач разрешит провести допрос.
 
   Через сорок минут  мы  были в приемном отделении.  К дежурному врачу направился  Филипп, а наша группа, из трех сочувствующих,  осталась ждать новостей в холле.

   Когда брат вышел, его лицо выглядело очень расстроенным.
 
   - Что с ним? Говори же, - Катрин схватила мужа за руку, - он выживет?

   - Врач сказал, что, если бы не его спортивная физическая форма и недюжинная сила, то исход был бы летальным. Их тревожит гематома, которая образовалась в результате сильного удара в висок. И еще у него падает зрение.
 
   - Так что же все-таки произошло? – Катрин нетерпеливо прервала Филиппа. -  Кто его покалечил?

   - Врач не знает особых подробностей. Но, кое-что он мне прояснил.  Двое суток назад на Анри напал китаец, в Булонском лесу. Тот  сумел его уложить. А когда нагнулся, чтобы проверить, не слишком ли сильно   ударил  злодея, то получил  коварный, бандитский удар в висок. Еще бы сантиметр вверх и смерть наступила мгновенно. Но видимо, из состояния лежа, этот  мерзавец  чуть-чуть не рассчитал. Перед тем, как отключиться, Анри сумел ударить его ногой в горло.
 
   - Какой ужас…

Катрин побледнела и опустилась  на  небольшой кожаный диванчик для посетителей. Гладиаторские бои она могла переносить только в кино.

   - Он без сознания? – Спросила я брата.

   - Он в сознании, ему провели кучу обследований. Было подозрение на то, что оторвался тромб. Не подтвердилось. Проверяют область гематомы. Его спасла открытая рана на виске, часть крови излилась наружу.  Еще врач сказал, что у него  глубокая депрессия, которая сильно осложняет лечение.

   - Я пошла.
 
   - Куда?! Лиза, - Филипп с удивлением и раздражением посмотрел на меня, - ты ему зачем?  Что там забыла?
 
Дальше я его не слушала.  Луи, молча, проводил меня взглядом.
 
   В палате горел ночник. Анри с забинтованной головой лежал навзничь. На похудевшей шее выделялся кадык,   щеки заросли черной щетиной. Глаза были закрыты.  Я тихонько села на стул у  высокой  кровати, боясь задеть колесики на шарнирах, прикрепленных к  ее ножкам.   Села и постаралась дышать так, как учил Ченг.  Через какое-то  время  я почувствовала  сильную боль в области «души» - того места, что располагается немного выше солнечного сплетения, в центре груди.  Боль была сильной, глубокой, ноющей.  Сработал эмоциональный резонанс, от которого мастер  рекомендовал мне  отказаться.   Но я не знала другого способа отыскать источник  боли у Анри, уводящий его в смерть.  Продолжала дышать по методике Ченга и концентрировать внимание на этой  тоске и обреченности, засевших в сердце Дюпонтеля.

    - Если  хочешь, чтобы я тебя не узнавал,  смени  духи, - тихо сказал он, не открывая глаз. Сколько лет ты им не изменяешь?

    - Всю жизнь. Можно мне взять тебя за руку, Анри?

Ресницы дрогнули. Он открыл глаза, и мне понадобилось все мужество, чтобы выдержать этот взгляд. Белки отсутствовали. Они полностью были залиты кровью от лопнувших сосудов.

   - Как бы я хотел услышать от тебя те слова, которые относятся к твоим духам, любимая.
 
Рейнджер и на смертном одре – рейнджер.  Я ждала, когда он сможет продолжить дальше.

   - Я слепну, Луиза. Похоже, тот  коварный удар, который мне достался, в свое время настиг  и Ченга. Ему вернули зрение?

   - Да. С ним все хорошо.
 
Я взяла Анри  за руку.   Что делать дальше?

   Остаться  один на один с болью близкого человека – это настоящее испытание.
Правая рука сама  легла на «область  души».  Я закрыла глаза.  В ладонях полыхал огонь. Их жгло, словно я прикоснулась к раскаленному металлу. Так не должно быть.  Кто-то, словно закупоривал энергию, не давая ей пройти сквозь мою ладонь. Ну и пусть. Буду ждать. Вся моя вера и решимость сосредоточились в одном:  не уберу рук до тех пор, пока не пойму, что все сработало. Даже, если бы  мне пришлось  сидеть здесь остаток вечности,  и руки  сгорели бы в этом невидимом огне…

   Анри молчал. Ему было очень плохо. И я ощущала это физически. Но в какой-то момент я запретила себе умирать вместе с ним. Ченг  был прав: нельзя полноценно помочь, пока ты страдаешь вместе с тем, кого обязана поддержать.  Я «вынула» себя из его боли и отчаяния.  Через какое-то время по телу прошли знакомые волны. Наконец-то!  А потом  я, как  при медитации  с Ченгом,  ощутила, что меня  нет.  В центре груди, словно выдернули пробку.  И сквозь меня, сквозь  сердце, как по трубе, полился бесконечный поток силы, энергии  жизни… Я точно знала, что это был поток Любви. И ничего другого.

   Уже потом, Катрин рассказывала,  как  несколько раз заходил в палату дежурный врач,  как  она и Филипп заглядывали к нам через каждые полчаса. Нас никто не трогал. Доктор следил за приборами, ничего не комментируя. И только спустя три часа неуверенно ответил озадаченному  Филиппу:

   - Месье, я и сам не понимаю происходящего. Но судя по приборам к месье Дюпонтелю  возвращается жизнь. Анализы сделаем позже.
 
   А потом  все закончилось.  В груди осталась пустота, огромная дыра. И я была заперта в ней.   Как вернутся обратно?  Я  опасалась сделать что-то не правильно,  смертельно боялась навредить Анри. Мне нужно было каким-то образом опять стать собой.  Но как?

   Первый раз в своей жизни я решила не упрекать Вселенную в собственном неведении, не  сражаться  с ней, доказывая право Человека на самостоятельность.  На смену военных действий пришло смирение. Я, как ребенок,  благодарила за помощь и просила вызволить меня обратно из неизвестного мне пространства.  Сердце  просило   прощения  за глупость, строптивость и обиды.  И душа отозвалась пониманием:  Вселенная  любила  меня даже тогда, когда я с Ней воевала.
 
   Самые главные откровения в жизни всегда происходят спонтанно.

   Урок пятнадцатый:   если хочешь до конца своей вечной жизни пребывать  в  постоянном обмене Любовью со Вселенной,  то следует менять не Мироздание и всех  вокруг, а лишь  себя саму.

   В эту же секунду  я  «вернулась».  Глаза  увидели  спящего Анри, ночник,  приборы, по которым бежали разноцветные змейки.  Рука  чувствовала тепло его тела через ткань сорочки.  Ноги затекли.  Я тихонько встала, пытаясь размять спину и плечи.
 
   Вошел доктор. Он посмотрел на Анри, который крепко спал, дышал глубоко и ровно. Потом на приборы.

   Я  была здесь  больше не нужна.
 
   - Выздоравливай, мой хороший.  Принесу тебе завтра соки.
 
Сказала и   вышла из палаты.
 
   Группа поддержки, терпеливо ждала в холле.  Они сидели, прижавшись друг к другу, как птенцы  на ветке под дождем. Филипп  вскочил  первым:

   - Что там было? И теперь он,  что? Как?

Первый признак того, что брат нервничал – это построение фраз не свойственным ему образом. Подлежащие и сказуемые могли оказаться не на своих местах,  «правила»  не соблюдались.

    - Тебе не нужно знать «что» и «как». Просто поверь:  теперь все будет хорошо.
 
Пытаясь   успокоить  Филиппа, я  вскользь подумала о том, что еще одна фраза, сказанная мной кому-нибудь, заберет  остаток  жизненных сил.

    - Да на тебе лица нет, Лиза. – Катрин тоже выглядела уставшей и замученной.

    - Ну,  и куда оно могло деться? – Я попыталась ей улыбнуться. Но не получилось.  Силы закончились.

   Луи подхватил меня. Дальше я ничего не помню. Очнулась дома в своей кровати. Он сидел рядом.

    - Как вы?

    - Уже лучше, спасибо. Луи, идите спать. Прошу вас.  Утро. Отдохните.

Он,  молча,  поцеловал мне руку и вышел из комнаты.

   Я лежала, смотрела в потолок и думала о том сериале, который  режиссировала Вселенная, распределив главные роли между нами.  Луи сказал Филиппу, что  разыскивал меня в Вечности.  А  я там же искала своего Любимого, который находился сейчас  в другом государстве и, конечно, был занят общением с Мирозданием, но без меня.   Анри  искал  Женщину, которая  спасет его от одиночества.  И которую он, устав ждать,  перепутал со мной. Филипп и Катрин изо всех сил старались вклиниться в этот сложный процесс взаимоотношений  в попытке соединить несоединимое.  Как же это все странно. Если бы можно было посмотреть на  эту «мыльную оперу»  из-за завесы, многое  удалось бы  понять, но, увы…

  Потом я взглянула на свои руки. Самые обычные, готовые вязать, шить, ухаживать за детьми и цветами,  месить тесто для пирогов и готовить любимые блюда для мужа, ласкать Жофрея и маленькую чихуа-хуа…    И  впервые за все время вдруг поняла, что  не руки  были главными  в этом  странном  процессе «переливания  любви». Сила была сосредоточена где-то в груди…   Предстояло разбираться…

   Еще я думала  про племя кава. Про коварных  потомков и наследников жестоких традиций, охотников  за головами,  которые убивали  отработанным ударом в висок.  Как же быть?  Что делать с террором, растущим насилием на планете?  А, главное,  как уберечь детей?
 
   Сегодня ночью, в больнице, я поняла  важную истину:  мы все –  проводники Любви, если будем готовы впустить Ее в свою жизнь. Она стоит возле сердца каждого человека и стучит, как в дверь, с единственной просьбой: впустите. Она давно готова вместе с человеком менять уродство на красоту.  И только Она может  сделать людей свободными  от насилия и страданий.
 
   Любовь  не нужно изучать в попытке понять,  объяснять, раскладывать на составляющие. Ею просто нужно научиться быть.  Она, единственная,  несет в себе код жизни. Она – энергия перехода и раскрытие завесы. Великая тайна и ключ, отмыкающий  смыслы всего.
 
   Потолок стал превращаться в светлую пелену…

   По телу медленно и легко прошли знакомые волны. Я ласково кивнула им,  повернулась на бок и крепко уснула. Колыбельная, которую поет Мироздание, самая прекрасная из всех… поверьте…




*************




   Вечером позвонил Ченг. Из пятерых  кава  в живых осталось  трое.   Двоих  он  нашел и отвел в посольство, посчитав, что это  лучше, чем сдать  их  в  комиссариат полиции. Еще несколько дней назад  я бы осудила его за такое «мягкое»  решение. Но сегодня сама поступила бы также. Я не  стала спрашивать, куда делся третий.  Мастер  посоветовал  мне не вмешиваться в  расследование. Я и не вмешивалась.
 
   Но рассказала  ему про Анри и  больницу.  Он отозвался:

    - Как ты думаешь, - спросил Ченг, - какие качества ближе всего стоят к Любви на том пути, который предназначен именно для тебя?

    - Смирение и мужество. –  Сегодня я точно знала  ответ на этот вопрос.

    - Теперь  я за тебя спокоен, Элиза. Ты на своей дороге. Осталось пройти ее до конца и  в очередной раз  не свернуть в сторону.  Думай над выборами.  Перед тобой много вариантов будущего. Найди свой.  Восстанавливайся. Я позвоню.
 
   На следующее утро мы с Луи отправились навестить Анри. Нервы больного человека нужно щадить, поэтому Луи остался ждать в холе.
 
   Я одна прошла в отделение интенсивной терапии, которое напоминало наши боксы: стены,  двери, перегородки сплошь  были сделаны из стекла.   Анри лежал в окружении датчиков, проводов и мониторов.  Бинт с его головы сняли, на ране, хирургическим пластырем крест-накрест,  приклеили стерильную салфетку. Месье  Дюпонтель был тщательно выбрит, умыт, из рубашки переодет в веселенькую желтую пижаму и выглядел вполне жизнеспособным.
 
   - Привет!

   - Привет, свет моей души! Забери меня домой поскорее. Жду не дождусь стряпни от Вирджинии.  Местная  еда только для умирающих дистрофиков.

Его голос звучал уверенно,  даже требовательно. Вот и хорошо.

   - Конечно, я тебя заберу, как только доктор отпустит. Ты зачем потащился в лес?

   Он нахмурился.

  - Да пьяный был, куражился. Думал, что ты тренируешься, как обычно, и хотел с тобой поговорить раз и навсегда. Подвести черту во всех смыслах. Куда бы ты делась от меня в лесу? А там, как назло, китаец этот, кому я пенделей навешал  у нас в саду. Что он там делал, ума не приложу. Он вроде и драться со мной не собирался, но у меня настроение было:  кому-нибудь череп раскроить. Сам начал задираться. А он, как животное,  мгновенно  среагировал. Первый удар сбил меня с ног, но потом я отыгрался. Если бы не его предательский удар в висок… Лиз, - он запнулся и побледнел,  -  я убил его, ногой в горло. Иначе  он  бы меня  прикончил.

   Мы оба молчали. Мне было физически больно находиться в этом пространстве, словно тень убитого кава неприкаянно шаталась где-то по коридорам больницы.  Страдаешь  не только  от насилия, но даже от  памяти и разговоров  о нем.
 
   Я прислушалась к своему телу. Можно было бы попробовать  «полечить» Анри еще раз. Но внутри меня  поселился  полный   энергетический  штиль. Ни тело, ни руки  помогать больше  не собирались. Почему? Не понятно.     У меня создавалось впечатление, что я сама не могу управлять    процессом.  Казалось, что это делал кто-то   внутри меня, но без моей воли. Понимаю, как странно звучит такое предположение, но моя задача не рассказать красиво, а передать точно.  У русских есть такая поговорка: «без меня меня женили». Очень похоже по ощущениям.

   -  За два часа до тебя Филипп привел адвоката.  -  Прервал молчание Анри.  -  Сказал, что все обойдется, что  это  не предумышленное убийство, а самооборона. Но я-то знаю, что он не хотел меня убивать. Просто среагировал на провокацию.  На душе  так гадко, жить не хочется.
 
   - А пуговица? Я нашла ее до вашей драки. Как она попала на поляну?

   - Какая пуговица?

Казалось, он  искренне не понимал,  о чем я говорю.

   - У тебя на твидовом жилете оторвана пуговица. Точно такую же я нашла на поляне в траве. Как это возможно?
 
Дюпонтель пытался сообразить, о чем шла речь. Потом вспомнил и с облегчением выдал:

      - Пуговицу давно пришила Вирждиния. Ее этот болван лохматый оторвал, когда мы с ним возились.   Спроси у нее.

      - Какой болван?

      - Жофрей, кто же еще?

  Он  взял мою руку.
 
     - Скажи, я -  убийца?

    Как  ему ответить?

     - Анри, что случилось, то случилось. Назад не вернешь. Наверное, люди так устроены:  не умеют думать о последствиях. Ни он, ни ты.  Зачем  сейчас об этом говорить?

     - Ты презираешь меня?

     - Нет.

   Он оторвал голову от подушки и сжал мне руку до боли. Потом спохватился, выпустил, погладил ее и подул, как это делала в детстве мама, когда мазала ранку зеленкой.

    - Я  устал жить  никому не нужным. Уходи. Ты все равно решила выйти замуж за этого жирафа Луи. Проваливай к нему.
 
Кровь ударила ему в голову, лицо побагровело,  и я испугалась.  Не лучшее время для рефлексов.  Мне и впрямь нужно уйти, чтобы он успокоился?

   - Анри, помнишь,  ты мне сам рассказывал еще в Москве, что отрицательные эмоции – это энергии очень низкого качества. Зачем они тебе? Посмотри на меня : мы с тобой вечные друзья. И никуда друг от друга не денемся.  Разве этого мало?

   - Мне мало. Убирайся.

   - Не злись.

   - Я злюсь, потому что у меня душа болит…

Я поднялась. С одной стороны, он явно выздоравливал. По крайней мере,  у него уже хватало сил на  вспыльчивость. С другой стороны, его  реактивный  характер мог сыграть  коварную  роль в выздоровлении. Анри упорно не желал меняться. Действовал  прямо по поговорке: «Назло теще себе нос отрежу».

   - Я  к тебе завтра приду.

   - Зачем? Чтобы мне опять жить расхотелось? –   огрызнулся он.

   И стал  похож на  одинокую, взъерошенную птицу, которая случайно уцелела после бури. Что оставалось делать? Кому нужна  моя честность, если она способна  причинять боль? По крайней мере, ему требовалось время на выздоровление. Я сдалась.

   - До завтра!  Я  приду и заберу  тебя домой.  Буду читать сказки, кормить мороженым и играть в поддавки.

   Рейнджер немного смягчился.

   - Только пораньше приходи. А то сам сбегу. Ты меня знаешь!

   - Как только рассветет. До завтра!

Я пошла к  выходу.  И  в  тот же  момент  поймала  вопрос, который месье Дюпонтель, словно копье,  метнул  мне в спину:

   - А как же твоя  русская любовь? Тот мужчина, ради которого ты выкинула в мусор наши отношения еще до приезда этого, с позволения сказать, «жениха» и жирафа в одном лице?  Уже забыла его?

   Я остановилась в дверях. От боли. Говорить о своей внутренней  жизни  у меня не было никакого желания. Но он требовательно ждал. И кто знает, на какой фейерверк был еще способен?

   - Я ему не нужна.

Сказала и вышла. И только в коридоре почувствовала, как  на  щеке слезы проторили мокрую дорожку.

   Пока спускалась по лестнице в холл, думала о том, что любовь – это все, что у нас есть. И только она способна целить израненное и выправлять искореженное. Возможно, у других людей  иные  символы  веры… Но мне доступен лишь этот.  Небесный пилигрим?  Кто может помешать  любить его?  Никто.  И  как объяснить  это Анри? Если он до сих пор путал любовь  с привязанностью и домогательством…

   Мы с Луи прошли через вторые запасные ворота, чтобы месье Дюпонтель  не смог  увидеть  нас  вдвоем  из окна своей палаты.

    Вернувшись  домой, я  сразу спустилась в кухню.

   - Вирджиния, вы не вспомните, в какой именно день пришивали к твидовому  жилету месье Дюпонтеля оторванную  пуговицу?
 
   Домоправительница уставилась в стерильно вымытый плиточный пол, в надежде отыскать искомое.

   - Да, мадам, это было три дня назад, как раз в то утро после которого наш дорогой Анри пропал. Ах, этот ужасный китаец! Я всегда предупреждала месье, что ему следует держаться подальше от сомнительных знакомств. Но вы же знаете, он  такой самостоятельный и непослушный.

Она говорила о Дюпонтеле, как о десятилетнем отроке, избалованном любящей матерью.

   - Благодарю вас, Вирджиния.
 
Я пошла в столовую и села на диван. Итак, Чжана убили  пять дней назад.   Вирджиния утверждает, что пришивала пуговицу  три дня назад. А месье   Дюпонтель сказал, что Жофрей  оторвал  ее  при ней. Но каким образом тогда пуговица оказалась на поляне в Булонском лесу в день убийства  Чжана?   Анри участвовал  в драке с китайцем как раз в тот день, когда  якобы потерял пуговицу. Домой ее не принес, потому что не смог найти. Отдал  Вирджинии другую пуговицу, которую та пришила в полной уверенности, что именно ее оторвал Жофрей.  Анри лжет. Но зачем?  Допустим, он потерял эту пуговицу в драке с Чжаном. Тогда зачем нужно сочинять историю про возню с котом?  У меня ум за разум заходил.  Что я привязалась к этой пуговице?  Луи сказал, что Чжана притащил один сильный человек. Что убили его в другом месте, а потом волоком доставили на поляну.  Получается, что Анри тащил Чжана? Зачем? Или…  Он убил  его и потом спрятал в кустах орешника? А когда пришел второй  кава на поиски пропавшего Чжана, он убил и этого?  Невозможно. Анри, конечно, был рейнджер, но не кровожадный.

   - Луиза, - Луи    вошел в столовую. – Вот вы где прячетесь. У нас до обеда масса времени. Я мог бы пригласить вас на прогулку, но Филипп  попросил отказаться от любых путешествий по городу после теракта в Ницце. Он мне вас не доверяет. Я не такой силач, как месье Дюпонтель.

Взаимные колкости дуэлянтов продолжались. Буду игнорировать.

   - Переживем и этот каприз брата. Луи, мне необходимо кое-что уточнить. Я буду в вашем распоряжении через полчаса.  Если хотите, поищите фильм, который мы могли бы вместе посмотреть. Идет?

   - Qu'est-ce que c'est   «идет»?

   - Это означает: « согласны»?

   - Да, конечно.  У вас есть личные предпочтения?

   - Нет. Доверяю вашему вкусу. Спасибо.

    Запасные ключи от половины Анри висели  на крючке в кухне. Мне нужно было взять их так, чтобы Вирджиния ни в чем меня не заподозрила. Куда бы ее отослать?

   В столовой появился Филипп. Очевидно, ему нечем было заняться,  и я серьезно испугалась.  Вдруг он  решит обратить свое пристальное внимание на меня?

   - Лиза, что ты здесь делаешь?
 
Очень многообещающее начало. Нужно было, во что бы то ни стало, прервать продолжение. В противном случае мне от него до вечера не отделаться.

   - Я сейчас иду смотреть фильм. Луи выбирает из твоей коллекции что-нибудь веселенькое.
 
   - Превосходно. Вы начинаете проводить совместные дни по-домашнему, мои голубки. Не буду мешать. Вирджиния, -позвал он со ступенек домоправительницу. - У вас есть немного свободного времени? Я давно не смотрел счета.

В кухне наступила тишина, потом послышалась возня, а потом показалась голова  экономки. Она неспешно поднималась по лестнице и несла в руках массивную бежевую тетрадь, в которую записывала все ежедневные  расходы. Усевшись  вдвоем  за обеденный стол,  «экономисты»   торжественно раскрыли внушительный фолиант.

   Я, пользуясь моментом,  отправилась на  кухню, чтобы взять  ключи.

    - Лиза, гостиная с телевизором в другой стороне, - сообщил Филипп,  не отрывая глаз от столбиков с цифрами.

    - Мне нужна питьевая вода.

Ключи висели на крючке. Схватив  «для отмазки»   крошечную  яркую  бутылку, объемом в стакан, я торжественно и спокойно  вернулась в столовую, прошла мимо Филиппа в гостиную, завернула в холл и быстро  выскочила на улицу недалеко от  парадной двери, ведущей  на половину Анри. И только при дневном свете обратила внимание на то, что у меня в руках оказался виноградный уксус вместо воды.  Если бы брат   потребовал эту бутылку  на экспертизу, когда я шла мимо него – провал операции был бы обеспечен.  А   он мог…

   В доме месье Дюпонтеля, стараниями Вирджинии, был наведен образцовый порядок. Ни пустых бутылок от крепких напитков на полу, ни забытого дамского белья в спальне. Ни чужой косметики в ванной комнате. Посуда, тщательно вымытая, стояла в кухне на своих местах, воздух  по периметру гостиной  исправляли  ароматизаторы.

   Я прошла  в гардеробную. Среди французских мужчин нередко встречаются любители красивой и модной одежды. Месье Дюпонтель  был из их числа. Безупречный вкус, приличный достаток и свободный график работы позволяли ему иметь весь спектр костюмов: от смокингов до жокейских нарядов для верховой езды.
 
   Я искала  классический костюм из твида в английском стиле. Да, жилет был на своем месте. Пуговица,  аккуратно пришитая  умелыми руками Вирджинии,  была «не родной». Более рыжеватый оттенок кожи выдавал в ней «подделку».

   Вот и все. Мои догадки выросли не на пустом месте.  По привычке, я сразу вспомнила о Ченге. Но решила пока не делиться с мастером  своими предположениями. Я боялась за Анри. Пусть все идет так, как идет.

   Вышла, аккуратно и тихо закрыла дверь. Когда вернулась в столовую, ни Вирджинии, ни брата уже не было. Кухня тоже  опустела. Я повесила ключ, поставила на место уксус и направилась в гостиную к Луи смотреть фильм.
 
   Все общество  разместилось в креслах и на диване  в ожидании  сеанса. Вот и хорошо. Как сказал Ченг:  вместе веселее. Похоже, что Луи не слишком разделял его  взгляды. Но он был безукоризненно воспитан  и умел справляться с негативными  для себя ситуациями.
 
   Когда я вошла,  он подвинулся, освобождая для меня половину широкого кресла. Но я предпочла сесть на диван рядом с Катрин.

   Фильм назывался «Сбежавшая невеста».….   Выбор Луи поразил меня.  Джулия Робертс  -  любимая актриса. Но…   С первых же кадров я отчего-то почувствовала себя не в своей тарелке.  У меня складывалось впечатление, что каким-то образом все присутствующие перевели стрелки с главной героини в мою сторону. Самое странное, что я проделала с собой то же самое, потому что параллели не просто слегка просматривались. Они были очевидными.

   Когда звучали фразы типа: «Ты испортила ему жизнь», или «Почему ты такая кость в горле?», или  «Ты выбрасываешь определенную долю кокетства, которая заставляет мужчин шевелиться» -  Филипп удовлетворенно потирал ладони и недвусмысленно поглядывал в мою сторону.  Его  красноречивые взгляды, как бы говорили: «Ты, как она, ранишь чувства людей».  Вина, отпечатанная на моем лице  за все сразу  с самого детства, непроизвольно выходила из тени на  всеобщее обозрение. Именно это выводило меня из себя: быть без вины виноватой – «любимое» занятие по жизни, от которого я пыталась освободиться, сколько себя помнила. Ну, Луи… Спасибо за выбор фильма…
 
   Чем дальше я смотрела на экран, тем хуже мне становилось. Когда же прозвучали слова:  « Ты самая растерянная и неуверенная женщина,  неуверенная настолько, что даже не знаешь какие яйца ты любишь»,  - я осознала, что  во мне  гораздо больше того, о чем я не имею ни малейшего представления, чем того, что о себе знаю.   Я совершала в жизни одно действо за другим, не понимая –  для чего это делаю…
 
   Луи внимательно следил за мной. Это раздражало. Нет, не его внимание и попытка узнать обо мне больше. Раздражало то, что он понимал меня лучше, чем я сама себя.
 
   - «Тебе нужен мужчина, который поведет тебя по пляжу,  закрыв тебе глаза рукой, чтобы твои ноги чувствовали теплый песок.  Который разбудит тебя на рассвете, чтобы просто узнать, что ты скажешь…   Я знаю, что, не попросив твоей руки, я буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, потому что знаю: ты для меня единственная и ты нужна мне».

    Эта фраза из фильма окончательно лишила меня спокойствия и обретенного равновесия. Моя растерянность была связана с тем, что я никому не хотела лгать. И, тем более, причинять боль. Как это совместить? Я бежала от Луи, от Анри, потому что хотела сохранить себя. Но, при этом, ранила их обоих.  Невыносимо.


(Продолжение следует)