Лиза Германн

– Что ж Германн? Как он нынче, Лизавета
Ивановна? Я слышал, он у вас,
в Обуховской. – В семнадцатом.
Но это
совсем не то, что Пушкина рассказ.
Он не картёжник, он и не тевтон,
пусть обрусевший. Что ж: угодно коли,
я расскажу о нём.
Он был влюблён,
как все влюбляются в четвёртом классе в школе,
так искренне, так нежно, так... смешно...
что, право, можно отморозить пальчик.
Мы сделаны из вещества того же, мальчик,
что позже обличает в нас говно.

"Ну, ты же проиграла – снимай!"

– Ну, что ты, Германн, как ты? – Я? Что я?
А ты, все вы – что...
– О, не начинайте:
"проклятые вопросы бытия" –
в семнадцатом? – вот там и задавайте.
Я не для этого принёс тебе носки, –
просил? – и книжку.
– Вот напрасно книжку.
Носки – спасибо. Знаешь, я с тоски
себе завёл здесь, скажем так, интрижку.
– Неужто?! Поздравляю! С медсестрой?
А может, с поварихой? – Санитары
у нас. А я не тот герой.
Не вышел рожей, то есть аватарой...
– Так что же? – Лишь пробьёт последний час
и "пусто-пусто" во всех окнах встанет,
мы собираемся... есть Пушкина рассказ,
у нас не то... но тоже – карту тянет
участник, загибает уголок...
семёрка, тройка, дама... но – молчок!

"Товарищ,  товарищ! Вы куда? Сегодня посещений нет.
– Я никуда. – Это можно."

– Вот он, конечно, помню: славный малый.
На общем фото во втором ряду,
четвёртый слева. Я их выпускала,
свой лучший класс, в семнадцатом году.
Вот Лизанька, приходит навестить
учительницу первую, с печеньем,
с вареньем... не могу простить
ей Германна. Господь простит, забвеньем.
Укрой меня, дырявая вуаль:
я в дырку высуну, что высунуть не жаль.

"Бегу, бегу, бегу – а словно резинки к ногам, щёлк – и вот,
опять я в Обуховской, и с носом.
– Это ещё ничего. У одного нос сбежал, и с концом. – Ужас!"

– Ну, что ты, Германн? Как ты? Что они?
– Спасибо за внимание, Создатель.
Они притихли. Ты переверни
двадцать одно – двенадцать, и предатель,
его зовут... – Я знаю. Он один
до верхних уровней дошёл, но я подсунул
ему туза краплёного. Ихь бин
нихьт гут.
– Ты что – немного дунул?

"Помню я, Соломон Маркович, вы нам обещали крылышки приделать."

Дождь кончился. Деревья за окном
роняют чистоту, и прямо в лужи.
Теперь темнеет быстро.
– Он потом.
– О ком вы говорите?
– Я о муже.
Он беспокоит, о, он беспокоен стал.
Всё ходит, ходит, словно ищет что-то,
и всё бормочет в нос, мол, загибал
он угол не тому...
– И вам охота
над этим вздором – голову ломать?
Ну, полно, Лизавета, время спать.

"Представьтесь, как положено! – Германн, нумер 17.
– Это имя или фамилия? – Это как нож острый."

– Включаю небо, звёзды вывожу.
Гляжу внимательно, ищу неторопливо
одну звезду, что сделаю счастливой,
и знаешь, Лиза – я не нахожу!

– Ты долго ждал, ты слишком долго ждал.
Я рассияла всё – звезда остыла...
Ах, милый: это старая могила,
я старая – зачем ты раскопал?
Так беса хочется, а ты не бес.
Ты сто сонат услышал, но пятнадцать
холодных дюймов – это постараться,
ах, это перегруз и перевес.
Ты долго ждал, ты слишком долго ждал.
Я рассияла всё, звезда остыла,
ты вытянул другую. Я забыла,
какой была, когда меня ты знал.

"Всё снимай, всё. – Я не умею.
– Дура, там кнопка красная R, нажимай?
– Это Я наоборот?"

Текст до и после огласовки –
два разных текста, сможешь – убедись...
Не знающий танцует на верёвке,
той, на которой знающий повис.

"Ничего не получилось. Придётся всё переснять."


22, 23 января 2017 г.