Квента
Когда он сел напротив, скрипнул венский стул, я вздрогнул и очнулся от своего краткого сна. Передо мной на столе возле лампы лежала стопка ученических тетрадей в выцветших зелёных обложках.
- Что это за тетради, Старик? - спросил я.
- Содержимое этих тетрадей – квента* нашего разговора, – усмехнулся Старик. – Но здесь не только то, о чём мы говорили у костра. Почитай, если захочешь, пока я соображу что-либо перекусить. Впрочем, можешь и не читать, если покажется скучным.
Читать с утра мне не хотелось, а вот перекусить и поговорить со Стариком я был не прочь:
- Ты сильно не старайся. Я пришёл на этот раз с пустыми руками, даже рому не принёс, - искренне посетовал я. – придётся общаться всухую.
- Брат, мы рому не видели что ли? Не переживай, у меня кое-что найдётся! - с этими словами Старик вновь вернулся к сундуку, опять поднял тяжёлую крышку и на этот раз извлёк из него бутылку «Московской» водки.
Водке, которую достал Старик, был присущ поздний советский винтаж . Её возраст подтверждала тиснёная крышечка из алюминиевой фольги с язычком для удобства открывания. Такие крышки некогда пришли на смену пробкам, залитым сургучом. Таких уже не встретишь на прилавках магазинов, равно как в советское время невозможно было найти бутылку с завинчивающейся крышкой. Эта бутылка благополучно коротала годы в стариковском сундуке со времён, когда народ распевал частушки в ответ на антиалкогольный хаос, организованный последним генсеком КПСС на пути строительства коммунизма:
«В шесть утра поет петух,
в восемь – Пугачева,
магазин закрыт до двух,
ключ у Горбачева »...
Сдобрим воспоминания о том сумбурном времени перестройки характерными кличками, которые заочно и щедро осыпали работяги плешь генсека в очередях, матеря его за так называемый «Сухой закон», когда магазины продавали спиртное только с 14 до 19 часов: «Сокин сын», «Минеральный секретарь», «Лимонадный Джо», и даже совсем злобно - «Меченая сука», за родимое пятно в виде кляксы на голове. Народ, увы, тогда ещё не знал, что «Сухой закон» - совсем невинное зло накануне грядущих перемен, завершающих «перестройку», затеянную партийным Иудой…
- А ты запасливый, как я погляжу, и весьма малопьющий.
- А с кем мне пить? И не запасливый я, а верный традиции: в старину морской сундук всегда был обязан вмещать бутылку водки. - усмехнулся Старик и, пошарив по полке, снял три шкалика: - По четушке , надеюсь, нам хватит?
Старик сдвинул тетради в сторону, и вслед за шкаликами на стол, словно скатерть-самобранка, скорёхонько улеглись чистые листы писчей бумаги, заменяющие посуду. В центре на доске хозяин расположил шматок сала, щедро нашпигованного чесноком и сдобренного по бокам жгучим красным перцем. Сбоку улёгся нож, острый как бритва, половинка каравая пахучего ржаного хлеба и дополнила постановку неживой натуры злобная пара сочных янтарных луковиц. А вот зачем Старик сиротливо примостил небольшую глиняную миску на свободный край стола, мне было непонятно, но я доверился опытному художнику и спрашивать не стал.
Закончив постановку нехитрого натюрморта, Старик сорвал с бутылки алюминиевую крышку, водка булькнула и полилась в шкалики, а я спросил:
- Кого ждём, третий сосуд кому?
- Гостю, если вдруг появится… - выдержал паузу и с грустью продолжил: - Гризельда точно уже не придёт…
- Кто такая Гризельда?
- Гризельда – последняя старуха из племени ливов, которая ещё могла говорить на родном языке. Ох, как она не любила советскую власть!
- А почему ты её вспомнил?
- Родня её здесь когда-то жила. А когда её внуки забрали своих родителей в город, чтобы было сподручнее ухаживать за стариками, Гризельда с ними не поехала, осталась умирать в отчем доме неподалёку. Иногда я ходил туда словом перекинуться и её проведать. Мне нравились её байки. Кое-что из её рассказов, чтобы не забыть, я записал в этих тетрадях.
Старик вздохнул, вспомнив соседку Гризельду, и с грустью добавил:
- Помянем последних ливов этого берега…
Мы помянули, не чокаясь и не закусывая. Перед тем как пропустить второй шкалик нарезали хлеб, лук и сало, и заговорили о чём-то несущественном. Наконец я спросил:
- Так что ещё в этих тетрадях, Старик?
- Здесь мои заметки по истории наших мест. Пришлось довольно долго разбираться, пока писал эти тетради.
- Что нового найдёшь в истории? Разве что золотой шлем Мамбрина** в каком-либо не разрытом чёрными копателями могильнике.
- Новое найти, конечно, трудно, но всегда можно поискать забытое.
- Как водку в твоём сундуке, - засмеялся я. – это была полезная находка!
- История пьянит не меньше, и страсть к ней сродни влечения к женщине. Только любой девице красная цена - пятьдесят дукатов, а старинный сундук стоит не меньше тысячи.
- Не боишься, что однажды за такие речи тебя женщины разорвут?
- Мои женщины в молодости меня не порвали, теперь уже их кровожадные желания останутся неисполненными по трём причинам. Во-первых, я их больше не интересую, во-вторых, это и не мои слова. Это слова из «Комедии о сундуке» Лудовико Ариосто. А в-третьих, современные красотки и не слышали о нём: Ариосто жил в 16 веке.
- Ты сказал, что сундук морской. Это ты о чём?- прозвучал мой недоверчивый вопрос.
- В одной из тетрадей об этом есть, - сказал старик, заметил на столе пустую миску, взял её и вышел:
- Побудь немного один, я схожу в кладовую.
Пока старик ходил, я вновь наполнил пустые шкалики, открыл верхнюю тетрадь и принялся читать. Почерк у Старика был разборчивый не то, что мой: буквы не скакали и строчки держались ровно.
* Квента - блок информации о персонаже до начала игры, включающий в себя его описание, ментальный портрет и биографию. В нашем случае речь идёт не о персонаже, а о том, что предшествовало событию.
* Мамбрин - персонаж романа Сервантеса "Дон Кихот". В романе описана история завоевания волшебного шлема мавританского короля Мамбрина, который на поверку оказался начищенным медным тазом.
Свидетельство о публикации №217012302070