Подростковая жестокость, или Сердце штурмом

Въезжая в село Нечаянное, что в Николаевской области, ты видишь обычное депрессивное поселение в бескрайних степях Южной Украины. Белые лачуги с шиферной крышей, покосившиеся от старости, изъеденные короедами деревья вокруг них, и пруд, поросший тростником. Летом через село едут сотни тысяч машин с отдыхающими к курортам Крыма, Херсонской области и Азовского моря. Зимой все едут в обратную сторону - в Киев на новогоднюю ёлку или в Карпаты на горнолыжные курорты. А вот осенью село представляет собой ещё более унылое зрелище. На улицах – никого. Со стороны Крыма дует горячий самум, перенося частички соли с озера Сиваш, которые чувствуются языком, с севера дует лёгкий ветер, и с моря – прохладный бриз, из-за чего в селе часто случаются пылевые бури и смерчи. Центральная улица, она же – дорога на Николаев, - практически пустая. 
    Село в те времена было большим, но унылым. На тысячу жителей был только один магазин, амбулатория, банк и отделение почты. На окраине села стояло трёхэтажное бетонное здание – сельская школа. Именно тут в году в 2003, может, чуть позже, и произошла эта удивительная и одновременно трагическая история.
    Школа была одна на все окрестные сёла. Только тут и ещё в расположенном неподалёку сельском клубе всегда было многолюдно. Школа ничем не отличалась от остальных сельских школ – трёхэтажное бетонное здание с советской мозаикой, изображающую школьников за партой и цитату Ленина: «Учиться, учиться, учиться!». Уже после независимости Украины к зданию пристроили ещё один флигель, где расположилась столовая, а на втором этаже – классы физики и труда. Рядом в конуре жила овчарка, которой скармливали всё, что недоели школьники в столовой. В подвале флигеля были подсобные помещения: кухня, склад продовольствия и коморка, где жил главный фигурант этой истории – сторож Федя. Он был старшим внуком директрисы – 77-летней Зои Николаевны Ветлицкой, много лет работавшей в этой школе. Увы, родился он с диагнозом "олигофрения в степени дебильности", имел раскосые глаза, овальную голову и одутловатое лицо, плоский лоб и тонкие губы и был высоким и худым, как Кощей. Носил он чёрные и испачканные краской и клеем штаны, клетчатую рубашку и чёрный берет. В свои 22 года он выглядел как шестнадцатилетний.
    Окончил он эту самую школу, несмотря на диагноз, учился сносно,  но подвергался постоянным издевательствам со стороны сверстников. После девятого класса, имея золотые руки и страсть к труду, он ушёл в Николаевское сварочное ПТУ, которое окончил с отличием. Правда, на работу он так и не смог устроится – кто захочет взять олигофрена? Но его выручила любимая бабушка – приняла его в персонал родной школы. Сначала он колол в котельной дрова, мыл полы, чистил туалеты, затем пошёл на «повышение» - стал ночным сторожем, а днём он с радостью помогал остальному персоналу и был подсобным рабочим.
    Феде было 22 года, по умственному развитию он был примерно как пятиклассник. Учителя к нему относились нейтрально, некоторые даже сочувствовали ему, младшие школьники его любили, главным образом потому, что он имел крутой мобильник – телефон Nokia с фотокамерой, для 2003 года, тем более для села– это была новинка. Федя любил играть с первоклашками, и они удивлялись, почему с ними играет в салки такой взрослый дядя.
    А вот старшеклассники всё понимали. У подростков в переходный возраст начинается период жестокости и агрессии к «не таким, как все». Старшеклассники постоянно делали ему какие-то пакости – то кнопку на стул ставили, то яйцом в него запускали, то из трубочек заплёвывали, то пинка норовили дать. Иногда наглели настолько, что, когда Федя шёл по коридору школы, все орали ему в след: «Псих идёт!», «Сумасшедший пришёл!».

Но Федя не обращал на них никакого внимания, привык уже. Неприятности начались, когда в 19 лет Федя достиг половой зрелости и стал интересоваться девочками. С некоторыми он даже ходил в кино на первое свидание, но как только они замечали Федины отклонения – отношения прекращались и дальше похода в кинотеатр не доходили. Впрочем, Федя от этого и не горевал – настоящей любви у него не было. Но однажды произошла встреча изменившая, а затем и безвременно оборвавшая жизнь Феди.
    Сентябрьским утром в школе намечалось грандиозное событие – игра в футбол сборной школы и сборной райцентра. Школу отмыли до блеска, стадион засадили дёрном и цветами, скамейки покрасили в патриотические жёлто-синие цвета. Повара получили задание – приготовить обед для всей футбольной команды, её руководителей и всех гостей из райцентра. Повара начали варить суп, надо было почистить карточку, морковку и лук, и для такой работы традиционно привлекли Федю и ещё несколько учеников. На кухню к Феде вошли три девушки. Первая, по имени Маша, была дочкой подруги матери Феди. Вторая, которая когда-то также подшучивала над Федей, и поэтому Феде не нравилась. А третья… Высокая, стройная, с золотыми, как солнце, волосами и голубыми как васильки глазами. Одета была в синие обтягивающие джинсы и синюю бархатную кофту, как это было модно в те времена. Она показалась Феде ангелом, спустившимся с небес на землю, чтобы вытащить его из скучной рутинной жизни, где весь мир отвернулся от тебя.
   - Она же просто прекрасна! Как ангел! Ко мне пришёл ангел! – подумал Федя.
Девушку звали Настя Кучборок. Она в школе была новенькой, приехала из Николаева в село, где её отца назначили работать в местное отделение милиции.
   Настя и её подруги чистили картошку и морковку, а Федя почти не работал – смотрел на неё. По его лицу расплылась огромная улыбка.
   - Кто этот странный парень? – спросила Настя свою подругу Машу.
   - Это Федя.
   - Он здесь учится?
   - Нет, он наш уборщик и сторож.
   - Он больной на голову, по-моему?
   - Да, он у нас страдает умственной отсталостью, а почему ты спросила?
   - Он на меня так смотрел, как будто я ему понравилась. Только не хватало того, чтобы в меня влюбился псих.
   - Чего же ты боишься? Он у нас мирный и дружелюбный. Мухи не обидит.
   - И что? Будут же издеваться надо мной, дразнить меня, что в меня влюбился сумасшедший.
   - Не будут. Любовь же сильнее всего зла. И вообще, он же не виноват, что таким родился.
   - Давай ты не будешь меня учить. Я сама разберусь.
Федя не слышал этот диалог, он всё думал о Насте. Ночью ему снился сон про неё. Ему снился сон, что он каждой клеточкой своего тела ощущает её. Он видел себя, сидящего с ней в сельском клубе, на дискотеке, пьющего с ней коктейль, а потом они поцеловались…

Он проснулся утром следующего дня, в выходной день. Он ни одной минуты не выпускал Настю из своих мыслей, и каждая звучавшая по радио песня напоминала ему о ней. Федя решил написать Насте письмо. Он взял обычный старый тетрадный лист и карандаш, и нацарапал:
   - Я люблю тебя, Настя. Я встретил тебя только неделю назад, но полюбил тебя всем сердцем. Я готов за тобой проплыть вплавь океан, пройти пешком весь мир. Будь моей девушкой. Федя.

Он передал письмо Жорику из 10-Б, и следил за ним, чтобы увидеть тот момент, когда Настя прочтёт письмо. Издали он увидел, как в столовую зашла она и её подруги. Почтальон дал ей письмо. Узнав его содержание, Жорик побежал за Федей, и позвал его в столовую. Другой школьник, Гена, налил ему лимонад, Насте тоже, и все закричали: «Горько!» Настя сидела ошарашенная, Федя стукнулся с ней стаканом, и они выпили.
   - Федя, ты хороший человек, но… - хотела сказать Настя, но её оборвал крик:
   - Тили-тили-теста, жених и невеста!
Жорик снова закричал:
   - А теперь поцелуйтесь! – и толкнул Федю на Настю.
 Настя разозлилась на всех, закричала:
   - Пошли вон! - и ушла.
На следующий день Федя подошёл к ней, и сказал:
   - Настя, прости меня, что вчера я устроил. Я не хотел чтобы там были лишние люди. Ты читала послание?
   - Читала. Федя, во-первых, ты старше меня  на шесть лет, во-вторых, ты мне не нравишься, потому что неадекватный. Так что прости,- сказала она и ушла.
   Федя был растерян. Всю неделю он следил за ней, он надеялся, что она как-то заметит его и изменит своё мнение. А вечерами он сидел в своей коморке и до глубокой ночи, при свете одной лампочки что-то рисовал на большом двухметровом холсте. Когда к нему заходила бабушка, чтобы принести обед, он быстро закрывал холст большой тканью и никому не показывал.
   Потом каждый день он ходил к ней, и просто таял, когда она проходила рядом с ним.
   Насте это стало надоедать, и она недовольным тоном говорила:
   - Хватит на меня смотреть! Сумасшедший!
Так было по нескольку раз в день. Терпение Насти накалялось, и вот она уже не говорила, а орала на него. Однажды это заметила Зоя Николаевна, попыталась с ней поговорить, пристыдить её за то, что она не уважает чувства парня-инвалида к ней, и объяснить всю ситуацию. Бабушка Феди объяснила ей, что женщине должны быть приятны знаки внимания мужчины, даже если она не может ему ответить взаимностью (если конечно мужчина не лезет под юбку и не хватает за груди и не нарушает частное пространство). Ведь любой женщине же хочеться, чтобы мужчины на неё обращали внимание.

-  Я нормальная и успешная девушка, потому мне знаки внимания от вашего внука-олигофрена - более чем неприятны! - таким был ответ Насти. 
    Зоя Николаевна потом спросила Федю:
   - Федя! Ты чего к девочке пристаёшь?
   - Я не пристаю, бабушка. Я люблю её и хочу с ней встречаться.
   - Что ж, я знаю всё. Ты её любишь, но она тебя – нет. Ты должен принять это как факт и найти себе новую любовь.
   - Бабушка! Я встречался со многими девушками, мои отношения никогда не были успешными. Я родился с изъяном, но потребности, чувства и желания у меня такие же, как у всех. Мне нужна Настя, она и только она. Больше любви у меня нет, и не будет, наверное.
   - Федя. Слушай меня. Покажи, как ты любишь её, сделай ей подарок. Девушки очень любят цветы. Подари ей букет! И конфеты она тоже должна оценить. Может, так ты достучишься до её сердца.

   Федя на следующий день купил коробку конфет, пошёл в степь и настриг красивых голубых васильков и желтых сурепок. Утром следующего дня он подошёл к ней и её подруге, которые после урока физкультуры сидели в спортзале:
    - Настя, может, я и неполноценный, но я тоже хочу любить и быть любимым. Стань моей девушкой, давай в кино сходим. Вот, возьми! Я это сам купил для тебя!
    Она посмотрела недоумённым взглядом сначала на цветы и конфеты, потом на него, и гневным тоном сказала:
    - Ты что, так и не понял, что ты не нравишься мне?! Если ты ещё раз ко мне подойдёшь, я вызову милицию или моего папу!
    - Настя… пора перестать делить людей на «нормальных» и «психов» и жить как единая человеческая цивилизация. Я хочу просто быть рядом с тобой, если не как парень твой, то хотя бы как друг!
    - Ой, какие слова красивые! Ты прямо как Пушкин говоришь! Чуть не расплакалась! Я тебе уже объяснила, что ты мне не нравишься. Нет. Ты меня не услышал. Ты продолжаешь шпионить, «случайно» забегать на наш урок, а сегодня совсем обнаглел. Значит, слушай меня. Если ты не отвалишь, очень пожалеешь! Забирай свои цветы, у меня аллергия на них!
    Федя выронил коробку с конфетами и цветы из рук, и убежал в слезах, заперся в коморке и не выходил до вечера. Настя тем временем смаковала брошенные Федей конфеты с подружками, и обсуждала Федю:
   - Боже мой, как же этот дебил меня достал. Говорила же я, что из-за него все на меня косо смотреть будут.
  - Да никто на тебя косо не смотрит! Прими ты его таким, какой он есть, сделай ему счастье, спаси обездоленного! – отвечали ей подруги. 

- Ещё чего! Может, вы мне ещё скажете раздать все деньги нищим, или взять домой бездомную  собаку, или стать девушкой бомжа?
  - Да не бомжа, а Феди!
  - Вот ты и становись. А я не хочу его ни видеть, ни знать! Понимаете, нормальная красивая девушка должна олигофрену просто так, из сострадания, ответить взаимностью! Он же типа инвалид, ему положено!
  - Настя, ты жестокий человек, как оказалось. Я-то думала, ты добрая и отзывчивая, а ты – монстр! Зло и обида имеют свойство бумерангом возвращаться, напоминаю, - сказала подруга Маша.
  - Маш, давай без философских учений, надоело мне, что меня все поучают! Мне мамы и папы хватает! Я и с тобой дружить перестану, если ты ещё раз упомянешь его имя при мне!
Маша пошла к Феде и сказала:
  - Федя, миленький, ты пойми, ну не любит она тебя. Не могу же я насильно заставить её встречаться с тобой? И ты ж не знаешь - может быть, она мальчиками и не интересуется пока! - утешала его Маша.
- Нет, Маша! - сквозь слёзы говорил Федя, - Она гуляет за ручку с Жорой, часами болтает по телефону с каким-то Эдиком, танцует со всеми подряд! А меня она отвергает! Хотя я всего-навсего хочу быть с ней рядом! Просто рядом!
- Ты пойми, она у нас злая, эгоистичная, стервозная и высокомерная. Нам, её подругам, самим она не очень нравится. Она тебе не пара! Зачем тебе унижаться перед тем, кто тебя не ценит?
  - Ты не понимаешь, я люблю её! Я хочу её! А она мне орёт "отвали, псих"! - ревел Федя.
Тут в коморку зашёл десятиклассник Гена. Он дал Феде «совет»:
  - Федя, если с Настей не получается поговорить словами, возьми её штурмом! Слышишь, возьми её штурмом! Силой, то есть!
Гена был одноклассником Насти. Когда-то он тоже был в неё влюблён, и тоже она ему отказала. Гена был опечален, но не делал из этого драму, в отличие от Феди; он был популярным у противоположного пола, и быстро нашёл себе другую. Но неприятный осадок на душе от неразделённых чувств у Гены остался, и он мечтал когда-нибудь взять у Насти реванш. Для этого он решил на неё науськать Федю.
  - Гена, отвали! – прогнала его Маша.
   Естественно, о «штурме» Гена пошутил, чтобы использовать Федю как таран, но Федя своим умом 10-летнего ребёнка воспринял всё всерьёз.

***
   На следующий день он снова ходил за Настей, однажды даже обнял её. Это стало для неё последней каплей, терпение её лопнуло. Она вызвала отца, Андрея Васильевича. Мускулистый,  увесистый мужчина со шрамом на бритой голове и в чёрной майке встретил Федю в коридоре. Он взял Федю за воротник, повернул к себе.
   - Вот, папа, это он! Он сексуально домогался меня, преследует меня везде и угрожал мне ножом! – сказала Настя.

- Что? Это неправда, я... - попытался сказать Федя.

- Это тебе, тварь, за дочь! – перебил его он и при всех ударил Федю кулаком по челюсти так, что Федя аж упал наземь.
   Прибежала Зоя Николаевна, и попросила вспыльчивого мужчину покинуть помещение школы. Федя встал, и, плача, вновь убежал в свою коморку, заперся там и долго не выходил. Бабушка через закрытую дверь строго-настрого запретила Феде подходить к Насте.
      Ночью Феде снился сон, что он видит Настю в медицинском кабинете, и его взрослое, созревшее тело в ещё детском сознании и разуме рождало картину, как Настя снимает рубашку, затем брюки, затем бюсгальтер, затем трусы… И тут по его брюкам расплылось скользкое пятно спермы. Уже не во сне, а на яву.
    На следующий день медсестра наклеила объявление, что в школе будет медосмотр 2 ноября. Федя читал его, и в этот момент к нему подошёл Гена и спросил:
   - О, Федя, привет! Как там Настя?
   - Никак, - ответил он и тяжело вздохнул, - не любит она меня. Даже ненавидит.
   - Ты, это… Штурмом будешь Настю брать?
Федя вспомнил свой сон, и утвердительно ответил:
   - Да, буду.
   Через неделю, 2 ноября, занятий в школе не было. Был медосмотр. На втором этаже стояла очередь – старшеклассники подходили к столу, где их осматривал ЛОР, шли дальше к окулисту, потом – к хирургу, и так проходили всех врачей. Помимо педиатра и специалистов, в школу пришли люди из военкомата, чтобы проверить здоровье мальчиков, будущих защитников Родины. А девочек – будущих матерей  - осматривал гинеколог в медкабинете. Девочки заходили за ширму, раздевались, их смотрели, потом они снова одевались и возвращались. Феде приказали убрать в медкабинете. Он, узнав, что скоро будет Настя раздеваться, вспомнив сон и подстрекания  Гены, что-то замыслил.

   Он начал активно мыть пол шваброй, драил каждый сантиметр линолеума, потом вышел в туалет и набрал новое ведро воды. Когда вернулся – там уже ждали осмотра подруги Насти.   
   - О Господи! Опять дебил пришёл, – тихо шепнула она.
   - Успокойся, он просто пол моет, - успокоила его Маша и сказала Феде:
   - Федя! Смотри у меня – выкинешь какой-нибудь номер – кастрируем тебя, как кота, и о девочках забудешь навсегда!
   Федя кивнул и продолжил мыть пол. Гена и Жорик стояли за дверью медкабинета. Когда Федя вышел отжать тряпку, Гена дал ему в руки фотоаппарат-мыльницу и сказал:
   - Сфоткаешь кого-нибудь из девочек голой, получишь 20 гривен!
   - Мне подруги Насти грозили расправой, если я устрою «штурм», как ты говорил!
   - Федя, ну какой расправой?! Ты мужчина или девчонка из детского сада? Что они тебе могут сделать?! Давай! Тебя отвергли и оскорбили – отомсти! Оскорбили тебя – отомсти, возьми её штурмом! – продолжил подстрекать его Гена.
   - Смотри, какая красивая купюра в 20 гривен! Хочешь её? Возьми штурмом Настю Кучборок! – ехидно подразнил Федю Жора.
   - Возьму! Возьму! Возьму! – закричал Федя и с ликованием зашёл в медкабинет.
Настя, к счастью, или, скорее, к сожалению, осталась в кабинете одна.
Он ещё несколько минут уже в четвёртый раз перемывал пол, а потом, когда Настя зашла за ширму к гинекологу, он мысленно отсчитал одну минуту, пока она разденется, и увидел на ширме тень, как она садится в гинекологическое кресло. Дверь приоткрылась, заглянул Жорик с мобилкой и стал снимать видео. Затем заглянул Гена, напомнил про фотоаппарат, и махнул Феде рукой. Это стало сигналом для нападения.
   Сначала Федя просунул объектив через ширму и незаметно сделал снимок. На нём он увидел Настю в нижнем белье.
   Федя вздохнул и зашёл за ширму. Настя сидела обнажённая на гинекологическом кресле, она вскрикнула и прикрылась полотенцем. Федя увидел её точно такой же, как видел во сне. Он видел перед собой её сексуальное тело, возбуждавшее его каждую клетку его тела. Федя почувствовал некую волну энергии в своём теле. Его руки затряслись от нервной дрожи, сердце бешено колотилось. Нечто внутри командовало ему: «Она твоя, бери её!»
    На табуретке рядом сидел пожилой мужчина с белой бородой и в белом врачебном халате и натягивал на себя одноразовые латексные перчатки. Это был Пётр Ермолаевич Мостовской, доктор медицинских наук, профессор гинекологии и урологии, который уже почти десять лет проводил в этой школе медосмотр.
   - Отвали от меня! Больной на голову! – заорала Настя.
   - Молодой человек! Здесь вообще-то дамы медицинскую комиссию проходят! Как вам не стыдно? Я попрошу Вас покинуть помещение медкабинета! – рассердился профессор.
     Федя не обратил на него ни малейшего внимания. Он направил объектив на Настю и сфотографировал её ещё раз.
   - Ты что, вообще охамел?! – закричала Настя так громко, что задребезжали стеклянные дверцы шкафа с медикаментами и шприцами.
   - Ты меня ненавидишь только за то, что я псих. Но я на ненависть отвечаю любовью – сказал он, затем забросил фотоаппарат на ремне за спину, и дотронулся до неё.
  - Не прикасайся ко мне! Отвали! – закричала она.
  - Я отвечаю на твою ненависть любовью. Я хочу тебя! – сказал Федя, набросился на Настю и придавил её к гинекологическому креслу.
   Профессор сидел ошарашенный и от неожиданности не смог даже пошевелиться.
  - Урод! Псих! – орала Настя.
Федя одним рывком стянул с неё полотенце, запрыгнул на неё и навалился всем телом. Минуту или чуть больше он её гладил по спине и груди, как кошку. Настя извивалась и отбивалась, но Федя был сильнее. Федя надавился  на неё так сильно, что она не смогла даже закричать. Он расстегнул ширинку, достал стоящий как мраморный памятник член…. 
    Настя дёрнулась и кричала. А потом резко остановилась, расслабилась, и крики сменились на тихие стоны.
  
    Федя довёл половой акт до физиологического заверчения, затем отпустил её и пытался поспешно застегнуть штаны.
    У Насти ещё не прошёл шок от произошедшего, и она стала, заикаясь, шептать:
    - Чмо! Тварь! Мразь! Это тебе точно не сойдёт с рук! Псих сумасшедший! Я тебя за это...
Федя не дал ей договорить - снова прижал её к креслу и крепко-крепко поцеловал в засос.
    Потом несчастная девушка разревелась в три ручья. Наверное, услышав крики дочери, прибежал её отец. Можно только представить его ярость, когда он увидел обнажённую, плачущую дочь, прикрывшуюся своим изорванным и испачканным спермой полотенцем, а рядом Федю, застёгивающего штаны. Снова рычание и рявканье, снова удар кулаком, снова Федя лежит на полу с разбитым до крови носом.… Потом Андрей Васильевич схватил за воротник профессора Мостовского, остолбенело наблюдавшем за всем этим, и стал отчитывать его:
    - А ты, старикан, куда смотрел?! Почему ничего не пытался предпринять?
    - Я… ошарашен! Я двадцать лет работаю гинекологом, но такого дерзкого преступления, чтобы прямо в медицинском кабинете совершить изнасилование… не видел, ни разу ещё!

За дверью уже стояла толпа зевак. Всем было интересно, что произошло. Одни заходили в медкабинет, откуда доктор выгонял их, другие расспрашивали Зою Николаевну, что случилось. Остальные хихикали и наплевательски смеялись. Все понимали, что Федя натворил что-то серьёзное, но не могли понять, что именно.
   
    - Всё! Я вызвал милицию. Они уже едут! Я им всё расскажу про вас! Приняли на работу извращенца!
    - Андрей Васильевич! Он не извращенец, он любил вашу дочь, всем сердцем любил её, а она его очень сильно обидела! Провоцировала его, как собаку, вот собака и укусила! Он не виноват! Виновата она!
    - Ты что, оправдывать его собралась?! Прошмандовка!
    - Умерьте свой тон! И какое вы имеете право говорить со мной на «ты»?!
    Толпа зевак наблюдала за перепалкой Зои Николаевны и Андрея Васильевича. Но никто, кроме Гены и Жоры, так и не понял, что здесь устроил Федя, но догадались, что он учудил очень большую шкоду.
    - Ставлю пять гривен за этого мужика! Он её сейчас изобьёт! – сказал Жора
    - А я за нашу директрису. Интересно, поднимет ли он на неё руку? – ответил ему какой-то мальчик из 9 класса.
    Андрей Васильевич был очень злым и красным, как варёный рак. Когда он вышел из кабинета, дети ему рукоплескали и освистывали, а он послал их всех по очень известному направлению. Профессор Мостовской снял свой белый врачебный халат и дал Насте им прикрыться. А Андрей Васильевич снова оскорбил Зою Николаевну словами про внука - «извращенца», а потом вышел из школы и с телефона-автомата, стоявшего у входа в школу, вызвал милицию.
    Федя, воспользовавшись воцарившимся хаосом, сбежал, отдал Гене фотоаппарат, но обещанные 20 гривен так и не получил, а затем заперся в своей коморке, и снова что-то рисовал. Примерно через час в коморку кто-то постучал. Федя, так и не поняв ещё, что он натворил, как ни в чем, ни бывало, открыл дверь. И увидел перед собой много автоматчиков и милиционеров, скорую психиатрическую помощь, бабушку и злого-презлого отца Насти.
    - Руки вверх! – кричал автоматчик, - и заходи в автозак! Малейший шаг в сторону – пуля в голову!
    Сзади стояли Гена и Жора, хихикали и кричали: «Молодец, Федя! Ты наш герой!»
Федя понял, что это всё не шутки, и поднялся по лестнице наверх к стоящему около выхода автозаку – тюремную камеру на колёсах, в которой обычно перевозят опасных заключённых или буйных психопатов.
    - Заходи в кузов! Живо!
Федя всё же очень испугался, и под прицелом десятков дул автоматов он медленно залез в кузов. Андрей Васильевич с перекошенным от злости лицом при этом со всей силы пнул его ногой так сильно, что Федя мигом залетел в кузов. Громко грюкнула тяжёлая металлическая дверь. Он оказался на грязном, заплёванном фанерном полу, попытался открыть дверь, но она была заперта. Тогда Федя забарабанил по пуленепробиваемому стеклу в кабину водителя:
    - Куда вы меня везёте?
Но его не удостоили ответами. Затем дверь открылась, вошло несколько вооружённых до зубов автоматчиков и низкорослый, с козлиной бородкой и в белом халате, врач-психиатр.
    - Куда вы меня везёте? – повторил свой вопрос Федя.
    - Успокойтесь! Мы везём вас в больницу, на обследование. В школе был медосмотр, и у вас будет. Вы же тоже окончили эту школу, правильно? А эти вооружённые люди – чтобы вас по дороге никто не обидел. А пока наденьте эту рубашку, а то замёрзнете! – лживо ответил врач.
    Он одел на него усмирительную рубашку и туго завязал, затем стукнул в стекло кабины водителя, сказав тем самым «Поехали!».
    Машина попрыгала по ухабистым дорогам сельской местности. Через полчаса приехали в Николаев в здание психиатрической больницы. За высоким серым забором с колючей проволокой стояло двухэтажное здание с зарешеченными окнами, больше напоминавшее тюрьму, нежели больницу. Арестанта провели через проходную, открыли тяжёлую бронированную дверь, и Федя оказался в отделении. В нос Феде ударил больничный запах хлорки, спирта, бинтов и нестиранного белья. Далее Федю повели по коридору. Между дверями палат ходили умалишённые – нечёсаные и небритые, с безумными глазами, одетые в полосатую пижаму, как у узников Освенцима. Они разговаривали со стенами, совершали непонятные телодвижения и бормотали под нос нецензурные слова. Федю провели до самого конца коридора и завели в тёмную комнату, освещённую только настольной лампой, где посадили за стол, сняли с него усмирительную рубашку и начали задавать вопросы. Часа четыре с ним беседовали о его биографии, воспоминаниях, политических взглядах, отношении со сверстниками и прочих не имеющих отношения к Насте вещах. Лишь в самом конце речь разговора пошла о случае в медкабинете. Его спрашивали, с какой целью он напал на Настю, как это было. Врачи психиатры внимательно слушали, и записывали его слова в папки с надписями «Уголовное дело» и «Анамнез больного». После беседы медсестра принесла какие-то картинки и поставила их перед Федей. Его попросили решить двадцать задач, где нужно было отгадать слово или выбрать нужную фигуру. Это был тест на IQ. Медсестра на калькуляторе подсчитала результаты - уровень IQ Феди оказался 69, а у среднего человека он составляет 100. Затем провели тест, где Феде показывали картинку, и ему нужно называть ассоциации, которые с ними возникают.
    - Что это? Зачем эти рисунки? – стал спрашивать Федя.
    - Уважаемый, это – просто картинки. Вы называете то, что у вас с ними ассоциируется, а мы, таким образом, узнаём, что у вас в голове. Вот, к примеру, картинка большого жирного хряка, к примеру, что вы представляете, глядя на него?
    - Как он… хрюкает.… Залазит на свинью, крепко её обнимает, и…
    - Всё понятно. Вот видите, раз у вас такие ассоциации, значит, вы сексуально озабоченный. И это стало причиной вашего нападения на девочку. Контролировать свои эмоции вы не могли, так как вы ещё и умственно отсталый.
    - Да сам ты умственно отсталый! Я любил её! А она… Я… – вскочил он со стула и закричал. Сзади подошёл санитар и огрел его дубинкой по голове.
    Очнулся Федя в камере-одиночке, где не было никакой мебели, был только напольный унитаз за синей шторкой в углу и пенопластовый кубообразный стол и стулья. Все стены и пол были надувные, как на батуте, чтобы не допустить никаких увечий или самоубийства буйнопомешанного. Даже дверной ручки на двери не было, но было окно, через которое три раза в день Феде давали еду и воду.
     Федя всю неделю лежал и смотрел в потолок, вспоминая Настю. Иногда он занимался мастурбацией, воображая что-то в своей голове и повторяя её имя. А иногда он просто спал в надежде увидеть Настю хотя бы во сне. На вопрос, почему я здесь, Феде отвечали, что «так надо, так бабушка ему велела».
    Каждый день его забирали врачи на собеседование, где его донимали вопросами о целях нападения и изнасилования Насти. С каждым днём допросы были всё жёстче – на него орали, давили психологически, а как-то раз его даже нагнули на колени и заставили извиниться за то, что он повысил тон на врача.

В один из дней Федю перевели в СИЗО. Поскольку насильники, особенно малолетних, на зоне живут мягко говоря несладко, Федю поместили в одиночную камеру. Там он, можно сказать, был VIP-заключённым - в камере был телевизор, мини-библиотека, и даже душевая. А ещё из зарешёченного окна был виден Бугский лиман и река Ингул, и далёкие просторы полей Юга Украины на горизонте. Федя всматривался в эту даль и уже не грустил, а пребывал в приподнятом настроении. О Насте он почти не вспоминал - целыми днями он сидел у окна, либо за столом. Он ел тюремную баланду, смотрел телефизор и читал разные книги из мини-библиотеки. Особенно ему полюбились мультики про черепашек-ниндзя и книга под названием "Золотые сказки Франции". Через пару дней Федю конвоировали в какое-то помещение, и в присутствии следователя и прокурорта провели следственный эксперимент на манекене и в комнате, имитирующей медицинский кабинет. Федя признался, что эта идея у него возникла не спонтанно, а его надоумил Гена, а мотивом было то, что Настя отвергла его любовь, и он «решил её взять штурмом». Оказалось, что Федя не имел практически никакого представления об отношениях парня и девушки, и, естественно, не понимал, что он совершил преступление. Но он не был никаким маньяком и преступником - он наоборот, был наивным, весёлым и добрым "блаженным психом". Всё принимал близко к сердцу, думая, что в мире все добрые, а на издевательства сверстников и травлю он не реагировал, только потому что не понимал, что над ним издеваются. А встретив Настю на кухне, он понял, что такое любовь. 

***
Ещё через неделю Федю увезли в суд. Его посадили в клетку рядом со столом судьи. С огромным удивлением он увидел на скамье подсудимых Гену и Жору. В клетку с ним села и бабушка, чтобы в случае чего говорить вместо него. Среди присутствующих в зале суда он увидел и педагогов, и профессора Мостовского, и всех кто был рядом в тот злополучный день. За те три недели, которые Федя провёл в психиатрической больнице, собрали три тома доказательств, фотографий, в том числе с фотоаппарата Гены, и прочих материалов дела. Оказывается, сразу после ареста Феди в школе автоматчики устроили облаву на Гену и Жору. Их арестовали прямо на школьном дворе, изъяли фотоаппарат и мобильный телефон Жоры, а затем отпустили под подписку о невыезде. А Настю отвезли в районный отдел милиции, где она написала заявление об изнасиловании, после чего прошла судмедэкспертизу, и в её теле нашли следы спермы Феди.

    - Встать! Суд идёт! – выкрикнул пожилой судья в мантии и стукнул деревянным судейским молотком по столу. Прокурор громко начал говорить:
    - Слушается уголовное дело по статье 153 Уголовного кодекса Украины в отношении гражданина Кожевникова Фёдора Николаевича, который 2 октября 2003 года вместе с сообщниками совершил насильственные действия сексуального характера в отношении несовершеннолетней Кучборок Анастасии Андреевны. Также по статьям 26 УК Украины «подстрекание к совершению преступления» и статье 29 «соучастие в преступлении» обвиняются Коновалов Геннадий Александрович и Гехт Георгий Алексеевич. Подсудимые, встаньте. Вы признаёте свою вину?
    - Нет, - ответил Жора, - подстрекал не я, а снимал на фотоаппарат Федя.
    - Нет, ответил Гена, - что вы на меня бочку катите?! Я только лишь пошутил, а он воспринял это всерьёз.
    Федя гордо заявил:
    - Да, признаю, и каюсь в содеянном. Я лишь хотел встречаться с девушкой, но меня жестоко обидели, я не отомстил, а хотел взять то, что мне послала судьба – заявил Федя.
    - По какому-такому праву ты напал на мою дочь?! Твоё место в психушке! – закричал Андрей Васильевич.
   - Уважаемый отец потерпевшей, вы находитесь в здании суда, - напомнил прокурор, -  Вам потом будет предоставлено слово. А пока что сядьте и сидите тихо, пожалуйста. Подсудимый, а вас и не спрашивали о мотиве проступка, в котором вы подозреваетесь. Прошу опросить саму потерпевшую.
   В зал зашла Настя, посмотрела на Федю взглядом ненависти, и начала говорить:
   - Когда у нас в школе был медосмотр, пришло «оно».
   - Госпожа потерпевшая, имейте уважение к суду, - сказал прокурор.
   - Простите, - извинилась она, -  Я зашла в кабинет, а сзади на меня напал он, ударил меня по голове, я отключилась, очнулась от страшной боли и поняла, что меня эта тварь изнасиловал. Потом он показал мне нож, и сказал, что если я пожалуюсь в милицию, он меня зарежет. Меня защитил отец, Андрей Васильевич, который и вызвал спецназ, чтобы схватить этого мерзавца.
   Естественно, и профессор Мостовской, и Андрей Васильевич, и даже сама Настя понимали, что всё было иначе. Ей хотелось не восстановить справедливость, а добить в Феде всякое человеческое достоинство, чтобы выместить на нём всю свою злость. За то, что он утратил свой единственный шанс на нормальную жизнь и человеческие отношения. За то, что он хотел любить и быть любимым, и только после того, как его жестоко обидели, решил «взять штурмом».
   - Прошу спросить главного свидетеля – Петра Ермолаевича Мостовского.
   - Я, доктор медицинских наук, десять лет провожу медосмотр в той школе, но такое на своём веку, а мне 70 лет уже через месяц исполняется, вижу впервые.
   - Вы с подсудимым или потерпевшей были знакомы?
   - Видел его пару раз, но не знал о нём ничего. С потерпевшей был знаком, но поверхностно, я уже второй раз обследую её.
   - Что вы видели в момент преступления?
   - Я был потрясён увиденным, точно не помню, но видел, как он её изнасиловал, и как Андрей Васильевич его ударил.
   - Спасибо вам большое. Опросить свидетеля Андрея Кучборок.
   - Я в момент медосмотра вышел покурить. Вдруг слышу истошный крик дочери, сначала подумал, что ей просто врач больно сделал, но решил проверить на всякий случай. Забегаю в кабинет, а там этот урод прижал Настю к креслу и насилует её. Я попытался оттянуть его, но он ногами ударил меня так, что я отлетел в сторону. Я вылил на него ведро воды, а потом ударил его, и он сбежал. А эти два пацанёнка снимали всё на видео, вместо того, чтобы помочь потерпевшей. А потом ещё и распространяли это видео в школе, из-за чего мою дочь затравили одноклассники.
    Отец Насти тоже явно врал, но судья, расследовавший в своё время куда более серьёзные дела об убийствах и маньяках насильниках, просто не хотел бы заниматься таким пустяком, как бытовое изнасилование и хотел поскорее закончить суд, потому-то и сделал вид, что верит всем.
    Адвокат, в свою очередь, твердил о том, что Федя невменяемый и его нельзя в тюрьму.
   - Ваша честь! – начал говорить адвокат, - Мой подзащитный заслуживает снисхождения. Во-первых, он искренне раскаивается в содеянном. Во-вторых - не убил же он потерпевшую, и не покалечил, и не заразил венерической болезнью?! В-третьих, он совершил насильный половой акт не из низменных, звериных, похотливых мотивов, а наоборот - от большой светлой любви, на которую не ответили взаимностью. Ну подумайте сами – родился с изъяном, все тебя отвергают, из-за этого несчастная любовь. Ему ведь хотелось тоже встречаться, влюбляться, а его все отвергали, и он выплеснул таким образом свои эмоции. Решил, как сам он мне сказал, «взять штурмом». Человек признан умственно отсталым – это достаточный диагноз для признания невменяемости. Ему надо дать условно. И подлечить.
   - Чтоб на тебя так, урода, «выплеснули эмоции»! – закричал отец Насти.
Судья сделал ему замечание, но тот продолжил оскорбления.
   - Как ты смеешь оправдывать преступление против моей дочери?!
   - Уважаемый, - сказал адвокат, - это вообще-то моя работа, оправдывать подсудимых! Вы, как имеющий отношение к милиции, должны знать, что тот, кто угнал машину, чтобы покататься, будет наказан не так строго, как тот, кто угнал машину чтобы продать её, ради наживы. Также и тут, подсудимый был страстно влюблён, и не желал зла вашей дочери.
На что Андрей Васильевич ответил:
   - Этот урод изнасиловал мою дочь! Все доказательства вины против него! Он и меня угрожал зарезать ножом!
  - Как раз улик, подтверждающих ваши слова про нож, нету! Как и нет у следствия подтверждений слов потерпевшей, что он её бил по голове! Я понимаю вас и ваши отцовские чувства, но есть масса улик, что ваша дочь его провоцировала, начиная с того что отвергла его чувства лишь за то что он инвалид, заканчивая тем, что соврала вам о ноже и домогательствах, и вы, поверив ей, избили подсудимого!
  - А что, она должна была ему ответить взаимностью только потому, что он в неё влюбился?!
  - Она должна была объяснить ему вежливо, что сейчас отношения с парнями ей не нужны, что дело не в тебе, а во мне. Или соврать, что она любит другого. А она сказала ему "ты мне не нравишься" - а это тоже самое, что сказать "ты урод". Она его то отвергала, то дразнила, вот и нарвалась!
  - Я тебя сейчас за такие речи на твоём галстуке повешу! – закричал Андрей Васильевич.
Милиционеры, присутствовавшие в здании суда, выгнали Андрея Васильевича за двери и оштрафовали на 25 гривен за недостойное поведение в зале суда.
    Заседание суда пришлось прервать, потому что Насте вдруг стало плохо – заболел живот, стало тошнить. Профессор Мостовской сразу определил у неё токсикоз, сбегал в аптеку и купил для Насти тест на беременность, который оказался положительным. Он долго уговаривал Настю простить Федю, Зоя Николаевна благодарила её за правнука, но упрямая Настя настояла на своём:
    - Я хочу, чтобы Федя был наказан. Я не хочу рожать от этого ублюдка! Что он меня любил, меня не интересует. Я хочу сделать аборт!
    Через шесть недель, после долгих судебных тяжб и расследований в уголовном деле Феди первый приговор: к одному году условно приговорён Гена за подстрекательство Феди к изнасилованию Насти с использованием его слабоумия, и неспособности оценивать последствия своих действий. К году условно и штрафу был приговорён и Жорик - за соучастие, а также за распространение сделанных Федей и Геной фотографий и видеозаписей обнажённой Насти. Услышав приговор, Гена и Жорик прямо на скамье подсудимых чуть не избили Федю, так как считали, что это он виноват, он их подстрекнул, а не наоборот. Вину они так и не признали. Главным доказательством дела против всех троих оказалось то самое видео с мобильного телефона Гены и фотографии Феди. Позже Гена и Жорик в сельском клубе влезли в драку, и срок стал уже реальным.
    Для самого Феди прокурор просил четыре года колонии строгого режима, сказав, что «за изнасилование несовершеннолетней это ещё слишком мягкое наказание». Но судья приметил, что, несмотря на осознанность действий Феди, он не может отвечать за их последствия, так как является слабоумным, а значит, и невменяемым. Поэтому Федю направили на принудительное психиатрическое лечение.
    - Учитывая диагноз «Умственная отсталость лёгкой степени и приступы немотивированной агрессии», поставленный в Николаевской психиатрической больнице, именем Украины, оглашаю решение Корабельного районного суда города Николаев. Именем Украины, постановляю признать Кожевникова Фёдора Николаевича виновным в изнасиловании Кучборок Анастасии Андреевны, однако, учитывая вышеупомянутый диагноз, приказываю признать осуждённого невменяемым и направить его на принудительное лечение в психиатрическую больницу, - сказал судья и стукнул молотком.
    - Радуйся, что отправят тебя в психушку, а не в тюрьму! На зоне с такой статьёй тебя бы быстро в «петуха» превратили, - выкрикнул Андрей Васильевич.
    Федя долго просил, чтобы его посадили в камеру-одиночку. Но все его мольбы расценили как бред слабоумного и поместили его в блок, где сидели буйнопомешанные – наркоманы, насильники, педофилы и маньяки. Они целый день кричали, буянили, разговаривали со стенами, бросались в санитаров собственными экскрементами, и слабый, беззащитный Федя просто не смог бы здесь выжить. Медсёстры сильно жалели его, но ничего не могли сделать. Решению суда перечить никто не решился. Однако в камеру-одиночку его позже всё же перевели, но только потому, что мест в общей палате не осталось.
    Прошло девять месяцев после инцидента в медкабинете. Настин живот увеличивался, она ела «за двоих», пыталась есть мел и уголь, как это обычно бывает у беременных. Она опасалась, что над ней будут издеваться, что в неё влюблён псих – но случилось ещё хуже: её в школе затравили из-за фотографий в медкабинете и из-за того, что она от этого самого «психа» беременна. 1 мая у неё родился здоровый ребёнок, мальчик, которого назвали Игорь. По иронии судьбы, роды принимал в Березовской районной больнице профессор Мостовской. Андрей Васильевич, который в 42 года стал дедушкой, уговорил Настю оставить его и воспитывать как сына. Роль опекуна для ребёнка взяла его новоиспечённая прабабушка, Зоя Николаевна. Она покупала Насте специальные препараты, усиливающие секрецию молока, меняла ребёнку подгузники. Во время уроков она держала ребёнка у себя в кабинете, присматривала за ним, чтобы Настя на перемене не забывала заходить покормить его грудью.
    Как-то раз, разбирая с учениками на летней практике Федину коморку, она обратила внимание на большой, метр на полтора, мольберт, стоящий в углу и прикрытый тканью. Она стянула ткань, и увидела… На фоне рек, гор, лесов, полей и сёл, на лужайке среди цветов, нарисована Настя. Она сидела, обняв колени руками, её волосы стелились по её стройной фигуре до земли, её голубые блестящие глаза смотрели куда-то вбок, как бы намекая, «садись ко мне рядом, давай вместе будем смотреть на красоты нашей родины». На этом холсте Федя ночи напролёт выражал свои чувства и эмоции, надежды и ожидания, любовь и мечты, связанные с Настей. Когда он сделал последний мазок и поставил в правом нижнем углу свою роспись, и накрыл тканью для высыхания, за дверью его уже ждал спецназ и автоматчики.
   Увидев гобелен, Зоя Николаевна сразу поняла истинность чувств Феди и переосмыслила свои действия. Она позвала Настю взглянуть на это произведение искусства. Настя заплакала, и говорила каждую секунду: Федя! Федя! Как я могла! Зоя Николаевна поехала в больницу, где показала внуку фотографии его сына Игорька, которому только исполнился месяц, и рассказала, как Настя увидела гобелен и расплакалась. Но Федя не реагировал. Его уже накололи препаратами нейролептиками, и он постепенно превращался в «овощ».
   На самом деле он грустил, всё ещё вспоминал Настю. Осенним вечером, в годовщину инцидента в медкабинете, что-то в его сознании переклинило, и в воспоминаниях всё всплыло и покатилось кубарем в его памяти: издёвки сверстников, многочисленные отказы в приёме на работу, «потому что даун», наказания за проступки, которые он не совершал.… …Первая настоящая любовь к Насте, шутки Гены и Жорика, которые тоже из-за него оказались в тюрьме, избиение отцом Насти, первый и единственный в его короткой жизни раз, когда он занимался сексом с девушкой, во время изнасилования в медкабинете… Суд, психбольница… Каждодневные зрелища, как санитары избивали дубинками умалишённых.… Всё это не давало жить Феде, и в психологическом плане он уже умер.
   На следующий день Зоя Николаевна с Настей и её родителями договорились посетить в психиатрической больнице Федю, показать ему сына, которого гордо называли Игорь Фёдорович Кожевников, а Настя хотела извиниться перед ним. Они пришли, медсестра отвела их в палату… Увидели - Федя отдал душу Богу – повесился на шпагате от посылки с едой. А на стене надпись углём – не могу жить без Насти…
   У Зои Николаевны после вести о смерти любимого внука тотчас же случился сердечный приступ, и она скончалась в карете скорой помощи. Настя пыталась покончить с собой, съев десять таблеток нейролептика, её еле спасли.
    Жора и Гена провели весь последующий год в тюрьме.
    Отца Насти уволили с работы и угрожали уголовным делом за доведение до самоубийства.
    Федю похоронили под самым забором кладбища, рядом с Зоей Николаевной, и почти забыли о нём.
    Много времени уже прошло.
    Настя поступила в Николаевское педагогическое училище, вышла замуж за однокурсника, родила от него ещё одного ребёнка. Она стала добрее, спокойнее, и теперь каждому нищему даёт милостыню и каждой бездомной кошке и собаке покупает еду. Игорёк вырос и ходит в ту же самую школу, Настю считает своей старшей сестрой, а не мамой, и даже не подозревает, что на холсте, что висит возле класса рисования, изображена его мама, а автор картины – его настоящий отец.

    Каждый год в школе села Нечаянное встреча выпускников, которые собираются и вспоминают свои школьные дни. И не было такого дня, чтобы кто-то из выпускников не говорил:
    - А помните сторожа Федю и его любовь к одиннадцатикласснице Насте?
    - А как такое не забыть, я до сих пор вспоминаю, как его автоматчики ловили! Тогда он сделал наш день!
На что отвечают:
    - Это не смешно! Эта его пассия сгубила его жизнь и жизнь директора школы, это очень больно, когда тебя ненавидят за то, что ты не такой как все!

    Естественно, Федя не имел права насиловать Настю. Но этот проступок Феди не был ни следствием его психического заболевания, ни якобы имевшихся у него криминальных наклонностей. Изнасилование Насти Федей было последствием многолетних издевательств со стороны сверстников.
Шутка ли, но когда разлетелась весть о кончине Феди, все в Нечаянном стали добрее и отзывчивее. И редкие туристы, заезжая в это депрессивное село, дивятся: «Какие же гостеприимные и добрые тут люди! Последнего гроша не пожалеют для страждущего!»