Рута майя 2012, или конец света отменяется 51

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
КАМПЕЧЕ

– Приятное местечко. И сам ресторанчик уютный. И дворик симпатичный. И павлины гуляют, – рассуждал Николай Андреевич.
Они сидели в придорожном ресторане. По их подсчетам, до Кампече оставалось не очень долго, но голод заявил о себе.
– Да, день сегодня выдался насыщенный, – протянул Танеев.
– Еще бы! Один Ушмаль чего стоит, – признал Беловежский и извлек из кармана зазвонивший телефон. – Странно. Номер незнакомый… Слушаю.

– Алехандро Веловешски?
– Да, это я.
– Я Диего Бернардо Рамирес. Помните, я приезжал как-то к вам в Коиштлауаку?
– Да-да.
– Еще мы виделись с вами ночью в Текистепеке, – Рамирес усмехнулся, – помните?
– Конечно, сеньор Рамирес.
– Алехандро, я давно должен был связаться с вами, но сомневался в необходимости. Как-то мне позвонил ваш руководитель Джордж Полонски и сказал, что вы хотели бы пообщаться с кем-нибудь из майянистов в Кампече.
Александр разулыбался:
– Да, я действительно слышал, что там богатая коллекция. Мы, например, только что посетили Шкалумкин. А оригиналы его самых интересных надписей находятся в музеях Кампече.
– Это верно, – поспешил согласиться Рамирес и скороговоркой добавил: – По просьбе Полонски, я договорился с сеньором Буеналусом, директором лаборатории майянистики, что он вас примет. Запишите его телефон.
– О, спасибо, сеньор Рамирес.

Но он явно желал говорить о другом и тут же сменил тему, как только телефон был записан:
– Алехандро, вас, наверняка, волнует вопрос, откуда я знаю, что вы занимаетесь поисками сосуда.
Саша оторопел от неожиданности и пробормотал что-то в ответ.
– Так вот я этого ниоткуда не знаю. Мы с Полонски старые знакомые. Он сказал мне, что поведал вам печальную историю вашего соотечественника в целях предостережения. И, памятуя ваше рвение в Текистепеке, он пошутил, что не ровён час, как вы и сосуд отыщете.

Беловежский засмеялся:
– Ох, уж этот мой босс! И что же?
– Теперь я должен покаяться перед вами, – посерьезнел Рамирес. – Видите ли, Алехандро, в этой давней истории у меня есть некоторые подозреваемые.
Саша затаил дыхание.
– По сути дела я использовал вас как приманку, рассказав о вас подозреваемым в непринужденной беседе. И тогда же я направил Антонио Льосу, чтобы он помогал вам.
– Понятно, – все, что смог выдавить в ответ Александр.
– Получается, что именно я виноват в том, что вас преследуют, хотя я так и не знаю точно, ищете ли вы артефакт.
– Не думаю, – туманно сказал вдруг Саша.

Рамирес помолчал и добавил:
– Теперь это уже не столь важно. Так или иначе, за вами следят. И я хотел объяснить, какие цели преследовал я лично.
– Понимаю вас.
– Мы не сможем подробно обсудить по телефону все, что нас волнует. Завтра я прилечу в Кампече.
– Хорошо.
– Как раз в первой половине дня вы пообщаетесь с Буеналусом, он проконсультирует вас, где и что вам посетить. А потом вы, наверняка, захотите перекусить и отдохнуть. В пригороде Кампече есть чудесный пляж «Плайя Бонита» . Предлагаю встретиться там, в кафе часа в четыре дня. Мы на связи, и всегда сможем уточнить детали.
– Хорошо, сеньор Рамирес, договорились.
– Только очень прошу вас, Алехандро, мало кто знает, ищете вы сосуд или не ищете. Не стоит поднимать эту тему больше ни с кем, даже с сеньором Буеналусом, – поспешил предупредить Рамирес.
– Конечно.

Беловежский с минуту сидел в растерянности с телефоном в руках. Наконец, собравшись с духом, он пересказал разговор своим спутникам.
– Что же, значит, завтра и мы познакомимся с Рамиресом, – оптимистично подытожил Быстров.
– И все же я не пойму, куда он сам клонит, – недоумевал Александр. – Почему не говорить с Буеналусом? Что-то он темнит.
– Значит, это он на нас кого-то натравил? – ужаснулась Марина. – Ты был прав: сам послал и преследователей, и защитников. Не нравится мне твой Рамирес!
– Мой? – возмутился Саша. – Он мне тоже особо не внушает доверия.
– Почему же? Он вам честно сказал, как дело было, – вступился Быстров. – А мог бы и не говорить.

– Тогда ему пришлось бы объяснить, почему он послал защитника, – парировал Саша.
– А защитника ли? Может, он послал человека следить, когда и где мы найдем сосуд, – предположила Марина.
– Может, хочет сам предъявить сосуд Мексике.
– Даже если и так. Однако не Рамирес преследовал Ветрова, не Рамирес убил Ветрова, – заговорил вдруг молчавший до сих пор Танеев и сам себе возразил: – А собственно почему? Что мы о нем знаем?
Все согласно замолчали.
– Почему он не назвал мне подозреваемых? – вскинулся опять Беловежский.

Кампече приветствовал их последними мазками заката. Темно-серое с фиолетовым отливом небо отделялось оранжево-желтой полосой от ртутного глянца водной глади Мексиканского залива. Безграничным акварельным полотном предстал в сумеречном освещении этот морской пейзаж с впаянными в эту ртутную поверхность белыми туфельками рыбацких лодок.

Город вспыхнул уличными фонарями и открыл взору красивую просторную набережную крупного современного города. Жизнь здесь кипела: то и дело проезжали велосипедисты, и параллельно, словно соревнуясь в выносливости, занимались бегом люди разного пола и возраста. Там же прогуливались парочки, и мамочки, обрадовавшись тому, что жара спала, вывели малышей на воздух. Пробок на дороге не наблюдалось, однако движение было активным и оживленным.
Исторический центр представлял собой форт внутри крепостных стен с упорядоченными улицами и кварталами домов. Идеально чистый город. Все дома выкрашены в яркие цвета. Здесь недалеко от центральной площади удалось устроиться в недорогом, хоть и не самом удобном отеле.

При свете дня Кампече выглядел таким же ухоженным. Старый город с колониальной архитектурой двух-трехэтажных веселых разноцветных зданий и современный город с более высокими сооружениями разного назначения и широкими проспектами отлично уживались друг с другом.
Лаборатория майянистики располагалась в одном из бастионов крепостной стены старинного города Сан-Франсиско де Кампече. Созвонившись с Буеналусом, Беловежский повел своих спутников на встречу с одним из известных археологов-майянистов этого района.

Сеньор Буеналус радушно принял их в своем кабинете и угостил кофе. Танеев напомнил мексиканскому ученому, что они встречались как-то на одной из конференций по Культуре Майя, правда, лично знакомы не были. Быстров назвался археологом, что абсолютно соответствовало истине. Марина выдала себя за этнолога и тоже не солгала.
Директор лаборатории с увлечением рассказывал о самых ценных экспонатах музеев Кампече, которые Александру непременно надо увидеть. Среди них фигурировали сосуды и другие изделия из керамики из разных археологических комплексов майя.

– А что интересного есть из письменности? – наконец, отважился вставить слово Саша.
– У нас много стел, есть притолоки, отдельные блоки, – с готовностью подхватил мексиканец. – Значит, вы эпиграфист? Я почему-то считал вас археологом.
– Археологом? – удивился Беловежский. – Нет, что вы, я эпиграфист. Впрочем, меня влечет все, что связано с майя. Опять же на сосудах встречаются интересные надписи.

– Кстати, об археологии и керамике, – обратился вдруг Танеев к директору. – Меня всегда занимало, в каком состоянии в основном находят сосуды, ведь на городищах они, скорее всего, сохраняются в обломках.
– Я как археолог могу подтвердить, – вступил в разговор Быстров, – что в культурном слое керамика редко встречается целой.
– Конечно. Да вы сейчас сами увидите, что все керамические изделия в основном кропотливо собраны из кусочков. Очень редко, в основном в погребениях, все же попадаются целехонькие сосуды, – ответил Буеналус с каким-то особым волнением. – В частных коллекциях, например, встречаются изумительные артефакты. Кстати, был даже у коллекционера из России один такой сосуд много лет назад.

Томина тревожно глянула на Беловежского. Однако мужчины, все трое, не подали вида, лишь проявили вежливую заинтересованность.
– Вы не слышали об этом коллекционере, звали его Бетроу? – уточнил мексиканец.
Танеев и Быстров переглянулись и пожали плечами.
– Нет, лично я не слышал, – озвучил их общую неосведомленность Александр. – И что за сосуд?
Буеналус с воодушевлением рассказал и про сосуд, неизвестно откуда взявшийся в коллекции у российского коллекционера Ветрова, и про его исчезновение, и про убийство русского.

– Как страшно! – подала голос Томина после минутной паузы.
Но Буеналус вдруг широко улыбнулся и с немного нервным возбуждением обратился к Беловежскому:
– А мне сказали, что вы знаете об этом сосуде и даже пытаетесь его разыскать.
– Я? Нет, я первый раз слышу об этом. Кто же вам мог такое сказать? – удивлению Александра не было предела.
– Наверно, я не так понял, – замялся директор лаборатории и нарочито бодро добавил: – Ну, что ж, тогда я приглашаю нашего лучшего научного сотрудника, и он познакомит вас с фондами нашей лаборатории. Еще я рекомендую вам посетить Бастион Нуестра Сеньора Соледад. А также на западе, на берегу моря – музей в Крепости Сан-Мигель. Там тоже очень ценные коллекции.

Ученые обменялись рукопожатиями. Беловежский тепло поблагодарил директора лаборатории за исчерпывающую информацию. Мексиканец пригласил запросто обращаться к нему с любыми вопросами. Подмигнув, он лукаво добавил, что даже с вопросами про сосуд русского коллекционера.

Ознакомившись с музеями, они гурьбой гуляли по крепостной стене, откуда хорошо просматривался город: по одну сторону, колониальный, по другую, современный.
– Как вам Буеналус? – поинтересовался Танеев.
– Мне понравился, – брякнула Марина, пока мужчины раздумывали. – Обаятельный, улыбчивый, общительный, знающий и…
Она запнулась.
 – И…? – поторопил Саша.
Томина стушевалась.

– Да, Марина, в целом вы правы, но все же мне трудно сказать, – заговорил Быстров. – Мы же не захотели обсуждать с ним тему Ветрова. Однако мне изначально хотелось задать ему ряд вопросов. Я передумал, когда он никак не отреагировал на мое имя. Если бы он помнил, что у Ветрова был друг Николай Быстров, нам бы не удалось избежать этой темы.
– Мне не понравилось две вещи, – медленно начал рассуждать Александр. – Во-первых, с чего он взял, что я археолог и интересуюсь керамическими находками? Он ведь сразу вел разговор только о керамике, с упором на сосуды.
– Он мог так подумать, потому что сам эксперт в этой области, а ты попросил с ним встречи, – предположил Танеев.
– Допустим.

– А что второе? – спросила Марина.
– А второе вот что. Как только Андрей Михайлович задал ему вопрос о степени сохранности керамики в городищах, он тут же перевел разговор на сосуд Ветрова.
– Я ведь специально задал ему этот вопрос, – усмехнулся Танеев. – Мне померещилось, что он сильно огорчился, когда ты заявил, что ты эпиграфист. И я решил помочь ему выйти к теме, явно для него важной.
– Да, он как-то сразу оживился, когда заговорил об этом, – согласился Быстров. – И до последнего настаивал на этой теме.
– Вот то-то и оно, – вздохнул Саша. – А почему?

– Причин может быть несколько. Однако поехали в другие музеи, – призвал Танеев. – Там все, что ты ждешь.
– Поехали? – удивилась Марина.
– Редут Сан-Мигель далеко. Строился как защитный форпост на окраине, – пояснил Андрей Михайлович. – Кампече был важным торговым центром. И ему приходилось обороняться от пиратских набегов, в основном со стороны англичан и французов. Поэтому здесь много крепостей, в том числе и на подступах к старинному городу.
Кампече потряс Беловежского богатством музейных коллекций: реконструкция захоронения, погребальные маски и высоченная черная Стела 9 из Калакмуля, притолоки и колонны из Шкалумкина, разнообразные монументы из обширного мира майя штата Кампече, не говоря уже об изобилии керамических изделий.

***

Педро Мануэль Лопес добрался до Кампече. Сегодня он даст себе отдых, а завтра отправится домой, в Вильяэрмосу, к любимой семье. Он устроился в таверне, заказал такос и текилу.
Тяжелые думы сдавили его голову. Он был на распутье. Он провалил задание Таты. Одно и то же задание он провалил второй раз в жизни. Но ведь другие задачи он всегда решал с легкостью. Со студенческих лет Тата считал его другом. Сегодня он устал. Сейчас ему хочется выбраться из этой трясины, из всей этой истории, стать обычным человеком, даже правоверным католиком.

Он опрокинул рюмку текилы и тут же налил следующую. Он не может быть просто католиком. Боги неоднократно давали ему подтверждение истинности веры последователей Таты. Он безгранично доверял Тате и верил в его избранность. Просто сейчас он был раздражен бессмысленным требованием своего босса или скорее собственным бессилием.  Он опять выпил и снова налил.

«Васиха»! Сколько нервов она уже ему стоила. Русский. Когда они поняли, что убили его, они затолкали его тело в щель в земле там же в Ушмале. Из офиса одного из эхекуторов Педро позвонил Тате, и тот велел избавиться от тела любым способом, только чтобы на них никак не могло пасть подозрение. «Как?» – «Не знаю. Думайте. Как хотите. Только тела здесь быть не должно».

Они вернулись к русскому, достали из карманов все вещи и документы, сняли одежду, часы, тяжелое золотое кольцо с пальца, цепочку со странным крестиком с шеи. Они унесли его тело далеко в дебри и запихнули в глубокую расщелину в почве.
Так сельва поглотила следы истинного преступления. Как убийство произошло на самом деле, ведал только один свидетель, Антонио Льоса, о чем Педро и эхекуторы, по счастью, узнали сразу.

Когда взволнованный Льоса по наивности прибежал в офис и попросил немедленно вызвать полицию, Педро сидел в соседней комнате. Именно эхекутор выслушал незадачливого свидетеля и сделал вид, что позвонил в полицию. На самом деле по его звонку явились двое эхекуторов, переодетых полицейскими, и разыграли соответствующий ситуации спектакль. Льоса был абсолютно уверен, что общался с представителями закона.

Откуда опять взялся сейчас этот Льоса? Почему он вдруг привел сегодня русских за Голубятню? Что он им говорил?
Педро давно предупреждал Тату, что Льоса как свидетель был опасен, а значит, не мог быть оставлен в живых. И Тата согласился. Потом Льоса исчез, и все были уверены, что его убрали. Педро тогда обрадовался, что ему не пришлось второй раз запятнать себя убийством.

Конечно, боги возлагали на него разные поручения. Он много разъезжал по стране, решал деловые вопросы, иногда даже силой, что больше выражалось в шантаже, грубом обращении, пусть даже драке. Однако кровь ему доводилось проливать только в ритуальных целях. Смерть русского его потрясла, но он тогда объяснил себе, что это своего рода жертвоприношение. Так захотели боги. Боги же через Тату потребовали от него скрыть следы убийства.

Педро прибыл в Четумаль, где его уже ждал один из местных посвященных, который был связан с наркотрафиком. Как раз удачно подвернулся труп европейца. Его обрядили в одежду русского, надели ему часы, кольцо и цепочку, положили вещи и документы по карманам, сильно изуродовали лицо и подкинули труп туда, где нередко проводились разборки мафиозных групп. Его не замедлила обнаружить местная полиция, и маховик дела некого русского по имени Бетроу, убитого в Четумале наркодельцами, закрутился.

Педро Мануэль Лопес проглотил еще рюмку текилы. Эти воспоминания всегда подавляли его. Он неустанно глушил их алкоголем, но затоптать их окончательно ему так и не удавалось.
Все, надо покончить с этой историей. Он выпил. Голова отяжелела снаружи, но стала легкой внутри. Он даже улыбнулся, точно нашел, наконец, освобождение.
«Васиха», где она? И он вдруг на секунду протрезвел от ужаса. Конец света. Без «васихи» он будет страшен. Без «васихи» никто не спасется. Ни Тата, ни сам Педро, ни его семья, ни тысячи их с Татой последователей и сподвижников.
Это был тупик.

***

Луис Альберто Буеналус проводил гостей и погрузился в глубокое раздумье. Все его надежды на то, что молодой ученый Веловешски потому и захотел с ним познакомиться, чтобы поговорить про «васиху», пошли прахом. Разговор про керамику, его собственный намек на Бетроу и  даже дерзкий вопрос напрямик ни к чему не привели.

Вероятно, русские осторожничали. Кто же эти остальные? Ну, девица ехала с Веловешски с самого начала, о ней ему известно. С майянистом по имени Танэйеу они встречались на научных конференциях. А вот самый старший назвался археологом Николасом Вистроу, как-то так. И почему-то ему показалось знакомым это имя. Где-то он его слышал? Где?

Буеналус даже не определил для себя, найдена ли уже «васиха» на самом деле, или к ее поиску они только готовятся. Интуиция почему-то вступала в противоречие с информацией Педро и упорно подсказывала ему, что потому и объявились эти старшие ученые, что поиск «васихи» еще впереди. И забрезжила надежда, тихая, слабая, но согревающая.

Если так, то это его последний шанс, и он не имеет права его упустить. Это испытание послано ему богами. Перед ними он несет ответственность за судьбу всех тех, кого он спасет от конца света, когда он воплотится в Болон-Октэ. За годы существования созданной им секты он совершенно уверовал в эту свою миссию.
Что-то надо срочно предпринять. Немедленно. Решительно. Педро Лопес. Он не вправе сейчас выйти из игры.  Подумаешь, он видел Льосу. С Льосой успеем разобраться. Он поморщился от нежелания с ним разбираться. Он так радовался, когда тот исчез, свято верил, что с ним уже расквитались сами убийцы, простые грубые люди. Ладно. И он попытался пока отправить мысль о Льосе в дальние закоулки памяти. А пока надо действовать.

Он набрал номер. Гудок шел долго и слетел. Он снова позвонил. После нескончаемого гудка в трубке раздался неясный звук и бессвязное мычание.
– Педро? Педро!
Шуршание в трубке, бормотание и тихий икающий голос:
– Та-та?
– Да, это я, Тата. Ты пьян? Педро! Очнись немедленно!
– Тата, – на том конце провода послышалось рыдание. – Та-та, про-сти, Та-та!
– Так, Педро, я перезвоню через десять минут. Немедленно, слышишь, немедленно приведи себя в порядок!

Буеналус засек время и воспитывал терпение, просто спокойно, как ему казалось, выжидая, когда истечет назначенный срок. Через десять минут он вздрогнул: телефон сам зазвонил в его руке. Это был Педро.
– Тата! Я в порядке, – голос звучал довольно бодро, хотя некоторые слоги глотались или выговаривались с трудом.
– Педро! Я виделся с русскими. Из общения с ними я вывел, что «васиха» еще не найдена. Немедленно, любыми средствами возобнови слежку. Я уверен, что они приведут нас к «васихе». Они не должны получить ее, ни в коем случае. Она наша. Это воля богов.

– Где же я их найду теперь? – растерянно заскулил Педро.
– Они сейчас в Соледад, потом поедут в Сан-Мигель. Ищи!
Педро икнул, но собрался с силами:
– Я понял, Тата. Я все сделаю. Обещаю.
– Еще не все потеряно, – пробормотал Луис Альберто Буеналус, прервав разговор, и улыбнулся.
– Еще не все потеряно, – пролепетал Педро Мануэль Лопес и решительно отодвинул бутылку текилы.

***
Томина в счастливом предвкушении вела машину в сторону Плайя-Бонита под чутким штурманским руководством Беловежского. Море! Наконец-то они попадут на пляж. Марина вспоминала, что их встречи с морем в Мексике не сложились. Долгие поиски океана в Салина-Крус, Сашино падение в зеленую жижу в Четумале, грустное пятиминутное созерцание чудесной лагуны в Бакаларе. Конечно, Тулум… Марина вздохнула.

Беловежский тем временем рассуждал на ту же тему вслух:
– Правда, Тулум был прекрасен. Там море восхитительное, правда?
Он посмотрел на Марину в поисках поддержки, но она лишь буркнула в ответ «да».
И Александр прикусил язык, вспомнив: море в Тулуме несравненное, но…
– Да, не везет вам, ребята, с морями в Мексике, – хохотнул Танеев. – Это потому что вы выбрали не тот формат общения с этой страной. Приехали бы в Канкун, заселились в крутом отеле на Ривьере-майя, да и валялись бы на пляже у кромки лазурной воды. – Он ухмыльнулся. – Конечно, вы бы мало что увидели кроме пляжа, отеля и воды, да и ничего не узнали о стране и ее истории. Но кому это надо? А вы, как ненормальные, наматываете десятки, сотни, да уже и тысячи километров, переезжая с места на место, обнимаясь с древними камнями. А еще надумали отыскать потерянную вазу. И урывками взирая на водную гладь, вздыхаете о пляжном отдыхе. Чудны;е вы, ей-богу!
– Чу;дные, – поправил Быстров, улыбаясь. – Ничего, сейчас на красивом пляже отведете душу в Мексиканском заливе.

Мимо застывшего от изумления охранника они въехали на просторную парковку Плайя-Бонита. Выражение лица стража порядка побудило Беловежского уточнить, туда ли они приехали и разрешено ли здесь парковаться. Тот согласно закивал на оба вопроса и, махнув руками в разные стороны, дал понять, что все это пустынное пространство в их распоряжении.
– Странно, – протянул Андрей Михайлович. – Обычно здесь всегда людно, да еще и автобусами привозят туристов.
– Вы здесь уже бывали? – удивилась Марина.
– Да, несколько раз.
– Ладно, у нас здесь другие задачи. Пойдемте, – деловито позвал Беловежский.

Они ступили на совершенно безлюдный пляж. В ноздри ударил крепкий запах распаренных на жаре водорослей. Томина решительно направилась к морю. Мелкий белый песок жарко обхватил ее босые ноги. За невысоким каменным заграждением мелкой волной плескалась черная вода. Через каменный бордюр к воде вели ступеньки. Марина взобралась по лестнице и ужаснулась.
– Все понятно, – крикнула она.
За ее спиной возник Беловежский и промычал что-то нечленораздельное.

До самого горизонта море смотрелось грязной коричнево-черной жижей. Лишь вдоль берега бесформенными светлыми кляксами просвечивали салатовые проплешины, словно в густые темные чернила капнули растворителя. Берег по ту сторону заграждения был завален тоннами выброшенных волнами темно-коричневых водорослей, издававших нестерпимую здесь, у самой воды, вонь.
– Даже очень соскучившийся по морю человек, вроде меня, не полезет в такую воду, – тяжело вздохнула девушка.
– Смирись. Танеев прав. У нас другой формат путешествия, – подбодрил ее Саша.
– Теперь понятно, почему здесь так безлюдно, – проговорил Быстров.
– А я всегда удивлялся, зачем нужен этот бордюр на территории пляжа, – добавил Танеев. – Вероятно, здесь это не редкое явление.
– Вон и кафе, которое, видимо, имел в виду Рамирес, – кивнул Беловежский в сторону пляжного ресторанчика.

К счастью, не выносимое на самом берегу зловоние доносилось до кафе лишь чуть более ярко выраженным запахом моря. Вполне терпимо, признали все и устроились за пластиковыми столиками. Отсюда просматривалась плавно извивающаяся узкая линия побережья, на суше отороченная вереницей небольших особнячков. Вдоль кромки воды тянулась коричневая полоса толстого слоя водорослей.
– Три дня уже такая напасть, – пожаловалась молодая официантка.
– И часто такое бывает? – полюбопытствовала Марина.
– Бывает. Не то чтобы очень часто, но бывает, – пожала плечами девушка. – Видите, эти светлые полоски на море? Водоросли уже отступают. Еще пара дней, и море очистится.

В четыре часа на встречу никто не явился. Никто не появился и в половине пятого. В пять часов они по-прежнему сидели одни. Шутки про hora latina  сменились сначала недоумением, а затем и некоторым беспокойством. В полшестого тревога нарастала и вылилась в опасение, что им была расставлена некая, не ведомая им ловушка. Телефон Рамиреса, с которого он накануне звонил Александру, был недоступен. Не отвечал и телефон Гарсии, который за него ходатайствовал.
В шесть вечера, так никого и не дождавшись, они выехали в Калакмуль.