Елена Зорина Долгих 3 тур

6.1
Зыбка для дочери
http://www.proza.ru/2017/01/21/2296

Старики сказывали, что в старину сама Лада посылала людям в подмогу своих сподручных. Сейчас поведаю, а вы сами судите – правда то или нет.
 У Терентия хозяйство крепкое было, но имелась у мужика чудинка одна – любил пробовать что-то диковинное. Поехал на ярманку как-то и прикупил двух курей. Сказывали, что те на особинку были, пёстренькие, и бормотали не обычное «ко-ко», а будто одна вопрошала: «Кто-кто?», а другая – «Как так?»  Петуха они не признавали, за вожака держали Терентия и повсюду за ним бродили по двору, а потом и за ворота увязывались. Народ над мужиком похохатывал, тот отмалчивался, а куры бежали рядом и возмущались: «Кто-кто? Как так?»
Надо сказать, в избе уж трое мальчонок топали, когда супруга Елена по весне подарила Терентию дочку. Катериной нарекли. Куры заволновались, и малость иначе закудахтали. Одна вопрошала: «Кто-кто?», а вторая отвечала: «Кать! Кать!» Зыбка в избе, знамо дело, имелась, но Терентий загодя, по осени, задумал другую изладить. В лес наладился, присмотреть деревце, а куры тут как тут, следом тащатся. Он и шикал на них и прикрикивал, а всё одно, подружки не отстают. Плюнул мужик: «Ну, и шут с вами! Пропадёте ни за что, я не ответчик!» Те, довольные, рядышком подпрыгивают.
В лес пришли, Терентий присмотрел ствол и взялся рубить. Курчата в траве шебаршатся, увлеклись. Спустя-погодя, чует мужик, что стало тихо, птицы стихли, ветер пропал, и даже букашки замолкли. Голову поднял, а над ним туча чёрная раскрылилась. Мать честна, как не углядел? Вот-вот ливень припустит! И спрятаться негде. Тут куры взлетели на куст и ну верещать: «Кто-кто? Как так?» Крыльями хлопают, головками качают вверх-вниз. Мужик от их мельтешения ошалел, а туча, не пролившись, в сторону уволоклась. «Ух, ты! – скумекал Терентий. – А ведь куры-то не просты! Ох, не просты!» Ну, ладно, приволок он заготовку на двор, топориком поработал да другим инструментом, обсушил изделие, потом зачистил, отполировал, рисуночек сделал. Да не простой! Цветочки, знамо дело, да ягодки, но с одной и второй стороны курочки стоят с распахнутыми крыльями, охраняют, стало быть, ото всяких бед.
– Посмотрите, – посмеивается Терентий, подзывает кур, – как высоко вы взлетели.
Те подошли на голос, головки набок склонили, рисунок разглядывают.
– Кто-кто! – радуется первая.
– Так, так?! – вторит другая. 
Елене тоже зыбка глянулась.
– Ишь, ты! И любимиц своих приладил около! – улыбнулась, заглядевшись на резьбу мужа.
Так и стала Катенька подрастать в новой зыбке. Парнишки-братья посмеивались:
– С крылами зыбка-то! Кабы не улетела!
Куры возле Катюши крутились завсегда, под их постоянное бормотание она и засыпала. Эта парочка няньками заделалась. Бывало, сморщит Катенька носик, вот-вот заплачет, а уж первая курица бежит со всех ног к Елене: «Кто-кто? Кто-кто?» А вторая на краю зыбки глазок косит и приговаривает: «Ка-тя! Ка-тя!» А вскорости случай вышел непонятный. Отлучилась Елена ненАдолго к соседке, а в избе огонь занялся, от печи уголёк стрельнул. Да не так огонь, как дым, уголёк-то на овчину упал. Воротилась мать, а из избы дым валит. Спужалась, закричала в голос, кинулась к дверям, а двери нараспашку и из них, слышь-ка, выплывает по воздуху зыбка с дитём. В избе куры голосят, крыльями хлопают. Елена зыбку ухватила, в сторонку отбежала, следом куры выскочили, а потом и дым рассеялся. Женщине, знамо дело, никто не поверил, что зыбка сама по себе из избы выплыла. В памороке была, так решили. Терентий жене поверил. Кур похвалил, зерна щедро сыпанул, а зыбку погладил да молвил тихонько:
– Храни, Нянюшка, дочь-усладушку, буду помнить век тебя, Ладушку!
Куры рядом кивают: «То! То! Так! Так!» Соглашаются, значит. Ближе к зиме Катеринка пошла. Опять же, пернатые первыми это увидали и тут же известили: «Кто? Кто? Ка-тя! Ка-тя!» Родные набежали, а девчоночка ладошки на спинки подружек положила и по избе гуляет. То-то смеху было – куриные поводыри! Катенька быстро подрастала, кур различала и называла их по-своему. Одну кликала Няня, а другую Нюша. И те, слышь-ка, ни на шаг от неё не отходили!
Годка четыре исполнилось Кате. Спрашивает она как-то:
– Батюшка, а почто Няня с Нюшей яйца не приносят?
Тот затылок почесал, усмехнулся да и выдал:
– Дак они же няньки! Им яйца нести некогда!
Девчушка губки надула. Почти плачет:
– Из-за меня всё это…без деток они живут, бедные.
Куры всполошились:
– Кто? Кто? Как так?
Терентий видит, дочь плакать настроилась, возьми и скажи:
– Им пора не вышла деток иметь. Вот вырастешь, тогда куры и заведут деток. А пока им за тобой приглядеть надобно!
Кате уж семь лет исполнилось. Зыбку спрятали на поветье, куры медленнее бегали, постарели. Как-то по осени, глядя на перелётных птиц, девочка вздохнула:
– Так и не вырастили вы себе деток, Нянюшки мои. Вам бы крылья посильнее да на юг полететь, где тепло. Может, там бы у вас и детки появились.
Куры промолчали в ответ, нахохлились. Тут с повети дохнуло ветерком, вылетела оттуда зыбка, да и не зыбка это вовсе, а птица невиданная. Круг по двору сделала, перед Катей села, молвит человеческим голосом:
– Спасибо тебе, Катенька, пожалела ты своих Нянюшек и не зря! Непростые это куры, а посланницы самой Лады. Наградила она твоего отца за то, что разумно живёт и законы Берегини блюдёт. Знала, что дочь у него родится, вот и послала ему подмогу – подружек-курочек. Срок пришёл, закончилась их служба. Тебе, Катя, оставляют они по одному пёрышку. Как случится беда большая, брось на землю одно, отнесёт оно несчастье от тебя, развеет по ветру. Да смотри, хорошо подумай, когда бросать перо станешь, тот ли случай.
С тем поднялась птица в небо, а за нею и курочки взлетели, на закат направились. Было дело, много позже два раза помогали пёрышки, отвели горести от Катиной семьи. Катюша пернатых нянек всю жизнь помнила, детям своим и внучатам сказывала о них. «Потому, – говорила, – и хожу легко, будто летаю, что в Нянюшках у меня две курочки были! Они мне лёгкость свою передали и желание помогать людям!» Сама-то она в глубокой старости на покой ушла, оставив после себя большой выводок деток и внучат. Так-то вот всё и было, хотите, верьте, хотите нет.
***
Раскрылилась – расправила крылья.
Паморок  - обморок, потеря памяти, сознанья, и говор. искажен. отбило, отшибло помороки.
Поветь — жен. поветье ср. повет муж., - вообще крытое место, простор с верхом; крыша, кровля, обвершка нежилого строенья; верх, чердак, подволока на холодном, надворном строении;

6.2
Солодушка
http://www.proza.ru/2017/01/22/129

На кладбИщах травка растёт с виду обычная, солодка. Корень у неё глубоко в землю уходит. Бывало, по детству наковыряем, оботрём о траву-мураву, через плечо перекинем корень тот и жуём, пока до дому идём, а он, ровно кнут, по дороге сзади волочится. А корешок тот сладкий, сахарный! Сушили его обычно на зиму. Где заварить, где так пожевать. Облегчение это от кашля всякого. А как со знанием отвар сделать, так и от многих болячек избавление выйдет. Ну, и опять же – сладость. Так вот об этом корешке и пойдёт речь далее.

Давненько это было. Сказывают, жил в нашем селе паренёк один, звали Нежданом. Почто так? Дак родился у матери позднёхонько, не ждала, слышь-ка, она деток по той поре, на закате женских лет. Ну, лет семь ему было, когда родители один за другим ушли на покой. Старший брат заботу взял о нём. И всё бы ничего, да у Неждана горбик рос. И с чего бы это? Никто не ведает. Только с каждым годом становился горб всё больше, а мальчонка силой наливался. Запросто в недолетках мешки таскал наравне с мужиками! Сильное подспорье в хозяйстве образовалось. Остальные братья да сёстры позавидовали, – знамо дело, такой работник семье! А Неждан простодушным был, любому готов помочь завсегда. Ну, пользовались люди его добротой. И то сказать, там, где три мужика корячились, он один управлялся!

Времечко пробежало быстро, вырос Неждан. Улыбка с лица не сходит и силой не обижен, голос чистый да звонкий, первый запевала на селе. Сам приглядный – волос светлый, волной лежит, глаза синевой брызгают. Однако, ростом парнишечка не велик, в горб всё ушло. Ясно дело, он и не питал никаких надежд на любовь. А сердце-то не камень, трепещет ретивое. Знамо дело, влюбился и наш соколик.  Да не в кого-нибудь, в первую красавицу, Дарью. По-простому её Дашуткой кликали. Для Неждана она была Дарёнушка. Ненаглядной её прозвал, но не в голос, в душе так говаривал. Бывало что ни день, то несёт ей подарочек. То цветочек какой, то ягодку, а то вырежет ей чашу узорчато. Неждан-то приладился вырезать по дереву. Сам по себе научился, слышь-ка! Открылся в нём дар к этому делу. Утварь для кути всякую робил, стулья, скамеечки, гребни девичьи, шкатулочки и всякие украшения.  Да неспроста, с выдумкой. Дивился народ. Иной раз и скажут: «По-простому изладь! Чего там, ложка!» Ан нет, не мог Неждан по-простому. Уж если и ладит ложечку, то так её изукрасит, что любо-дорого посмотреть!

А любушке своей, знамо дело, узорчик на особинку придумал. Вьётся травка, плетётся с цветами, а по краюшку птички или бабочки. Другие девки посмеивались: «Вишь, с птичками ешь, Дарья!» А самих завидки брали – для них так никто не старался!
Дарья-то быстро смекнула, что Неждану она по душе. Но сердцу не прикажешь, другой был ей люб. Просватали её, по осени свадебку сыграли. Неждану горько было смотреть на это, но счастье любушки наперёд своего ставил. В подарок принёс он ей украшения – бусы, ожерелье, браслетки, колечки, серьги, даже пояс. И всё, слышь-ка, из дерева! А одно изделие, нашейник, окрашено в цвета алые да синие. Ну, диво дивное! И всё сложено в деревянную шкатулочку красоты невиданной. Дарья разрумянилась, смутилась малость. Такое-то, знашь, токмо от дружка принимать можно. Жених ничего, глянул на Неждана и кивнул, разрешил взять тот подарок.
Увезли Дарёнку в соседнюю деревню, Неждан закручинился шибко.

 А на ту пору возле кладбища проживала старушонка. Сама почти уж в землю упёрлась, а всё ж таки шевелилась по дому и по двору. Неждан помогал ей частенько. То дровишек подкинет, то воды принесёт, то веником махнёт в доме. Не зазорно ему было работу женскую делать. Поначалу посмеивались над ним, но он на это одно отвечал: «Помощь не безделица, коли в счастье верится!» Народ плечами пожимает, не понимает такую присказку. А Неждан токмо улыбкой посверкивает.
Старушка эта, слышь-ка, почуяла в парне тоску сердечную. Скумекала махом по ком он печалится, да потом и молвит:
– Ты Неждан зазря маешься, печаль растишь в сердце. Ты радоваться должен!
– Почто так, бабушка?
– Потому как жизнь твою любовь освещает. Не каждому дан этот дар, так любить могут только люди с большим сердцем и чистой душой.
Подивился Неждан на те речи, покачал головой. Жаль ему стало горемычную, одна век вековала старая. А старушонка хоть и росла уж к земле, а не к небушку, только скалится на парня.
– Глупый ты ещё, паря. Счастья своего не ведашь!
Времечко на месте не стояло, солнышком катилось по кругу. Год-другой пролетел. Приехала как-то осенью Дарья в гости к родителям. А сама с лица, с тела спала. Румянец со щёк исчез. Поблекла красота девичья.
– Что ж с тобой сталось, доченька? – матушка пытает.
Дарёнка отшучивается, а о том молчит, что не свезло ей с мужем. Груб оказался, на руку тяжёл да больно ревнив. Поколачивал он жену. И деток у них почему-то не случалось. Ну, затосковала Дашутка, вот и приехала к родным. Неждан, как узнал, тут же нужду нашёл, чтоб в избу зайти к ним да на милую глянуть. У него на каждое словцо присловье было. Дарья повеселела, грустинки с лика убежали. Как ушёл парень, призадумалась она о нём. И уразумела тут, что люба до сих пор она Неждану. Сердечко-то ворохнулось птичкой встревоженной. Наутро упросила батюшку увезти её к мужу назад.
– Что ж так мало погостила, дочка? Али не угодили чем?
– Нет, – отвечает, – всё мне здесь ладно, но пора и честь знать.
Улетела горлица, не сказалась о разлуке Неждану. Он покручинился, знамо дело. Но что скажешь – мужняя жена.
А у Дашутки жизнь не ладится. Смурная ходит день и ночь. Ну, и случилась беда. Пошла она на прорубь полоскать бельё и под лёд ушла. Спасибо бабы рядышком плескались, вынули её махом. Занедужила шибко молодайка. Лихоманка прицепилась, что репей. Кашель, вишь, привязался. Тает день ото дня женщина. Тут и просит она мужа:
– Отправь к родным меня помирать. Хочу смертный час в дому родительском встренуть.
Тот вздохнул, коней запряг и отвез жену в родную деревеньку. Родители всполошились – видано ли дело! А Даша им и скажи:
– Ошибка получилась у меня в любви. Простите, родненькие. Позвольте возле вас последние денёчки побыть.
Ну, мать в слёзы, знамо дело, и отец пригорюнился. Дарья мужа отпустила, сказала, чтоб жену другую брал, о ней более и не вспоминал. На том они и расстались. Оставила она себе только шкатулочку с украшениями, Нежданом дарёную. Неждан, как узнал о болезни, тут же прибёг до любушки.
– Ты, – говорит, – о смерти и думать забудь, Дарёнушка! Не допущу я, чтоб цвет твой завял раньше времени!
 А сам к бабке-то направился, что у кладбища жила. В ноги её бухнулся:
– Помоги, сделай милость! Чую я, в тебе сила есть, обскажи, какие травки и как давать, чтоб любезная моя выздоровела.
Та помолчала, а потом и молвит:
– А ну как и после того не полюбит она тебя? Не пожалеешь ли?
– Нет, – отвечает он, – не пожалею ни чуть!
Тут старая и заговорила.
– Ступай-ка на горушку, где погост, нарви травку-солодку. Да не верх рви, а корень добудь. Он-то, корень, длинный, так ты весь бери и неси ко мне.
Сделал Неждан всё, как научила старушка. Она скрывать-таиться не стала, всё при нём делала.
– Запоминай,  Неждан, крепенько, как и что ладить с травкой, потому как чую, не заживусь я на белом свете. На покой мне пора. А ты верь – справишься с сухОтой-болячкой, вернёшь на лицо милой улыбку.
И верно, дня через три померла ведунья. И стал парень сам по себе травки заваривать, как сердце подсказывало. Знамо дело, наука бабкина пригодилась. Каждый день навещает он Дарёночку, зельем потчует. Только что в избе у них не ночует. Мать с отцом и то скумекали, что всем сердцем люба ему Дарья. Тут и она им изрекла:
– Люб мне Нежданушка. Жаль, что поздно счастье своё разглядела. Благословите, матушка и батюшка, отпустите меня с ним побыть-пожить остатние денёчки.
Родичи всплакнули, но препятствий чинить не стали. Вечером Неждану всё обсказали с поклоном. Тот чуть с ума от радости не сошёл. Кинулся к Дарье:
– Неужто всё вправду, Дарёнушка?
Та кивнула, слёзки по щеке потекли, а рукой, слышь-ка, крепенько ухватилась за него. Переселились они в бабкину избу и стали жить. Дарья вскорости и вставать стала, помаленьку по хозяйству шевелиться. Думки о смерти и вовсе пропали у неё. К летней поре расцвела она вновь, что в девичестве.
Всё у них ладно покатилось. Одна беда – деток в доме не хватало. Бывало пригорюнится Дашутка, думки тёмные занавесят чело, а Неждан тут же побасенки разные говорит. Она и улыбается! Так и жили они потихоньку. Вот как-то пошла Дарьюшка проведать могилку бабкину, помянуть, как положено. Присела на скамеечку, жалится о своей беде. Нет, мол, деток у нас, бабушка, а уж так хочется, что иной раз и мочи нет. Смотрит, у оградки цветочек притулился и покачивается, а ветру-то нет. Подошла молодка разглядеть цвет, а это всё та же солодка. Нарвала она букетик, поклонилась напослед погосту и домой отправилась. А на душе отчего-то весело ей стало, легко. Воротилась в избу, Неждану всё обсказала. Тот призадумался, а после и говорит:
– А завари-ка ты этот цвет, ровно чай. Да испей, пока весь не кончится. Не зазря, вишь, всё это. Верно, старушка знак подала!
Ну, Дарья не супротивилась. Травку высушила да заваривать стала. А годик спустя народились детки, сразу парочка – мальчонка и девчушка. Ну, тут и вовсе радость в доме поселилась.
Прожили Неждан с Дашуткой жизнь долгую. Деток подняли, внуков понянчили. А в положенный срок умерли. Не проснулись поутру. Так вместе их и схоронили, в одной могилке. И что интересно – вкруг погоста густо-густо солодка пошла расти. Да не простА, а на особинку. Копнёшь корешок, а он поначалу корявый да горбатенький, а далее ровненький с косичками мелкими. Стал народ говорить, что это Неждан с Дашуткой соединились. И после смерти, вишь, не расстались! И то сказать, снаружи такой корешок  неказист, а снимешь оболочку, там другое – белизна да сладость. Опять же, польза великая! Всё как в человеке – на вид непригляден, а душа красоты невиданной. В округе нашем поговорка сложилась такая – ешь и пей солодушку, будешь век молодушкой! Ну, с умом, слышь-ка, делать это надо! А как именно – старики подскажут, а вы прислушайтесь.

***
КУТЬ – Задний, женский угол в избе, место перед печкой, закуток.
РОБИТЬ – Работать
ЗАВИДКИ – Чувствовать зависть
НАШЕЙНИК – То, что надевалось на шею для украшения