Не допускать произвола правщиков...

Я не вмешиваюсь ни в орфографию, ни в пунктуацию: я малосведущ как в той, так и в другой. Когда меня лишают всякого смысла, я не очень-то об этом печалюсь, ибо тут с меня снимается, по крайней мере, ответственность; но где его искажают или выворачивают на свой собственный лад, как это часто случается, там меня, можно сказать, окончательно губят. Мишель Монтень. // Я абсолютно спокойно отношусь к любым сокращениям, но вписывать что-либо – нежелательно. Чем талантливее вписавшее лицо, тем инороднее будет эта фраза или строчка. Вычеркнуть можешь что угодно, тем более что «Филиал» написан толчками, розановским (извини за сравнение) пунктиром, так что вычёркивать – одно удовольствие. Можно выкидывать целые абзацы, потому что весь текст – как связка сарделек. И это меня сравнительно мало волнует, но если кто-то захочет что-либо вписать, то останови этого человека. Теоретически, самое ужасное, если бы Достоевский что-то вписал в моё произведение. Сергей Довлатов. // Редактор – это специалист, который, плохо зная, что такое хорошо, хорошо знает, что такое плохо. Безымянный автор. // Редактор, как правило, верно указывает то, что нужно исправить, и предлагает совершенно неверные исправления. Элизабет Бишоп. // Чтобы править талант, надо быть гением. Вячеслав Сергеечев. // Столкнувшись со случаями редакторского произвола, Викентий Вересаев стал делать на рукописях своих произведений такого рода пометки: «Обязательное условие: сокращения, а тем более изменения – только с согласия автора; никаких вставок и дополнений без согласия автора». // Вы поручитесь мне, что ни единое слово не будет изменено в рукописи (как это было с разбитым сердцем в «Аббатисе де Кастро»). Стендаль – редактору журнала. // Правила, по которым я позволяю печатать себя: никогда не трогать моего текста, даже в области знаков препинания; если что не так – необходимо согласовать со мной – до напечатания; не разрешаю под своей фамилией печатать мои чины и звания, в данном случае «Лауреат государственной и ленинской премий». Считаю это бестактным, безвкусным и ненужным. Достаточно одной фамилии. Недавно «Молодая гвардия» под одним из моих предисловий без моего ведома поставила «Лауреат ленинской премии». Это так потрясло и расстроило меня, что я навсегда отказалась дать что-либо данной редакции. Мариэтта Шагинян. // Нужно проявлять щепетильность к своему тексту, не допускать произвола правщиков. Ведь это твои мысли, твоя боль, твои муки или твои радости. Юрий Олеша. // Вычеркнуть у автора даже самое короткое слово – всё равно что вычеркнуть всё. Гертруда Стайн. // Я должен в интересах всех писателей, а также и в моих личных интересах, провозгласить лишний раз моё абсолютное право мешать искажению своей мысли. Ги Мопассан. // Сложившемуся писателю редактор нужен только технический, а отнюдь не такой, который позволяет себе вмешиваться в сам творческий процесс. На Западе подобного института редакторов вообще не существует. Луи Арагон, например, не раз говорил при мне с присущей ему неистовостью, что он «убил» бы того, кто осмелится указывать ему, что и как писать. Тамара Иванова. // Построив ценой стольких усилий и мук какую-нибудь фразу, Флобер уже не допускал, чтобы в ней изменили хотя бы одно слово. Ги Мопассан. // На предложение внести поправки в одну из своих пьес Оскар Уайльд ответил: «Кто я такой, чтобы осмелиться править шедевр?» Когда пытались давать советы или редактировать стихи Гавриила Державина, он вопрошал: «Вы хотите, чтобы я переживал свою жизнь по-вашему?» Иногда редактор должен иметь такт, чтобы не поправить у автора даже запятой.