Бюро находок

Пролог

Говорят, что мир меняется.
А вместе с ним меняется пространство, меняется человечество – все сущее, летящее и ползущее. Насчет Пространства поверю, на себе проверял. Насчет человечества… полностью согласен с остальными Ныряльщиками. Людям уже ничего не поможет. Их не исправит даже могила, неважно своя или чужая. Так уж повелось, что Ныряльщики, будучи по сути такими же людьми, презирают тех, кто лишен способности чувствовать пространство. Дело не в том, что они ниже нас, и даже не в презрении более совершенных существ к менее совершенным. Просто мы лучше знаем мир, чувствуем его смыслы и способны оценить его красоту. Что же касается людей, им нужно только одно – вещи. Вещички, вещицы, шмоточки-коробочки, все, что так или иначе застревает в Пространстве после того, как человек, скажем, умрет. Или впадет в кому. А тем, кто обладает слабым пси-индексом и вовсе достаточно сильно испугаться, чтоб утратить связь с подпространственным загашником, в котором частенько остается множество великих ценностей. Все, что душе угодно - от антикварных произведений искусства до розовых трусилей любимой подружки. А выуживаем вещей из Пространства занимаемся, собственно, мы, Ныряльщики. И, к слову сказать, получаем за это немалые деньги. Все зависит от ценности предмета и его величины. Чем он меньше и чем дольше томится вдали от пользователя - тем сложнее его достать. Можно, конечно, при помощи нескольких нехитрых ментальных настроек восстановить канал между пространственным «карманом» и его владельцем, но тсссс! это великий секрет. Действо настройки этого канала каждый раз обставляется, как великое ужасное шаманство. И стоит, как крыло от самолета. Еще бы, если цивилы узнают, насколько простым методом они смогут получать обратно столь любимые ими вещи-вещички-вещицы, то едва ли станут платить деньги за полное погружение и выуживание каждый ценности в отдельности. Тем и живем. А бесхозные находки, или просто те, нахождение которых владельцы не могли или не захотели оплатить – достаем просто так и продаем. Вот как я. У меня и магазинчик свой есть, как раз для этой цели. Еще сюда заходят те Ныряльщики, которым лень стоять за прилавком и продавать наловленный скарб. Мне вот не особо лень, потому и беру проценты. К тому же я могу в любое время закрыться, например, приняв заказ от очередного несчастного наследника или не менее несчастного растяпы.
В Пространстве предметы не портятся вообще, продукты не тухнут, материалы не испытывают давления времени, потому что времени там попросту нет. Именно поэтому имущество предпочтительней хранить не в Реальности, а именно в Пространстве. Сумки, кейсы и рюкзаки – удел нищих и лузеров с низким пси-индексом. А так - экономия ресурсов, времени и… нет, сил, особенно психических, пожалуй, тратится больше, чем если бы никакого Пространства не было.
Представляете, что тогда бы происходило? Люди носили бы на себе огромные баулы, с кучей необходимых мелочей, приходили бы в доверху заваленные мебелью и техникой дома, в общем - очень неудобно. И, опять же, износ различных благ цивилизации увеличился бы в разы, а так самая плохонькая вещь может пережить трех-четырех хозяев. Хорошо сделанная – десятки, а иногда и сотни. И не нужно производить так много, ресурсы планеты, опять же, тратить, экологию портить.
Вторичный рынок – наше все и вообще основа экономики.
Так что живем потихоньку, ползаем по земле, периодически погружаясь в изнанку мира со всеми ее секретами и красотами. Людям этого не понять, даже если попытаешься объяснить. Не до того им. Вот увеличение пси-индекса при помощи дорогостоящих медицинских процедур – это да. Так можно держать в пространстве еще больше загашников с предметами и тайно гордиться мощью своего мозга, пусть и искусственной.
Есть еще у нас один персонаж из области фольклора - Дворничиха. Кто ее придумал и откуда она взялась – версии плодятся со скоростью тараканов. Один думают, что это чья-то бабуля, которая попала в Пространство вместе со шкафом, запертая там заигравшимися внуками. Кто-то считает, что это одна из представительниц мифических Проводников, которые, якобы, умеют тягать туда - обратно не только вещи, но и живых цивилов. Интересно, зачем? Скорее всего, те же цивилы эту байку и придумали, как бы в отместку за то, что сами не могут свои и чужие утерянные блага вытаскивать. Ну ладно, суть не в этом. У нас фраза «А Дворничиха живет в Пространстве» считается оберегом от возможных неудач во время рейда. Если подумать, дурацкая, конечно, фраза. Кто и когда завел традицию – тоже суть великая тайна. Но ведь, падла, работает! Кипиш как-то сказал, что это «намоленная мантра». Уж он-то в этих делах разбирается, благо специализируется на предметах искусства. А еще он рассказывал, что были времена, когда цивилы больше походили на нормальных людей, у них даже специальное занятие было, называлось «медитация». Так они хотя бы краешком души могли познать то, что знаем мы, Ныряльщики, учились слушать и понимать мир, его законы и причинно-следственные связи. С трудом верится, вот ей богу.
Вот сижу я за прилавком, газетную муть какую-то читаю, а там вещи, вещи, вещи… предметы роскоши и быта, продажа, распродажа, перепродажа… Блин, нежели ничего, кроме этого, люди в своей жизни не замечают? Похоже на то. И я в этом убеждаюсь на личном опыте, раз за разом.
Вот буквально вчера в магазинчик мой зашла одна дама. Приятной такой наружности, не менее приятной окружности, с оленьими очами и прекрасными каштановыми локонами – прям мечта поэта. Настроение у меня, скажу вам, на тот момент было поганенькое. Так часто бывает после рейда, если сил много уходит. Ну, думаю, на леди вся надежда. Кто ж нам, работникам прилавка, может поднять настроение, как ни очаровательная покупательница! Только я собрался с ней флиртануть, как она на стеллаже у меня статуэтку эту чертову увидела. Глаза у нее стали тут же мутные и очумелые, как у мартовской кошки, пальчики задергались, прямо лапки паучьи, стоит дура-дурой, статуэтку глазами буравит «Ах, какая статуэточка, тра-ля-ля, я такую уже давно искала, бе-бе-бе, именно ее мне не хватало, чтобы полностью завершить интерьер!!!»
На меня – ноль внимания. А, я надо сказать, далеко не уродец. Очень даже наоборот. Цивилки… ну, и некоторые цивилы тоже… на нас, между прочим, клюют только так, потому что мы необычные и энергетика у нас сильная. А этой кардинально пополам! Я уже и знакомиться расхотел. Нафига мне такая пустышка, для которой дополнение интерьера – предел мечтаний всей жизни. Я ей, собственно так и сказал: «Леди, вы когда последний раз на облака любовались? А звезды хоть раз в жизни видели?» Она сначала дернулась так, будто я ее из транса вывел, спросила «что-что?» и глазами захлопала, из чего я сделал вывод, что употребил слова, не значащиеся в ее лексиконе. А потом расплатилась – и ушла, чуть ли слюной не капая на свое новое приобретение. Вот о чем с такой разговаривать?
И после этого мне кто-то сможет заявить, что я ошибаюсь на счет людей?
А вот не верю!
Или вот еще одна история. Несколько дней назад заходит ко мне некий резкий дядька. То, что он резкий, я уже потом понял, когда он на меня понты начал гнуть и говорить, что я у него украл какие-то часы, лежащие теперь в моей витрине. И ежу понятно, что Ныряльщику что-то красть без надобности. А он мне паспортом своим тычет в нос, пальцами машет, показывает именную гравировку на часах, мол, «наградные, я их никогда в руки не снимал». Орет, что я должен ему эти часики за просто так отдать. Щас прям, разбежался. Я, говорю, честно их из Пространства выловил, а что раньше к нашим не обратились – косяк исключительно ваш. Или плати или отваливай. Благотворительностью в пользу отдельно взятых раздолбаев не занимаемся. Тут мужик совсем озверел, начал прилавок мой ломать, пытаться до меня дотянуться, чтоб в морду дать. Так я уже давно к тому времени сигнализацию под столом нажал, минут через пять полицаи приехали и мужика того благополучно повязали. Видите ли, насчет нас, Ныряльщиков, не существует никакого законодательства, поскольку тема сложная и нифига не изученная. Посему все решается на основании имеющегося законодательства. Магазин на меня оформлен, нападение было, значит – я пострадавший владелец имущества. Да и то, что мужик еще и в подпитии был, сыграло мне на руку. Это для него отягчающее обстоятельство, а для меня прямо противоположное явление. Заявление, правда, я потом забрал, а часы те мужику все же пришлось у меня выкупать. Он по-трезвому вполне вменяемым оказался, даже поблагодарил, что я заявление забрал, его памятные часы нашел и придержал до его выхода из полицайника. Хотя как раз последнего-то я и не делал, просто так совпало. Цивил этот предлагал даже на мировую выпить, да только я отказался. Не пью с цивилами принципиально, с ними в благостном состоянии нестояния проблем не оберешься.
Потому и предпочитаю общество себе подобных. А точнее – нашей доблестной компании.
Так сложилось, что метки у нас в компании у всех разные. Метками мы наши прически называем и связанные с ними прозвища. Очень удобно, между прочим. Так мы своих отличаем, что в толпе, что в Пространстве. Это потому что первый взгляд обычно падает на лицо. Не знаю, как у других, но у нас так. Да и цивилы при первом взгляде понимают, что мы – Ныряльщики и к нам смело можно обращаться за услугами.
Не существует двух одинаковых меток. Даже есть специальные люди, которые их нам подбирают. Меня вот зовут Айс, и метка у меня фиолетово-синяя, с белым клочком волос с правой стороны. Это говорит о том, что я универсал, не специализирующийся ни на чем конкретном, могу прочувствовать остаточное поле практически любой вещи. Вот если бы без «практически» - был бы весь фиолетовый. Кипиш носит красно-белую метку, правая половина белая, левая - красная. Он в области искусства и антиквариата работает.У Руби-Роби морковно-рыжие завитушки. Это единственная девушка в нашей дружной компании. К ней можно смело обращаться с делами по части драгоценностей, металлов и каменей – от фамильного кольца до столового серебра или бабушкиного медальончика. Японец Эби в розово-белую полоску ото лба к затылку, прям под стать имени. По-моему, нормальному человеку назваться «креветкой» в голову не придет. Именно так его прозвище и переводится, с японского. Зато они с Кипешем всегда находят общие темы для коллективных сеансов кухонной философии. Эби занимается, в основном, бытовой техникой – телевизорами, холодильниками и другими кухонными комбайнами, все потому что у него отличное чутье на пластик. Морт черно-фиолетово-красный, хаотичными длинными прядями. Если нужно найти вещи, принадлежащие умершим – это к нему. Ну, и Цезарь, единственный полноценный универсал в нашей тусовке. Мне вот не по зубам Мортовские клиенты, белая прядь - это сигнал «мертвецам вход запрещен». А Цезарю все едино, на то и командир, хоть и неформальный.
Метки – это не дань моде, как думают многие цивилы, это еще и наше право отличаться от остальных. Я уже говорил, что мы не любим людей. А как они относятся к нам – нас не интересует.

*  *  *

Встреча была назначена в кафе «Orangewood» во второй половине дня, спешить было некуда. Как единственный владелец лавочки, я волен закрывать и открывать ее, когда вздумается, так что подвоха я не ждал. А зря. Что-то не заладилось с самого утра. Сначала меня вывела из себя пышнотелая цивилка, которая долго торговалась, да так и ушла, ничего не купив. Потом какой-то очкастый пацаненок все время вертелся возле витрины. Около часа вертелся, что-то высматривал. Неужели воришка? Да вроде не похож. Внутрь так и нее зашел, но после давешней посетительницы я был достаточно раздражен, чтобы это мельтешение перед входом начало мозолить глаза. Когда пришло время закрываться, что-то случилось с сигнализацией, которая никак не желала включаться. Поэтому на встречу я чуть не опоздал, а выражением лица очень напоминал Морта в его обычном настроении. Но к Морту - то все давно привыкли, а вот на меня, стило только подойти к дверям кафе, посыпались вопросы, что случилось, и в чем причина столь низкого падения моего боевого духа. Пришлось вяло отбрехиваться. Перепалка продолжалась довольно долго, именно за этим занятием нас застал лысоватый тощий мужчинка, представившийся… Луисом Борски. Я чуть было не нахамил в ответ, уж очень захотелось поинтересоваться, с чем клиенту не повезло больше – с родителями или с генами. Ситуацию спасло безотказное чутье Эби, который остановил меня предупреждающим взглядом. Ну и ладно. Потом отыграюсь, если не передумаю.
Тем временем этот Борски, который попросил называть его просто «доктором» - я снова подавил в себе желание спросить, не стоматолог ли он часом - достал из портфеля сложенную до размера салфетки газету, принялся педантично и вдумчиво ее разворачивать. Пока он возился с газетой, я думал о своем, медитировал на свою кофейную чашку, на мух, лениво ползающих по спинкам стульев, на солнечные лучи, пробивающееся через оранжевое оконное стекло. Цвет был очень похож на апельсиновый, прямо в тему к названию кафе. Надо будет еще разок сюда зайти, попробовать апельсинового мороженого…
Наконец, ритуал с газетой был завершен. Сей образец печатной продукции, судя по дате, сошел со станка не далее, чем сегодня утром. Да и запах типографской краски, который я поначалу не идентифицировал, подтверждал свежесть содержащихся в газете новостей.
- Вот! - «доктор» ткнул костлявым пальцем в первую полосу, - Читайте, молодые люди. Это сэкономит массу времени и слов, не придется рассказывать вам все с самого начала.
Мы уставились на огромные буквы заголовка и ровные ряды печатных строчек. Что-то знакомое… Точно! Я же недавно слышал от кого-то из клиентов про некоего богатого дядю, одержимого повышением своего пси-идкса. Он настолько прокачался, что путешествовал вместе со всем своим домом. Чем закончилась история – мы и узнали из газеты. Из-за чрезмерной нагрузки на мозг дядька в итоге тронулся умом и закончил дни под присмотром санитаров, в палате с белыми стенами, не сумел даже завещание толком составить. Как ни старались юристы, в ответ получали лишь какой-то невразумительный бред. А стоило магнату преставиться, как налетели наследники, да только извлечь спорное имущество из Пространства оказалось непосильной задачей, ибо никто из родных и на половину не был настолько психически силен, как их почивший предок.
Да, канал настраивать бесполезно, подумал я. Во-первых, пси-индекс любого из потомков этого «счастливца» не позволит удерживать такую махину, а во-вторых, если бы такое даже стало возможным, родственнички перегрызли бы друг-друга в споре, кому достанется такое сомнительное удовольствие. Ведь официальным хозяином вещи, согласно законодательству, считается тот, чей разум подчиняет себе ее перемещения из Пространства в Реальность, и обратно.
- Так что, это заказ? – предприимчивый Кипиш подал голос первым, пока остальные переваривали информацию.
- Можно сказать и так, - с достоинством ответствовал Борски, отвратительно похрустывая пальцами, - У вас неплохая репутация, ваша кандидатура вполне устраивает моих… э… нанимателей. Да и рекомендации даны неплохие.
- Тогда обсудим детали, - вступил в диалог Цезарь, - Я так понял, от нас требуется вынести максимально возможное количество предметов из вышеописанного здания?
- Все верно, - подтвердил наш новый наниматель, - Дом включает три этажа, подвал, веранду и надстройку. Всего в здании двенадцать комнат плюс кладовая. Гонорар составит…- он быстро нацарапал на краю салфетки сумму с умопомрачительным количеством нулей, воровато оглянулся, продемонстрировал нам свое художество, - На всю команду. Согласитесь, это немало.
Что да, то да. Даже поделив на всех этот гонорарчик, мы могли бы не брать заказов целый год, а то и больше, если экономить. Мы переглянулись, Эби поднял брови, Морт нахмурился, Кипиш слегка присвистнул, за что тут же схлопотал подзатыльник от Руби-Роби. Но, стоило нам отойти от шока, в воздухе завис немой вопрос, который и озвучил Цезарь:
- Ну что, ребята, потянем?
Молчание воцарилось еще на пару минут, кто-то производил в голове вычисления, кто-то сверялся с чутьем. Мы работали вместе достаточно давно, знали предел возможностей – своих и не только, так что подобные вопросы решались на пару минут.
- Думаю, да, - отрапортовал Кипиш, - Потянем. Если что-то пойдет не так, всегда можно позвать на помощь Скрима с ребятами. Или Нэсси.
И добавил со вздохом:
- Денег много, поделимся, так уж и быть. Все согласны?
Мы нестройно согласились.
- Вопросы еще есть? – Цезарь обвел нас испытующим взглядом.
- А когда начинать? И куда подъехать? – Руби подняла руку, как школьница, готовая отвечать у доски. Вот не может она не поясничать!
- Можно завтра. Часов в десять. Сначала встретимся в этом кафе, я представлю вас будущим наследникам, а потом поедем на место. Я как раз успею предупредить персонал лечебницы.
Я внутренне содрогнулся.
- К-каой лечебницы? – и тут же мысленно выругался, потому что уже знал ответ.
- Психиатрической. Насколько мне известно, она в городе единственная. Я предупрежу персонал, пусть приготовят палату.
Все верно. Именно там у владельца имущества съехала крыша. А ведь этот «доктор», так его через колено, неплохо осведомлен о нашей деятельности, знает, собака, что нырять в пространство за «сундуком мертвеца» лучше всего там, где владелец этого «сундука» испустил последний вздох. Ну, или там, где это сделал его рассудок. В данном случае одно и то же место – палата в психушке. Ничего себе, заданьице…
Не зря меня одолевали столь противоречивые эмоции. Дело в том, что я с самого детства испытываю иррациональный страх перед сумасшедшими. Все они, не зависимо от диагноза, казались мне кем-то вроде прокаженных, от которых можно заразиться их безумием, как лепрой, надышавшись едкого фона, разъедающего легкие, разум, а затем и душу... И теперь мне предстояло не только находиться рядом с психами, так еще и в Пространство лазить. И что я там увижу? Если увижу. А что если эта «зараза» невидима, как радиация – прилепится, а я и не замечу. До того, как нырнуть, был нормальным человеком, а вынырнул уже потенциальным шизиком?
Этими переживаниями я и поделился с Эби, когда мы покинули кафе. Он какое-то время молчал, ероша полосатый бело-розовый «ежик», потом положил мне руку на плечо, и тоном начинающего гуру изрек:
- Десять слепцов путешествовали в горах. Дойдя до того места, где с одной стороны дороги зияла пропасть, они начали продвигаться вперед очень осторожно. Их охватил страх, и ноги у них дрожали. Вдруг человек, который шел впереди, споткнулся и упал в пропасть. Оставшиеся остановились и в ужасе запричитали: «О! Какая жалость!» Но тот, кто упал, закричал им снизу: «Не бойтесь. Когда я падал, мне не было страшно. Теперь со мной все в порядке. Раньше я думал: «И что я буду делать, когда упаду?», и поэтому мое беспокойство не ведало границ. Но сейчас я успокоился. Если вы тоже желаете обрести покой, скорей падайте сюда!»
- Это что? – спросил я, силясь понять, то ли я идиот, то ли его из меня только что сделали.
- Это цитата из «Бусидо», - ответил Эби, - Кодекса самураев. Хагакурэ, «Сокрытое в листве», книга, кажется, десятая.
- Это типа значит «посмотри своей заднице в лицо?»
Эби усмехнулся:
- Точнее и я бы не сформулировал!

* * *

Уже второе утро подряд мое настроение - не мыслимо! – колебалось возле отметки «хуже некуда». Выражением лица я на этот раз даже Морта перещеголял, тот, в отличие от меня, пребывал в приподнятом настроении. Он предвкушал будущий разговор с родственниками и возможность отвести душу излюбленным развлечением - потрепать им нервы рассуждениями о смерти. Цезарь тут же учуял неладное, вовремя отволок нашего любителя загробных бесед в сторонку, где долго и со вкусом вправлял ему мозги. Шутка ли – такой гонорар, нельзя столь щедрыми клиентами разбрасываться! Вроде, помогло, энтузиазма у Морта поубавилось.
Весь пусть до кафе «Orangewood» я размышлял о двуличии, собственном и своих однокашников. Мы демонстративно презирали цивилов и их зацикленность на деньгах и шмотках, но стоило «доктору» Борски продемонстрировать салфетку с нулями… да и душеспасительная беседа с Мортом наводила на мысль о том, что презрение-презрением, а за заказ мы уцепились всеми клешнями. Не такие уж мы отщепенцы, каковыми желаем казаться и ничто материальное нам не чуждо. Так имеем ли мы право на презрение к тем, кто этого, в отличие от нас, не скрывает? Получается, в данном разрезе эти самые «цивилы» намного честнее нас. Или привязанность к бабкам это не более, чем привычка, которой мы следуем неосознанно, впитав ее с молоком своих матерей? Ведь не так уж мы нуждаемся в этом гонораре, если подумать. Еду, одежду, любые предметы быта мы с легкостью можем добыть и Пространства. Так зачем же нам деньги, почему мы так за них держимся?
Так я ничего и не надумал, потому что мы пришли.
Доктор Борски ждал нас у входа, наверное, чтобы проводить-представить, как положено. Ну-ну. Большую и весьма скорбную компанию мы увидели почти сразу. Многочисленные наследнички прибыли в составе примерно десяти человек, так что заняли целых два сдвинутых стола.
- «Грянули трубы и сблизились мы, армии Света и армии Тьмы!», - патетическим шепотом продекламировала Руби. Кипиш глупо хихикнул. Строчки оказались незнакомые, поэтому я решил, что наша Роби в очередной раз сочинила «стиш в тему». За ней такое водилось. Срезных стихов она не писала, говорила, что лень, а вот такие маленькие, но емкие вирши выдавала нередко, к нашей всеобщей радости.
Мда, что-то в этом было. С одной стороны стола расположились облаченные в черное скорбящие родственники, которые при ближайшем рассмотрении оказались не такими уж и скорбящими. Другую заняли мы, отщепенцы и раздолбаи, с нашими пестрыми метками. Любой провинциальный режиссер прослезился бы от такого зрелища!
Переговоры, знамо дело, вели Борски и Цезарь, а я вполглаза рассматривал лица напротив. Две почти одинаковые дамы средних лет с отсутствующими выражениями блеклых рыбьих глаз. Семейство, состоящее из лысоватого мужчинки с тусклым взглядом, его изможденной тощей супруги, ангелоподобной девочки дет девяти со светлыми кудрями и ее младшего брата, нетерпеливо елозящего на коленях матери. Мальчик то и дело бросал полный надежды взгляд в сторону стеклянной витрины с пирожными, девочка же, видимо, уже научилась «держать лицо», выражение которого было торжественным и печальным, зато в глубине глаз плясали юркие хитрые искры. Нескладный юноша, которого я про себя тут же окрестил «студентом», сидел рядом с сутулым дядькой, усиленно пытающимся прятать за видимой серьезностью ядреный коктейль из настороженности и тайного ликования. Его полная противоположность – понурый дед в старомодном изжеванном берете, в которых иногда изображают художников, напротив, едва скрывал досаду и раздражение. Дальше всех от стола расположилась женщина лет сорока с седыми прядями в волосах и печальными карими глазами.
Стоило только мне взглянуть в эти глаза – и стало понятно, что она, пожалуй, единственная, кто по-настоящему скорбит о потере родственника. Интересно, кто она ему, племянница, сестра, любовница? Очень захотелось с ней заговорить, утешить как-то… мы, Ныряльщики, способны чувствовать людей, иначе как бы мы могли отыскивать их многочисленные пропажи, не имея представления о составе их Следа? Следом мы называем то самое индивидуальное ощущение, присущее только этому человеку, и никакому другому. Это не те привычки, манеры, слова, отличительные черты характера, речи или внешности, по которым люди привыкли отделять себя от остальных. За всей этой шелухой сложно рассмотреть настоящую индивидуальность, то самое, что отличает одну душу от другой, "когда громоздкая телесная конструкция оставлена за порогом земного бытия", как сказал бы Морт. Да, мы верим в существование души. Хотя, нет, не верим – знаем. И знание это - из тех фундаментальных истин, доказать которые еще сложнее, чем то, что вода - мокрая, а небо - синее. Сложнее всего доказать очевидное, правда ведь?
Что-то я взял в последнее время полезную привычку выпадать из реальности. Пока рассматривал женщину и думал о Следах, саммит подошел к концу. Вот и славно. Ко входу в кафе уже подогнали два длиннющих лимузина. В одном разместились наследники, в другой загрузили нас. Ого! Да нас здесь, оказывается, любят. Как умеют, на свой манер. Что там доктор говорил о репутации? А я и знать не знаю, что там за репутация, какие такие рекомендации, от кого… и не хочу знать.
Черт! Мы же в психушку едем!
Пришлось отбиваться от табуна зябких мурашек, принявшихся атаковать мой многострадальный хребет, и в первый раз за пять лет пожалеть о том, что бросил курить. Лимузин, как назло, оказался довольно неповоротливой тварью, отчего его сходство с катафалком только усилилось. Где-то на середине пути мы жестко застряли в пробке. Зато это дало мне время урезонить разбушевавшуюся фантазию. Моя личная война была почти окончена, когда крокодилоподобная черная тварь мягко притормозила, и водитель вежливо объявил об окончании путешествия.
Психушка, вопреки моим ожиданиям, с виду выглядела очень буднично, даже немного уютно. Эдакая зона отдыха для людей, уставших от мирских сует – много зелени, аккуратно подстриженные газоны и кустарники, трогательные деревянные лавочки вдоль чистых аллеек. Да и само здание, выкрашенное в незамутненный белый цвет, ломало все стереотипы, связанные со словосочетанием «желтый дом». Скорее уж особняк зажиточных граждан. Если бы не решетки на окнах и колючая проволока, натянутая по верхней кромке высоченного забора.
Когда мы зашли внутрь, я ожидал всего, чего угодно, только не такой всепоглощающей, разрывающей мозг тишины. То ли даже тишина в этом месте обладает каким-то особыми свойствами, то ли я успел все-таки изрядно себя накрутить, то ли просто сработал эффект неожиданности. Всю дорогу я морально готовился к крикам, воплям и кидающимся психам. Но чтобы так… или у палат звуконепроницаемые стены, или перед нашим визитом всех пациентов хорошенько накачали снотворным. Ответа я так и не получил.
Встретила нас целая делегация, все, как один в белых халатах и таких же белых шапочках. Заправляла здесь степенная железобетонная дама лет сорока, видимо, главврач или что-то вроде того. Ее сопровождали несколько серьезного вида санитаров и симпатичная медсестра. Вот она почему-то мне сразу понравилась. Девочка как будто выбивалась из общего ряда фигур в белых халатах, только вот не сразу понятно, чем. То ли выражением лица, то ли фоном, в котором отчетливо читалась непоколебимая любовь к жизни…то ли озорным завитком ярко-фиолетовых волос, выбивающихся из-под белой шапочки. Я глазам своим не поверил. Ныряльщица! Что она тут делает?
Я постарался стереть с лица обалдевшее выражение, но, видимо, медсестричка почувствовала мои эмоции и украдкой подмигнула. Не дрейфь, мол, все свои. В тот момент я еще не понял, отчего меня вдруг так резко отпустило, поначалу списал все на ее невинный жест участия. Разобраться в своих сбесившихся эмоциях я так и не успел, делегация двинулась вглубь помещения. Я топал среди своих братьев по разуму, цеплялся взглядом за их яркие метки, которые выглядели почти кощунством на фоне кипельно -белых стен и думал, что буду какое-то время ненавидеть белый цвет. Может, не долго, но точно буду.
Наконец, мы пришли. Палата, как палата. Мягкие стены, мягкая койка, единственная лампочка - и та намертво вмонтирована в гладкую поверхность потолка. Интересно, как их здесь меняют? И тут раздался звонок по мобильному, так резко, что я чуть не подпрыгнул. Мутный дядечка достал телефон из внутреннего кармана пиджака и торопливо выскочил за дверь. Вернулся он через пару минут с довольным лицом и сообщил:
- Можно приступать! Грузчики сейчас подъедут!
Я толкнул локтем подвернувшегося под руку Цезаря и шепотом спросил:
- Какие еще грузчики?
- А как ты думаешь, каким образом они будут выносить из палаты выловленное имущество?
Я мысленно обозвал себя ослом и чуть не озвучил это вслух. Но слова застряли где-то на полдороги, когда в палату вломились несколько крепких дядек, несущие в руках ящики с инструментами. На фоне мягких белых стен эта компания смотрелась столь фантасмагорично, что я нова чуть не утратил остатки разума. Один из мужиков тяжело брякнул свою ношу на пол.
- Разбирайте!
- Что разбирать? – не понял я.
- Знамо что, инструменты, - хихикнула Руби, - Ты что, опять спал на ходу, весь инструктаж пропустил?
- Какой еще инструктаж? Мы же только мебель, вроде, должны вынести…
- Как бы не так!, - снова прыснула Руби, - Весь дом мы, ясное дело, не выловим. Зато получили четкую инструкцию вынести все, что можно поднять, а также открутить и оторвать. Так что придется еще и демонтажем заниматься – гардины там, люстры, оконные рамы…
Я ушам своим не верил.
- А стены не велено разбирать?..
Руби захихикала уже настолько откровенно, что похоронная делегация начала недовольно коситься в ее сторону. Уж не знаю, что было написано на моем лице, но выглядело это, скорее всего, и правда уморительно. А вот мне было не до смеха. Люстры, гардины… надо же. Понятное дело, что не только обстановка в доме, но и ремонт стоил весьма недешево. И все же интересно, кому из многочисленной родни пришла в голову такая идея?
- Простите… - раздался за моей спиной тихий голос. Я обернулся и чуть не утонул огромных карих глазах той самой грустной женщины, которую я выделил из остальной толпы еще в кафе.
- Чего Вам угодно?
Это Эби перехватил инициативу, пока я тормозил. Все-таки эти стены действуют на меня угнетающе. Мне всегда говорили, что я хорошо чувствую людей и места… иногда это доставляет немалые неудобства.
- У меня будет небольшая просьба… но, честно говоря, мне несколько неловко.
Эби послал собеседнице успокаивающий взгляд. Иначе как «что бы вы ни сказали – Вас никто не осудит», трактовать его было просто невозможно. Эби вообще в этом плане великий психолог, не хуже Цезаря, только коммерческой хватки нет. Вот как умудряется азиат с маленькими раскосыми глазками так выразительно разговаривать взглядом? Не иначе, в своем «Бусидо» что-то эдакое прочитал.
- Вот.
Женщина протянула ему фотографию. С нее смотрели молодой мужчина, лет тридцати и маленькая девочка со смешными хвостиками, в которой я без труда узнал нашу новую кареглазую знакомую. В руках девочка держала резную деревянную шкатулку.
- Меня интересует вот эта вещь. С этой шкатулкой очень многое связано, она мне очень дорога. Как память об отце. Но я не уверена в том, что остальные родственники не станут мешать. Поэтому у меня огромная просьба... если надо, я даже заплачу!
Она судорожно потянулась к сумочке, видимо, за кошельком, но Эби мягким жестом остановил ее:
- Не стоит. Вы получите свою вещь из рук в руки.
- Что это у вас там происходит?!
Мать двоих детей бесцеремонно втерлась между мой и Эби.
- Вы опять? – ее настороженный взгляд скользнул сначала по фотографии, затем по лицу нашей собеседницы, - Мы же Вам несколько раз объясняли, что раздел имущества, согласно закону, должен происходить после того, как будет официально оглашено завещание! Любая самодеятельность в этой области уголовно наказуема!
- Милая, не стоит так кричать. Чужим людям не обязательно знать о наших семейных делах… - это подоспел муж, ухватил супругу под локоток и уволок в коридор. Пока они шли, до нас долетали обрывки фраз:
- Но ты же не знаешь, что находится в этой шкатулке и какую ценность она представляет?
- Не думаю, что там и правда что-то ценное. Это и правда может быть памятная вещь…
- В наше время так много жуликов. Неужели ты ей веришь?... драгоценности… антикварные монеты…
Дверь захлопнулась и мы, не сговариваясь, выдохнули с облегчением. Только сейчас я увидел, что вокруг нас собралась вся команда. Руби даже показала язык в сторону захлопнувшейся двери.
- Ох, ну до чего же неприятная компания! – она всегда говорила то, что думает.
- Смертные в большинстве своем, именно таковы, - это уже Морт, в привычной ему манере.
А Эби, не теряя времени, вкратце объяснил ребятам, в чем обстоит история со шкатулкой. Фотография быстро прошла по кругу и вернулась к владелице.
- Спасибо… - еле слышно прошептала она, развернулась и быстро-быстро ушла в коридор. Но, наверное, все успели рассмотреть слезы в ее глазах.
Вскоре вся компания, вместе с грузчиками, главврачихой и ее свитой тоже чинно потянулись в коридор. Присматривать за нами остался все тот же мутный дядечка с мобильником, один из грузчиков, молодцеватый мужик с рыжими усами, видимо, бригадир, и ныряльщица в белом халате. Она смело подошла к нам и протянула ладошку Цезарю:
- Меня зовут Психея, я вам тут все покажу.
Психея. Ну да, как же еще ее могут звать, с таким-то местом работы?
И тут я как-то резко сообразил, что надо пользоваться моментом. Другого может и не быть, а мучивший с первой же минуты знакомства вопрос уже готов был разъест меня изнутри, как серная кислота.
- А ты тут правда работаешь?
- Работаю. А что? – живо отозвалась новоиспеченная небожительница, - Слежу за безопасностью пациентов, чтобы они с собой в Пространстве острые предметы не проносили.
Ну да, все верно. Пациенты этой клиники такие же люди, как и все. Если уж даже в полиции наши работают, то уж здесь сам бог велел… мог бы и догадаться. И что интересно, сумасшедшей она не выглядела. Безбашенной – да, но вполне вменяемой, живой. Не было этого налета безумия, которого я так боялся, пока ехал сюда. Получается, зря боялся?
- И как давно ты здесь? – спросил я чуть сорвавшимся голосом. В голове теснилась мысль, которую никак не получалось сформулировать.
- Лет пять где-то, сразу после окончания медицинского.
- И… как?
- Что как? – не поняла Психея.
- Ну, - я все еще пытался собраться с мыслями, а они все никак не хотели собираться, расползаясь, как тараканы, по извилинам и закоулкам мозга, - Понимаешь… сумасшедшие, они как-то ощущаются по-другому. И из Пространства выглядят немного иначе. А ты, смотрю, вполне в своем уме…
- А ты как думал? – улыбнулась Психея, - Это же не грипп и не свинка.
Кажется, она очень хорошо ухватила самую суть.
- Понимаешь… как тебя?
- Айс.
- Будем знакомы. Так вот. Безумие – немного не то, чем его принято считать.
Только я открыл рот, чтобы задать последний, самый главный вопрос – Цезарь дернул меня за рукав:
- Хватит болтать. Поехали.
А потом закипела работа.
Там и правда было, на что посмотреть. Зрелище висящего в Пространстве трехэтажного шикарного особняка обескуражило даже видавшего виды Цезаря, что уж говорить обо мне.
Согласно инструкции, за сутки мы и правда вынесли все, что можно было поднять, а также оторвать и открутить. Палата быстро наполнялась вещами и стройматериалом, а дюжие грузчики быстренько выносили барахло и грузили по машинам. Даже дорогущую дверь, помнится, кто-то из наших все же смог снять с петель. По окончании нашей работы дом сильно напоминал выеденную скорлупку от яйца – провалы окон без рам, там, где раньше была дверь – зияющий провал. Жутковатое зрелище. Даже как-то неловко стало. Вынося из Пространства последние остатки роскоши, мы, не сговариваясь, обернулись и «отвязали» дом от места. Так отпускают на свободу Летучий Голландец. Руби даже помахала вслед с виноватой улыбкой, как будто прощаясь.
До сих пор в Пространстве дрейфует одинокое трехэтажное здание с пустыми комнатами и без двери. Хотя, там и не такое летает. Нашего брата удивить сложно, тем более, теперь.
Я мимоходом подумал, что нашей Дворничихе теперь будет, где жить - самое то место для мифического персонажа. Мысль, не спорю, странная, но чего только в голову не придет после суток непрерывного физического труда, практически без перекуров. Хорошо хоть возле клиники обнаружилась столовая для персонала, где, к слову сказать, нас вполне сносно покормили за счет заказчиков.
О шкатулке я вспомнил лишь тогда, когда она попалась на глаза. Ее выловил Морт, и теперь бережно протягивал женщине с грустными карими глазами. Та, судя по всему, еле справлялась с эмоциями. Губы ее заметно дрожали, а на ресницах мерцали слезинки. Но она приняла шкатулку, как законная владелица, с таким выражением лица, какие бывают у людей, принявших решение драться за свое до последнего.
- Таак, что тут у нас? – раздался за спинами знакомый голос.
- Опять эта баба. Следит она за нами что ли? – фыркнула Роби, так, чтобы обладательница голоса ее слышала. Но «бабу» это не остановило, а, видимо, только раззадорило.
- Господа! – заорала она, - Это вопиющее нарушение!
- Что случилось? – это метерилизовался старичок в кепке.
- Дорогая, не кричи так громко, все же услышат… – и супруг легок на помине.
Через несколько минут все родственники собрались вокруг нас. Все было почти так же, как при первой встрече, с одной стороны – траурная делегация, с другой – мы. Только между нами не столик кафешки, а женщина, прижимающая к груди свою драгоценную шкатулку. И мы на этот раз стояли у нее за спиной, как маленькая армия. И она это чувствовала. Видимо, именно наше присутствие придало ей решимости.
- Господа, - ее голос стал тише и увереннее, поэтому даже на «задних рядах» замолкли разговоры. – Давайте решим все сразу, не сходя с места. Я сейчас открываю шкатулку, чтобы вы могли увидеть, какие великие ценности так боялись потерять. – Эти слова «великие ценности», она принесла с такой горечью и грусть, что родственники заволновались.
- Ну же, Фрида, не тяните! – раздался из-за спин чей-то нетерпеливый голос.
Фрида... вот значит как. А ей идет это имя.
Та, кого назвали Фридой, достала из сумочки изящный ключик на цепочке. Этот простой жест вызвал на лицах непередаваемую гамму эмоций. А когда ключик легонько щелкнул в замке и резная крышка, наконец, открылась – все вокруг, и мы, и родственники, выдохнули, как один человек.
В шкатулке лежали несколько цветных стеклышек и круглых камушков, старые фотографии, на которых неизменным было только одно – девочка с карими глазами. Еще там лежало маленькое зеркальце, небольшая куколка в потрепанном синем платье, и детский пластиковый браслетик с аляповатым цветком.
- Эту шкатулку я отдала отцу, когда он решил уйти от нас. Чтобы он вспоминал обо мне хоть иногда. Я собрала здесь любимые игрушки, камушки, которые собирала, когда мы ездили на море. Эту куклу отец мне подарил, когда мне было пять лет. А это зеркальце привез из командировки.
Теперь ее голос дрожал совсем уж заметно.
- Таких ключей было только два – у меня и у него. А сейчас я просто хотела понять, открывал ли он ее хоть раз? Теперь вижу, что открывал. Это самое главное. А теперь – Фрида окинула всех присутствующих расширенными глазами – Скажите, сколько вы хотите за эти «сокровища». Я отдам все деньги, которые у меня есть с собой. Домой могу и на попутках добраться. Ничего.
- Может, пригласить оценщика?... – начала было вполголоса приснопамятная скандалистка, но супруг оборвал ее решительным шепотом.
- Дорогая, хотя бы в память об умершем – побудь человеком хоть раз в жизни.
- Если возражений нет, - подал голос Цезарь из-за наших спин, - мы проводим Фриду до выхода. А вы, уважаемые, - это уже родственникам, - будьте добры оплатить нашу работу, согласно договору.
Такой ледяной вежливости я от него почти никогда не видел. Разве что в тех случаях, когда он не просто зол, а взбешен по-настоящему. Видимо, не только меня за живое задело. Цезарь только с виду твердокаменный, на самом-то деле ментальная чувствительность у него не хуже моего. Только он в руках себя держать умеет, а не спит на ходу, как я, чтобы уберечь разум от разрушения.

* * *
И только тогда, когда дверца черного катафалка захлопнулась за нами и маонстрподобная машина тронулась с места, я опомнился.
- Черт! Я придурок!
Вся конманда, как один, повернулась в мою сторону.
- Айс, ты в порядке? – всполошилась Руби.
- Я ведь так и не спросил у нее!
- У кого?
- У Писхеи – выдохнул я, - Мы ведь так и не закончили разговор о безумии.
- Вот оно что! – прищурился Эби. – На вот!
Он вложил в мою руку какую-то бумажку. Я несколько минут рассматривал начирканный на ней набор цифр.
- Что это?
- Ее телефон! – улыбнулся Эби.