Тинь-Тинь

               
 
  Это не фамилия. Коля Тинь-Тинь не был китайцем. Прозвище он получил из-за дефекта речи. Следствие умственной отсталости с задержкой развития. Лет примерно до пяти-шести он в развитии задерживался, а потом совсем остановился. Чего не скажешь о развитии физическом. К тридцати годам это был внушительного роста и объема мужчина с добродушным выражением лица. Готовый приласкаться к каждому, кто обратит на него внимание. Ровесники его выросли и повзрослели. А он хоть и вырос, все не выходил из песочницы и забавлялся с дошколятами.
 Со временем стал представлять для малышей опасность. Мог нечаянно придавить в приливе нежности. Родители терпеливо выводили его из этого круга общения, постепенно приучая к миру взрослых.
 Задача непростая, соизмеримая с попытками приучить теленка к жизни в волчьей стае. Со временем на игры с маленькими для Коли было наложено табу, он стал обходить песочницы под страхом наказания, с завистью поглядывая на резвящихся в них детишек. Во дворе оставался вечным другом младшеклассников, пока те не подрастали и не начинали Колю обижать.

  Непосредственность Тинь-Тиня была известна всему району. Он обладал феноменальной памятью на цифры и названия марок всех механизмов, начиная от автомобилей и заканчивая часами. Встретив человека, который о его существовании мог и не знать, рассказывал тому, на каких машинах несколько лет назад он работал и какие при этом часы носил. Как он обзаводился этими сведениями, для всех было загадкой. Общаться с ним даже взрослым приходилось с опаской.
 При первой встрече с автором этих строк, он поведал, что ранее я работал на «трехвосном» ЗИЛ-157 №55—13, «двухвосном» ГАЗ-66 №23—14, был обладателем часов «Чайка», «Победа» и «Полет». И пожаловался на поломку переключателя программ в телевизоре «Горизонт» и отсутствие мультиков. За обещание в утешение подарить Коле этот злосчастный переключатель, я был немедленно возлюблен, заключен в смертельные тиски объятий и, несомненно, был бы зацелован до смерти, не окажись рядом родителей несмышленыша.
 У Коли была чудовищная сила, он этого не понимал, пользоваться ею не умел. Обслюнявленный и затисканный до ломоты в костях я после этого десятой дорогой обходил места вероятной встречи с Колей. Когда нашел этот злосчастный переключатель, то отдавал ему, предусмотрительно соблюдая дистанцию.

 Взрослым Коля доверял как всякий ребенок, исполнял их приказания безоговорочно и не ждал от них каких-либо неприятностей. Забавно было наблюдать как он, возвышаясь над соседским дедушкой, басом жаловался ему на ребятишек, дразнивших его за неповоротливость. Так бы и жил этот огромный ребенок среди взрослых, как часто случается, особенно в деревнях, где сохранились человечность и сострадание к обездоленным.


 Беда в том, что среди взрослых попадаются не обремененные моральными ограничениями. Кажущиеся им безобидные шутки оборачиваются для людей беззащитных большими бедами.


 Коля мимо нашего участка ходил в поселок Наклонный к бабушке. Однажды кто-то пригласил его попить пива, день был жаркий. Коля к тому времени уже знал его вкус и при случае, тайком от родителей не прочь был угоститься.
В знак благодарности вызвался помочь в работе и с азартом стал переносить стокилограммовые заготовки. Остановить его мы не смогли. Часа через два, припугнув начальником, который нас за него накажет, удалось уговорить.

 Несколько дней Коли не было видно. Потом появился. Шел как-то неуверенно, с явной опаской поглядывая в нашу сторону. Когда его свистнули и предложили пива, Коля бегом промчался мимо и скрылся за железнодорожной насыпью. Видимо состояние крепатуры после нагрузки, сопровождающееся сильными физическими страданиями, он совершенно справедливо, ассоциировал с нами и удрал, невзирая на любовь к пиву.

 Однажды Коля попал на глаза наряду милиции с вечера заступившему на охоту за нарушителями общественного порядка. Попросту для сбора пьяных и просто подпитых с улиц и транспортировки их в медвытрезвитель. Пока люди еще напивались, и работы не было, молодые балбесы скучали в своем УАЗе, травили анекдоты и обменивались забавными историями.
Колю все знали и любили. Подозвали его, дали конфет, порасспрашивали о жизни. Тот, восхищенно глядя на дядей в форме, захлебываясь словами от волнения рассказывал о своих переживаниях, о соседских мальчишках и дяде Мише, который с ним не поздоровался и «быв севдитый».
 Позвали его покататься с ними на машине. Представьте мальчишку в возрасте пяти лет, которому предлагают прокатиться на милицейской машине. Он с радостью согласился и залез в салон, потеснив своей тушей опрометчивых хозяев. В машине мигали лампочки, хрипела рация, из которой вдруг раздался голос тетеньки и когда ей ответил главный дядя милиционер с полосками на погонах, Коля взревел от восторга и стал обниматься с соседями. Выгнать его из машины, означало обидеть до слез, чего даже закаленные на суровой службе милиционеры, не посмели. Решили ехать на вызов по усмирению семейного дебошира вместе с ним. Кое-как удалось от Коли избавиться недалеко от его дома.

 С тех пор он стал караулить милицейские машины и проситься в них хотя бы посидеть. Его зачислили на службу, дали ему фуражку и стали изредка позволять прокатиться с собой. Это для них шутки. А Коля всерьез считал себя милиционером и стал со всеми обсуждать свою службу в «органах». Разумеется, чтоб не лишать его иллюзий, все это поддерживали. Коля окончательно уверовал в реальность своего положения.

 Иногда ему приходилось быть свидетелем настоящего усмирения буйных нарушителей и групповых разборок. При разгоне очередной драки в его присутствии милиционеры забросили в машину избитого драчуна и в пылу азарта еще добавляли ему, пока везли в отделение. Коля испуганный выскочил из машины и убежал. Потом долго переживал, рассказывая всем, какие страсти происходят у него на службе.

 Но через некоторое время снова стал проситься в наряд, обижаясь и чуть не плача в случае отказа. Из жалости его иногда брали в машину. Потом кто-то, подшучивая, стал интересоваться его участием в задержаниях бандитов. В быту он уже пьяных стал звать «фануриками» и «афкашами». Начал делить людей в своем понимании на уважаемых и неуважаемых. И однажды в наряде, обычно просто наблюдающий за происходящим, Коля вдруг кинулся на помощь товарищу, которого придавил пьяный хулиган, навалился на того всей своей стодвадцатикилограммовой тушей и стал душить. Он ничего не делал в меру. Перепуганные милиционеры с трудом успокоили Колю. Что дальше делать они не знали, Коля сам в этот момент представлял угрозу для окружающих. В машине он разрыдался, обиженный тем, что ему не дают нести службу. Успокоили, похвалили за рвение, поблагодарили от лица командования и увезли домой. Старикам посоветовали приглядывать за Колей. Те удивились, что-что, а агрессии за ним никогда не замечали.

Случай дошел до начальства. Был большой скандал. Строго настрого запрещено возить в машинах посторонних, тем более таких. Майор негодовал, говоря, что понимает, когда они тайком девок катают, но на что им сдался наивный дурачок, понять не в силах. Других забот не хватает? Пообещал обеспечить загрузку.

 Коле объяснили, что теперь его переводят на персональную службу. Это когда без машины и в одиночку нужно обеспечивать правопорядок и усмирять всех пьяных.
 В этот же вечер был усмирен дядя Миша, пьяненький возвращавшийся домой, никого не имеющий привычки задевать. Колю едва оторвали от измятого и ошалевшего соседа. Он плакал и вырывался, не понимая, почему ему мешают исполнять обязанности.

 Дня через два Коля не вернулся домой в обычное время. Родители нашли его в больнице, избитого, с проломленным черепом и сломанной рукой. На бедняге не было живого места.
Оказалось, проходя мимо барака, славящегося буйным контингентом деклассированных обитателей, он услышал пьяные голоса и зашел во двор для наведения порядка. Возбужденные и заведенные участники попойки уже нуждающиеся в объекте для стравливания пара и наслышанные об участии Коли в милицейских рейдах, налетели на него и стали избивать. Коля, не умеющий защищаться и давать сдачи, плакал, страдальчески глядя на взрослых дядей вдруг ни за что причиняющих ему невыносимую боль. Он же несет службу как его учили. Потом закрыл лицо руками и упал. Обезумевшие нелюди продолжали наносить ему удары кулаками, ногами, палками.

 Тинь-Тинь перестал появляться на улицах поселка. Вероятно, он стал считаться социально опасным и его изолировали от общества в местах, которых немало создано для ограждения благополучных людей от неудобных. Многим долго еще не хватало его солнечной улыбки и неподдельной радости при встречах.

 Постовые теперь несли службу по поддержанию правопорядка без верного помощника. Не знаю, мучила ли их совесть.