Девочка со скрипкою в руках

В Минске поступила было я в музыкальную школу по классу домры, отличного инструмента, русской лютни - как сейчас понимаю.

Но тогда для меня домра была чем-то экзотическим, азиатским, училась я без особого вдохновения и недолго, освоила нотную грамоту и простейшие приёмы и пьески, да и забросила свою домру на антресоли, где она и осталась, когда уезжали мы из Минска на север.

До сих пор, может, лежит там, не добрались новые хозяева в самую глубину. То ли не нашлось для меня учителя, то ли просто не судьба.

А интерес к музыке на севере не пропал, по телевизору тогда нечего было смотреть, компьютеров не было ещё, и не всегда же читать и на лыжах кататься - вот мы с братом и стали собирать и слушать пластинки.

"Было на виниле" -  есть такая передача на белорусском радиоканале "Культура". У брата вкусы были широкие, у меня поуже, классика и фольклор, но собирали мы пластинки вместе и вместе слушали.

Совершенно особое времяпровождение. Зима, на дворе холод и темень, а мы сидим на диване, если новый год - горят разноцветные лампочки на ёлке, а если нет - только красный глазок проигрывателя, и превратились в слух.

В темноте лучше слушать, особенно сказки. Иногда попутно играли в прятки, но больше просто слушали, подтянув колени, свернувшись в клубок, так, словно ты улитка или просто пустая раковина, и музыка наполняет тебя изнутри.

Две ракушки, одна - я - побольше, другая - брат - поменьше. Но с одинаковым содержимым. Думала об этом сегодня.

Сначала прочитала у одного парня в соцсети, что он скупает старые виниловые пластинки, и не корысти ради, а больше от того, что жалко стало свои старые зря пылящиеся пластинки - стащила с самого верха книжного шкафа одну из многих стопок, разложила на ковре, сфотографировала и послала ему.

Пластинки из этой случайно выбранной стопки заняли весь ковёр, вперемешку: "Старинная лютневая музыка", джаз, Моцарт, "Граф Нулин", "Принц и нищий", Окуджава, Уитни Хьюстон, снова Моцарт, Пол Уинтер, "Японская старинная музыка", "Кино", "Аквариум". "Орфей и Эвридика". "Юнона и Авось".

Особенно конверт со "старинной японской музыкой" взволновал, никогда потом ни в реале, ни в сети ничего подобного не слышала и сразу вспомнила хранящиеся в нём звуки.

А сегодня по "Культуре"  в новостях услышала, что у нас в музыкальной школе проходит фортепианный конкурс и будет концерт, бросила все свои дела, побежала на горку, где катался на ватрушке сын с приятелями, вручила ему ключи от квартиры и побежала на концерт.

Тишка за мной увязался, пришлось привязать его у входа. Других посторонних зрителей, кроме меня, на концерте не оказалось, сидели в томительном ожидании результатов конкурса участники со своими педагогами. Собственно, концерт и должен был заполнить паузу до подведения итогов.

Но девушка, которая должна была выступать, сыграла одно скерцо Шопена, извинилась и сказала, что не может больше играть, плохо себя чувствует.

Никакого разочарования я не почувствовала, словно ожидала чего-то подобного. Пока играли участники конкурса - посторонних в зал не пускали, но в коридоре были хорошо слышны все трели, даже таинственнее  получилось.

У двери стояла преподавательница с ученицей, я спросила у неё, есть ли у них в школе, может быть, остался со старых времён проигрыватель для виниловых пластинок? 

Девочка посмотрела на меня с удивлением и ответила, что они с дисков музыку слушают, это очень удобно, "на них много влазит".

И преподавательница покивала ей и покачала мне головой, какие уж тут, дескать, виниловые проигрыватели.

 - А Вам зачем?

 - Хочу послушать свои старые пластинки. Люблю классику, а вживую мне негде сейчас её слушать. Можно найти в сети и скачать, но это не то. А мой проигрыватель сломался и не берётся никто починить.

 - Проигрывателя у нас нет, а концерты классической музыки бывают, приходите!

Я покивала, хотя первый блин вышел комом, всего из одного номера концерт получился.
 
Старый полупустой большой школьный зал, концертный рояль на сцене, волны музыки, набегающие из его утробы, со сцены, и разбивающиеся о большие окна, за которыми заснеженные крыши и бледный зимний закат.

На дворе было около ноля, Тишка не успел замёрзнуть. Шла домой и вспоминала свою домру, "вечера на канапе" и прятки под "японскую старинную музыку".

Нет, не буду свои старые пластинки отдавать. Лучше куплю у кого-нибудь действующий проигрыватель и буду слушать! Странно, что почти 20 лет, с тех пор как сломался проигрыватель и никто не брался его чинить, такая простая мысль не приходила мне в голову.

У Ивана Шмелёва один герой похожее своё состояние называет "пробкой". Бывает, что внутреннее ухо затыкает "пробка", и самые простые мысли не приходят в голову. А потом словно кто-то эту пробку вытаскивает, и слышишь давно, казалось бы, забытые звуки.

Однажды эту песню матушки Людмилы Кононовой, про "девочку со скрипкою в руках", слушала в детской музыкальной школе, далеко на севере. В Ухте проходил "православный слёт молодёжи", я возила туда своих учеников.

Школа располагалась в сосновой роще, хорошо, наверное, по ней бегать на занятия. Мне в свою школу на трамвае нужно было ехать, и это всё, что я запомнила: как еду с домрой в пустом трамвае через весь Минск на занятия.

Странная вещь - память. Вот сейчас ещё всплыло, как мы с братом жили в служебной гостинице в Питере, приехали на каникулах, отец договорился насчёт гостиницы, кроме нас, никого в ней не было, в холле стоял большой цветной телевизор, которого в то время дома у нас ещё не было, и по этому телевизору шла "Волшебная флейта". Мы ходили по театрам и музеям, но спустя 40 лет помнишь только "Волшебную флейту" в пустой гостинице на окраине, откуда нужно было долго выбираться в центр на трамвае.

Больше всего нам с братом дуэт Папагено и Папагены запомнился, до сих пор его помню. По птичьему весёлая перекличка двух похожих голосов, мужского и женского. Серёжка, думаю, не забыл его там, где он теперь. Вот что такое - музыка, даже для такого дилетанта, как я.