Размышления на отвлеченную тему 3

Краткий курс
Предварительные замечания/3

Может ли быть нечто общее, с чем согласны все, неужели такое встречается.
Если верить старым авторам, встречалось. Скажем, некогда в ходу был такой пассаж: правительство ругали все, за давностью лет, кавычки опущу. Как результат, полиция не обращала на эту ругань особого внимания.
…
Попробуйте выговорить такое словечко, противоправительственный.
Конечно, курс, вы будете следовать таким курсом, буду. И даже считаете это своим долгом, считаю. Почему бы и нет, если при этом не требуется махать шашкой, впрочем, тогда шашке, = сабля, предпочитали револьвер. Действительно, вокруг чего может сойтись народ, особенно интеллигентный народ. Не вокруг же револьвера, конечно, нужен символ. Дайте нам символ, и мы перевернем Россию, мы? соединенные силы всей русской интеллигенции. Если собрать всю эту интеллигенцию, комната для проезжающих, наверное, будет заполнена. Не переполнена, но некоторая теснота обнаружится. И вот в этой тесноте начинается речь, как долго она может длиться, пока не придет поезд, тогда все побегут на перрон. Собрались именно для встречи поезда. А пока поезд в пути, можно чем-нибудь заняться, о чем-то поговорить. Впрочем, разговор этот начат давно, надо лишь продолжать. Для продолжения требуются новые слова. Или слова прежние, но с новым значением, как например, вокзал. Мы на вокзале, поезд скоро будет, влево – вправо не пойдет, для него есть единственный путь. Тяжелая вещь, переполненная огнем и поставленная на рельсы, незаметно переходит в образ, не поезд, это мы сами летим над рельсами. Не какой-то там странный, или безумный бег? по волнам, реальное движение. Сами собой приходят нужные слова, мы на верном пути.
Что дальше? например, такое простое соображение.
Мы на верном пути, и мы с него не сойдем. В самом деле, зачем сходить с верного пути, подхватил свой мешок, небольшой такой пыльный мешок, и шагай. Отца вот драли на конюшне, а я попал в студенты, был исключен, угодил, понятно куда. Рядом друзья, не зря говорили, просиживая день в тесной комнате, выговорились, удалось даже договориться. На чем сошлись, как всегда на одном слове, на одном рубеже. В данном случае, таким, словом оказалось самое популярное. Не забыли, все ругают правительство, все, но никто не говорит противоправительственный. Никто? Все не говорят так, значит, все говорят иначе. После недолгого разбора, сошлись, все говорят и все хотят говорить, революционный, таковым и будет ваш курс? Обижаете, таков есть наш революционный дух, это? те же рельсы, единственный путь, если встал, придется идти до конца. Тем и хороши рельсы, стоять на них не получится, надо двигаться. На что тут решаться, встать или уйти. Не хватает сил, отходи. Но если встал, остается идти. Как называть этих людей, желающих идти до конца.
…
Где обнаружился этот неукротимый дух.
Одни разоряются. Другие разлагаются. Странное деление, разве это не одно и то же. Если говорить о рельсах, наверное, так оно и есть. Есть две большие социально-общественные группы, какой тощий язык, тощий или сухой? Так вот, одна разоряется, другая разлагается. И обе не могут остановиться. Могут только продолжать движение, каждая свое, но финал общий, падение, крах, разрушение всех прежних устоев жизни. На кого повесить долг, вы о каком долге? О нашем страшном долге перед народом, мы в долгу, разве не та. Мой долг невелик, я ведь из дворовых. Неравнодушен к народу, вернее, к его горькой судьбе. Какой же мужик неравнодушен к собственной судьбе, оторваться от народа, гораздо легче оторваться от мужиков. Скажем, поезжайте к болгарам, там турки, вместе с болгарами будете сражаться с турками. Есть столица, и вся молодежь столицы желает поучаствовать в освобождении славян. Не проще ли начать с самих себя, освободить себя, воля – это звучит гордо. Понятно, освободитель славян может претендовать, на что? Неужели на собственную свободу, скорее на рельсы. Еще один поезд, стоит только начать движение к свободе, остановиться будет невозможно, придется быть освободителем. Придется закончить свои дни на эшафоте. В этом месте обычно, раздавался громкий смех. По крайней мере, старые писатели в этом месте делали паузу, заполняли ее смехом, бояться ли таким людям эшафота. Даже если их поведут на лобное место, и здесь они будут смеяться, буквально? Не преувеличивайте, смеяться на эшафоте, значит, говорить обычные вещи. Скажем, подвиньтесь, я здесь я лягу. В реальности, эта фраза была несколько длиннее, но присутствовавшее в этой фразе действующее лицо я позволю себе опустить. Ведь меня интересуют, не столько сами лица, сколько их краткие курсы.
3. Неизбежность краткого курса/3

Любая жизнь носит вполне конкретный характер.
Как говаривали наши учителя, отливается в конкретные формы. Вот небольшой пример, в тесное вокзальное помещение заходят два человека, первый – телеграфист, он в ярости, если сейчас ваша дама не появится, пусть убирается на все четыре стороны, мне надо работать. Понятно, реальные слова звучат куда грубее.
…
Второй, всего лишь скромный дачник, хотя и очень толстый.
вздыхает, одновременно, успевает что-то жевать, поезд в 6.40. не отойдет. Морщит лоб, кажется в 6.30., куда он может отойти, не к предкам же, всего лишь от перрона. Кто-то любопытствует, почему так, есть же расписание. Графиня прислала нарочного, вот он там стоит, на углу, там и без него фигур хватает. На другом углу, видите, высокий такой, в плаще, фуражке. На лицах ни тени интереса, никто не спрашивает, всем и так известно, о ком речь. Графиня просит подождать ее, очень недолго, четверть часа, задерживается. Конкретная ситуация, ей много лет, а значит, краткий курс давно пройден.
Реакция дежурного по вокзалу, он же телеграфист?
Очень короткая, очень выразительная, дудки!..
Поезд ждать не будет, будь она сто раз графиня. Какая чудесная вещь, этот поезд, даже графиня должна спешить к поезду. Почему-то она не торопится, прежняя жизнь пытается продолжать себя в жизни новой. А где она может себя продолжать, если она становится жизнью прежней, прошедшей. Выходят люди немолодые, их подталкивают, пытаются сталкивать, иногда просто толкают люди несколько моложе, за ними? Долгая цепь, перебирать всю цепь, или просто оборвать ее, выбросить. А что там, в той жизни, стихи, писал большой человек, но стихи плохие, зачем тогда писал. И нужно ли сейчас писать стихи. Начальник вокзала, носится по вокзалу, должно быть хочет задержать поезд для графини. И кучка пассажиров, все с тяжелыми чемоданами, а говорят еще, что все люди – разные. Зачем же им одинаковые чемоданы. Что здесь требуется, человек действия не сомневается, действие. Более того, уверен, требуется именно его действие. А потому, должно быть руководство к действию, руководства пока еще нет? Как посмотреть, действие волей автора переносится на перрон, конечно, это подходящее место, чтобы собрать здесь главные действующие лица, они и собрались. Что выясняется, они уже не главные, кажется, они это понимают. Вот оно, главное действующее лицо, очень большая женщина, в каком-то многоцветном наряде. В руке, оптический прибор, что-то невыразимо старомодное. Это и есть та самая графиня, около нее местные служащие, они объясняют ей текущую обстановку, пытаются. Понятно, графиня не обращает на их усилия ни малейшего внимания. Поезд ждать не будет, бегут старушки с мешками. Волнуются дачники с кошелками. Гремит звонок, поезд дергается, пытается начать движение. Тем временем телеграфист объясняет, вы представляете, тридцать слов, этот аппарат пропускает тридцать слов в минуту! Графиня поднимает оптический прибор к глазам, поворачивается к телеграфному столбу, долго смотрит. А что, сейчас телеграф не работает? Ну, что вы, работает, на всю мощность. Странно, почему же я тогда не вижу телеграмм. И уточняет, я не вижу, как телеграммы летят по проводу.
…
Действительно, странно, почему должны лететь, могли бы и бежать.
Бежать может толстый дачник, при этом должен спотыкаться. А вот телеграммы, я же сама не раз отправляла, держала в руках. Совершенно точно знаю, никаких ног там нет, а потому должны летать. Что тут скажешь, надо перекурить, кстати, можно угостить и графиню. Вздыхает, не прикажите ли, папироску? С удовольствием, оказывается, такой простой человек, берет папиросу из рук какого-то там телеграфиста, свои как на беду, забыла дома. Присаживаются на скамейку, кресла на перрон не поставишь, закуривают, пускают дымки. Одним словом, реализуют свои жизни во вполне конкретных формах.
Наверное, в этом и состоит человеческая сущность,
выбирать для своей жизни подходящие формы. Для своей конкретной жизни – конкретные же формы. Молодой человек подходит к миниатюрной барышне, надо помочь перенести большой чемодан, помогает. Кланяется, бежит навстречу к поезду. Барышня размышляет с приятной грустью, какой легкий человек, должно быть я его никогда не увижу. В самом деле, мимолетная дорожная встреча, кто знал, что она обернется, чем? Сначала интересом, друг к другу. Потом общим делом, разве молодые люди не могут посвятить свою жизнь освобождению славян. Начинали с Балкан, потом подошли к России, ведь и в России немало людей, которых надо освободить. Что случилось? Свою конкретную жизнь они представили в виде общей формы, точнее, всеобщей формы. Как им это удалось. Они воодушевлены, сердца просятся в полет, впрочем, как известно, взлетают души. Душа просит, о чем вы, требует действия, разве это не означает, что душа свободна. С помощью всеобщей формы они решили свои конкретные жизни сделать столь же всеобщими. Потерять конкретность? напротив, вполне сознательно отказаться от своей конкретности, стать носителем всеобщности. Вопрос, как обозначить эту всеобщность, есть несколько известных направлений, вокруг них и крутятся все повседневные разговоры.
Монархия
Правительство
Демократия
Народ
В последнее время, появились рента, прибавочный продукт, но чаще всего, эксплуатация. А где же свобода? она ничто без Освободителя. Верно, эксплуатации нет без эксплуататора, как и монархии без монарха. Как и демократии без народа. А народ? Везде, его присутствие обязательно. В условиях монархии, демократии, эксплуатации, священной войны, на даче, на перроне, в проходящем мимо поезде. Так с чего начинать, с монархии, или с эксплуатации, войны, народа, детей. Освободители начинают с самих себя, оторваться, как это сделать. Чего проще, поехать к болгарам, не обязательно садится на поезд, достаточно посмотреть на себя, заглянуть в душу, что там? знайте, я с вами. Решающий шаг, дальше проще, я со всеми угнетенными мира, где бы они ни были. И все, неужели на этом остановиться, решиться. Дело теперь за малым, за мишенью. Если перефразировать древнего физика, дайте мне мишень, и я переверну, конечно, не Землю, только жизнь на этой земле.
…
Чем занимались в России конца века, позапрошлого века.
Еще не самый конец, все-таки двадцать лет, взойдут иные имена, это новое поколение будет жить новой жизнью. Как оно возможно? мы, заявляли отцы, дадим им эту новую жизнь, разве не так. Основания есть, недавно создана электромагнитная теория света. Да, что теория, когда в Зимнем дворце установлены подъемные снаряды, скоро они будут везде, не придется шагать с этажа на этаж. Каждому члену семьи, семьи были большие, выдать по ключу, незачем прислуге бегать через пять комнат. Кто так планировал, входная дверь на одном краю, комната прислуги на другом, чуть что звони, беги. А сами эти пять комнат, не уступить ли пару из них все той же прислуге. Придется и ключами поделиться. Чего проще, поделиться, до этой простой мысли еще надо было дойти, дорасти, кому? Во всяком случае, не прислуге, она уже готова, по крайней мере, морально.
Почтенный профессор шагает по тротуару.
В голове? Конечно, политика, привычным движением мысли начинает переход к предмету ученых занятий. Потоки мутной воды, на тротуарах, прорываются откуда-то. Сверху солнце, снизу мутная вода. Можно оглянуться, тут близкие люди, там чужие, кто ближе, вопрос не по существу. В каждой аудитории известен и популярен, в первой как ученый, во второй как ретроград. Люди повторяются в событиях, а где им еще повторяться. События, как и люди, повторяются каждый год. Каждый год, известно заранее, будет открытие сезона, курса, будет торжественная обстановка, к ней рукоплескания, к этому анекдоты. Их полагается вставлять в местах, которые называются выигрышными. Из года в год, повторяются такие места, повторяются сами анекдоты. В самом деле, не придумывать же новые анекдоты, зачем? от одной пошлости переходить к еще большой пошлости. Так может, обойдемся без анекдотов. Иногда слово становится событием, потом приходится повторять это слово. Проблема, как всегда и везде, люди с хорошей памятью. Эти люди, забывая о величии, неважно о каком величии идет речь, науки или правления, цепляются за скверные анекдоты. Начинают проводить параллели с мутными потоками, на тротуарах, в аудиториях, в политике, или очень конкретно, с Зимним дворцом. Чем определяется величие личности, или в привычном виде, величие человека, конечно, делами. Хорошо сказано, но вы немножко отстали, масштабом мишени. Бороться с мутными потоками воды во дворах. Или с пошлыми анекдотами в аудиториях. Куда интереснее ругать правительство громким голосом, сидя возле открытого окна. Утомляет и это? Остается Зимний, до него? Каких-то четыреста шагов. Не пойти ли на штурм последнего дворца.
Последний бросок?
Душа, куда перед этим бросается наша душа. Слышен смех, хорошо знакомый по старым советским фильмам, бросается! Туда, куда мы ее сами бросим, какой вождь без исторических восклицаний. Хватит ли сил для последнего броска, это для учеников. На деле, хватит ли бешенства, вопрос, кому? Тому, кто сидит во дворце. Или тому, кто собирается пойти на штурм. Бешенство, или то общее, что роднит железного канцлера и столь же железного защитника народа.

Примечание

Чем позапрошлый век отличается от прошлого?
Время железных канцлеров, и не столь важно, где этот канцлер находится в конкретный момент, в Берлине или в Пещере возле агрономической академии. Иначе, время железных людей, откуда они вышли. С началом века прошлого пришло время железных батальонов, полков, даже дивизий.
…
Тут уже удивляться нечему, на то и железные люди,
чтобы стать во главе железных полков. Железные, стальные, множество других определений, в целом, несокрушимые потоки на историческом тротуаре. Впрочем, я несколько утрирую.
Но сила, как это часто случается, связывается нами с размерами.
Скажем так, некий поклонник заручился рекомендательным письмом, конечно, к знаменитому борцу за свободу. Тот боролся, доказал, ныне на вершине, вещает, некоторые не согласны, просвещает. Надо ехать, долго ехал, справлялся в разных местах, его вели от одного посредника к другому. Приехал, долгожданная встреча, он видит. Наконец-то, ему удалось рассмотреть старика как следует. Хорошо, рассмотрел, и что обнаружилось, какой он большой, просто огромный. Теперь надо подчеркнуть, все в нем огромно. Как мы любим это все, должно быть все, или огромно, или гениально. В некоторых случаях, напротив, все мерзко, отвратительно. Все то, что между, жалкая посредственность, быть серым, кому ж охота. Как определить эту потребность, на мой взгляд, как жажду конечного состояния. Но разве конкретный человек, отдельно взятый человек не может дойти до такого предельного состояния. Если ему суждено быть огромным. Или быть ведущим. Или быть вождем. Кому это известно, сам претендент определил свое конечное состояние, теперь надо достигнуть.
Почему бы ему не быть непреклонным.
Быть, или стать, научится, овладеть, была и такая задачка.
Поклонник всматривается в борца, конечно, руки, ноги неинтересны, голова, черты лица. И само лицо необыкновенное, но более всего привлекают глаза. Как-то надо выразить, передать это ощущение, какими словами. Неожиданно для себя поклонник выдает, глаза как у хищника, и это о борце за свободу людей, а значит, за их человеческое достоинство. Если это так, выходит, в лице отдельных людей обнаруживается нечто нечеловеческое. Отдельные люди, не каждый способен дойти до предельного состояния, железные канцлеры тем и отличаются от нас, простых смертных. Они выражают? Нечто очень давнее. Как ни грустно, но человеку, чтобы стать именно человеком, пришлось стать хищником, это было? вряд ли нужна такая оговорка, сначала человек стал хищником, уже потом стал самим собой, человеком. Эта внутренняя связь проявляется в лидерах, вождях, железных канцлерах. Избыть хищника внутри себя, есть и такое стремление, без него опять-таки не было человека. Началось это, конечно, с религии, когда-то был сделан этот прорыв. Если археологи не ошибаются, священные действия умели совершать уже неандертальцы. Нужно как-то отделить себя, цивилизованное существо, от окружающих существ, склонных к хищническому поведению. Следовательно, к такому же образу жизни. Разделить мир на две части, наш мир, остальной мир, который вокруг нас. По определению, тот мир враждебен, ему нужно противостоять, так возьмется друзья за руки. Всего-то? Был найден выход для известных склонностей человека, постепенно героизирован, пусть молодые дерзают. Как это выглядело, наверное, во все времена одинаково, или примерно одинаково. Ты готов, мой молодой друг? Минутная растерянность, затем гордое, за мной дело не станет, не остановится, продолжится. Впрочем, возможны варианты. Но суть одна, можете на меня положиться, не подведу.
…
Как суммировать эти вечные процедуры?
Обычный рефрен, вне времени человека понять нельзя, наверное, так оно и есть. После чего человека и время можно менять местами. Понять человека через его время. Понять время через судьбы людей. Это называется инверсией. В таком случае, чего добиваюсь я? неужели нечто обратное, именно так, я пытаюсь понять человека как раз вне времени.