Искупленье

                Искупленье                "              "Все счастливые семьи похожи друг на друга,
                каждая несчастливая семья несчастлива   
                по-своему"
                Л.Н.Толстой"Анна Каренина"                -Люба!Любушка!Любовь!-Он вновь и вновь повторял это имя с незнакомым доселе чувством, пытаясь как бы распробывать его, почувствовать на губах.Привычное казалось бы имя, произнесённое потаённой частичкой души, до недавнего времени остававшейся неизведанною, звучало как-то по-новому.Что-то родное, нежное ласкало слух и отдавалось трепетным эхом в израненном сердце.                -Я ведь раньше никогда тебя так не называл.В последнее время я вообще не обращал на тебя внимания.Да и что ты видела со мной, что слышала от меня?Постоянные попрёки, оскорбления, сетования на судьбу.Помнишь нашу первую встречу, тогда, в госпитале?

Дорохов вырос в семье военного.Его отец, как истинный русский офицер воспитал в нем такие возвышенные чувства, как долг, честь, патриотизм, веру в себя и родное отечество.Но он был поздним ребёнком и судьба распорядилась так, что он уже подростком остался сиротой.Ранняя потеря родителей была первым переломным моментом в формировании его характера.Далее последовал детдом, еще более подорвавший детские идеалы.Здесь он познал коварство, одиночество и равнодушие.И потому, наверное, чтоб вконец не разувериться в себе, решил последовать заветам отца.Поступил в военное училище, с блеском окончив его.Военныя карьера складывалась удачно.Во время службы не раз был отмечен командыванием , долг свой выполнял с честью.
 Попал в Афганистан, где ему доверили командывание ротой.Там он тоже проявил себя с лучшей стороны, не раз был награжден.Ему чудом удалось выжить в одном кровопролитном бою, который впоследствии тяжело сказался на его психическом состоянии. Контуженного Дорохова с тяжелыми ранениями ног доставили в госпиталь.Врачам удалось спасти ноги от ампутации, но восстановить нормальную их функцию у них все же не получилось.Дорохов навсегда остался хромым, влача жалкое существование инвалида.Сильные головные боли удавалось на время заглушать таблетками.Дорохову тогда казалось, что будто какая-то его часть осталась там, на полях сражения, вместе с погибшими боевыми товарищами.Эта душевная травма причиняла ему больше страданий, нежели телесная рана, с которой он впоследствии смог смириться.Даже регулярные мигрени, усиливающиеся со временем, не могли заглушить душевных терзаний.
 Отчаяние вконец бы добило его, не будь той судьбоносной встречи с Любой.Она работала медсестрой в госпитале.Сирота, никогда не знавшая материнской любви, была воспитана бабушкой, набожной старушкой.Она умерла, успев привить внучке основные христианские добродетели-Веру в Бога, Надежду на лучшее и Любовь к ближнему.Это было самым ценным её духовным наследием.Из материальных благ Любе досталась только старая икона, являющуюся единственной осязаемой вещью, которая связывала со старыми детскими воспоминаниями.После смерти бабушки Люба пошла работать в госпиталь.Она ухаживала за раненым, окружая их заботой и милосердием.
 Люба сразу полюбила Дорохова, но как-то по-особенному.Много чего было в этой любви-материнская забота, сострадание и ответственность за несчастную душу.Совокупность этих чувств нашли отклик в истерзанном сердце Дорохова.Она спасла его от уныния, зажгла искорку надежды в  груди совсем было отчаявшегося инвалида.
   Вдохнув энергию и надежду на новую жизнь, Дорохов поправился физически, но душа, израненная войной не захотела расстаться с Любой.Они решили навсегда связать свои судьбы.
 Но им по-прежнему приходилось сталкиваться с жестокими реалиями судьбы.Нищенской пенсии, веделяемой государством, едва хватало, чтоб сводить концы с концами.На работу хромого инвалида никто брать не хотел.К тому же городская суета и шум плохо сказывались на самочувствии Дорохова.Последствия контузии давали о себе знать, громкие городские звуки причиняли сильные головные боли.Ища уединения и тишины, им пришлось перебраться в небольшок посёлок, затеряный среди лесной глуши.Дорохову удалось найти работу сторожем.Он работал больше для удовлетворения мужского достоинства, нежели ради копеечной зарплаты.Сознание собственной значимости было важным подспорьем для его самооценки.
 Распад Советского Союза и последовавший за ним путч нанес ему последний сокрушительный удар.Могучая в своё время держава пала, а с ней  надежды и идеалы, за которые Дорохов проливал кровь.Он остался не у дел, брошенный на произвол судьбы.В сердце его стало копиться все больше и больше злобы.Он обвинял правительство, обрекшее его на на полуголодное существование за нищенские подачки.Его, с честью исполнявшего свой долг, выкинули за ненадобностью, как старую отработанную вещь, будто тряпку.Всё больше черствея душой, он превратился в мизантропа, вымещающего злобу на свех окружающих, становясь нелюдимым и деспотичным.
 Те лекарства, которые он получал в качестве льгот, все хуже и хуже стали справляться с постоянно усиливающимися головными болями.
 Дорохов стал прикладываться к бутылке, но не найдя и там утешения, все чаще и чаще вымещал злобу на жене.Он превратился в настоящего тирана, вечно придирающегося к супруге, стал попрекать ее куском хлеба.
 Люба ваносила нападки мужа с присущей ей христианской кроткостью и смирением.Даже когда тот начал поднимать на неё руку, она с покорностью терпела побои и украдкой молилась, стоя на коленях перед бабушкиной иконой.
 Люба боялась молиться при Дорохове.Он озлобился не только на правительство и общество, в нём пошатнулась вера в Бога.Потому она молилась не столько за себя, как  за спасение его души. А она, эта душа, все глубже и глубже падала в бездну, ожесточалась и каменела.Немого смягчить её смогла беременность Любы.Она уповала на это дитя, веря что это Бог послал его им за их страдания.
 Дорохов тоже ждал сына, но обида, переполнявшая его сердце , была сильней его.Он продолжал дебоширить, скандалить, всё чаще выпивать.
 Однажды, семейный скандал перерос в драму. Придя домой пьяным, Дорохов сильно побил жену.Он был в таком неистовстве, что едва помнил себя.Из-за сильного стресса у Любы случился выкидыш.То был тяжелый удар для них обоих.Дорохов тогда поклялся больше никогда не поднимать руку на жену, бросил пить.Люба даже после этого не посмела обидеться на него.Она приняла тогда всё это как должное, как очередное испытание, посланное ей Богом.И лишь усердней стала молиться за мужа.
 У Дорохова после потери ещё неуспевшего родиться сына образовалась в сердце пустота.Именно в той его части, которую смогла в госпитале растопить Люба.И он не знал чем заполнить этот вакуум.Они по-прежнему жили вместе, но теперь как-будто какая-то пропасть пролегла между ними.Что-то безвозвратно утерянное тяготило их сердца.
 Люба, впрочем, не теряла надежды сблизиться с мужем, даже родить ему еще ребёнка.Но Дорохов не разделял иллюзий о счастливом браке, он отдалился от неё, замкнувшись целиком в себе.Его подолгу не бывало дома.Часто оставаясь наедине с самим собой, предавался воспоминаниям.
  Их обветшалая лачуга, иначе её никак не назовёшь, стояла на самом отшибе поселка.Покосившаяся избёнка в три окна изнутри представляла собой не менее удручающее впечатление.Ее убранство состовляли облезлые голые стены и пожелтевший потолок с облупившейся краской.Окна были одёрнуты каким-то тряпьём, исполнявших роль занавесок.Мебель образовывала самый необходимый минимум домашнего обихода.Крепко сколоченный деревянный стол и две табуретки соседствовали с ржавой газовой плитой и рукомойником в каморке, являвшейся одновременно и прихожей и кухней.Впрочем в этом чуланчике в пять шагов в поперечнике, вряд ли смогло поместиться что-то еще, а потому вся их верхняя одежда висела здесь же на стене, помещаясь на трёх вбитых в неё гвоздях.За фанерной перегородкой располагалась комната лишь немногим превосходя по площади кухню-прихожую.Старая кровать на трёх ногах , для устойчивости , была приставлена в угол, заменявший ей недостающую ногу.Здесь оставалось место для облезлого платяного шкафа без дверок, двух стульев и самодельной лавки.В углу напротив был киот, где стояла та самая икона и лампадка, задернутый старой тряпицею.Люба в присутствии мужа никогда не раскрывала занавесы, а лампадку зажигала лишь когда тот был на дежурстве и молилась тайком.В дополнение ко всему, здесь находился старый железный сейф, ключ от которого находился у Дорохова, изредка его открывавшего под натиском нахлынувших воспоминаний.
  Этот сейф служил связующим звеном его прежней жизни, между боевым офицером и теперешним инвалидом.Внутри находились награды и именной пистолет, врученный ему за боевые заслуги.Беря его в руки, он вспоминал тот злосчастный бой, ранение.
 Вереница воспоминаний, как огромная снежная лавина накрывала его с головой, унося прочь.Где-то в глубинах подсознания яркой вспышкой возникали лица товарищей, кровь, смерть; гулким эхом доносились выстрелы, взрывы, крики раненых.И вот теперь он смотрит как-бы со стороны на себя, потерявшего сознание от взрыва с перебитыми ногами среди трупов своих боевых друзей.У него не раз возникало желание поменяться с ними местами, но что-то удерживало его от опрометчигого шага.Дорохов завидовал их безмятежному сну героев, с честью отдавших свои жизни государству, которое обрекло его на постылую полуголодную жизнь.Героев чевствуют, воздавая должное их героизму, а живым достаются жалкие крохи в виде нищенских пенсий и льгот.Дорохов все это тяжело принимал.
 В сейфе еще находилась бутылка водки, с тех еще времён, когда он пил, пытаясь убежать от самого себя.Она стояла здесь как-бы в назидание ему.Что если Бы не она, у него, возможно, был Бы сын, которого Дорохов сумел Бы сберечь от постигшей его участи.Но слишком много этих"Бы".
Он сумел извлечь печальный урок и сделать выводы.Этот сейф стал вместилищем его воспоминаний о прошлой жизни, словно закрома памяти храня былые упования, чаяния и крупицу надежды на лучшее, которая со временем все больше и больше обращалась в прах.Но Дорохов, как и прежде, продолжал оберегать свои сокровенные переживания, словно святая святых.Предаваясь сентиментальным чувствам, он всегда запирал его на ключ, ревносно соблюдая традицию, со временем превратившуюся в священный ритуал.Дорохов никогда не забывал закрывать свой сейф.
 Беря с собой ключ, он отправлялся на работу, дорога к которой проходила через лес между сторойными рядами сосен, кроны которых величаво раскачивались на ветру, издавая мягкий звук, напоминающий шорох.Подобно гигантским исполинам, они кланялись друг другу, перешёптываясь с каждым новым дуновением ветра.Шум ветра в соснах ласкал слух, принося покой и умиротворение, так необходимые Дорохову.Он любил бывать здесь,находя в этой тишине отраду для себя, пусть мимолетное, но спасительное и приятное облегчение от  того гнетущего бремени,камнем лежавшим на его сердце.
 На полпути от дороги отделялась узенькая тропинка, ведущая в глубь леса.Деревья, раступившись, выводили ее в поле, благоухавшее луговыми травами в летний солнечный день.Путь же её оканчивался у подножия пригорка, на котором располагался старый монастырь.В ясную солнечную погоду его золоченые купола искрились высоко в небе, словно маяки, указывая дорогу блуждавшим душам.Сюда частенько ходила Люба, опять же тайком, чтобы помолиться и исповедаться отцу Алексею, настоятелю монастыря.Духовное очищение и легкость на сердце, с которым она каждый раз выходила от туда, помогало ей справиться с отчаянием, придавая сил и надежду на спасение очерствевшей души мужа.
 Дорохов сюда сам никогда не приходил.В работе своей он также не находил удовлетворения, со временем она все больше начала надоедать ему.Он все больше и больше сетовал на судьбу, отравляя самого себя изнутри, пока одно событие не заставило лопнуть этот гнойный нарыв, послужив кульминацией дальнейших событий.Те лекарства, которые он получал, были исключены из списка льгот.Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения, вся его злость мигом выплеснулась из него, словно взрыв вулкана, извергая негодование и ненависть.Он больше не мог сдерживать эмоций, сердце его разрывалось от выпиющей несправедливости.Все вдруг разом выплеснулось из его груди в яростный порыв чувств.
 Не помня себя, он пришел домой, все внутри него клокотало, мысли ураганом проносились в голове, не давая сконцентрироваться ни на одной из них.Весь его вид, каждая черточка выражения лица, все выдавало в нем человека, не отдававшего отчет своим действиям.Дорохов застал Любу за молитвой.
 Стоя на коленях перед образом, она почувствовала на себе тяжелый взгляд; что-то физически ощутимое, осязаемое, будто туман, медленно опустилось на её плечи.Воздух вокруг наэлектризовался, сдавив ей грудь и перехватывая дыхание.Он стал густым, тянучим, будто кисель. Даже само время вдруг как-то замедлилось, будто увязнув в жидкой субстанции.Во всей окружающей обстановке, словно в атмосфере перед грозой, чувствовалось приближение катастрофы, чего-то неизбежного и неминуемого.В сгустившихся тучах произошел разряд, трагическая развязка неуклонно приближалась.
 Дорохов вскипел, весь его гнев теперь был обращен на Любу.
-Молишься-кричал он.Да что твой Бог сделал для нас, чем помог? А ты?Ты даже сына мне родить не смогла!Это ты во всем виновата.
 Он произносил все это в состоянии неистовой ярости.Эти слова тяжелым камнем легли на сердце Любы, что-то вдруг перевернулось в ее душе, взгляд потускнел, вмиг став отрешенным.Взяв в руки икону, она прижала ее к груди и заплакала.Дорохов, уже не контролируя себя, в бешенстве бросился на жену, пытаясь вырвать  икону из её из рук.Люба в цепких обьятьях прижала её к себе, как последнюю надежду, будто в этом куске дерева заключался единственный шанс на её спасение.
 Дорохов замахнулся на неё тыльной стороной ладони.Люба молча смотрела на него с кроткостью и смирением, не смея даже заслониться.От удара она упала на пол, выронив образ.Дорохов схватил его и с размаху швырнул в стену, расколов надвое.В потускневшем взгляде Любы, смотревшим на две ровные половины разбившейся иконы, читался немой ужас и предрешенность; какое-то неизбежное, но единственное правильное решение мелькнуло в её взоре.
 Дорохов кинулся к сейфу.Открыв его,он достал ту самую бутылку водки и опрометью бросился из дома, забыв запереть сейф.Это был первый раз, когда он его не запер.Он вышел из дома и побежал.Ему хотелось бежать, неважно куда, лишь бы подальше отсюда.Доверившись своим инстинктам, он направился в лес.Дорохов ускорялся, все быстрее и быстрее передвигая ноги, мчался вперед, не разбирая дороги.Ему хотелось свободы.По лицу его хлестали ветви, кусты и сучья царапали кожу, разрывая в клочья одежду.Мысли ураганом проносились в его голове, он не мог поймать ни одну из них.Их неистовый хоровод сводил с ума, приводя его в иступление.И вот уже разум отделился от тела, переставая его контролировать.Ноги передвигались теперь как-бы сами собой, все ускоряя безумный бег.Он спотыкался, падал, вставал, снова падал, но продолжал бессмысленно мчаться вперед.В его больном мозгу мелькнула нелепая мысль, что если он перестанет бежать, то он упадет замертво.
 Но силы, наконец, покинули его.В изнеможении он сел под большой старой сосной.Вспомнив про бутылку водки, чудом уцелевшей после стольких падений, он открыл ее и сделал большой глоток.Он пил прямо из горла, не чувствуя ни вкуса, ни какого бы то ни было эффекта.Опорожнив бутылку, он швырнул ее в кусты.Прислонившись к стволу дерева спиной, Дорохов почувствовал, что силы вдруг начали покидать его, запоздалое дейсвие алкоголя начало себя проявлять.Закрыв глаза, он погрузился в тяжелый, беспокойный сон.
 Он очнулся на рассвете в тяжелом угаре.Лес начал по-тихоньку пробуждаться ото сна, ранние пташки завели свою трель, лучи восходящего солнца отразились от золотых куполов монастыря.Они возвышались над кронами сосен, сверкая каким-то необыкновенно мягким,будто божественным светом.Этот свет странным образом подействовал на Дорохова.Он встал и какая-то сила заставила его идти к монастырю.Он не мог сопративляться ее магическому действию, ноги сами шли на этот свет.
 Подойдя к монастырю, он неожиданно для себя перекрестился.Дорохов уже перестал удивляться своим внутренним чувствам, побудившими его прийти сюда.Он полностью отдался их воли.Двери монастыря были открыты и он вошел туда.Утрення служба еще не началась.Внутри был полумрак, под сводами храма царила торжественная тишина и безмолвие.Эта тишина сдавила грудь Дорохова, сердце его затрепетало.Перед алтарем велись приготовления перед утренней службой.Отец Алексей подошел к Дорохову.
 -Не часто тебя здесь можно встретить.Чего тебя привело сюда?-спросил он Дорохова.
 -Да вот, захотел вдруг исповедаться, да не знаю как, никогда раньше этого не делал.
 -А не надо ничего знать, это не армия, здесь нет никаких правил.Просто говори что на душе, все что есть.Как умеешь, так и говори, главное от чистого сердца.
 Отец Алексей был в курсе кто такой Дорохов, слышал его историю от Любы.Он подвел Дорохова к аналою, на котором лежали иконы.Дорохов склонил голову.Отец Алексей возложил на него епитрахилью и принялся слушать.Дорохов начал исповедь.
 Слова сами собой срывались с его уст.Он изливал свою душу священнику с трепетным благоговением. Дорохов не упустил ничего из своей жизни, рассказав все, что наболело, что тяготило его.Сваливая со своих плечь тяжелый груз бремени, Дорохов рассказал про войну, про обиды в его сердце, про их с Любой чувства, про своё пьянство.Особенно его волновала их последняя ссора.Он искренне раскаивался, не находя себе оправдания.
 Отец Алексей молча выслушал его.
  -Человек живет духом, а не телом.Святой отец начал свое наставление Дорохову.-А ты забыл об этом, от этого и беды твои.Ты  жил телом, полагаясь на правительство, продал душу за чечевичную похлебку.Ты был рабом своих телесных радостей, потому и не находила покоя душа твоя.А если человек жизнь свою полагает в духе, то он свободен, хоть закуй ты его в цепи, хоть под замок посади.И как только почувствуешь страх, злобу, вспомни что ты душа, а не тело и тот час затихнет все, что волновало тебя.А пьянство и другое одурманивание себя-это страх перед истиной.Покайся и ступай с миром, да не забывай слова мои.А Бог он милосерден, он простит.
 Слова священника необыкновенным образом подействовали на Дорохова, проникли в самую душу.Огромный камень рухнул вдруг с его плечь, во всем теле почувствовалась необычайная легкость.Его озарило каким-то блаженным светом, душа трепетала и рвалась из груди.Он вышел из храма другим человеком, весь его внутренний мир, все мировоззрение кординальным образом изменились. В нем произошло духовное перерождение, которые трудно описать словами.
 Еще раз перекрестившись, Дорхов пошел домой.В ногах чувствовалась такая легкость, что ему казалось, будто он летел.Он шел в новую жизнь обновленным."Теперь все изменится" думал он.Я больше не буду заниматься самоедством.В сердце его затеплилась надежда на  счастливое будущее.Все прежние обиды улетучились, забылись, как дурной сон.
 Но подойдя к порогу дома, Дорохова вдруг охватила тревога, он не мог обьяснить для себя этого смутного предчувствия.Какая-то зловещая тишина царила в доме.Эта тревожная тишина жуткой пеленой окутала его, вселяя ужас и леденя кровь.Пройдя через кухню, Дорохов отворил дверь в комнату.
 Сердце его вмиг упало, будто камень в бездну, потерявший точку опоры.Разум отказывался принимать явившуюся взору картину.На полу в луже крови в неестественной позе лежало тело жены, сжимавшей в руках его наградной пистолет.Дорохов перевел тревожный взгляд на сейф, в первый раз оставленный незапертым.Он находился будто-бы в чужом сне, с безучастием глядя на себя со стороны.Он отказывался верить в произошедшее, не допуская мысли о своей трагической ошибке.
"Такого просто не может быть", произносил он всух."Именно теперь, когда я осознал все свои прошлые ошибки, всю нелепость былых обид и их несостоятельность.Теперь, когда я обрел для себя смысл бытия и почувствовал вкус к жизни".
 Внезапно дикий ужас накатил на Дорохова, накрыв с головой, он по-тихоньку стал осознавать трагическую неизбежность произошедшего.Сдавленный крик отчаяния вырвался из его груди.Он находился во власти какого-то первобытного панического страха.Зловещий ужас, леденящий душу, овладел им, подчинил своей воли.Дорохов упал на колени перед трупом и не в силах сдержавать себя, горько заплакал.Крупные мужские слезы ветерана войны катились по мужественному лицу.
 " Это был первый раз, когда я забыл закрыть сейф" подумал он!!!
 

 Холодный осенний ветер разворошил кучу опавшей листвы, разметая их по кладбищу.На небе сгустились хмурые тучи, а холодный воздух веял прохладой, заставляя сьёжиться человека, стоявшего рядом с могилой в монашенском одеянии.
 -Теперь все по-другому, Люба.У меня новая жизнь.Ведь это ты вернула меня к свету, душу мне излечила.Ты прости меня, если сможешь.
 Горькая мужская слеза скатилась по давно небритой щеке, успевшей обрасти бородой.
 -Я знаю, ты простила меня.Ты всю жизнь это и делала, то терпела, то прощала.
 Слезы все обильнее начали скатываться по бороде послушника, не в силах больше сдерживать их.Тучи сгустились над головой, заслоняя последний луч холодного октябрьского солнца; с неба хлынул осенний дождь.
 -Ну вот и ты заплакала, не стоит.Теперь все будет хорошо.
 Капли дождя смывали слезы с его лица.Слезы с дождем смешивались, образовывая бурный поток, уносящий боль и скорбь двух любящих сердец.Дорохов поднял голову на небо и перекрестился.
 -Господи, не за себя прошу.Прости ты ее, Господи, ведь за меня на крест пошла.Всю жизнь собою жертвовала.
 Внезапный порыв ветра разогнал тучи, дождь вдруг прекратился, погода прояснилась.Луч солнца, выглянувшего сквозь облака, осветил лицо Дорохова.
      -Спасибо тебе, Господи!

               
                21.01.2017 г.