Ч. 3 Посвящение, гл. 3 Центр Магии Духов

        Астральное тело - Натура, или Всея Любовь - роман 3

        Читать роман полностью здесь:
        http://www.proza.ru/avtor/vseslavsolo&book=3#3

        Часть третья   ПОСВЯЩЕНИЕ

        Глава 3
       
        Центр Магии Духов

— Екатерина Васильевна, к вам пришли! — громко и торжественно, будто продекламировала строчку из великого стихотворения, как-то певуче произнесла молоденькая девушка. Она стояла в настежь открытом проёме двери в просторный, метров тридцать по площади, с высоким потолком таинственный кабинет, освещенный только множеством свечей (три огромных окна были плотно зашторены черным бархатом), сама невысокого роста, молоденькая и курносая, с очень сексуальной кожей, одетая в совершенно белое, словно подвенечное платье, вся строгая из себя и одновременно покорно смотрящая в глубину кабинета на подразумеваемую, где-то там сейчас находящуюся Екатерину Васильевну, готовая в любой момент выполнить практически любое поручение последней.
— Хорошо, — кратко и негромко, будто благодарный артист суфлеру во время спектакля, словно похвалила девушку, а не выказала одобрение в адрес её сообщения о посетителе, немного заторможенно, что подчеркивало внутреннюю сосредоточенность, рабочее состояние, проговорила  в ответ Екатерина Васильевна. — Пусть войдут! — властно и приветственно громко разрешила она так, что было совершенно понятно то, что Екатерина Васильевна сказала эту фразу, подразумевая, что её услышал теперь и посетитель.
— Садитесь у стола, — вежливо, звучно, но не громко, в тоне не подразумевающем иные действия посетителя, нежели присесть у стола как ему и предложено, объявила свое решение хозяйка кабинета. Её голос прозвучал невидимо откуда, из пристальной глубины этого помещения так, что посетителю стало немного жутковато, потому что ведьму не было видно за светом множества ослепляющих зажженных свечей, стоящих  на круглом и огромном деревянном столе тремя кругами, расположенными друг в друге: самый маленький, вокруг него круг чуть побольше, а вокруг второго еще больший круг. Свечи сияли смиренным костром на невысоких ножках резных металлических подсвечников и по-трескивали, жесткие, мягко плавящиеся, погибающие от вонзенных в них огненных игл.
Из полумрака плавно проявилось лицо Екатерины Васильевны и через несколько мгновений тихого и неторопливого приближения к магическому столу, за которым уже сидел клиент, Екатерина Васильевна полностью обнаружилась им. Посетителя едва заметно передернуло — он испугался хозяйки кабинета, хотя и ожидал её появления.
А клиентом оказалась женщина лет сорока пяти. Она сидела на мягком и громадном стуле с высокой спинкой, словно Машенька из сказки «Три медведя», и действительно что-то детское выказывалось в ней. На голове у неё была повязана черная косынка.  Женщина напоминала некую богомольную старушку-сектантку: заостренный и длинный нос, близко посаженные глуповато смотрящие на огонь свечей глазки, худое дицо.
— Добрый вечер, я к вам... — было суетливо, то ли от испуга и растерянности, то ли от характера своего, попыталась заговорить посетительница.
— Молчите, — тут же остановила клиента Екатерина Васильевна в таком тоне, будто уберегла от чего-то неведомого и неотвратимого, словно, если посетитель и дальше бы продолжил говорить, то ему неминуемо и теперь же, сразу что-то свалилось бы на голову тяжелое  и травмическое, что-то, что уже успела проворно заметить ведьма, но не видел еще клиент.
Екатерина Васильевна присела рядом с посетителем в мягкое и удобное кресло, стоящее на невысокой подставке так, что посетитель и стол с горящими свечами на нем оказались немного ниже ведьмы, что подчеркнуло её власть здесь.
Не через долго ведьма неожиданно для клиента очень медленно, даже, где-то, клейко на фоне шумных выдохов и достаточно внятно, слышимо и понимаемо по смыслу что именно, начала шептать, шипя каждое слово в колдовском заклинающем тоне, она медленно и мелодично пошатывалась вперед и назад, впереди себя держала вытянутые руки и будто опиралась раскрытыми ладонями на невидимую стену, которую пыталась сдвинуть, сломить или оттолкнуть:

Я — пронзительная радость,
На горчице едкой сладость,
Зрю себя просторно,
Гордо, непокорно
Днями и ночами
На плечах печали...
Помолчите не спеша...
Источает боль душа
Ущемленная всем телом.
Я поправлю ваше дело...

Вот глаза свои закрою.
Вы закройте так же их.
Так, минуту — малый миг
Мы молчанием откроем...

Густоты огня сплетенья.
Станет ясен почерк тени...

Вы молчите, я молчу.
Вместе слушаем свечу.
В треске искорок звуча
Тихо крестится свеча.
Так она по нашу долю
Очищает нас от боли...

Всё это время, пока ведьма декламировала  заклинание, посетительница сидела с закрытыми глазами и с каждой раскачкой хозяйки кабинета, всё учащеннее начинала дышать и вскоре женщина стала дышать так необычно и глубоко, что такое дыхание могло бы поразить любого медицинского работника от аллопатии, а именно: каждый вдох клиента теперь возникал как глубокая отрыжка, изнутри, он действительно рождался изнутри, возникал в недрах тела, шиворот навыворот. Обычно все люди дышут, вдыхая извне и выдыхая изнутри, здесь же, было всё совершенно наоборот: женщина активно и увесисто производила каждый свой вдох изнутри и выдыхала что-то во вне себя!
В общей сложности сеанс продолжался около часа: ведьма читала и читала заклятия одно за другим, раскачивалась и раскачивалась увесисто в адрес клиентки, сидя в своём возвышающемся кресле, даже три раза вставала из кресла и каждый раз трижды обходила вокруг женщины по кругу, осыпая ту пыльным порошком из каких-то горчично-душистых, едких, даже сладимых трав, окуривала клиента благовониями.
— Ой!.. Господи же!.. — вскрикивала в перерывах между выдохом и очередным вдохом женщина, переполошенно перепуганная и осатанело таращась леденящими глазами на ведьму, она истерично успевала рыдать и ручейками стекали слезы ее так обильно, что уже было видно как разрасталось взмокшее пятно под подбородком на кофте. — Господи же! Сила-то какая, сила! — будто пытаясь освободиться, вылезти из шкуры, вырвать себя с корнями из такого состояния дыхания, уродливо-гортанно, словно не своим голосом, которого сама пугалась, вскрикивала клиентка. — Вот! Вот же, он!.. Вижу! Я вижу его!.. — звучали громогласно обрывки, клочья обрывистого мышления женщины. — Какой хвостище! Хвостище-то какой!  — не унималась она. — Господи! Я дышу из печени! Я вижу!... Я дышу из печени!... Я дышу из печени!...Гос...по... ди-и... — шумно выговорила последнее слово клиентка, будто вывернула себя наизнанку, при этом, всем своим телом она задергалась как-то невероятно неестественно, словно механический манекен при коротком замыкании и тут же осунулась, обмякла на низеньком стуле, откинувшись на спинку его, руки теперь её висели как плети вдоль неподвижно и мешковато сидящего тела и казалось, что стали длиннее оттого, чуть ли не касались пола.
Сеанс был окончен.
Минуту спустя, выдержавши паузу после его окончания, Екатерина Васильевна немного с ленцой потянулась и едва уловимо, натруженно подзевнула, но только едва, потому что усиленно сглотнула зевок, сдержала его так, что на её шее проступили отчетливым барельефом жилы: тут же она пристально посмотрела в сторону женщины, продолжавшей сидеть неподвижно, не пришла ли та в себя и не заметила ли  хозяйку кабинета в таком нерабочем поведении.
— Шалунья! — негромко позвала ведьма, обращаясь в сторону закрытой сейчас двери в кабинет. — Твоя работа! — безразлично проговорила она через пару секунд вдогонку первому своему обращению! — С пол-минуты прошло, но никакого движения и звука со стороны двери не последовало. — Шалунья! — более отчетливо и громко прозвучал голос Екатерины Васильевны, почти что естественной громкости для такого расстояния до двери, прозвучал требовательно и немного нервозно, теперь уже больше в форме наигранно обиженного окрика нежели зова.
Практически тут же после второй попытки дозваться Шалунью, дверь в кабинет приоткрылась и в кабинет вошла та же девушка в белом платье, она выглядела немного усталой и заспанной.
— Наконец-то, душенька моя, объявилась! — делая обиженный вид, с деланным облегчением высказала своё мнение по поводу своего непроворливо поступившего работника ведьма. — Нельзя же так! А?  — требовательно вопросила она, отслеживая движения девушки, которая теперь возилась возле клиента, приводила женщину в чувства.
— Я, Екатерина Васильевна, — оправдываясь, заговорила работница, — Вы знаете сами: дело свое знаю и стараюсь всегда выполнять добросовестно. Ну, задержалась немножко! — возмущенная несправедливостью в форме беззащитного протеста немного сорвалась в тоне девушка. — Ну, не убивать же меня за это?
— Да ладно тебе, — обмягчаясь в голосе, согласительно и дружелюбно сказала ведьма, — живи себе, но меня не обижай.
— Да кто вас обидит — жить разучится, Екатерина Васильевна!
— Да, это точно, ты сто процентов права, Шалунья. — подтвердила ведьма и встала из кресла. — Как там она, жива что ли, должно быть всё хорошо?
— Да, жива, жива, Екатерина Васильевна, сейчас оклемается, уже дышит нормально и глаза открыла, — продолжая возиться возле клиента, говорила репортерски Шалунья, комментируя процесс прихода в себя женщины после магического сеанса. — Ну, вот, мы и тут, — словно обращаясь к ребенку, ласково сказала  девушка клиенту. — Как себя чувствуете? А? — домогалась ответа от женщины Шалунья, но женщина пока молчала, тогда Шалунья проделала еще несколько магических пассов над головой клиента и снова обратилась к ней с вопросами, — Вы меня слышите? .. Нет?.. Слышите? Да?.. Как вас зовут? Как ваше имя?
— Дарья Михайловна. — однотонно и безразлично наконец-таки проговорила женщина.
— А вы что-нибудь понимаете сейчас? — не унималась Шалунья.
— Нет.
— А сколько вам лет, кто вы?
— Не знаю.
Ведьма внимательно прислушивалась к диалогу между своим работником и оживающим клиентом, она теперь стояла неподалеку и суетливо курила сигарету. Шалунья снова и снова спрашивала и снова и снова делала магические пассы. Так прошло уже минут десять.  Екатерина  Васильевна стала медленно прохаживаться между дверью в кабинет и столом со стоящими на нем и продолжающими всё так же, как и во время магического сеанса, отчетливо гореть свечами, она, изредко приостанавливаясь, как бы вслушивалась в смысл диалога между клиентом и Шалуньей.
— Что вы сейчас видите? — продолжала активно спрашивать девушка.
— Движется что-то. — ответила женщина, видимо имея ввиду перемещения по кабинету Екатерины Васильевны.
— А как себя чувствуете сейчас?
— Хорошо... А у меня ног нет? — равнодушно поинтересовалась женщина.
— Как же нет, есть, вот они. — нагнувшись к клиенту и потирая его колени, сказала Шалунья.
— Я их не чувствую.
— Сейчас почувствуете, не торопитесь, я помогу вам. — немного обеспокоенно, но со знанием дела сказала девушка и активно стала воспроизводить магические пассы. — Ну, как, теперь уже чувствуете, должны уже, пора?
— Чувствую, но как-то пространно, вялые какие-то они, ноги, будто почти не мои.
— Ничего страшного, сейчас окажутся вашими.
— Вот теперь чувствую хорошо. — наконец-то, даже немного обрадованно констатировала клиентка, вскоре, она уже абсолютно весело себя чувствовала и даже суетливо вскочивши со стула заискивающе заговорила, активно заглядывая в глаза Шалуньи, — Что это было?  Что со мной было? Я ничего не понимаю, колдовство какое-то! Спасибо вам! Спасибо! — чуть ли не выкрикнула она второе  «Спасибо» в сторону Екатерины Васильевны, которая сейчас стояла и понимающе кивала головой клиенту, так реагируя на его суету и радость ощущения нового, рожденного состояния в теле и душе и в разуме. — Я будто заново родилась! — восклицала клиентка, — Вы мои спасители! Добродетели! Спасибо вам, спасибушки!
Вскоре женщина ушла, постоянно откланиваясь и благодаря за спасение, улыбчивая и заискивающая такая вся. Ведьма и Шалунья остались наедине. Они  отшторили одно окно в кабинете и яркий солнечный день ослепительно высветил стол с только что потушенными свечами на нем — от свечных фитильков медленно и плавно струились ниточки дыма, которые постепенно разбухали, и расползаясь, бледнели и полностью таяли. Хозяйка кабинета и её сотрудница уселись в кресла у окна и закурили по сигарете.
— Тф-фу ты, устала как, — на зевке проговорила ведьма и спросила у Шалуньи, — Ну, как тебе сеанс?
— Здорово, Екатерина Васильевна, вы — гений магии! — энергично ответила Шалунья, счастливо и приветливо улыбаясь при этом. — Но..., — немного призадумавшись сказала она, — честно говоря, я, если бы была на вашем месте, то, скорее всего не приняла бы эту клиентку.
— Почему же? — удивилась ведьма.
— Она такая злая и гадкая, я работала на прошлой неделе с её дочерью. Дочь у неё учится в мединституте. Девчонке двадцать с хвостиком, почти уже медик, но с самого детства, сколько себя помнит, чем только не болела и никаких точных диагнозов никто поставить не мог. Я поработала с ней, она ушла от меня — за стеночку держалась, настолько плохо ей было после моего сеанса. Так её мамаша звонит мне вечером, в претенциозном тоне, чуть не обрушивается в негодовании, а сеанс под вечер был, и говорит, мол, вы знаете, что я хотела вернуться обратно к вам, потому что дочери моей было так  после вашего сеанса плохо, что я еле довезла её домой. А я ей говорю, мол, ничего страшного, вот пусть она поспит, а она тут же говорит, что дочь её уже спит. Так вот, я ей говорю, что, мол, вот и хорошо, что спит, поспит, утром проснется, увидете результат. Смотрю, звонит мне на следующий день эта мамаша и говорит, что дочь её утром проснулась и говорит, мол, ей летать хочется! То есть, сеанс удался, совершенно всё прошло. А вечером, эта мамашка, опять звонит, забодала, честное слово. Что, я ей тогда говорю, такое еще, опять плохо дочери что ль? Нет, отвечает она, с дочерью всё в порядке, а вот, мол, её, дескать, теперь надо лечить! Ну, я совсем обалдела, честное слово! Вы же, говорю, вчера еще совершенно здоровыми были?! Да, была, но я, мол, вам не сказала, не придала значения, слишком дочерью, её состоянием здоровья была занята, а дочь, как вышла из вашего кабинета, я, мол, подошла к ней, притронулась к ней рукой, чтобы поддержать по-родственному, пошатывалась она, и тут же, у меня, у неё мол, всё заболело и заломило — все органы и суставы. Представляете, Екатерина Васильевна?! Я дочь вылечила, а у мамашки всё началось! Естественно я направила её уже к вам, потому что случай уж больно не ординарный. Злыдень какая-то! — в наигранной нервозности произнесла последнюю фразу Шалунья и глубоко затянувшись дымом сигареты шумно выдохнула большой клубок дыма, который при солнечном свете медленным оплывом заметно растворил черты лица девушки, призакрыл от Екатерины Васильевны.
— Тьфу ты, курилка! — будто выругалась, неодобрительно сказала ведьма и помахала перед собой рукой, выказывая тем самым, чтобы Шалунья развеяля дым рукой возле себя, что та тут же и сделала.
— Извините, Екатерина Васильевна, немного разволновалась я.
— Да-а, — протянула врастяжку ведьма, — Злая, говоришь, она?
— Еще бы! Злющая мамашка!
— Ты же должна уже научиться многое понимать, Шалунья, а не надеяться только на меня.
— Хорошо, ну, почему эта мамашка, которая никогда не болела до моего сеанса с её дочерью, после сеанса, как притронулась к дочери, тут же стала страдать симптомами всяких недугов? Ничего не понимаю, честное слово.
— А здесь и понимать нечего, ты совершенно забыла о том, чему я тебя учила, выполнить, выполнила правильно, я имею ввиду сам сеанс твой с дочерью этой мамаши, а понять, проанализировать то, что же произошло, недоумилась! Когда ты уже научишься быть самостоятельной, пора бы уже, Шалунья.
— Ну, я исправлюсь, Екатерина Васильевна, родненькая моя, объясните мне пожалуйста еще раз.
— Ну, ты же сделала до сеанса обрыв в своём сознании, разделение между мамашкой и её дочерью, увидела, почувствовала их как раздельные сущности, совершенно самостоятельно существующие и не зависящие друг от друга, как не родственники? Сделала же ты так, верно? Если бы ты не проделала такое в своем сознании, то мамашка бы никак не заразилась симптомами дочери.
— Да, я всегда так делаю, это же ваша школа: я разделяю в своем сознании, отделяю детей от родителей, вижу их самостоятельными и чувствую так же, как не зависящих друг от друга, отдельные мыслеформы.
— Да, ты правильно делаешь, потому что, ты же помнишь, я говорила уже и неоднократно о том, что наше тело целиком и полностью принадлежит тем людям, которые думали о нас, о нашем рождении до зачатия нашего или после такового. Я говорила уже о том, что даже некогда живший прадедушка мог подумывать, думать о своих будущих поколениях и мечтать, видеть, представлять их в телах и тот, кого он строил таким образом, воображал, даже после давнишней смерти прадедушки, может поиметь обличие, тело, похожее на прадедушку или же такое, какое мыслил, представлял прадедушка, я уже не говорю о том, что когда думают и нарабатывают образ тела сами родители.
— Хорошее оправдание, Екатерина Васильевна, для некоторых нас, женщин, когда ребенок похож на соседа. Неправда ли, удобная отмазка: сосед больше думал о ребенке! — девушка увесисто озорно и лукаво хохотнула.
— Да, — улыбнулась ведьма, — и такое может быть. У меня один дальний знакомый повесил над изголовьем своей супруги, когда она была беременная, огромный цветной плакат с изображением молоденькой девушки, полуяпоночки-атлетки. И что ты думаешь, жена его родила девочку, которая один к одному была похожа на эту японочку-атлетку, хоть иск предъявляй! Знаю, что они, чтобы исправить ситуацию, замкнулись в собственной семье на несколько лет, ни с кем лишним не общались и не встречались, чтобы девочка стала развиваться далее, меняться, копируя лики, формы тела по своему развитию отца и матери своих.
— Ну, и удалось что-то исправить им? — спросила повеселевшая Шалунья.
— Почти удалось, только легкий налет некоторых черт остался. — сказала ведьма. — Наша мыслеформа тела физического принадлежит полностью по привязкам энергетическим отцу и матери нашим до тех пор, пока мы сами не осознаем свое тело как самостоятельное или же кто-то нам в этом не поможет. А до тех пор, мы полностью принадлежим телом своим отцу и матери нашим. К примеру, живет какая-нибудь где-то в далеком селе старушонка-мать, а сын её далеко от нее, скажем, в каком-то другом большом городе проживает. Так вот, живет себе старушонка-мать, живет и как-то в разговоре, предположим со своей соседкой говорит, мол, что-то давно мой сыночек Володенька не писал мне, уж не заболел ли он там. Подумала, сказала и забыла об этом. Проходит, возможно, небольшое время, глядишь, приходит письмо, в котором написано, что сын её действительно заболел. Все думают, что это материнское сердце, предчувствие мол и тому подобное. Бред всё это. Никакое это не сердце и не предчувствие материнское, а самое элементарное построение в теле сына! Она подумала, а тело сына принадлежит, его мыслеформа, именно ей, матери, подумала, предположила болезнь и болезнь возникла. А вот, если бы мыслеформа тела физического у этого сына была отделена от материнского сознания, отделена, осознанна сыном как отдельная или же отделена у кого-то в сознании, что делаешь ты на сеансах, то сын бы и не заболел. Во как, Шалунья!
— Ну, вы именно так мне не говорили, Екатерина Васильевна. Честное слово, не говорили! Теперь всё понятно, а раньше вы как-то по-другому мне это объясняли, я только начинаю и...
— Ладно тебе, не оправдывайся. Все мы совершенствуемся: и ты и я,  — сказала ведьма и замолчала, покуривая очередную сигарету.
— А вот интересно, а что вы с этой мамашкой произвели такое, что она убежала как в одно место ужаленная от радости, а? — будто неожиданно опомнившись, спросила Шалунья.
— Да ничего здесь такого дикого нет. Я вышвырнула из неё кое-кого, кто сидел в ней несколько лет и питался энергией её дочери, подпитывал своё существование.
— Развоплощенная сущность? — предложила уточнить девушка.
— Да. Раньше это называли бесоватостью, бес поселился, избавление от беса.
— Ну, это же очень трудно, Екатерина Васильевна, честное слово, я вами просто горжусь и восторгаюсь вами!
— Иногда трудновато, конечно же. Неопытному человеку такое делать лучше с подстраховкой присутствия при сеансе кардиолога, потому что бес, он сильно увязывается с сердцем человека и может, при изгнание своем, потащить и вытащить за собой и самого хозяина тела физического, последний может и умереть даже, хотя, такое весьма редкий случай. Шкурный вопрос, жажда жить и здесь выручает!
— Жутко. Трудно, но интересно, Екатерина Васильевна. А вы научите меня такое производить?
— Посмотрим на твое поведение развития, Шалунья. Возможно и научу.
— Так получается, что он сидел в ней, в мамашке и пожирал её дочь, а когда, я произвела разделение мыслеформ тел физических, отделила мамашкино тело в своем сознании от тела её дочери, увидела и почувствовала это так, бес накинулся на мамашку и стал пожирать её энергию, так?
— Естественно, а что же ему еще делать оставалось? Ведь жить всем хочется, даже бесам, — сказала ведьма и лукаво юльнула глазками в сторону своей молоденькой собеседницы.
— Вы правы, жить хочется даже бесам. Так вы его выгнали из этой мамашки?
— Ну, а как же! Без проблем.
— То-то, я почувствовала, там, в коридоре, мимо меня, будто вихрь промчался, меня аж пошатнуло немножко. Я ничего не поняла, но теперь-то ясно, что это было.
Некоторое время собеседницы помолчали, посматривая в окно и наслаждаясь отдыхом.
— Поражаюсь я всё-таки вам, Екатерина Васильевна, честное слово. Вы, ну прямо-таки неиссякаемый родник энергии!
— Скажешь тоже! Бывает так устану, что, как говорится: «ни рук ни ног не чувствую».
— И всё-таки, — не унималась девушка, — откуда у вас эти заклятия? Они же в стихах изложены. Вы их написали сами или...
— Именно или, — оборвала на полуслове ведьма свою собеседницу.
— А кто он, автор? — мечтательно спросила Шалунья, подзаглядывая в глаза Екатерины Васильевны.
— Один очень удивительный человек, — как-то особенно и уважительно произнесла ведьма и добавила через короткую паузу, — Имя его тебе ничего не скажет.
— Ну, все-таки. — настаивала девушка.
— Сергей Александрович.
— Есенин что ль? — немного разочарованно уточнила девушка.
— Выуживаешь так, будто за него замуж собралась! Естественно не Есенин, но то же, Сергей Александрович, и ныне здравствующий, но в особенной форме, которая, насколько я теперь начинаю уже догадываться, его вполне устраивает.
— А что за особая форма? — в тоне подлизывания спросила Шалунья.
— Ох, и мастер ты в душу залазить, Шалунья! Брысь, тебе сказала! Много будешь знать...
— Скоро состарюсь. — разочарованно договорила девушка за ведьму.
— Во-во, именно так. — подтвердила Екатерина Васильевна.
Некоторое время они молчали, и сидели так, что можно было подумать со стороны о том, будто они разругались.
Наконец, девушка, как бы не выдержаши этой паузы, заговорила сама, не дожидаясь милости в этом смысле со стороны Екатерины Васильевны:
— Ну, хоть тогда прочтите что-нибудь из этого Сергея Александровича, Екатерина Васильевна, из того, что сокровенное, пожалуйста? — обидчиво и одновременно шутливо, но и серьезно глядя в глаза ведьме, сказала девушка.
— Будешь так говорить со мною, вообще перестану с тобой общаться, поняла? — по-женски раздраженно сказала ведьма.
— Да, что вы, Екатерина Васильевна, не обижайтесь вы на меня. Я же очень люблю вас... Ну, дура я! Дура! Я же не замужем... Хочется... Вы же сами понимаете...
— Да ладно, понимаю. — сказала ведьма и призадумалась о чем-то.
— Он вам не безразличен, Екатерина Васильевна, Сергей Александрович?
— Это моя проблема, детка. А что на счет того, чтобы прочесть — это можно. — И не через долгую паузу ведьма заговорила в стихах: и говорила она так ёмко и увесисто каждое слово, проговаривая его неспеша, что казалось, она чувствует даже вкус, именно вкус этих слов, наслаждается ими, она словно проводила магический сеанс:

Путь Приобретений.

О том, что ты имеешь, ты молчи —
Не потеряешь это ты в ночи.
О том, в чем есть нужда, но не имеешь —
Ты говори везде и преуспеешь.

Движение.

Одну и ту же выбравши дорогу
Два бегуна бежали долго в ногу,
И к цели добежали дружно вместе,
Оставшись друг для друга лишь на месте.

Кто есть Кто?

Что есть Земля, и что Дорога?
Что значит Человек, что Бог?
Таков премудрости итог:
Нет Человека, нет и Бога...

Подумай.

Мы, земные радости
Ищем, словно сладости.
Что бывает с Радостью?..
То же, что со сладостью.

На каждом месте.

Ушло одно, сюда пришло другое.
Что обнажит ушедшее? Другое!
Из этих никогда не выбраться из пут:
Ты сколь не убирай, всё будет что-то тут.

Всё это время, пока Екатерина Васильевна читала стихи, Шалунья слушала её, завороженная лаской своей души в теле своем и, когда ведьма окончила чтение, обе собеседницы, некоторое время затаённо молчали, каждая о своём чувствуя и помышляя. Они сидели как в парке на лавочке два человека, незнакомых друг другу, но прослушавшие какую-то песню, отзвучавшую по ретранслятору, где-то подвешенному на столбе над их головами, и переживали разное.
— Долго ты возилась с мамашкой, в чувство её приводила, — первой заговорила ведьма.
— А вы знаете, Екатерина Васильевна, честное слово, было очень нелегко. Мамашка в таком бреде сидела, что я немного даже заволновалась.
— Нечего волноваться, надо делать свое дело искренне и проворно и всё и всегда будет получаться как должно, а не как возможно.
— А в самом деле, почему  мамашка так долго приходила в себя, какую-то околесицу несла, мол, ног у неё нет, не чувствует, не знает как зовут, разную ерунду, а?
— Всё очень просто объясняется здесь. Понимаешь, Шалунья, профаны только думают, во всяком случае какие-то из них, что смерти, мол, нет. А на самом деле, она для них есть и самая, что ни на есть настоящая, практически это так.
— Интересно, — отозвалась оживленно девушка и стала внимательно вслушиваться в то, что сейчас продолжала говорить Екатерина Васильевна.
— Понимаешь, смерти нет, но она и есть все-таки. — говорила рассудительно она. — Мы все состоим из клочков: настроений, чувств, разума движений, перемещений тела физического, которые мы принимаем из внешней среды, копируем и запоминаем их и пользуемся ими, пока живем здесь, на земле, думая, что они и есть мы. А на самом деле же, мы есть только то, что есть мы и не более того, что мы осознали сами, а не то, что было осознанно кем-то и скопированно нами, Шалунья.
— Как это, не пойму, Екатерина Васильевна, — всё больше выказывая искреннюю заинтересованность, спросила девушка.
— Понимаешь, Шалунья. — задумчиво вдруг заговорила ведьма, присматриваясь куда-то в дальний затемненный угол кабинета, будто что-то выискивая там или заметив. — Только то, что в человеке неповторимое, именно ему принадлежащее, им наработанное остается при человеке навсегда, всё остальное он не в состоянии иметь как себя. Если, к примеру, ты будешь знать, иметь какое-то количество информации, скажем, об Африке той же, что знают люди другие — это не станет принадлежать тебе, потому что  это уже есть, а значит через такое тебя быть не может. А вот, если ты узнаешь что-то об Африке, произведя собственный вывод на основе узнанной информации, что-то откроешь об Африке именно ты, для себя и, естественно для окружающей тебя среды — это и будешь именно ты, только в этом и будешь ты, только это и станет принадлежать тебе. После же смерти физической человек остается один на один сам с собою, то есть только тот, что есть именно он, а значит, если собственных открытий мира сего у него было по минимуму, да еще они были и разрозненные, не соединенные в единое целое понимание через чувства, в энергии чувств, то тогда у человека наступает полубезумное состояние, что и наблюдала ты, Шалунья, когда приводила в чувства мамашку, теперь понятно? — сказала ведьма и теперь можно было уже даже заметить со стороны, но Шалунья на это не обратила внимания, она была увлечена новым открытием для себя, заметить то, что Екатерина Васильевна начала как бы внимательно вслушиваться в тот дальний угол кабинета и, едва заметно, едва уловимо улыбнулась чему-то так, что можно было подумать о том, что, там, в дальнем углу кабинета, кто-то притаился, которого видела сейчас ведьма, но не видел никто другой.
— Удивительный вы человек, Екатерина Васильевна. — таинственно обрадованная, завороженно смотрящая во все глаза на хозяйку кабинета, на едином дыхании, будто в порыве торжества открытия сказала девушка. — Честное слово, все другие держатели Центров в Москве вам и в подметки не годятся! — она отвела свой взгляд к окну и мечтательно стала  смотреть на улицу.
— Шалунья. — будто позвала окунувшуюся в пристальные переживания Шалунью ведьма.
— Да, Екатерина Васильевна, — пластично отозвалась та и медленно перевела одурманенный взгляд в сторону ведьмы и мелодично, благодарно теперь смотрела на неё.
— Ты хотела меня о чем-то спросить сегодня утром, когда я пришла на работу?
— Да! — словно опомнившись от забытья, оживилась девушка. — У меня есть подруга Юля. Она замужем, есть малыш. Не так давно, это долгая история рассказывать, она совершенно случайно встретилась со своим, как она предполагает, отцом.
— Что значит предполагает, она что, не знала его никогда? — немного удивленно переспросила ведьма.
— Да, нет. Когда-то, до его смерти, она жила с ним и знала его хорошо и близко, даже очень..., — девушка на секунду  замолчала, — близко, — договорила она.
— Понятно, — понимающе определилась в своем восприятии такого объяснения ведьма. — И что же?
— Юля спросила у меня о том, как ей быть и что делать? А вы как считаете: что мне ей ответить?
— Малыш, как я понимаю, от него, от отца? — скорее ответила, чем задала вопрос ведьма.
— Да, от него, — подтвердила девушка.
— Думаю, что ей лучше уехать куда-нибудь и подальше и побыстрее.
— Вы знаете, Екатерина Васильевна, ну, прямо в точку: именно так я ей и посоветовала. На следующей неделе Юля с Мишей улетают в Америку... Навсегда. Видимо так, — с грустью произнесла последние фразы девушка.
— Жаль расставаться? — уточнила настроение девушки ведьма.
— Немножко есть такое. — ответила та.
Вскоре Шалунья ушла по своим делам, а Екатерина Васильевна осталась в кабинете одна.
Как только закрылась дверь в кабинет, Шалунья удалилась
из него, ведьма, тут же широко откинулась в кресле своем, запрокинувши немного голову назад и не через дол-гое молчание негромко произнесла вслух имя:
— Купсик. — будто позвала она кого-то, невидимо присутствующего в кабинете.
— Да! Гы-гы! Это я! — услышала только ведьма в ответ, потому что в самом кабинете можно было слышать сейчас только голос Екатерины Васильевны, словно разговаривающей вслух с кем-то по телефону, другой конец провода которого уходил в Астральную бесконечность.
— Какими судьбами ты оказался в этой мамашке, а, Купсик, я уже думала, что тебя навсегда не стало?
— Магистр меня пустил по рукам, сволочь неблагодарная! Сколько я ему сделал, а он, мерзавец!
— Насколько я помню, Остапчик говорил всем нашим тогда, что ты трагически погиб, подробности он не выказывал, да и кто бы посмел их узнать или потребовать от него, сам знаешь, что он такое.
— Знаю, — злобно подтвердил Купсик. — Много я намаялся, разное повидал и представлял.
— А что именно, если не секрет, конечно же? — поинтересовалась ведьма.
— Мы с Магистром посетили сорок пятую, помнишь?
— Еще бы не помнить! Ну, и что же там произошло?
— Он меня засунул в тело одного заключенного.
— Да ты что!? Вот зараза!
— Да... — печально проговорил Купсик, — Потом, я еще покочевал из тела в тело по тюрьме, пока не попал в тело одного смертника. Этого козла приговорили к смертной казни. И я думал тогда, что всё — это конец. Но мне повезло, условно конечно же, но все-таки, повезло на какое-то время.
— Удалось бежать?
— Нет. Этого идиота, смертника, один профессор, некий Ворбий, стал эксплуатировать. Вобщем, этот Ворбий создал некую фирму «Обратная сторона», посредством которой менял пол: мужской на женский, а женский на муж-ской.
— Пересаживал что ль?
— Да, имелся у него генератор — его изобретение. Шайка-лейка еще та была! Работали они в основном вдвоем, в паре: Ворбий-профессор, и некий Маприй, его компаньон-денежный мешок и всякие бумажки вел. Бабки качали по-страшному, ампулы вживляли управляемые на расстоянии своим жертвам-перевертышам, на случай, если попытаются проговориться. Меня они называли Гермич. А я не возражал, потому что профессор должен был по окончании срока моей работы в фирме, предоставить мне подыскать тело!.. — слово тело Купсик произнес как-то особенно нежно и одурманивающе. Он немного помолчал, словно запереживал о былых временах, когда он был способен жить как все. — Ох, тело бы мне сейчас, Екатерина! — чуть ли не слезно проговорил Купсик, обращаясь к ведьме, — Тело бы... — грустно повторил своё желание он еще раз. — Натерпелся... — будто оправдался он за былые неудобства, которые частенько бывали со стороны Купсика для Екатерины довольно неприятными моментами, но ведьма молчала в ответ. — А ты знаешь, — оживляясь так в речи, словно говоря, мол, со всяким бывает, — я так вжился тогда в суть, в натуру  этого смертника, что прямо-таки сам себя с трудом узнавал. Что поделаешь, приходилось играть. Не мог же я им признаться в том, кто я истинно, откуда и что меня зовут Купсик. А эту Юлю и Мишу, о которых говорила твоя Шалунья, я тоже знавал.
— Как это? — отозвалась недоумевающе ведьма.
— В этой именно фирме и именно я в качестве Гермича и делал переброску из тела в тело, а генератор был так, только для контакта со мной. Юлькин папаша был помещен в тело Миши, а Миша в тело Юлькиного папаши.
— Так она и забеременела?
— Конечно.
— Ну, а потом что было? — спросила Купсика внимательно слушающая его рассказ ведьма.
— Потом, фирму разоблачили, Ворбий сгинул с этого света — грохнул я его! Маприй куда-то сбежал, по-моему в Америку. Ну, и пошли мои мытарства: из тела в тело, где прогонят, где призадержишься, а где и много поживешь.
— Да, тесен Мир и воистину велики возможности параллельно существующего. — Подвела итог ведьма. — Надо же, ты просидел в теле мамашки больше двадцати лет, а тебя как Купсика не стало быть по моей памяти, — ведьма призадумалась, — Всего-то лет пять!
— Что поделать, Екатерина, время, оно везде по-разному течет. Время как деньги: у кого-то или где-то его много, а у кого-то и где-то его мало и в одном и том же месте и в одно и то же время! — посетовал на такое Купсик.
— Намаялся, бедьненький мой! — жалобно и немного тоскливо произнесла ведьма то ли из-за тоски, ностальгии по былым временам, которые были трудны, но имелась в них какая-то детская восторженность, свежесть неизведанного, то ли ведьма и в самом деле переживала за Купсика, а скорее всего и того и другого было в интонации Екатерины сейчас на равных. — Надеюсь, многое теперь понимаешь, Купсик и знаешь цену не только себе, — констатировала она.
— Да уж, я-то теперь знаю и, пожалуй поболее, чем кто из вас, — обидчиво сказал Купсик и, немного помолчавши спросил: — Заложишь меня?
— Кому, Купсик? — удивилась ведьма.
— Да ладно тебе выкаблучиваться! Естественно кому: Магистру.
— Времена меняются, Купсик. Ты же видешь, что я и чем я теперь занимаюсь и где нахожусь, должен бы уже понять что-нибудь поправильнее.
— Видеть-то вижу, да не могу доверять сходу.
— Я теперь, Купсик, совершенно другой живу. Мне удалось оторваться от наших. Конечно же, пытаются как-то достать, да.., мне кажется, что уже махнули рукой на меня: видимо поняли, что бесполезные труды их.
— Ух же! Гы-гы!.. Хоть здесь я не вляпался. Мне бы помочь как-то, а, Екатерина, как быть в моём положении?
— Да... Трудно тебе, понимаю... Существовать без тела. — ведьма призадумалась. — А ты знаешь, — неожиданно она воскликнула, — есть один вариант и, мне, как сейчас кажется, во всяком случае какое-то время, вариант весьма надежный. Пожалуй, для тебя, в твоем положении, этот вариант безвыборный. Точно так!
— Что за вариант? — нетерпеливо выказал свою кровную заинтересованность Купсик.
— Есть одно тельце, которое можно пока позаимствовать. Собственно говоря, в этом ничего не будет дурного, скорее полезное и для тебя и для того, кому оно принадлежит. Если ты не против, я всё устрою.
— Да кто же против! Я не идиот! — но тут же немного смягчившись, видимо понявши своё отчаянное невежество, которое всегда и раньше не нравилось Екатерине, Купсик перешел на более вежественный тон и смысл своей речи, деланно, но всё-таки поинтересовался: — А хозяина куда же?
— Не беспокойся, хозяина там практически нет,  «домик»
пуст, можно пожить определенное время, а там, посмотрим, что делать дальше.
— А где же он, хозяин-то?
— Долго рассказывать. Вобщем, это один Председатель кооператива, сегодня он, точнее его тело находится в одном дурдоме на юге.
— Понятненько. — хлопотливо проговорил Купсик. — Этому Председателю не помешает выкарабкаться из дурдома, а где он сам?
— Я же тебе сказала уже, что долго об этом рассказывать. Знаю, что далеко, и думаю, что вернется не скоро, если вообще когда-нибудь вернется.
— Даже так! — обрадовался нескрываемо Купсик. — Где, куда мне направиться, ты поможешь?
— Зашустрил, зашустрил-то как, посмотри на него! Прямо вот, я сейчас все брошу и побегу.
— А когда, Екатерина? — будто ребенок выклянчивающий игрушку или конфету заветную спросил Купсик ведьму.
— Думаю, что тебе не так долго ждать. Кое-что улажу в своей конторе и займусь тобой... — Ведьма призадумалась не надолго, — дня через два-три будешь иметь тело — оформлю тебя на работу к себе.
— Гы-гы! Екатеринушка! Ты спаситель! Ну, я этой заразе же, Магистру и отомщу, ох и отомщу же! Всё сделаю, чтобы он почувствовал с моё!
— Не торопись, всё будешь делать под моим, так сказать, чутким руководством, понял?
— Еще бы! Как штык, весь тут! — радостно согласился Купсик.
— А пока поживешь здесь, в этом кабинете, как мышка что бы мне, ясно?
— Как ты скажешь, Екатерина, так и будет. Всё сделаю, что потребуется. Твоё слово — закон.
— Всегда ли было так, Купсик?
— Теперь будет, — твёрдо определился тот.
Вскоре оставивши Купсика до времени проживать в магическом кабинете, Екатерина направилась в свой личный, директорский кабинет «Центра Магии Духов» и, когда она проходила мимо своего секретаря, Ольги Эммануиловны, в какой-то мере, своей подруги, женщины средних лет с короткими, черными и кудрявыми волосами на голове, округлым, симпатичным овалом лица, плотного, но приятного  телосложения, одетой сегодня в ярко-разноцветное платье, ведьма приветственно сказала: — Как всегда вы чётко, Ольга Эммануиловна, на своём рабочем месте, при деле, все бы так!
— Да, Екатеринушка, — обрадовалась секретарь появлению ведьмы. — Все работают только так, насколько работа требует от них и потому работа им навязывается, а я всегда привыкла требовать от работы, — сказала Ольга Эммануиловна и её смоляные глаза впечатлительно сверкнули искренностью и любовью, похожую на материнскую.
— Вам, Ольга Эммануиловна в Госдуму надо идти работать. Там вы бы всех депутатов научили уму-разуму! — подхохотнувши, сказала ведьма.
— Мне кажется, что там, у них, наоборот надо бы: ума поубавить, чтобы почеловечнее стали, а то совсем заумели, что народ в стране чувствовать разучился.
— Как же, скажете то же, Ольга Эммануиловна! — ехидновато возмутилась ведьма, — А как же храмовники!?
— А что они, они тысячи лет были и всегда им трудно было, потому что предлагали чувствовать, а как и почему и зачем до сих пор и сами не знают, — разводя руками в стороны, рассудительно сказала секретарь.
— Это так. — согласилась ведьма, — Несчастные люди. — наигранно посетовала она, — Им бы обучать и разъяснять, а они поучают и укоряют. — И она добавила, заметно посерьезнев. — Никто человеку и ничего и никогда не сможет запретить, кроме как он сам себе, а сам себе запретить он сможет только когда будет понимать, а не просто знать без убеждения, а убеждение достигается и всегда дружит с логикой, даже Христос говорил о том, что ему нужна Вера Осознанная.
— Я так думаю, Екатерина Васильевна, скоро, либо все храмы закрывать будут, либо в них начнется иная идеология, которая будет жизненна и человеку ясна как белый день, а не как загробная ночь.
— Ладно с ними, с храмовниками, всему своё время, Ольга Эммануиловна. Бога им не хватает в этих храмах. Он бы им быстро навел порядок: перестали бы быть посредниками, зарабатывать на чужих идеях — испорченный телефон устроили. Мы, дескать, между Богом и вами! Да, никогда они не пойдут на то, чтобы власти лишиться, а посему страшное гонение ожидается на них.
— Не рыба и не мясо. — отвлеченно и задумчиво проговорила секретарь. — У меня один знакомый был. Так вы знаете, Екатерина Васильевна, пиво и другие напитки пил по-черному, от жены напрополую красиво и тайно разгуливал, друзей предавал, коммерцией занимался, главным инженером в почтовом ящике работал, а сейчас, кто бы мог представить себе, что вы думаете? Звоню ему как-то по одному вопросу, а дочь его мне говорит, мол, нет папы. А где, мол, я спрашиваю у дочери, он, когда будет, он на работе? Нет, отвечает торжественно дочь, папа на службе. Оказывается этот бывший знакомый мой теперь служит и не просто, а батюшкой стал! Только батюшки мои и скажешь об этом!
— Да, это верно, Ольга Эммануиловна. К Богу людей допускают, а Бога к людям. — немного печально сказала ведьма, — Надо же! — лукаво оживилась она, словно опомнившись, — Меня никто не спрашивал, никто не звонил? — уже приоткрывши входную дверь в свой кабинет и приостановившись, поинтересовалась ведьма.
— Именно об этом я вам сейчас и собиралась доложить, Екатерина Васильевна. Звонки так себе, всё по Центру, то запись на приём, то интересующиеся, а вот к вам там, — Ольга Эммануиловна кивнула головой в сторону плотно закрытой двери в комнату ожидания для личных посетителей и слово «там» произнесла шепотом так, чтобы услышала только ведьма, — вас ожидает женщина, кандидат наук, пригласить её сейчас?
— А по какому она вопросу, — настороженно, но требовательно и строго спросила ведьма.
— Мне не сказала, но я так догадываюсь, что на работу к вам хочет устроиться. — прошептала секретарь.
— Ладно. Пусть войдет. — громко прозвучал голос ведьмы. — и пожалуйста чаю нам, Ольга Эммануиловна.
— Сейчас приглашу и чай будет, — проворно заторопившись в порыве к действию тут же встала из-за стола Ольга Эммануиловна, а ведьма уже удалилась в свой кабинет.
Не через долго, два стакана чая в позолоченных, резных подстаканниках оперативно принесенные Ольгой Эммануиловной,  стояли уже на столе у директора Центра и завязывался разговор между Екатериной Васильевной и посетительницей, которая оказалась довольно миловидной и приятной наружности: ростом чуть повыше среднего, худенькая, ровные каштановые волосы аккуратно уложены в короткой прическе, загадочно выглядывающие из-под нарочито прикрывающей лоб челки карие глаза.
— Меня зовут Виктория Леонидовна Юсман. Я кандидат наук, — с порога в кабинет заявила посетительница и сама прошла и присела возле стола, за которым в тронной осанке восседала ведьма.
— А какой наукой вы занимаетесь, здесь у нас Магия? — Немного как бы уколовши, спросила Екатерина Васильевна.
— Психология. Работала в Университете, но.., теперь уже не преподаю там.
— Что, извините за нескромный вопрос: сократили или выгнали? — в тоне рыночного бывалого покупателя поинтересовалась ведьма.
— И не то и не другое. Сама ушла... — немного в замешательстве не спеша отвечала посетительница, как бы призадумываясь на ходу, пока говорит, о том, что и как сказать дальше, — Обстоятельства жизни так сложились, — нашлась она что ответить и добавила, уточняя, — личной жизни.
— Ясно. — коротко приняла ответ ведьма. — Ну, а к нам по какому вопросу, у нас же не психология? — спросила Екатерина, упреждая посетительницу о том, что уже догадалась о цели визита последней.
— Поэтому и пришла к вам, что Магия. Вся моя жизнь сплошная Магия, а психологией только пахнет, — уверенно и немного обеспокоенно ответила кандидат наук так, словно в чувствах огляделась по сторонам: не подслушивает ли кто её сейчас. Она будто боялась чего-то, опасалась кого-то, и это заметила ведьма.
— Что ж, — пристально вглядываясь в лицо Виктории Леонидовны, сказала директор Центра, — Могу предложить попробовать, но гарантировать ничего не могу. Всё будет зависеть от вас: полюбитесь вы друг другу, магия и психология, или нет, время покажет. Приходите завтра, мой секретарь, Ольга Эммануиловна вам скажет о том, какие нужны документы для оформления. Я так мыслю, что вам лучше начать с консультаций.