Августовским вечером было дело

 На дворе - исходящее лето; даже август - и тот истончался, стоя почти на самом краю двадцать девятого числа. Весь мир будто ждал, не подавая при этом вида, сентября.
 
 В частности, таким же образом, а может даже и вовсе не ожидая сентября, проводила летние вечера компания из четырёх молодых людей, которые сейчас сидели за на удивление длинным, выкрашенным в белый цвет столом, на крытой веранде дома, принадлежавшему одному из них. А именно - журналисту Виктору, у которого, отметим, в этот день был праздник, даже два: сегодня ему исполнилось двадцать пять лет, и его статью об обострившейся  в последнее время криминальной обстановке разместили на первой странице журнала, при штате которого он числился. О второй причине собравшиеся поздравить его друзья узнали уже от него, чему, конечно, искренне обрадовались.

 И вот, за этим длинным, белым обеденным столом сидели журналист Виктор и три его друга: писатель Марк, музыкант Тео и художница Анна. Все поздравления и пожелания, от самых искренних и до самых шутливо-нехороших, дружеских были сказаны; праздничный торт, который принёс и, как оказалось, испёк Тео, был наполовину съеден. Теперь друзья просто разговаривали, переходя, а порой и попросту перескакивая с темы на тему.
 
 В силу творческого характера всех собравшихся, разговор постепенно пришёл к попеременному обсуждению того, что Марк называл "тремя путями прекрасного" - литературы, музыки и искусства изображения.
 
 Виктор неумолчно рассуждал о том, что Анне просто таки необходимо познакомиться с его двоюродной сестрой Лилией, которая тоже была художницей. Говоря об этом, он почему-то упускал тот факт, что он сам уже полгода не виделся с ней, потому что она жила за границей, в стране, которая носила красивое название "Наир".
 Анна честно слушала его в пол-уха, стараясь при этом разобрать хоть что-нибудь из того, что пытался сказать ей Марк, - потому что он явно обращался к ней, хотя то и дело прерывался, чтобы апеллировать к тому, что говорил Тео, хотя тот и не всегда в своей речи обращался к нему, а всё больше пытался обратиться к Виктору.
 
 Четыре человека разговаривали друг с другом, но при этом никто друг друга, получается, не слышал. Где-то через полчаса их беседа стала настолько разрозненной, что они все, вчетвером одновременно задумались: "А с кем я говорю?"
 
 Наступила внезапная тишина. Друзья смотрели друг на друга. Когда они уловили суть происходящего...
 
 Первой засмеялась Анна, за ней и парни. Когда, наконец, смех утих, Тео вызвался приготовить всем кофе-гляссе, который, по его же выражению, "будет очень кстати, да". Все согласились; Виктор вместе с Тео отправился на кухню. Марк остался наедине со светлокудрой художницей, чью красоту он не раз воспевал в своих стихах, которые он записывал в отдельную тетрадь, кою хранил в специальном ящичке, закрывавшемся на замок. Наступила тишина. Марк, который чувствовал себя уверенно лишь в двух случаях - когда с ним был кто-нибудь из его друзей, либо когда он выступал, читая свои стихи, - сейчас попал в противоположную ситуацию: друзья, хоть и чисто технически, не были рядом, а внимательно теперь на него смотревшая девушка как-то не подходила на роль зрителя.
 
 Так он подумал было сначала, но сразу же себя перебил: "Очень даже подходит!". Марк, несмотря на известную свою стеснительность, мог в некоторых случаях являть прямо таки чудеса в общении с людьми. И хотя заговорить с девушкой, в принципе, ему было совершенно несложно, именно эта особа заставляла его чувствовать себя так, что он предпочёл бы вновь помочь Тео, как когда бедного музыканта придавило уроненным нерадивыми носильщиками роялем: тогда Марк, чудом оказавшийся рядом, в одиночку приподнял почти трёхсоткилограммовый инструмент, чтобы подоспевшие на помощь люди смогли вытащить Тео.
 
 Ещё во время беседы, которая в чём-то была похожа на кричащую и готовящуюся к драке толпу, он пытался с ней заговорить, но против него сыграли три условия: общий шум, его немного путаная речь, и слишком, для того, кто читает стихи, тихий голос. Но сейчас обстоятельства, в целом, были на его стороне, и надо было лишь ими воспользоваться. И он это сделал.
 
 - Внимания, на минутку, твоего, пожалуйста, - обратился он к Анне и, отодвинув стул, встал и отошёл на пару шагов назад.
 
 Театрально кашлянув, он сказал "Хочу прочесть кое-что об Ан...", но тут, нарушая, но вовсе не из каких-то плохих побуждений, а просто потому, что так совпало, момент, на веранду вышел Тео, нёсший поднос, на котором стояли четыре высоких стакана с чёрным кофе, увенчанным белопенной короной тающего мороженого; следом за ним появился и Виктор.
 
 Последний приметил сложившуюся ситуацию. Он понял, что Марк собирался что-то прочесть, причём адресуя это только Анне. Но ретироваться было уже поздно, и Виктор решил поддержать порыв своего друга, чтобы не дать ему как-либо переживать из-за этой случайной помехи.
 
 - А давненько ты нам ничего не читал, Маркус! - воскликнул молодой журналист, называя своего друга на древнеримский манер.
 
 - Да, да, прочти мне, о, т.е. - нам что-нибудь новенькое, - поддержала его и Анна.
 
 Тео просто согласно закивал, расставляя в это время стаканы с кофе на стол.

 Сбитый поначалу с толку Марк быстро собрался с мыслями и пробежался мысленным взором по своей памяти, выбирая что же прочитать своим друзьям. Наконец, выбрав, он жестом руки пригласил всех сесть, а сам подошёл к столу, где взял свой стакан и отпил немного кофе, после чего вновь вернулся на свою импровизированную сцену.
 
 - Этот я назвал "***", - голос Марка внезапно изменился, став громким и ясным.
 
 И он начал читать. Длилось это недолго, минуты две - от силы, но в эти две минуты трое его друзей не сводили с него взгляда, заворожённо слушая его. Закончив читать, он вернулся на своё место под аплодисменты трёх человек, которые сейчас, казалось ему, пересилили бы аплодисменты трёх сотен людей.
 
 Как только он сел, вскочил Тео со словами "И мне минуту славы!", смеясь, он вышел туда, где только стоял Марк, взяв с собой скрипку, которую он принёс с собой и которая с самого его прихода лежала на соседнем с ним стуле. Он только приложил было смычок к струнам, как внезапно встала Анна и быстро вошла в дом. Три парня замерли практически неподвижно, взглядом проводив и ожидая её возвращения. Анна вернулась с бутылкой шампанского.
 
 - Аристократичненько, - подытожила художница, и передала бутылку Марку, чтобы он её открыл, что тот и сделал, да так аккуратно, что даже хлопка за вытащенной пробкой не последовало.
 
 Игристое вино заблестело, заиграло в пустовавших доныне бокалах. Тео начал играть. Он импровизировал на тему аргентинского танго или чего-то похожего около десяти минут. Закончив играть, он поклонился и вернулся на своё место.
 
Виктор поднял бокал и провозгласил тост за прекрасного музыканта. Марк и Анна его поддержали. Когда бокалы осушили, разлили снова. Теперь же слово взял Тео:
 
 - За вас, мои друзья! - жестом и акцентом указывая на писателя и художницу, которые сидели напротив него, рядом друг с другом - возвращаясь к столу после чтения, Марк как бы невзначай сел рядом с Анной. Затем он продолжил свой жест, как бы причисляя и Виктора, и подмигнул журналисту.
 
 Тот понимающе улыбнулся и тоже поднял свой бокал:
 
 - За вас!

 Марк смущённо молчал, а Анна в шутку кулаком пригрозила Тео.