Сосед

         
         

Семёну передали, что заболел Макар Савельевич.  Возвратясь с  работы, не откладывая, Семён пошёл проведать больного.

Макар Савельевич, или просто Савельич, как его зовут  жильцы дома, одинокий, интеллигентный старик, живёт в первом подъезде. Человек он известный. До выхода на пенсию работал директором сельской школы. Но известность районного масштаба принёс ему не учительский труд, а краеведческая деятельность. Мужик он странный. В то время, когда практичные люди выбивали для себя дачные участки, переселялись в просторные квартиры и всячески улучшали свой быт, Савельич всё свободное время просиживал в архивах, копался в старинных документах. В местной газете регулярно печатались его статьи по истории родного края.  Внешне его все уважали. Но за этой почтительностью скрывалось разное отношение. Одни завидовали известности Савельича и тому, как  ухаживает за ним районное начальство.  Другие считали его неудачником. Живёт в однокомнатной квартирке. Его жена скончалась, не дожив до пенсии;  единственная дочка вышла замуж за араба,  ни разу не приезжала, только присылает душевные письма и фотокарточки, чтобы родители полюбовались на внуков.  Не сумел Савельич взять того, что обещала судьба, что шло ему в руки, но прошло мимо. Если бы он, например, попросил у местного начальства квартиру попросторнее, ему бы обязательно дали. Но он не просил ни квартиру, ни дачу, а просил денег на издание книги о родном крае. Книгу издали, а ему - какая польза? Годы, затраченные на подготовку книги, в трудовой стаж всё равно не включили, пенсию не прибавили.
   
Ждать, пока Савельич откроет дверь, пришлось долго.

- О, Сёма! Заходи, заходи, - радостно приветствовал Савельич гостя. – А я, видишь, немного захандрил.
- Что случилось? Врача вызывали? Лекарство, какое надо? – сыпал вопросы Семён.

- Видно, простыл я немного, дышать трудно, знобит, - пояснил Савельич. – На прошлой неделе работал в отделе рукописей. Находится он в подвале, где сыровато и прохладно, а одет я был легко. Там такой клад неизвестных, но любопытнейших документов! Уходить не хотелось. Вот поправлюсь и опять туда поеду.

- Не бережёте вы своё здоровье, - упрекнул Семён.

- Беречь здоровье, конечно, надо. Но оно, видишь ли, не самоцель. Нельзя сказать, что к своему здоровью я относился безалаберно. Но строя жизненные планы и исполняя их, никогда не ставил здоровье на первое место. Смысл жизни, по моему убеждению, не в том, чтобы долго прожить, а в том, чтобы больше сделать. Я так считал и так считаю! Если бы мне предложили сейчас крепчайшее здоровье и столетнее долголетие, но взамен отняли бы всё, что я успел сделать и, может быть, ещё успею за отведённый мне срок – я бы не согласился, оставил бы всё, как было и как есть. Меня не соблазняет сытая, долгая, но пустая на результаты жизнь, -  Савельич закашлял и сквозь кашель пригласил. – Пойдём чаю горячего, … с мёдом,…врач советовал…

  На кухне Семён сам поставил чайник на плиту, достал пачку чаю и банку с мёдом. Ему здесь всё знакомо и известно, на какой полочке что лежит. Сколько вечеров они с Савельичем провели на этой тихой кухне в увлекательных разговорах! Но сейчас Савельич слаб, ему необходим отдых, и втягиваться в долгий разговор  ни к чему.

- Вы идите в постель, а чай я сейчас сделаю, - предложил Семён.

- Нет, нет, поговорим здесь. Я не так уж плох, как видится со стороны, - пошутил Савельич и перешёл к главному, что его больше всего волновало.

- В том архивном подвале, в кипах разных бумаг, я нашёл два  любопытных письма времён восстания декабристов. Представляешь, такая удача!

- Макар Савельич, да вам о здоровье сейчас надо думать, а не о работе. Вы и так уже столько исторического накопали! – при этом Семён кивнул на листы рукописей, разбросанных даже здесь, на кухонном окне. – И кто только всё это будет …- Семён хотел сказать: «читать», но удержался, не сказал, чтобы не обидеть хозяина. Однако Савельич намёк понял и спокойно возразил. 

- Может, никто читать не будет; может,  кто-то прочитает и найдёт там полезное. Я не могу похоронить в себе знание, которым обладаю. Не имею права. Это было бы эгоизмом. Я обязан о нём рассказать, а люди решат, как этими знаниями распорядиться. – Савельич остановился, наблюдая, как Семён готовит чай, и по-хозяйски потребовал. – Да ты заварки больше насыпь, не жалей и мяты добавь для душистости, - он помедлил с минуту и продолжал. – К тому же, нет ничего рукотворного, что годится всем людям. Есть миллионы людей слепых, но художники рисуют картины, есть много глухих, но композиторы пишут симфонии.

- Ваши знания – итог большого учёного труда. А в наше время, как и в любое другое, имеет смысл трудиться только в том случае, если за труд платят. Разве сегодня проживёшь изучением истории? Что за это платят, кроме грошового гонорара за публикацию статей?

- Ну, не скажи, история тоже может быть доходным делом, если, конечно,  доход иметь целью, - Савельич добавил в чашку с чаем пол-ложечки сахару и заметил, будто оправдываясь. – Не люблю сладкий чай. – Он замолчал, о чём-то раздумывая, и неспешно прихлёбывал чай, по-стариковски покряхтывая. – Ты Павла Егоровича Щербатого помнишь? – неожиданно спросил он.

-  Павла Егоровича? Нет, не помню, - признался Семён.
- Как же так, должен помнить. Его за глаза все звали Пашей Щербатым крестьянского происхождения.

-  А, вспомнил! Он в горкоме работал.

- Вот, вот, работал инструктором в горкоме. В конце 80-х годов его назначили секретарём парткома в колхоз «Светлый путь». Помнишь, наверно, его крылатую фразу, с которой он начинал каждую свою речь или просто разговор: «Моё крестьянское происхождение не позволяет согласиться с вами…» или «Моя крестьянская совесть не позволяет закрыть глаза на ваши ошибки…». Потом Паша куда-то исчез, а году в 93 или в 94-м опять появился, и оказалось, что он является владельцем половины колхозных земельных паёв. Стал директором и, фактически, хозяином бывшего колхоза. Не буду напоминать, как он руководил хозяйством. Не сеют там теперь ни хлеба, ни картошку. Много плодородной земли ушло под коттеджную и дачную застройку состоятельным людям. Себя тоже не обижал. Построил особняк, очень напоминающий господский усадебный дом, с колоннами и высоким мезонином. Да он и раньше, ещё в пору горкомовской молодости, слыл хитрованом. Часто замечалось у него желание: и ягодку съесть, и паутинку сплесть.

Семён смотрел, как Савельич отхлёбывал из чашки горячий чай, согревался и оттаивал душой. Его глаза оживились. Он входил в состояние душевного волнения, какое овладевает человеком в момент рождения мысли или в момент явления в сознании решения трудной задачи. Семён нередко замечал эту перемену в настроении Савельича и восхищался его способностью проникать мыслью в тайны человеческих поступков.

 - Что ни говори, а история – наука интереснейшая. Не только история стран и народов, но и малая история – городов, деревень или история жизни отдельного человека. – Савельич замолчал, а Семён сосредоточился в предчувствии интересного рассказа. – Ты знаешь, Паша Щербатый недавно приезжал ко мне.

- Зачем? – удивился Семён.

- Он сделал мне предложение – написать статью о причастности князей Щербатовых к движению декабристов. При этом все заботы о публикации статьи в известном историческом журнале Паша брал на себя, - Савельич  с хитроватым прищуром посмотрел на Семёна.

- Зачем это ему? Такие статьи вы уже печатали и в местной прессе, и в журналах.

- Я тоже удивился. Он не только гарантировал публикацию, но и пообещал от себя солидный гонорар. Очень солидный, таких гонораров я никогда не получал и даже представить не мог, что такое возможно. Правда, оплатить гонорар он обещал при одном условии, - Савельич допил чай из чашки.

- Интересно, что за условие?

- В нём-то и заключается суть предложения! В этой статье я должен обозначить, намекнуть, что он, Павел Егорович Щербатый, является одним из потомков боковой ветви князей Щербатовых! – Савельич опять замолчал, наблюдая, какой  эффект на собеседника произвело его сообщение.

- Ничего себе!  Как ему запало в голову причислить себя к княжескому роду и для чего это ему? Он же так искренне гордился крестьянским происхождением. А теперь захотел из грязи в князи?

- Время теперь такое. Многие поменяли свою политическую, культурную и нравственную ориентацию. Паша тут не исключение. Когда в почёте было рабоче-крестьянское происхождение, он стоял в их рядах; когда вспомнили о дворянстве и стали  с него стряхивать пыль, он нацелился туда. Думаю, он и национальность свою с готовностью бы поменял, если бы это стало модным. В доказательство своего дворянского происхождения Паша предъявил мне папку с бумагами. Там есть копии архивных документов, генеалогические  схемы княжеского рода, исследовательские материалы и заключение специалистов. Согласно документам, Паша действительно является потомком князей  Щербатовых и в нём течёт дворянская кровь.
- Вы этому верите?
- А чего же не верить? На бумагах подлинные печати и подписи учёных-историков, докторов и кандидатов наук, - на этих словах Савельич как-то сник, что бывает с человеком, которого постигло глубокое разочарование. – В бумагах доказывается, что в конце Х1Х века одна из ветвей Щербатовых совсем обеднела, а прадед нашего героя, якобы, стал землепашцем, и его фамилия изменилась на крестьянский манер: был Щербатовым, стал Щербатым. И знаешь, самое опасное в том, что документы процентов на 90 достоверны. Лишь о некоторых известных фактах там умалчивается, а некоторые - слегка подправлены. Малозаметная  фальсификация и позволяет сделать тот вывод, который нужен авторам.

- Кто проделал ему такую работу?

- Желающих приобщиться к дворянскому званию сейчас немало. Вошло в моду искать среди своих предков дворянские корни. Как будто причастность к сословной элите царского времени автоматически делает сегодняшних соискателей образованными, умными и причисленными к сливкам современного  общества. Дворянство прошлого стали безмерно идеализировать, преподносить, как исключительно интеллигентное сословие. Умалчивается, что в дворянской среде было столько же трусов, сколько и героев; было больше казнокрадов, чем государственных мужей; просвещённые дворяне-мыслители терялись среди многочисленной рати жестоких помещиков. Салтычиха, как известно, тоже была дворянкой. И сегодняшними соискателями дворянского звания движет не забота о служении отечеству, а тщеславие. Их охватывает завистливый трепет при мысли о причастности к дворянскому собранию, об участии в блистательных дворцовых балах, какими их показывают в кино. Ну, а если нет в тебе дворянской крови, то её можно найти, были бы деньги. Есть спрос, появилось и предложение. Создаются частные  историко-поисковые  фирмы, которые находят для своих заказчиков корни происхождения от какой-нибудь дворянской фамилии, не  подпорченной участием в революции. Эти фирмы не бедствуют, их сотрудники получают несравнимо больше, чем учёные-историки академической науки. На их продукцию есть конкретные заказчики, готовые щедро оплачивать «исследовательские» услуги.

Савельич сердился и больше кашлял. Семён молчал, удивляясь  неожиданному повороту рассказа. Надо бы остановить разговор или повернуть на спокойную тему, но Семён тоже увлёкся.
      
-  Вы согласились написать статью? – спросил он, стараясь не выдавать своё мнение.

- Нет, я отказался, - резко ответил Савельич. – И не только потому, что в предъявленных исследованиях есть сознательные подтасовки.

- Но Паша  найдёт другого специалиста, который за деньги напишет всё, что хочет заказчик.

- Не сомневаюсь, что такой найдётся и напишет.  Но я не хочу быть среди тех, кто пропагандирует заблуждение, что за деньги всё можно. Я не хочу способствовать людским порокам, даже за большие деньги. Меня замучает совесть!  Она что-то же значит?!

Савельич остановился, посмотрел на Семёна с некоторым удивлением, будто пробудился от сна.
- Э, что-то мы с тобой не в ту степь забрели. Налей-ка ещё чайку. Мне от твоего чая, видишь, полегчало.

Поговорили ещё недолго. Савельич успокоился. Семён уточнил, какие лекарства ему надо принести и они расстались.

К городу подступали вечерние сумерки. Стихал дневной городской шум. Короткий путь от первого подъезда до второго Семён шёл медленно, наслаждаясь той благодатью, которая родилась в нём и возносила к высотам тихой радости. Он не мог бы сказать, что стало источником  благодати. Да и не задавался Семён этим вопросом. Он шёл и бессознательно радовался, что не обманулся в Савельиче. Даже если бы Савельич  согласился написать статью по выгодному заказу Паши Щербатого, Семён бы понял оправдательный мотив и не осудил бы его.  Но Савельич не согласился! Значит, есть ещё  среди людей маяки! Ещё они светят!