Письмо

  Михаил Ремович Александровский вышел в парк и сел на скамейку. Потом опять встал и пошёл дальше. Дома сидеть не хотелось, по улице бродить — тоже. Время, свободное от работы, становилось невыносимым. Выходные, ночь — всё это ложилось тяжёлым бременем, и Александровский мечтал о работе, как об избавлении. Но как же медленно тянулись часы!.. И как грозно маячили они в рабочее время. Из дома хотелось бежать, как с тонущего корабля, а на улице — уйти быстрее домой, спрятаться за своей дверью. Книги, фильмы и музыка не помогали — в них Александровский удивительным образом видел себя, и своё положение.

   Лето вступило в свои права, и хоть дни и шли потихоньку на убыль, но жара только нарастала, и вечером долго было светло. Ночами было чуть менее жарко, чем днём. Отпуск пугал, и хотя можно было хоть ненадолго уехать отсюда, и хотелось покинуть и забыть этот город, но что-то подсказывало, что и там, на новом месте, страшно захочется вернуться, спрятаться… И негде.

   Александровский пришёл в себя уже в прихожей. Значит, он и не заметил, как зашёл во двор, поднялся по лестнице, открыл дверь ключом… Он с кем-нибудь здоровался? Не помнит...

   На столе мирно лежит оно — письмо. Предмет, опрокинувший его жизнь. Оно было перечитано несчётное число раз, много раз готовилось к уничтожению в огне, в мусорном ведре, к разрыву в мелкие клочки. Пряталось в самые дальние тайники и путешествовало в кармане.

   Александровский хотел его уничтожить, и боялся это сделать. Если поступить правильно, то терзания окончатся — но что будет правильным? Много раз он давал себе слово не читать письмо больше, но раскрыл и прочёл: «Дорогой Миша! Между нами всё кончено. Объяснять больше нечего. Прощай!»

    — Можно было бы и больше написать, объяснить… — проворчал Александровский.

    Но и это бы не помогло. Ничего бы не помогло.

    Прозвенел звонок. Александровский очнулся, отпер дверь. На пороге возник сосед Антон.

    — Собрался куда, Миша? — спросил он, заходя в квартиру. — Последнее признание? -

    — Да, — сознался Александровский, обнаружив у себя в руке конверт. — Прочти. И что мне с ним сделать? Сжечь? Сохранить на память? -

   Антон взял конверт, но даже не взглянул.

    — Делай, что хочешь, но это не поможет. Здесь поможет только время. Пару лет — и придёшь в норму… -

    — Пару лет?! -

    — Скоро сказка сказывается, ты же знаешь. Будет неприятно, но не более. А что с письмом делать — сам решай. Но учти — что бы ни сделал, всё будет плохо. -

   Александровский молчал. Как-нибудь потом будет лето, и он снова будет рад. Но не сейчас.