Нерваль поэт, филолог и переводчик

ЖЕРАР ДЕ НЕРВАЛЬ – ПОЭТ, ФИЛОЛОГ И ПЕРЕВОДЧИК
НЕМЕЦКОЙ ПОЭЗИИ. ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Жерар де Нерваль (псевдоним Жерара Лабрюни) начал свой творческий путь в 1820-х гг. как поэт и переводчик немецкой литературы. Особую роль в становлении Нерваля, филолога, писателя, поэта и переводчика сыграла идея «творческой игры» И. В. Гете, чей гений, «развившийся из корня» под воздействием внутренних сил, был особенно любим французскими романтиками. Нерваль читает и переводит легенды и притчи И.В. Гете: доминирующие в них печальные и таинственные образы, идеализированные фигуры отвечают настроению французского поэта в это время.
 
28 ноября 1828 из печати выходит нервалевский перевод «Фауста» Гете (Faust, tragеdie de Goethe, traduite par Gеrard). Перевод пользуется заслуженным успехом во Франции и вдохновляет композитора Гектора Берлиоза на создание драматической легенды в четырёх частях для оркестра, солистов и хора под названием «Осуждение Фауста» («La damnation de Faust»). Нервалевский перевод «Фауста», одобренный самим Гете, передавал романтическое отношение к миру и творчеству. Жерару были близки мысли «Фауста», как естественного продукта полнокровной жизнедеятельности,  отразившего весь внешний и внутренний мир. Переводя великую поэму, Нерваль стремился не исказить гетевское понимание истины, индивидуализма, любви как жизнетворчества и передать как можно точнее обширные метафизические познания и естественно-научный опыт немецкого писателя. Нервалю-переводчику удается прочувствовать гетевскую эзотерическую рефлексию и идею одухотворенности, концепцию умирания для «низкой жизни» во имя «жизни более высокой». Французский текст «Фауста» отразил личное отношение Нерваля к разным формам жестокого разрушительства – страху, невежеству, безумию, болезни, тирании, нищете, унижению, смерти. Как отмечали исследователи, перевод был для французского поэта способом выражения самого себя - «уклончиво», не напрямую, а через фантазии и навязчивые идеи, открыто не декларируемые (a mots couverts). В целом первые работы Нерваля несли на себе печать личности переводчика и отражали противоречия романтической эпохи.
 
Нерваль принадлежал к поколению, лишенному веры в естественную свободу, но, по мнению Ж. Жироду, выделялся в ряду французских поэтов именно свободой и независимостью, где под «свободой» следует понимать вовсе не хартию и уважение законов и привычек.  Изучая немецкую литературу и сравнивая ее с французской, Жерар обратил особое внимание на слабо акцентированные идеи руссоистской природы – об омертвлении человеческой души и «кабальной зависимости» труженика. Личная свобода Жерара проявлялась в воспоминаниях, забвении, нежности, знании немецкого языка [8, c. XII].

В конце 1820-х гг. Нерваль, по просьбе А. Дюма и П.С. Лоранти, участвует в двух больших проектах, в подготовке двух антологий - немецкой и французской поэзии, которые потребовали от него большого напряжения сил и обстоятельных разработок. Первая антология под названием «Немецкие стихотворения» («Poesies allemandes», 1830) включала переводы Нерваля из поэзии В. Г. Клопштока, И. К. Ф. Шиллера, И. В. Гете, Г. А. Бюргера. Сборник содержал обширную справку о немецких поэтах, составленную Ж. де Нервалем. Вторая антология «Избранные стихотворения» («Choix de poesie») со вступительной статьей, подписанной «М. Gerard», включала стихотворения Ронсара, И. дю Белле, Ж. А. де Баифа и др. известных французских поэтов прошлого. Во вступительной статье к «Немецким стихотворениям» Ж. де Нерваль проявил себя как поклонник «блестящей», богатой великими именами немецкой литературы, связанной непрерывной цепочкой со старой поэзией Севера и сохранившей ее самобытный характер [9, с. 2]. Нерваль считал, что настоящая литературная слава пришла к немецким поэтам только во второй половине XVIII в., а из созданных ранее настоящий интерес вызвала лишь поэма «Niebelungen», относящаяся ко времени Фридриха I Барбаросса. Наблюдения Нерваля о немецкой литературе сочетаются с поэтапным изложением материала из истории средневековых племен и народов, о германской ментальности, о развитии немецкого языка и его диалектов.

Исследуя литературу, Нерваль углубляется в историю древних языков. Он сталкивается с тем, что о первых поэтах германского происхождения сохранилось очень мало сведений. Старейшие и наиболее выдающиеся произведения были написаны на готском языке (еcrits en gothique), позже вытесненном франкским языком  (langue franque), на котором говорили племена франков (les Francs), завоевавшие Галлию в период правления династии Меровингов. В эпоху Карла Великого язык франков стали забывать: как и латынь, его использовали только при дворе и в монастырях. Король пытался спасти язык франков от забвения и приказал создать на умирающем языке сборник легенд и национальных песен, в то время как народ уже отдал предпочтение саксонскому (Saxon) и нижненемецкому (bas germain) диалектам. Нерваль отмечает, что национальную поэзию в Германии стали сочинять на саксонском диалекте. Особым успехом пользовались саксонские песни, которые «пели на могилах предков». «Песни, отмеченные патриотизмом, как и мифология древних северных народов, становились препятствием для утверждения монаршего господства и христианской религии, и потому король пожелал их запретить» [9, c. 2]. Запрет этот длился даже после падения империи Карла Великого, так как церковь боялась влияния этих «дьявольских стихов» («carmina diabolica»), наполненных суеверными представлениями.

На протяжении нескольких веков разрешались и поощрялись только стихи, написанные на латинском языке. Таким образом, народ, не знавший латыни, был отстранен от участия в создании поэзии, – заключил Жерар. И только во время крестовых походов появилась поэзия (le vers) на народном языке (la langue vulgaire), получившем к тому времени большое распространение. Эта эпоха, писал Жерар, перекликается с эпохой трубадуров, когда поэмы, сочиненные для двора и для обитателей замков, не достигали толпы и когда «толпа» стала выдвигать своих поэтов и сказителей, среди которых только Ганс Сакс, сапожник по роду занятий, оставил в веках громкое имя.

Во времена Нерваля филологи затруднялись с классификацией поэмы «Нибелунги» (Livre des hеros –  Книга героев), автор которой был неизвестен. Но было уже доподлинно известно, что поэма возникла задолго  до XIV в., когда она была записана. Нерваль отнес «Нибелунгов» к «полусказочным временам рыцарства». Сюжет поэмы «не менее величественный, чем сюжет «Илиады», с которой ее «так часто сравнивают», – писал французский поэт. Он также отметил, что для развития национальных языков большое значение имели рыцарские романы артуровского цикла (romans de chevalerie du сycle d’Artus) и романы эпохи Карла Великого (cycle de Charlemagne), которые переделывались и переводились из века в век.
 
Миннезингеры усовершенствовали рыцарскую поэзию и популяризировали ее настолько, насколько это было возможно «во время засилья полурелигиозных и полуфеодальных институтов» [9, с. 2]. Поэты, большей частью бедные, но знатного происхождения, как «наши труверы», писал Нерваль, совершали переезды от замка к замку и из города в город, устраивая состязания на народных праздниках, подобно поэтам древности. В эпоху миннезанга преобладал швабский диалект (le dialecte souabe) – «мягкий, слащавый (suave) язык, прекрасно адаптированный к рыцарским сюжетам, галантный, иногда сатирический». Время упадка этой поэзии, не давшей "ни одного прославленного имени и не оставившей ни одного достойного упоминаний литературного памятника»  [9, с. 2], Жерару не было известно. В анализе средневековой поэзии даты и факты привлекали его менее, чем идеи, из которых со временем сложится его «эстетический политеизм» [5, с. 202 – 203] и созреет религиозный синкретизм «Химер» [2, с. 5]. Сегодня достоверно известно, что первые сонеты «Химер» последовали за нервалевским переводом «немецких стихотворений».
 
Начиная с периода Реформации, воображение немцев повернулось к богословским и философским учениям, проявив интерес к забытой ими поэзии. Лютер нашел поэтическому языку новое применение – рифмовать священные гимны. Как утверждал Жерар, швабский диалект «умер» именно потому, что не смог справиться с переводом Библии. Лютер создал новый немецкий язык, который дошел до наших дней. Так «Север победил Юг», и пришло время заменить «старые струны, отказавшиеся вибрировать в такт эпохе, на новые». Поэзия обнаружила себя в другой форме, которая звучала «бледным отголоском других литератур»: «Peu a peu la poesie lyrique se releva sous une autre forme, mais elle ne fut longtemps qu’un pole echo des autres litteratures. Mathisson, Ramier, Blumaiier et Rabener le satiriste entonnerent tour a tour des chants epiques, lyriques et didactiques; Gleim composait des fables; Opitz, Gottehed et Bodnner brillerent aussi dans cette ecole semi-francaise du  18 siecle» [9, с.2].
 
Отклонив мнение о том, что немецкая литература соперничает с английской и французской, Нерваль указал на существующую пропасть между ними. В немецкой литературе, в отличие от французской, он не находил ни варварства, ни подражания, ни стремления писать стихи на латыни. Жерар пел славу немецким поэтам и, прежде всего, В. Г. Клопштоку, ибо с него в Германии началась новая эра и родилась «современная поэзия». Как стихотворец (versificateur), Клопшток попытался создать лирику в стиле древних греков: без рифмы, сохраняя старый ритм, он написал гекзаметром большое количество стихов. Нерваль перевел нерифмованным стихом лучшие из них: La Patrie, Lea Constellations, Les deux Muses, Les heures de l’Inspiration, Psaume, Hermann et Trusnelda, Hermann, chantе par les bardes Werdomar, Kerding et Darmont и др. [10, c. 53 – 83].

Оригинальная национальная литература, по мнению Нерваля, произошла от поэтов, обнаруживших в горах и лесах своей родины остатки мифологии Одина, песни старых саксонских бардов. Новые поэты сохранили связь с историей. «Никогда переводы не были столь многочисленны, как сегодня, – писал Нерваль в предисловии к «Немецким стихотворениям», – некоторые называют это нашествием готов и вандалов, реставрацией, навязанной нам иноземцами. Если это так, то это благоприятная и славная Реставрация. Я склоняюсь к этому мнению и за образец беру Германию. Величайшие немецкие авторы не считали для себя зазорным делать переводы. Шиллер переводил Расина и говорил при этом своим соотечественникам: «Как видите, он не решается на большее». Он переводил Шекспира и при этом говорил: «Как видите, он впадает в крайности!» Но Шиллер не подражал ни Расину, ни Шекспиру, однако, он старался писать, как они, и, может быть, писал так же хорошо, как они. Но при этом он не стал ни французом, ни англичанином, а остался немцем. И чтобы судить об этом авторе и его школе, нужно на мгновение забыть все традиции нашей страны, все требования нашей поэтики, т. е. не насмехаться над чужой одеждой, только потому, что подобную не носят у нас. Я думаю, что это мнение не бесполезно для тех, кто будет читать эту книгу» [10, c. 1]. Жерар раскрывал французскому читателю секреты «германского ума», сложившегося под влиянием народной поэзии; акцентировал внимание на том, что манера немцев сочинять в корне отличается от манеры французских авторов: «…у нас человек управляет воображением, у них воображение управляет человеком и против его воли и привычек ведет к самим его истокам».
 
Во введении к своим переводам Жерар создал символический портрет немецкого поэта, который нес в себе всю нагрузку народной поэзии и ее языка. Это собирательный портрет, своеобразная историко-культурнаая парадигма, состоящая из метафор и символических знаков – от Клопштока и Шиллера (La chanson de la Cloche, Le Plongeur, La Puissance du Chant, Le Comte d’ Habsbourg, Jeanne d’Arc, l’Ideale и др.) до И. В. Гете (Complainte de la noble femme,  L’Aigle et la Colombe, Le Roi des Aulnes, Le Barde, Les Mysteres и др.) и Бюргера. А началом всего была приснившаяся библейскому Иакову лестница («И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит на ней…»): «Вот лестница Якоба, соединяющая землю с небом, а вот огромное колесо, вращающийся небесный зодиак со странными и сверкающими знаками Скорпиона и Девы, Козерога и Близнецов, Маргариты и Мефистофеля. Затем появляется Коринфская невеста, она растет и достигает потолка. Потом следуют ночь шабаша, инфернальная охота, Ленора верхом на лошади в объятиях призрака». Нерваль полагал, что типичный немецкий поэт отождествляет себя с этими образами и настолько увлечен перевоплощением, что «больше ничего не видит перед собой; он так поглощен творчеством, что даже выстрел пушки прямо ему в уши не может его отвлечь». Так закладывался фундамент «мифологии художника-творца», нашедшей в творчестве Нерваля должное воплощение [6, c. 59 – 64]. Мифология художника-творца не противоречила филологическому изучению немецкой поэзии, а также путей формирования и развития немецкого языка. К этим вопросам Нерваль подходил как читатель, критик и переводчик. Он заявлял, что в Германии существует французская школа поэзии, причислял к ней Виланда, Гесснера, Лессинга, Коцебу и др. [10, с. 1 – 50]).

В отборе материала для переводов из Клопштока [10, c. 53 - 83], Гете [10, с. 110 – 127], Шиллера [10, с. 161 – 218],  Бюргера [10, с. 223 – 246] проявилась специфическая художническая ментальность Нерваля, его склонность к средневековой мистической традиции, внимание к «раздраженному бессознательному» средневекового поэта, изъяснявшегося посредством тропического языка [6, с. 221], с одной стороны, с опорой на логику и анализ, с другой – на символические фантазии. Язык Нерваля во введении и комментариях к переводам состоит из дуальностей и антитез, характерных для романтической риторики и стилистики текста [1, с. 381]. Дискурс комментариев к «Немецкой поэзии» наполнен историко-литературной и лингвистической лексикой, рациональной образностью и филологическими размышлениями; включает анализ и интерпретации,  оценки и творческие концепции.
 
Нерваль, как филолог, поэт и переводчик, рекомендует читать и перечитывать знаменитый трактат Жермены де Сталь «О Германии», в которой французская писательница прославляла немецкую культуру и литературу. Сталь называла Гете, Шиллера и Бюргера поэтами современной школы, отличающейся самобытным национальным характером, указывала на своеобразие творческой манеры трех великих немецких поэтов: у Гете больше воображения, у Шиллера – чувствительности и только Бюргер (Lenore, Sonnet, La chanson du Brave Homme) обладает талантом народного поэта. У Шиллера обнаружен «французский вкус», но в его поэзии не найдешь ничего, что напоминало бы элегантную поэзию Вольтера.
 
Можно считать, писал Ж. Масэ, что немецкие стихотворения сыграли благотворную роль в творчестве Нерваля: с точки зрения духовной, это был переходный, возможно неяркий, период, но с точки зрения поэтической, он был определяющим. Благодаря Гете, Шиллеру, Клопштоку, Уланду, Бюргеру и Гейне, Нерваль смог преодолеть механистичность версификации, свойственную его юношеским стихотворениям.
 
Жерар перевел также немецкую прозу, в частности «Новогоднюю ночь одного несчастного» («La Nuit du nouvel an d’un malheureux») Жан-Поля и «Ночные приключения Святого Сильвестра» («Les Aventures de la nuit de la Saint-Sylvestre») Гофмана. В последнем создан мрачный образ хохочущего дьявола («Le diable me r;serve toujours pour le soir de la Saint-Sylvestre un singulier regal de fete: il prend bien son temps, puis s’en vient, avec un rire odieux, dechirer mon sein de ses griffes aigu;s et se repaitre du plus pur sang de mon coeur»), который вскоре перекочует в нервалевскую прозу («Соната дьявола»). Ж. де Нерваль сохранил большой интерес к пра-логической стороне сознания, к  идее мистической сопричастности, к загадочной человеческой натуре. В мифопоэтической рецепции Нерваля, поэта-переводчика, испытавшего сильное влияние немецкого романтизма, литературы и эстетики, реальные картины и видения были построены на игре путешествующего во времени и пространстве воображения, способного проникнуть в потаенные глубины человеческого духа и там находиться наедине с самим собой в жестоком противоборстве страстей. Из бесконечного ассоциативного ряда унаследованных памятью архетипических образов и эпизодов приносящей «радость страдания» вечной жизни рождались нервалевские мифы, истоки которых находятся в старых немецких преданиях и книжности.

Оставаясь поэтом, Нерваль-переводчик нагнетал семантические параллелизмы и антитезы, собирал в фокусе химерических образов емкие идеи и замысловатые метафоры. В мифотворческом сознании переводчика и интерпретатора немецких стихотворений мир действительный уживался с миром фантазии, последний мыслился как сотворенная воображением реальность,  где всегда находилось место «логике чудесного», символико-аллегорическим картинам, обладающим порой «большей жизненностью, чем мир физически данный» [3, с. 9 – 13]. В творчестве Нерваля романтическая аксиома о реальности мира фантазии нашла свое идеальное воплощение. Этой аксиоме верно служил особый метафорический язык и мифопоэтика «имагинативных переходов», лишенных логики в обычном понимании. Ей в нервалевском тексте подчинены приемы поэтической мифологизации и, прежде всего те, которые были разработаны романтиками-предшественниками. Романтическая мифологизация становится одним из путей восприятия, осмысления и адекватной передачи оригинального содержания, колорита как отдаленной, так и близкой эпохи, нации, края, языка, особенностей его развития и трансформации в сказаниях, преданиях, легендах Средневековья и в современной поэзии.

Литература

1. Алексеев А. Я. Сопоставительная стилистика / Гос. высш. учеб. заведение «Нац. горн. ун-т». Дн-вськ : НГУ, 2012. 470 с.
2. Баняс В. В. Міфологічний оніризм у творчості Жерара де Нерваля: автореф. дис. канд. філол. наук. К.: Логос, 2009. 19 с.
3. Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М.: Наука, 1987. 217 с.
4. Жужгина-Аллахвердян Т. Н. Мифология художника-творца в творчестве Жерара де Нерваля // Вiд бароко до постмодернiзму: [Зб. наук. праць]. Вип. VIII. Дн-ськ : ДНУ, 2005. С. 59–64.
5. Зенкин С. Н. Французский романтизм и идея культуры. М.: РГГУ, 2002. 288 с.
6. Неретина С. С. Средневековое мышление как стратегема мышления современного / С. С. Неретина // Вопросы философии. 1999. № 11. С. 22–50.
7. Giraudoux J. Introduction / J. Giraudoux // Nerval G. de. Aurelia. Les Chimeres. La Pandora; commente par B. Didier; Introduction de J. Giraudoux. – P.: Libr. Generale Fr., 1972. P. IX–XX.
8. Nerval G. de. Aurelia. Les Chimeres. La Pandora; commente par B. Didier. P.: Libr. Generale Fr., 1972. 268 p.
9. Nerval G. de. Notice sur les poetes allemands // Nerval G. de. Poesies allemandes. Poesies allemandes, traduction Gerard de Nerval (edition de 1877) [Электронный ресурс] 65 c. – Режим доступа: http://www.uni-due.de/lyriktheorie/texte/1830_nerval.html
10. Nerval G. de. Poеsies allemandes. Klopstock, Goethe, Schiller, Burger. Morceaux choisis et traduits par M. Gerard. Paris: Bureau de la Bibliotheque choisie 1830 (Bibliotheque choisie. Ve section. Choix de poesies). S. 1–50: Introduction. URL: https://www.uni-due.de/lyriktheorie/texte/1830_nerval.html

Прошу использовать материал со ссылкой на источник.

Источник: Актуальные вопросы переводоведения и практики перевода. Междунар. сб. науч. ст. – Вып. 6. – Нижний Новгород: Альба, 2016. – С. 51  – 60.