Сборник фантастики 2017-14

Семейные ценности.

В доме давно все спят, один сижу на кухне, размышляю над семейными ценностями. Что же не получается в этой жизни, всё не так? Хочешь, как лучше - денег недостаёт. Зато сделать хуже - и денег не надо. Что за установка, чья?
Тут слышу сопение за спиной, глядь - домовой: росту с два башмака, трубку мою сосёт, дым пускает. Я понимаю, сейчас заведёт разговор в духе - дескать, стоило отлучиться, коробок понастроили. И точно:
- Стоило отлучиться - понастроили. А мне куда и как? Кто ж надоумил строить с прямыми-то углами? Это ж на смерть делается... Кофей есть?
Я-то знал, кончилось, да стыдно признаться. Собственно, в гости таких гостей не ждал.
- Надо поискать.
- Эх ты, чему вас только учат? Магией, значит, не владеешь. - Прихлопнул он в ладоши... Бог мой, на столе две чашки, не из нашего сервиза. Дух сногсшибательный, сто лет такого не нюхал. Ну, значит, чокнулись, пригубили, тут домовой и говорит: - А хочешь, помогу?
От всякой помощи отказываться вредно. Кивнул. Тотчас в глазах поехало, смотрю - углы округляться пошли, все разом. Уже и не комната, а футбольный мяч изнутри, только с окном и дверью. Будто из спальной долетел стук, и снова тишина. На кухне табуреты яйцевидные, стол эллипсом, холодильник выглядит арбузом неподъёмным, и хвостик, значит, ручка...
- Э-э, милый гость, и кровать, стало быть, того...
- Того.
- Нет, верни всё, как было. Ты мне семейные ценности разрушил.
Он прихлопнул в ладоши, снова плоскости и пространства поползли в никуда.
- Тогда и на кофию не рассчитывай. Живи в своих квадратах. - Мою чашку прихватив, с  хлопком мой гость пропал, мою схватил, да свою не успел. Теперь по ночам пью тот самый кофе, из той же чашки, которая не пустеет. И разглядываю углы, которые построены на смерть.



ЗНАЙ, ДА ПОМАЛКИВАЙ. фант. рассказ

1.
Стоит услышать «нашего полку прибыло», тотчас припоминается тот первый день, когда в Преображенское прибыл я для прохождения службы. Дело понятное, кто будет воспринимать серьёзно молодого лейтенанта? Разве незамужние барышни, падкие на людей в форме. Раскатал губу… Благо, старший товарищ был рядом, просветил:

– Значит так: никакой самодеятельности. Здешние живут по старому укладу. Присмотрись сначала, а уж затем решай, как поступать. Молчуны – да, это со мной им проще, могут подойти. Зарекомендуй себя, там поглядим. Короче. Принимай, Былинин, хозяйство, а то совсем замотался на два участка. Личных записей не веди, в письмах не откровенничай, – ради своей же безопасности. Всё держи в голове, она тебе ещё ох, как пригодится… Да, я заночую у знакомого, ты привыкай.

Вообще-то прибыли под вечер, расположились в служебной хатке. Необъяснимое волнение я связывал именно с оторванностью от родных мест. Ведь говорят, где родился, там и пригодился. Только было что-то ещё: в этих лицах, в самом воздухе. Лейтенанта Сметану они Полковником величают, или по батюшке – Алексеевич. Знакомились – он имя своё назвал, да так, что я не расслышал. На прощанье подсказал, как вести отчётность, чтобы районное начальство лишний раз нос не казало. И потекли мои серые будни в глуши, и дотекли ровно до самого утра, до дурацкого свиста дудок, под аккомпанемент барабанов. Выстрелил на крыльцо, очей не разодрав. Детишки строем прошли, вооружены «до зубов»: щиты, пики да длинные деревянные мечи. Глазом не успел моргнуть – мимо калитки просвистел лихой всадник; лук за спиной, колчан со стрелами, при оружии настоящем… Боже!
 
Неподалёку грохнул взрыв, грянула пронзительная тишина. Сквозь тучную пыль едва рассмотрел шевеление за вторым перекрёстком. Будто слоны… Мамонты лохматые, уж не показалось ли: одни бивни чего стоят… Да что это я? Откуда?

Часы показывали без пяти шесть. Набросив китель, поспешил туда, где взрыв подразумевался… ладно, слоны, но не глухой же! Завидев меня, взрослые разошлись по домам, лишь за следующим перекрёстком кто-то старательно поднимал пыль. Пока домчал, и там все разбежались, лишь подросток продолжал упорно махать метлой, уничтожал улики, точно вышел на принудительный субботник. Три свободных метлы опирались на забор. Не по всей ширине улицы команда следы успела убрать, – я повернул к забору, где характерные вмятины уцелели.

Сорванец опередил, ткнул метлой в овальный след и размазал, следующий, ещё два рядом. Руки невольно сошлись на его плечах, развернул к себе лицом.

– Ты что творишь? (Страшно хотелось матом гадёныша причесать).

Он смело глядел в глаза, снизу вверх, машинально продолжал орудовать метлой. Опомнился я, отпустил шкета, стал поглядывать вокруг, натянув на лицо подобие улыбки. Не дождётесь! Выдержки у меня с запасом, а вот воронку обязательно найду, только бы опередить вышедших на субботник. Если же и там кого поймаю, стесняться не буду, отметелю…

Надо ли говорить, что и так понятно? Час с лишним убил – ни следа, ни намёка. Тотчас вспомнил про всадника, повернул назад. Издали заметил две метлы, аккуратно прислонённые к калитке. На ум пришли слова Сметаны… Помалу взял себя в руки, с крыльца огляделся по сторонам и захлопнул за собой двери. Через секунду приоткрыл, выглянул. Нет свидетелей моего позора, и ладно. Плавно притворил, устроил чаепитие. Электричество подведено лишь к моей квартире, завидуйте: я пью настоящий индийский… матом, матом… но не стоит. Полковник узнает, стыда не оберёшься. Один урок я, кажется, усвоил. Пусть хоть дракон прилетит, хоть марсиане на крышу – на-пле-вать! Ещё поглядим, кто кого!

И потекли мои унылые будни… ровно до обеда. Бинокль уже держу под рукой, вырабатываю новую привычку. Столпотворение на четвёртом перекрёстке, туда стекаются вооружённые жители со всех сторон. Мечи и луки, около двадцати с копьями… ага, пойдут грядки полоть. На-пле-вать! Строем уходят в сторону сада… следом, что ли, податься? Я же обещал Алексеевичу… Вспомнил! Юрой зовут. Юрий… как Гагарина! Вот так совпадение: он свою вахту отстоял – мне очередь. Да как он с ними ладил?

Ну, теперь-то вы поймёте, что не с тем связались! Табельный пистолет, фляга с водой, компас и бинокль… За удостоверением вернулся, – мало ли, кто-то ещё не знает, что Полковнику пришла достойная замена. Дверь плавно прикрываю, круть – мать моя! Говорили же, нельзя возвраща… не повезё…

Улицы, да и домов след простыл! За калиткой тропка вьётся, и лес под самый дом. И хоть бы сосны да ели, – ничего подобного! Сад, без конца и края, ягода на деревьях, клубника и черни… Прекрасно понимаю цель: они меня хотят поучить уму-разуму, чудесами покорить. Глазами хлопаю по сторонам. Хуже рекламы: и не помидоры, а красные, сплошь всё спелое. Груши не груши, на вкус ничего, можно, если с зарплатой задержат… Нет, у вишни совсем другой… А это что за бублики? На вяленый банан похоже, чуть-чуть… Это вообще, как сырой картофель. Тьфу! Выдержал бы желудок… О, гранёных орехов я никогда не… И такие орехи, и такие; карманы набивать не стоит, торчать будут; лопай, Егор, лопай, пока не видят!



Одним словом, что-то я заблудился. Не скажу, что в трёх соснах, но основательно. Хотел вернуться – хуже заплутал; где-то под вечер набрёл на возвышенность, навскидку – метров около десяти. Вдруг, и тут какой подвох? Мамонтов не видать. Эх, где наше ни пропадало?

Всё по правилам: компас по горизонту, лицом на север. Сошлась стрелка с отметкой, в норме. Всадник ускакал на север… тоже не имеет смыс… ладно. Преображенское где-то тут, ря… Впервые лишаюсь дара ре… На западе сошлись полки, доносится бряцание ору… Слоны! Они идут лесом, зайти собрались в тыл отря… Разведка проморга… В воздухе хлопают приглушённые расстоянием взры… Нереальность происходящего тронула до самых глубин. Где-то пекут мёртвый хлеб, прилипли к мониторам, ракеты запускают в то время, как здесь разворачивается сражение.


Здесь надо бы сделать отступление. С детства изучал обмундирование русских армий, не по фальшивым учебникам, а по редкой, возможно, в единственном экземпляре книге, художник неизвестный сохранил правду для потомков. Старичок продал, умолял – чтоб академикам не показывал: отнимут, да и самому не поздоровится, мол. Он мне про греческую цивилизацию и Римскую империю такого порассказал, что прям мурашки по спине. Коротко если, обе появились в 18-м веке, на бумаге, и карты, и скульптуры, и города – всё создавалось наспех, для написания «новой истории», где русичи спят с медведями и хлещут водку. Последыши пошли дальше: у них Пушкин стал эфиопом-карликом. Это о двухметровом блондине: при вскрытии могилы поэта, участники давали расписку о неразглашении. А ведь в школе преподают историю… Не предмет, а анекдот!

Сюда бы академика… так и тут правды не скажет: не велено! Передо мной – на том берегу Речи, семёновский полк, на этом – преображенский. Когда преподаватели докучали (учите, мол, матчасть), так и хотелось швырнуть в ответ: вы откуда знаете, что было именно так? Вам запудрили головы, теперь вы нам…

Протрубил сигнал. Стоят полки намертво, ни один воин не шелохнётся! И память возвращается как будто: в таких баталиях руководят жрецы, работают по мерам. Мечи – это духовые музыкальные инструменты; мощные лёгкие выдувают звук в тональности определённой, и преображается первая шеренга противника: люди бросаются в воду, чтобы течение унесло продиктованный облик.

Вот почему тела защищены латами из сияющего, легчайшего металла. Истинные размеры туловища, рук и ног, головы – вот что надо уберечь от ясных очей противника. О, эти воины знают, с чем имеют дело. В прежние времена полки отбивали атаки пришлых. Правило никто не отменит: похвалишься – лишишься. У предков так и вышло: к Чаше Жизни слетались гости с ближних и дальних планет, делились каплей крови, обменивались через Обряд мудростями. Позже появились разногласия среди жрецов: «Они готовы только брать, почти ничем не делятся!» – «Да пусть! С нас не убудет!» – «Хотел бы я посмотреть в глаза твои, когда гости вернутся с оружием и покорят великий народ!» – «Никогда не победят, пусть попробуют». – «Приведут с собой других. Те сделают всю грязную работу, а когда наших останется всего-ничего, права заявят на безраздельное правление. Но сначала подгонят спутник, подвесят на орбите и назовут… луной, так мне сказали боги». – «Этому не бывать!» – «На твоих очах вижу розовую дымку, кто-то из гостей наградил. Посеять рознь среди нас, потом прихлопывай по одному. Огромные машины выскребут планету до запасного, полуживого слоя, потомкам от добычи будет доставаться лишь двадцатая часть, всё остальное будет вывозиться за пределы. Животворящие синезёмы, зелёнозёмы, говорящие камни, всякую тварь, собирающую амриту, останутся пчёлы да шмели с осами».  – «Ну, вывезти все богатства – никаких подвод не хватит». – «Уверен? Уничтожат постепенно всё, что создали отцы и деды – язык, культуру, упразднят богов». – «Далеко смотришь, может, повернёт не так». – «Поживём – увидим».

2

В осадок выпал – не то слово. Домой-то я на следующий день вернулся, тропинка привела. Картина местности иная. Мне первый урок, как надо пускать пыль в глаза. Начальство из района: плановый наезд к избирателю, – так и того умудрились околпачить. Примкнул я к «правлению колхоза», терпеливо выслушивал восхищения полями, колхозным садом, видами на урожай. Поднимал стакан гость – удивлялся, что больше никто не пьёт:

– Может, тут не слышали? Горбачёва давно нет, можете смело!

«Председатель колхоза» сослался на строгость, от посевной до уборки никаких вольностей.

– Это правильно, на словах. Только жизнь подсказывает, что пьют везде и всегда.

– Исключения разве не бывают?

– Редко. Вот ты и есть исключение, подчинённые твои. В других районах… – Пьяные разговоры закончились мирным сном, а утречком правление всем составом проводило дорогого… уже никто не помнит, как по имени-отчеству: баба с возу… Потом я объяснял старшим, что значит пословица из внешнего мира. У них эти понятия в диковину. Полковник помалкивал до момента, пока не оказались с глазу на глаз.
– Нашим не говори, обидятся. Иная и к ответу призовёт, тогда не взыщи.

Призвать к ответу – всё равно, что превратить в животину какую. За эти годы, что он участковым, повидал многих в деле. Взять того же инспектора-пьяницу: как удалось внушить ему, что вокруг поля, мехдвор техникой забит? Он же называл марки тракторов и комбайнов, которые «видел» воочию, слушал доклад механика. Я умышленно отстал от комиссии, чтобы не лопнуть от хохота. «Председатель» пригрозил издали: лучше исчезни, провалишь мероприятие. Понятно, с районным начальством лучше ладить, заодно – дали понять и гостю: приедешь ещё, пить будешь в одиночку.


3.

Первый год службы пролетел, как один день. Да уж, повидал, так повидал! Зимою, скоростные гонки на санях, наперегонки, и на Масленицу снова праздник. Сани мчатся без коней, по прямой улице, хоть бы для видимости привязали, хоть ослика; как-то всё у них против законов физики. Снег лежит только на этой улице, на соседних всё цветёт и пахнет. Или клён стоял у перекрёстка, сегодня глянул – и уже сомневаешься, был ли. Теперь – хоть метеорит упади к ногам, хоть царь подземного царства явит очи, спросит о какой малости, ничему не удивлюсь, – так размышлял Егор Былинин, отправляясь в очередной обход владений. Участок огромный, за неделю не объедешь, вот с населением повезло. Не для протокола – чистые волшебники, стар и мал. Что до дамского контингента, слов не подберёшь подходящих: всех красавиц мира заткнули бы за пояс, стоило бы разок на подиум взойти. Таятся. Пусть натужная, крашеная красота правит бал, для настоящей сроки не пришли.


На самом же деле, хозяйство представляет из себя родовые поселения. У каждой семьи свои гектары, сады сплошные. Земля эта плуга не знает, потому лошадей не держат. Рощи с невозможными урожаями, сказать вернее. В центре рощи семейный дом-пятистенок, культовое сооружение, таинственные постройки, куда чужим нет ходу. В эти тонкости Былинина посвятил Полковник, перед тем, как приставил к делу. «Постараешься понять местных – приживёшься, внешние законы писаны для внешних. Нет – тоже подашь рапорт, как многие до тебя».

Вот как эти рощи выглядят из космоса? Чего доброго, найдётся человек, кто разглядит симметричные участки, чего в природе не бывает: ландшафты неповторимы. Здесь же – как под копирку участки: приметил дуб трёхярусный, километров через пять встретишь такой же, один в один; сфотографируй оба – не отличишь. Былинин раза три порывался уточнить у стариков, да в последний миг не решался. От них веяло абсолютной уверенностью, что им ничто не грозит. По мере накопления опыта, участковый и сам пришёл к такому же. Ничего худого не приключится, им вроде будущее видно, как день вчерашний: всё размечено по шагам и минутам. Это такая сила!.. И, как заведено в природе, на любую силу найдётся другая. В двух часах езды – посёлок Семёновское. Такое же устройство, только непонятная страсть к вражде с Преображенским. Корни её уходят вглубь веков, спрашивай, не спрашивай – не скажут. Не один пуд соли надо съесть совместно, чтобы просветили. А соль у местных не такая, как в городе, её приносят издалека, двенадцати видов, уж в этом-то Егор разобрался. Полковник пояснял, чем отличается живая соль от мёртвой, ну, которая натрий-хлор.

4.

В Преображенском Полковнику всегда сердечно рады, свой в доску. Вот и сегодня прикатил в гости, джип оставил где-то. При полном параде, Сметана выглядел моложе, чем… Впору засомневаться, как в той песне: «что-то с памятью моей стало». Радоваться тому, печалиться?

– С Новым годом, Егор Александрович! Ехал мимо – дай, думаю, загляну. У супруги юбилей на носу, решил обратиться к твоим подопечным. На ложке старинной, второй такой не сыщешь, пусть гравировку сделают, текст прилагается. Не возражаешь? – Ложку старинного серебра, с вензелями, показал и сунул назад в карман. Услышал бы его просьбу посторонний – за голову схватился: один фонарь на деревню, да и тот не всегда горит; какая гравировка? Ни плуга, ни лопаты!

Полковника я изучил малость, не просто так приехал. Убедиться хочет, что инструкции блюду, что люди не нуждаются в защите от произвола, да мало ли ещё чего. Прошёл в калитку, ёлочки новогодней коснулся взглядом. У местных Новый год приходится на двадцать первое июня, живут по своему календарю, и нам лучше помалкивать, просто принимать данность.

Нам с Полковником известно куда больше. Нет надёжней инструмента, чем верное слово, а точнее – звук. Дед Соловей при мне как-то выдул из ствола дуба полсотни труб, одна в одну – как годовые кольца. Из труб тех получились желоба, по ним и помчала водица. Воду родника отвёл от дороги, пустил вокруг своего надела по кольцу. Канава будто сама образовалась, в неё и легли те трубы… Раз двадцать я останавливался у самотока и изводил себя вопросом: как обычную воду можно заставить ходить по кругу, не имея насоса, лопат и прочих достижений? «С водицею нужно договариваться», – вот и всё объяснение.

Идём к дому Соловья, детишки не отстают, всякое слово хватают на лету. Уж который раз ловлю себя на мысли, что мы для них – как обитатели клеток в зоопарке. Боюсь, поначалу и я о местных думал так, уже не помню. Присматривались мы друг к другу, пусть и не сразу, но приняли, как неизбежность. Всё изменилось в один день. Проходил через посёлок старец, в одеждах странного покроя, имел беседу со стариками. Я прекрасно понял, речь обо мне. Подумалось потом: он наказал беречь то, что есть, пришлют другого – будет хуже.

У дома Мары подростки крутили «бочку мух»… Какая сила заставила мух сбиться в правильную фигуру и ходить по кругу, даже не представляю. Аж черно: такого нигде не увидишь! Выходит из дома напротив человек, мешок накидывает на «бочку» и уносит… Что ни день, всё новые проекты; с мухами, кажись, переборщили: по сути – бесполезное занятие, если не ведать, что к чему. Война шутейная, собственно, и не война – забава.  Меряются силой постоянно, наносят показательные удары с расстояния; то с Семёновского прилетит привет, то наши подкинут им загадку.

С непрописными трудновато, спасибо Полковнику, надоумил: «Про законы забудь. Их законы мудрее и живучей. Нет – пакуй чемоданы, как не один десяток предшественников. Нам с тобой у них поучиться, да язык держать за зубами, и всё сложится, как надо». С того дня в район сводками уходила «липа»: «Родилось 32, умерло 40». Именно такое соотношение должно устраивать далёких кураторов, и никому не придёт в голову устраивать проверки. Вымирает? Всё путём.

Народ гуляет, Новый год празднует. Пострел навстречу, в руке свёрток. Полковник прихлопнул по карману – пуст. Соловей опередил, ноги чужие пощадил. Сметана принял свёрток.

– Поклон деду передай! Уважил. – Протянул руку Былинину. – Ну-с, пора назад. Выбери время, заскочи к нам. Жена будет рада.
               
                *    *    *

Полотнище это всякий раз принимает новый облик: то будто поле пшеничное колосится, то гладь недосягаемая, голубиная усыпляет разум, то фонтана импульсные струи очи веселят. Мелькнёт, бывало, метеором день и месяц, то год и два не меняется картина: торчит айсбергом в зеленоватых волнах, пока работники морские не подточат основанье, и в одну минуту опрокидывается вершина, обнажая источенное течениями днище… У Его Величества Времени обликов не счесть. Сегодня выглядит, как судна бесконечный борт, сторожко пробирающегося средь берегов отвесных, и я торчу на берегу, пытаюсь оценить величие момента, да вновь вместить не в силах.

О том, что тогда со мной случилось, я, наверное, и Полковнику не расскажу. В тот день, когда я заблудился и поднялся на возвышенность, не сразу обнаружил, что она отмечена двадцатью четырьмя валунами. В какой-то момент зазевался, как выпал из реальности, и даже испугаться не успел. Молния шарахнула в ближайший камень, оставила отметину из осколков, которые легли спиральными кругами. Видимость упала до нуля, затем из-за леса вынырнул десяток вертолётов, без опознавательных знаков. Люди в незнакомой униформе умело выбрасывались на тросах, целились на поле сражения полков. У меня сжалось сердце. Против автоматического оружия, у селян нет ни единого шанса. Ноги понесли, правда, недалеко: раза два кувыркнулся, ощупал себя. Вроде ничего. Поднялся на ноги.

Прибывшие прочёсывали берега Речи, но кроме травы и я там ничего бы не нашёл.
27.08./19. 09.2017.




ДОЛГИЙ ПУТЬ или КАК Я СТАЛ МИЛЛИОНЕРОМ

Науке стали известны случаи побочных эффектов при употреблении экспериментального напитка «Звёздная болезнь». Вот один из таких.

Когда он говорил в микрофоны, как упорно откладывал каждую копейку, вокруг головы  порхали тени и шептали: «Говори Правду, не лги!»

Кто поверит в ту правду? Продал сто двадцать метров кабеля. Это если начать с конца. Если по порядку, то дело обстояло так. Эти сто двадцать метров стоили мне почки. Охрана космодрома других расчётов не признаёт. Мало того, шпейр-лейтенант пояснил, что кабелю цены нет: «Дешевить нет, глупо. Метр стоит, как самый упакованный яхт, ни копейка менше». С пришельцами почти обо всём можно договориться; вон – Петька поставил зубы у них, за пятнадцать секунд… Правда, с тех пор Петьку никто не узнаёт, кроме матери: жрёт всё подряд, консервный нож не нужен. Да, но мать есть мать. Сама смазывает ему машинным маслом челюсти, водит экскурсии, – одним словом, переступили черту бедности. Что касается меня, то как-то сразу поумнел. Получается, с почкой продешевил. Купил у мэра, – тот тоже рискнул пересечь черту бедности. Его почка, как оказалось, характер имеет прескверный, я того не знал, а хозяин избавился… Умнеем, умнеем, день ото дня. Я уже побаиваюсь финиша. Головные институты Родины закупают кабель наперегонки, но, из-за урезанного финансирования сферы, не многие могут позволить себе десять сантиметров: три или пять – это уже достижение для директора. Они словно друг перед другом хвастают, по каким сусекам прошлись, скольких сотрудников уволили. Престиж превыше всего. И вот я имею сто девятнадцать метров кабеля, ношу на себе круглосуточно; если суждено кому украсть, пусть уж вместе со мной. На ловца и зверь бежит,– заехал на днях погостить Зюганов, лично, стал рассказывать, как в стране был повальный голод, и Ленин сдал свою золотую медаль. 

– Твой черёд послужить отечеству пришёл, – намекнул он.

– Пусть сначала Петька послужит. Если заслужит грамоту почётную, тогда и я подумаю.

Помощников у лидера компартии слишком много. Прямо из папки один достал красивый бланк, собственноручно заполнил два экземпляра.

– Тебе и Петру, со всеми печатями.

Я умнел уже не по дням, а по секундам; этой грамотой помассировал лицо тому помощнику, кто заведует типографской продукцией. Лидеру – постеснялся. Он же способен заблуждаться, как все, не всем же умнеть космическими темпами. Я сочувствовал этим тёмным людям, уже подумывал, как одним махом народ свой сделать богатым, и на тебе, – пригласили в Белый дом, потом в НАТО… События завертелись, как беличье колесо: супер-звёзды в невесты лезут, с одной уже лёг на брачное ложе, и тут мой знакомый шпейр-лейтенант возник в опочивальне: «Выручай! Завтра ревизия!»

– Гарантии?

– Да вот, сколько хочешь. – Протягивает пакетик со знакомой почкой. – Мы клонировали твою, пришили всем, и экспедиция пошла в загул: все что-то крадут, продают. Командование отдало приказ свернуть миссию, сразу после ревизии…


Они улетели точно. Почка у меня в пакете, чему-то радуется. Собственно, мы оба рады. Мы-то с ней точно спасли человечество, не какие-то американцы. Миллионы моих почек расползлись по Вселенной и, надеюсь, тоже рады. Уж постоим за Землю-матушку, держитесь, гады!
08.08.17



БОМБА (6336 знаков)(гротеск/сюр= на любителя)

Вот не с кем поделиться, так что помалкиваю с оглядкой. Дни напролёт дописываю оригинал – продолжение «Евгения Онегина», осовремененный материал «Куда засунуть ваучер». Кому-то надуманной покажется проблема, ерундовой, но, в силу характера и должности, на вызовы быта следует отвечать со всей ответственностью пролетарской.

Да, что ж о других, пора о себе подумать. С лица, глядись в зеркало, не глядись – чистый Пушкин. До восьми вечера, пока не появляется сожительница, с обычным: «А ну!» И начинается другая часть суток. Она подруге сообщает по телефону: «Он собирается в сапоги и выдвигается на службу.  Ой, подруга, как я от однообразия устала!»

Между тем, выдвигаюсь, правда. След заметая, ложусь в троллейбус, потом в метро, на крыше предпоследнего вагона, затем с толпою пьяных, кого не впустили турникеты, выглядываю на поверхность. Если всё в порядке, на трассу двигаюсь, накрыв голову газетой. В сорока километрах от подъезда базируется девятый наш, десантный полигон, на котором замаскирован склад секретный. Заведую им безупречно, не имея конкурентов, аж с 1945-го. Завидую тем, кто не догадывается даже. Незаметная должность позволяла уцелеть в бесчисленных баталиях. Развал Союза, демократы, отставка тоже не грозила, смерть обминула, – дыши кислородом и не возникай. В моей секретной службе не полагается зарплата, иначе враг вычислит по платёжкам. На прошлой неделе, есть ощущение, америкосы вычислили, жду результата. Так ведь сигналю, пусть телепатически: «крот» в ведомстве завёлся»! Ищите, моё дело сторона. Они ведь думают (тут я поднимаю очи в гору, как всякий раз, начальство поминая неким словом), на месте этом кто-то другой донашивает службу, по определению, я давно не должен. Так что бардак не всем помеха. 

Трасса опрометчиво не пустела. Что водителям в столь поздний час неймётся? Закон на запрет телевизоров ещё не написан, как на приёмники в сорок первом; мать не сдала полицаям, потом партизаны слушали Москву… Стоит поднять руку – останавливается первый, даже не спрашивает, куда везти. Меня тут знает каждая собака.  Нет, случается новичок причалит, так на этот финт заклинание найдётся: «…иначе конфискую в пользу родины любимой». Работает заклинание безотказно, да и не к спеху: на полигоне, между дневными и ночными стрельбами воцаряется затишье. Прямо к шлагбауму водитель подвёз, нарезал подосиновиков полмешка, на деньги даже не взглянул: «Мне и этого довольно», – добычей потрясая, возвращается за руль.
Как обычно, рядом с часовым околачивается Гитлер, – вечно побирается: дай закурить. Как-то спрашивал его: что заставило изменить привычкам? – «Так не только закуришь! Посмотрел бы на тебя, когда в ящике запрут, в котором хранили двойника». – «Кто хранил?» – «Да пришельцы!.. Ты с Луны свалился или прикидываешься? Земля колонизирована Сириусом, а ты – ни сном ни духом?» – «Что ты хочешь сказать, Адольф? И Адольф ли? Русский откуда знаешь?» – «За семьдесят лет выучил, теперь китайский и санскрит идут, правда, со скрипом. Что касаемо меня, как бы ты поступил на моём месте? Двойник наломал дров… Вот, собираюсь вернуть себе доброе имя. Не брошу курить, пока не верну, клянусь. И твоя бомба, может статься, в этом деле – мой резон».

Адольф прав, имеется в моём подчинении такая бомба. Имя у неё старомодное: «Получи, Берлин, к 9-у мая!» Если кто не в курсе, 8-го капитуляцию подписали, а эта красавица должна была на крышу рейхстага приземлиться. Её уже прикатили на взлётную полосу, механики верёвку долго искали – уж слишком нестандартная махина получилась, прямо из КБ, так ещё и самолёта подходящего пожидали, чтобы поднял… Одним словом, Париж и Варшава не вспотели, в Лондоне уцелели стёкла. Честно если, службу сослужила лучше, чем если бы уронили. С той поры несёт специфическую, мирную нагрузку. Напоминает артиллеристам бравым, что она рядом: промажешь по мишеням – будет всем. Вот чем куётся мастерство повелителей огня, не на пустом месте. «Получи, Берлин» взрастила пятое поколение артиллеристов, которые, случись война, уже ничего не решают. Но исправно, в восемь утра подходит к складу состав железнодорожный, грузят солдатики на платформу один контейнер, другой выгружают. Всё для «друзей» с космическими глазами, как предложение – угадай-ка: привезли или увезли. Но кто лучше знает? Лежит себе на складе, под пластилиновым замком (моё изобретение: повесишь обычный – снимут). «А город подумал – ученья идут». Даже семейные ценности в чём? Не будут рожать, пока не уверены, что не на погибель. Аптекарь знакомый говорит, презервативы не покупают, всем приспичило, пока мирное небо. Скептики приводят статистику: перед войной больше мальчиков рождается на свет. И что? Под статистику начинать войны? Да я любую статистику выдам на принтер, только до клавиш доберусь…

Под утро, пристраиваясь к тёплой попке подруги, я вновь готов ответить на обычный вопрос. «Замёрз?» или «Дождь?» Сегодня что-то пошло не так.

– Сон приснился, будто американцы прилетели да бомбили твой склад.

– Надо же. Что дальше?

– Недремлющая служба вычислила, пространство закрутила против часовой стрелки.   

– Так оно и было. От брюха оторвались четыре штуки, сам видел, только сразу испарились, будто про них забыли. А ведь где-то ахнет.

– Ладно, отдыхай. Главное – чтобы не по соседнему дому, не то окна придётся стеклить…

Вот, кажется, и всё на сегодня, ей скоро на работу вставать, но разговор получил продолжение:

– Ой, мне ж сегодня рожать!

– Да? Почему я не знаю?

– Ой, а то не видел?

Я приподнялся на локте.

– Напомню, славная моя, я охраняю государственную тайну, некогда глазеть по сторонам! Э… кстати, кто на воплощение собрался, знаешь хоть?

– Конечно, спросила. Гитлер… Ну и пусть, пусть спортивный инвентарь, или, погоди… спортивная лотерея. Где-то слышала. Пусть бу… Что с тобой?

– Ничего, поперхнулся. И это… Наш сын будет курить.

– Зачем же закладываешь такую программу? Папиросная бумага пропитана героином, не знаешь разве?

– Я говорил с ним тоже, привычку он выбрал сам, я не посмел перечить.

– На вседозволенности решил преференции заработать? Ну-ну!

И ни слова больше. От волнения, она забыла и стала краситься, одеваться. Кто ж станет отговаривать, если человек рвётся на работу, живёт ею? В крайнем, «скорая» и с работы забирает, законам вариант пока не противоречит. Лишь поцелуем дверь закрыл, вернулся к карточным долгам. И снова в зеркале я – Александр Сергеич. Подпольную свою тетрадку на божий вынес свет, под солнце. Ра – лучший из редакторов, всё понимает, в отличие от издательской машины. Итак, на чём остановились? Как Ельцина скинуть… оне с Горбачёвым оборонку положили так, что приходи и бери. Да-с, с рифмой получается не очень, но местами, если совместить 48-ю и 1003-ю строки, 10945-ю и 32-ю, очень даже наблюдаются созвучья. За такое полагаются награды: Озвучиваешь – за окном цветут каштаны вновь, только колючек вместо – груши. Вид из окна всё краше. На пешеходном переходе валяется форма патрульного, жезл рядом. Заразительное поветрие по улицам промчало, по городам и весям; в аэропорту столпотворение, – хлынули из-за границы чемоданы денег…

Я не собирался применить бомбу, только в мыслях порывался, боролся с сомнениями и подбирал день. Опять опередила. Придётся надпись изменить, вместо «Берлина» что-то подходящее начертать, посовременнее чуть-чуть.
Связь наладилась, продолжаю беспримерный труд:
«…Ах, мой Евгений! Семейных уз тебе неведом плен!
Могучих крыльев тень всегда мешала приземлиться.
Как плюнуть раз, тебе влюбиться,
Но сколько их позади, отравленных и вскрытых вен…»
17.06.17 г.


ШАРЫ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ

Катя вышла на улицу с воздушным шариком, фиолетовый цвет его был настолько насыщенным и ярким, что привлёк внимания головорезов. Семеро штатных снайперов слетелись к цели и давай поливать из рогаток. И что бы вы думали? Ни одного промаха, но результат - будто все в молоко. И закипели страсти, сначала квартал, потом район. К конце третьего дня уже милицию подняли на ноги, КГБ и спецназ...
Когда дедушку Кати выводили в наручниках, толпа соседей прятала глаза, кто-то всхлипывал.
Генерал, понимая, что надо сделать обращение к нации, взял мегафон:
- Граждане, напрасно мыслите старыми категориями. Магу не место в приличном обществе. Эдак мы положим всю промышленность, если авто будут служить по сто лет, шары не лопаться. Ну, короче, всем разойтись! А девочка Катя пусть подойдёт ко мне... Так, это ты и есть? Вот скажи, ты видела, как дедушка... мням-мням, изобрёл этот... мням-мням предмет быта?
Она кивнула.
- А сама смогла бы?
Она кивнула.
Генерал поднял руку, ладонью к погону слева, пошевелил пальцами: "Наручники. Я хочу лично их применить... мням-мням.... найти им достойное применение". Подчинённые поспешили предоставить личные, носимые экземпляры.
- Иди, моя хорошая, иди ко мне, я постараюсь не причинить много боли. Оно только в первый раз... мням-мням... кусается.

Небо загремело жестью листовых туч, солнце спряталось. Город лишился двух магов сразу, кто собирался осчастливить граждан, показать, что мир устроен иначе. Спецслужбы вновь оказались на высоте. Угроза государству ликвидирована в кратчайшие сроки.



23.06.2017г. Бывает и такое: экспромтом льётся - почти не требует доводки. Вот и на форуме "Фантасты. Ру" рождается такое. Тема нынешнего конкурса -

Семейные ценности.

В доме давно все спят, один сижу на кухне, размышляю над семейными ценностями. Что же не получается в этой жизни, всё не так? Хочешь, как лучше - денег недостаёт. Зато сделать хуже - и денег не надо. Что за установка, чья?

Тут слышу сопение за спиной, глядь - домовой: росту с два башмака, трубку мою сосёт, дым пускает. Я понимаю, сейчас заведёт разговор в духе - дескать, стоило отлучиться, коробок понастроили. И точно:

- Стоило отлучиться - понастроили. А мне куда и как? Кто ж надоумил строить с прямыми углами? Это ж на смерть делается... Кофе есть?

Я-то знал, кончилось, да стыдно признаться. Собственно, в гости мы таких не ждали.

- Надо поискать.

- Эх ты, чему вас только учат? Магией, значит, не владеешь. - Прихлопнул он в ладоши... Бог мой, на столе две чашки, не из нашего сервиза. Дух сногсшибательный, сто лет такого аромата не вдыхал. Ну, значит, чёкнулись, пригубили, тут домовой и говорит: - Хочешь, помогу?

От всякой помощи отказываться вредно. Кивнул. Тотчас в глазах поехало, смотрю - углы округляться пошли, все разом. Уже и не комната, а футбольный мяч изнутри, овальные окно и дверь. Будто из спальной долетел стук, и снова тишина. На кухне табуреты яйцевидные, стол эллипсом, холодильник выглядит арбузом неподъёмным, и хвостик, значит, ручка...

- Э-э, милый гость, и кровать, стало быть, того?

- Того.

- Нет-нет, верни всё, как было. Ты мне семейные ценности не тронь.

Он прихлопнул в ладоши, снова плоскости и пространства поползли в никуда.
- Тогда и на кофе не рассчитывай. Живи в своих квадратах. - Мою чашку прихватив, с хлопком мой гость пропал, свою,правда, не успел. Теперь по ночам пью тот самый кофе, из той же чашки, которая не пустеет. И разглядываю углы, которые построены на смерть.

Городская мистика. Начало.

В одном городе не было аптек. Попривыкли граждане: несварение - ступай на вулкан, поужинай пеплом, микроэлементы всякие полезные, лёгкие нарокотические снадобья. Прознал про сие чудо Мотя, проезжал мимо. Нанял Мотя бульдозер и пятнадцать самосвалов, сгрёб в одну кучу микроэлементы и поставил сверху аптеку. Теперь все к нему ползут за порошками, с рецептами и без. Но исцелений от порошков тех не случалось. Видимо, когда были дармовые, работали. Бизнес могет сгубить самое здоровое начало. Да, а где же мистика? Провалилась аптека в микроэлементы, вместе с Мотей, а ветры смели кучу на прежнее место. С тех пор у горожан появилось стойкое выражение "ступай в аптеку". Не обидное, но со смыслом.
Оглянулся, экспромпт не удался. Но - что есть.


ОПОРА

На бабушке не было лица, её безоговорочно приняли в группу. В столбах пыли, под завывание «волчков», которые разносят здания в пыль, здесь она казалась неуместной. А ещё эта видавшая виды коляска: с нею бабушка выглядела самой удобной мишенью, и то, что до сих пор жива, следовало бы назвать чудом. Наши бывшие благодетели разносили квартал за кварталом, точно собирались истребить само упоминание, что такой город существовал. Улицы превращались в полосы препятствий, парки в буреломы; стадион «Динамо» стал воронкой с оплавленными краями, глубиной около километра. Точечные удары направленного действия напоминала игру в кубики: небоскрёбы как бы слипались лбами и застывали шалашами, то замирали под разными углами, предлагая иной взгляд на возможности архитектуры, в условиях конфликта с противником, а своё серьёзное превосходство он доказывал ежедневно. Город стал совсем чужим, о былой славе шептали таблички с названием улиц да кое-где возвышались и скрипели щиты. С уцелевших таращили глаза зэты, или серые. Обещали светлое будущее, которое теперь с трудом угадывалось в пылевых облаках, в атаках истребителей, в пустых глазницах окон.

Бабушка явилась к нам, как олицетворение отчаянной смелости: дескать, нечего бояться; смерть на миру да от руки врага – о таком только мечтать… Про реинкарнацию нам говорить не нужно, это давно известно, но вот повстречаться лицо к лицу со смертью, без специальной подготовки, м-да, не всякий согласится. Чик – и нет тебя здесь, из соседнего пространства просто наблюдаешь, чем закончат бывшие товарищи твои. Спрятались, твоя гибель их предупредила. Теперь ты дух, и ни один «волчок» зэта тебе не повредит.  Ты уже недосягаем, и отсюда есть два пути: присоединиться к убитым прежде, а можешь продолжать борьбу, как невидимый разведчик. Одним усилием мысли тебе ничего не стоит проникнуть в штаб зэтов, на совещании генералов побывать и запомнить график вылетов. К своим вернуться, сведениями поделиться – лишь бы кто расслышать смог.

Кажись, наша Куда умела. Прозвище «Куда» прилипло сразу к ней не даром. Стоило повернуть не туда – и получите. Это сегодня, вспоминая те дни, я преувеличиваю какие-то моменты, зная, что за человек был рядом с нами. А так – кто особо обращал внимание на старуху с коляской? Вечно мурлычет что-то себе под нос, роется в руинах; второй зонтик нашла, третий – в коляску. По молодости таких в руках не держала, хоть теперь порадуется. Не привередлива, это правда: может и кроссовки присмотреть, померить, - выбирать не приходилось. Но как меня в оборот взяла! «Опорин, говоришь? Знавала одних. Дед был знатным кузнецом. Ты часом не правнук?»

– Кажется, нет. Однофамильцев хватает. – И то правда. Согнали народ с земли-кормилицы, кто там остался в деревнях? Молодёжи не дали перспектив, вот и вымирает земледелец.

– Опорин, – пробормотала мечтательно. – Значит, опорой станешь тем, кто выживет. Не красней, как красна девица, призвание твоё.

Мне, самому молодому, отвечать за выживание группы? Господи, я же ничего не умею! Булочник Семён пусть возглавит. Или Сапожник Ваня. Люди многоопытные, мне у них поучиться… Опора. Группа таяла на глазах. Передвигаться по улицам в условиях неожиданных обстрелов дело нерадостное, и сидеть на одном месте ничуть не лучше. Каким-то образом зэты обнаруживают наше новое убежище, наносят мощнейшие удары. Уносить ноги, прятаться, и только к ночи сделать передышку, потери подсчитать, почистить перья – такой вот распорядок дня. Всё перепробовали: и по три-четыре шли, и по одному, счёт потерь не уменьшался. На беду ли, на счастье ли, в команде появилась бабушка Куда. Совсем свежий случай. Решили, скажем, в сорок восьмом ночевать, она своё: «Куда вас понесло?» Переночуем в тридцатом. Гонца отправим утром, возвращается и сообщает: «Живого места не осталось». Раз, второй – и к словам старушки, хочешь не хочешь, прислушиваться станешь. «Куда ты? Здесь воняет», – и подвал забракован, ищем другой. Кто знает, от чего на самом деле уберегла наша Куда.

Есть ли запах у смерти? Вдруг она что-то умеет распознавать?

Лично ко мне стали приставать наши: с чего она к тебе проявляет интерес? Так она к каждому подойдёт, подбодрит; на себе не видно.


Как-то к группе прибился человек. Бывший майор осмотрелся и возглавил группу, очень старался, организовывал питание и ночлег – то, что и до него организовано неплохо, и погиб, как прапорщик. Просто в голове не укладывается, как так можно: заметил противогаз в подсумке – ну, пройди мимо!

Мина и была рассчитана на прапорщика. Бабушка Куда не постеснялась, порылась в карманах его одежды, выудила дюжину документов на разные фамилии и звания. «Прапорщик Зелёнка Василий Петрович, служба мат. обесп. продовольств.» – значился по одному покойник. То-то бабушка выражала недовольство: «Ему до майора – как младенцу до невесты».

Три дня назад нас было четырнадцать. В процессе выживания, группа потеряла менеджеров, стоматологов, адвокатов и шесть девиц древнего…  сословия. А всё проклятые телефоны: зэты постарались – обеспечили улицы зарядными устройствами. Бабушка предупреждала – выбрось эту дрянь. «А ты, старая афериста, поднимешь, да? Небось, полколяски телефонов натырила». Я пытался пристыдить имущих: «Нас вычисляют по вашему телефону! Как в тире!» Возражения оригинальностью не отличались. В итоге – минус «десять». Сапожник Ваня, Булочник Семён да мы с бабушкой уцелели. Командовать приказали мне, а я не умею. «Теперь ты наша опора, Опорин». Снова мне. Приказы в виде просьб мои подчинённые исполняли подчёркнуто быстро и демонстративно. Оставался приторный осадок от этого спектакля, не знаю, назвать ли это везением, но список потерь с тех пор не пополнялся. Группа удачно избегала обстрелов, сам не понимаю, как у нас получалось. Иногда задержаться с выходом – не угодить под «волчка». Тут бабушка начинала капризничать, ни с того ни с сего: нам её коляска сильно тормозила переходы. Канистра с водой, а что ещё в пакетах и коробках, мы не знали. С сокровищем своим она не расставалась, приходилось делать скидку на возраст и заморочки.


Так и скитались по родному городу, следя за небом. Редкий небоскрёб уже мог похвастать двумя-тремя этажами, по иной улице можно полдня идти – одни фундаменты да горы обломков. Сегодня повезло. Этот перекрёсток казался нереальным. По правую сторону уцелела рекламная тумба, остановка со скамейками, светофоры и дорожные знаки, где им и положено быть; сами дома не имели следов войны, в окнах отражалось небо привычного серого цвета. Точка ни разу не подвергалась обстрелу.

– Как Хиросима перед встречей с бомбой. – Сапожник отпустил поручень своей коляски, вышел в центр перекрёстка и осмотрелся по сторонам. – Думаю, лучше убраться подобру-поздорову, как считаешь, командир?

– Не возражаю.

Бабушка Куда не дожидалась «приказа», с удовольствием отметила чистоту тротуара и уже заворачивала за угол, как тишину порвал знакомый звук. В небе завязалась битва. Четыре тарелки нападали на пятую, выстрелы иногда напоминали шуршание бумаги, иногда – как удары камнем по трубе. В стороне тоже одну долбили с трёх сторон. За стадионом около двух десятков расписали небо. Булочник оказался справа, локтя коснулся:

– Кажись, я понял, почему старуху не подстрелили.

– И почему?

– Самое уязвимое звено. Её убьют последней, как разделаются с нами.

– Не убьют. – Конечно, я очень надеялся на это, мало того, во мне появилась уверенность, что так и будет. Наблюдая за сражением, спросил, глядя в ухо Семёна: – Вот что не поделили?

– Так это… Разные они, с разных планет. Нам не понять.

Воздушный бой помалу затихал и откатывался на запад. Там выскочили полдюжины тарелок, и те, что над нами одержали победу, бросились туда. В стоячем воздухе разносились те самые звуки: вж! Из-з! Вш-ш! Десять минут тузили друг друга, пока две тарелки не пустились наутёк. Интересно, чем закончится погоня. Может, у кого скоростные качества повыше.

– Где Куда?

Втроём пустились по следу, она успела далеко уйти. Чуть прихрамывая, почти добралась до кинотеатра «Восход», до его развалин. Припустили. Для полного счастья, не хватало… Как мы летели! Метров сто пятьдесят оставалось – откуда вынырнула тарелка, никто не видел. Истребитель её засёк и лёг на курс. Нам бы самим укрыться, ведь на одной прямой, но нет! Успеть – никак не успевали, и тут произошло нечто. Наша Куда вдруг поклонилась в пояс – и выпрямилась другим человеком!! Со спины смотреть – ладный мужичок, в белой рубахе до пят. Лицом к врагу, без сомнений. Вот воздел правую руку, ею прочертил в воздухе неполный круг, и дёрнул на себя… Тарелка трижды кувыркнулась в обратную сторону, затем плашмя свалилась на останки кинозала. Сдетонировал боезапас, пламя брызнуло из швов. Член экипажа из люка показался, глянул в нашу сторону и рухнул на горячий корпус.

– Ясно, серый.

– Зэт, иначе говоря. Кто же те, кто с зэтами схватился? – Семён привычно шарил по небу. Я тоже поглядывал по сторонам.

– Всем нужна Земля. Но кто-то нам друг. Только не зэты.

Старик развернулся к нам. В его глазах читалась укоризна. Куда быстрее приближался он, чем шевелил ногами, – это уже чудо. То, первое – куда чудней. Мороз по коже, оторопь и лёгкий ужас. Колдун. Кто там ещё? Жрец…

– Волхв, – с его сорвалось уст. – Давно то было, вот также танки жгли под Курском. Помогали за обещание поведать правду и нас не притеснять. Война закончилась – обещание забыто. Ну, да мы другого и не ждали. – Он помассировал ладонь, которой только что поверг врага. – Ступайте с миром, я вам не судья. – Перечеркнул каждого из нас знаком молнии, кивнул и зашагал на север.
Семён коляску подхватил, собрался догонять. В ушах прозвучало: «Вам оставляю, пригодится».


Синевы такой не видели давненько. Категорическая, неисправимая. Кажется, только в голову не била, зато её впитывали глаза. Все, кто оказался сейчас на перекрёстке, пострадали одновременно. Сапожник, Булочник и я. Синими глазами увидели друг друга, поняли, что ближе и роднее нет. Среди развалин города, уставшие изрядно от нищеты, от царства хлама, каждый понял, что всё худшее позади. Что именно сегодня…

Из этой пронзительной синевы хлынул поток крыльев. Полноводной рекой рухнули миллионы бабочек, каких никто не видел прежде. Они садились на дома, на кучи мусора, и остатки былой цивилизации таяли инеем. Асфальт бледнел, рассыпался мукой. Тонны стекла звякнули, осколки выкарабкались из пыли, вытянулись в хрустящий поток, который устремился на север, где маячила фигура старца. Это его руки повелевали, это он наводил порядок!

Бабушка Куда или… её двойник, мне показалось, всё ещё с нами. Вот, стоит чуть сзади, может быть, впервые забыла про коляску и сложила руки, ладонь к ладони, застыла в полупоклоне, как бы призывая последовать примеру. Умом ещё не принимая, я наблюдал, во что превращаются её лохмотья, как молодеет на глазах. 

Лицом на север замер я в молитве, спина сама нашла тот самый угол; я не смотрел по сторонам, просто ЗНАЛ: Булочник и Сапожник не дали повода для разговоров. Мы принимали дар, и бабочек, и торжество момента. Волхв или жрец… как величать его, не знали мы, продолжал творить. Из дымки, окружавшей нас, стал проявляться лес: берёзы в три обхвата, дубы и кедры под небеса. Сам воздух стал тугим, точно кисель: ещё немного – и можно восходить, как по ступеням. По ступеням… Тотчас припоминается чужая жизнь: кто-то вот так же ходил до нас, поднимался под облака и рисовал на поверхности планеты знаки. Древняя карта отпечаталась в мозгу, всплыла из памяти, если это не продиктовано жрецом.
04.04.17 г






КОНКУРС КЛЮЧ К РЕАЛЬНОСТИ

«КЛЮЧ» (8553 зн)

Операторы погибали на глазах, а те, что пока держались, доверия не внушали. Десятки табло дублировали активность персонала, но, в большинстве своём, почти не давали света. Контроль за населением планеты не сегодня-завтра будет сорван окончательно, и тогда в отчётах появится известный штамп «ХАОС». Говоря простым языком – химический отказ систем, вторая буква соответствует масштабам катастрофы, а это уже крайний предел.

Монитор, нацеленный на гору Кайлас, покрылся рябью, – уже и техника не выдерживает. Марш окликнул соседа справа: «Отлучусь. Посмотрю, на месте ли гора. Заодно глотну кислорода». Тот кивнул, затем хорошенечко помассировал лицо и утвердил на кулаках подбородок.
У лифтов Марш огляделся. Ещё два оператора торопились прогуляться. Нашивки отдела международных ошибок. Тоже не позавидуешь, да и кому сейчас легко?
На шестнадцатом этаже полыхал сигнал тревоги; экран показал, как кто-то из персонала пытается проникнуть в лунник. Марш узнал беглеца, остановил лифт.
– Езжайте.
– А стоит ли? Тремо предпринимает очередную попытку. Насилие над собой – не наш метод.
Марш промолчал, махнул парням рукой и двинул вглубь стоянки. Четыреста катеров в ожидании команды, которую так не любят операторы. Срочная эвакуация случалась не однажды, в основном, из-за крупнейших землетрясений, с одновременным выхлопом десяти и более вулканов. Щедра планета на сюрпризы, если не знать её характер.

Тремо сидел на верхней ступеньке трапа и колдовал с ключом; пульт не принимал комбинации знаков.
– Дай, я попробую. – Марш протянул руку, получил пульт. В таких случаях не принято давить на мозоль, что-то доказывать. Куда полезней подобрать иной ключ. – У меня в отделе старичок работает. В прошлом году юбилей отпраздновали.
– Сколько?
– Триста!
– Он, небось, инквизицию застал.
– Вот этого не скажу, не рассказывал. Меня удивляет его работоспособность. После отпуска вернулся – не узнать. – Марш уловил реакцию на пульте. Цепь замкнулась, один из множества процессов должен отозваться.
Оба отошли от трапа. Управление лунника избрало свой путь решения проблемы. Трап плавно пошёл внутрь. Оба оператора, не сговариваясь, повисли на нём и ногами упёрлись в корпус.
Управление лунника возражать не осмелилось. Трап вернулся в прежнее положение. Тремо вновь устроился на той же ступеньке. Теперь он любовался пультом, будто видел впервые.
– А мне в следующем было бы сто сорок. Но я всё равно уйду. Мозги не каучуковые, запасных нет.
– В чём дело, дружище?
– Да надоело. Каждый выкладывается по полной, при этом тянет время. Иногда кажется, ради того, чтобы не вызвать комментариев. Конечно, в лицо не скажут, но всё и так понятно. Ну, значит, я не такой, выдержки маловато.
– Можешь ответить на простой вопрос?
Тремо, поводя пультом в воздухе, пустился в прошлое – почти посвятил в мечты: 
– Ты меня вряд ли поймёшь.  Я готов хоть сию минуту на передовую, в финальный бой!  Координаты серых известны, сил и средств предостаточно, чтобы выбить с планеты и впредь не подпускать. Нет – сиди и помалкивай. Они бесцеремонно воруют аборигенов, проводят опыты, выращивают гибридную армию, а мы не замечаем? Так у них сложится мнение, что мы угрозы не представляем, и очень скоро сядут на голову…
– Стоп. Давай по порядку. Я и сам не прочь сесть за рули и всыпать наглецам. Пауза –весьма полезная штука. Противника ввести в заблуждение – разве не высший пилотаж? Пусть же он раскроется полностью. Иметь план, и не довести до ума – одно сотрясание воздуха. Мы ничего не предъявим, пока нет фактов.
– Фактов достаточно!
– Пока отдельные граждане исполняют разовые команды, мы не можем отдельные случаи увязать в систему. Психические отклонения личности в свалившихся на голову условиях – это не массовое безумие толпы.
– Неужели мы ждём массового исхода с кладбищ оживших покойников?
– И такой вариант возможен. Нагреть поверхность планеты до сорока градусов – вот их основная задача. И сделать они хотят руками тех, кто управляет промышленностью. Кроме того, заодно можно отравить океан. Погибают обе цивилизации, никто не сможет воспрепятствовать десантированию армий. На этом наша миссия будет прервана. Служба целёхонькой вернётся домой, говоря: мы сделали всё, что могли, но обстоятельства оказались сильнее.

– Давай выйдем наружу. – Тремо вложил пульт в гнездо катера, направился к лифтам. Подавляя зевоту, Марш проследовал за ним. На последнем этаже оба натянули маски, облачились в утеплённые накидки и вышли к люку, через пневмокамеру. На полу её остались следы из тающего снега.
– Кто-то недавно выходил подышать, – для чего-то сообщил очевидное Тремо.

Снаружи сияло солнце. Синий снег в тени великолепно подчёркивал сияющую белизну вершин. За люком, в совершенно ином ритме, протекала безмятежная, такая окрыляющая жизнь. 
– Когда посмотришь на эту красоту вокруг, усталость как рукой снимает. Художники толк понимают, только не каждый готов штурмовать вершины, чтобы передать обывателю подлинное настроение, а то и подвигнуть кого на усилие над собой. Лет сколько-то назад я вёл одного: в каждом сне таскал сюда, тыкал носом. Теперь понял: Тибет не всякому открывает тайны пейзажей. Да и запивал мой художник, девок обнажённых малевал – хорошо платили.
– Шальные деньги…
– Вот именно. Деградировать куда легче, – серые тоже отслеживают и предоставят случай не один, чтобы талант захлебнулся в сытости, предпочёл нескончаемой работе сладость безделия, праздности пучину.
Половина мира – как на ладони.
– Смотри! Серый полетел! – Тремо выпростал руку на юг. Там прогуливался диск с обожжённым краем. – Вот гад! Под наши лунники маскируются.
Марш поднёс к глазам оптику, навёл резкость.
– Да нет, был наш, стал их трофеем. После боя в Мексиканском заливе, им досталось звено лунников. Года два шарили радарами по дну залива, три экспедиции организовали… Проморгали. Выходит, подняли и привели в порядок. Пока перемирие, мы ничего не можем возразить. Их добыча. 

Серый затевал незамысловатую провокацию. Там, где цеплялись за хребты монастырь и два посёлка, он стал нарезать фигуры, граничащие с безумием. Матери уводили детей в укрытия, мужское население поднялось на площадку и повернулось к Кайласу. Несколько минут спустя, из горы выстрелил насыщенный, матового цвета луч.
Аппарат поймал предупреждение, повернул на базу. В какой-то момент из него выпорхнуло облако жёлтого цвета. Кайлас не ограничился пощёчиной: второго луча никто не заметил, зато аппарат кувыркнулся. Пилот предпринимал безуспешные попытки спланировать, там ещё можно было бы дотянуть до лужайки. Точный выстрел не оставил ему ни малейшего шанса, лунник на полной скорости расшибся о скалы. Мимо него промчала пара наших лунников, прошлась над посёлком, разбрызгивая свой состав.

– Оперативно, – не без удовольствия заметил Тремо. – И к нам нет претензий. Они наверняка отслеживали весь маршрут. – Он жадным взглядом вцепился в махину Кайласа, пытаясь разглядеть, откуда бьёт сверхточное оружие.
Марш спрятал оптику в чехол.
– Ничего не увидишь и через приборы. Древнее оружие работает до сих пор. Меня однажды пригласили заглянуть внутрь… Ты не бывал?
– Видел на снимках. Каменные великаны, от восьми до шестнадцати метров. Ты имеешь в виду легенды? Великие учителя человечества в состоянии самадхи, они должны очнуться в конце цикла. – Тремо поёжился от колючего ветра. – Знаешь, я долго размышлял, возможно ли такое.
– Они очнулись. Приборы сообщают наблюдателям, там пошли необратимые процессы. Жаль, пока нельзя туда, но, когда всё устоится, побываем в гостях. Если захочешь.
Тремо кивнул, не раздумывая.

По внутренней связи пришло сообщение: «Авария на станции Фукусима. Дежурное звено на вылет. Готовность пять минут». Тремо ухмыльнулся: «Было бы нелишне поддерживать связь и с великанами. Знали бы, когда звучит предупреждение, когда назначена атака. – И, без перехода, выдал: – Марш, есть ли возможность в ваш отдел перейти? У меня от этих бизнесменов мозги набекрень».

Придерживаясь за гибкое ограждение площадки, Марш выглянул за выступ, за которым дышала бездонная пропасть. Где-то там, внизу, вот-вот откроется Портал…
Два звена, точно птенцы из гнезда, юркнули вдоль склона, на минуту пропали из виду. Тремо вновь обнаружил их первым, указал направление.
– Что-то серьёзное, раз два звена.
– Атомная станция. На моей памяти, это во второй раз. В соседней реальности спасти удалось три процента населения. По новой программе может уцелеть около десяти.

В наушники поступило сообщение: «Запущена программа «Ключ». Временно заблокированы стоянки. Никто из операторов не имеет право самостоятельно покидать планету. Все вопросы к диспетчеру… Начинаем!»
19.02.2017 г.









Размышлизм на тему (пока не придумал: может - А ТОТ ЛИ МЮНХАУЗЕН?).

ДЕЛО БЫЛО НА ФРОНТЕ.

Когда в ставке главнокомандующего появился барон - этот образчик словоблудия, офицеры возроптали. Что он может, этот Мюнхаузен?

Недобрыми взглядами проводили гостя в блиндаж, из которого то и дело доносился дамский щебет.

Птицы смолкли в одночасье. Часы текли, совещание затягивалось. Всякое любопытное ухо при приближении получало по заслугам. Одно известно точно: повар трижды заправлял самовар, но из блиндажа никто не показывался, даже припудрить носик.

Оборвав струны на гитаре, офицеры, один за другим, отправились на покой, скоро на посту задержались одни звёзды.
Утром армию разбудил грохот двигателей. Вражеские танки, тридцатью колоннами, вошли в расположение ставки. Приказ "не стрелять" пришёл с большим опозданием, но и другой не прозвучал, поэтому армия так и осталась немым свидетелем чего-то из ряда вон. Кино все любят.

"Были ваши - стали наши", - в тот день на фронте родилась ставшая популярной песенка, слова и музыку к которой как будто написал барон. А в архивах вереницу томов потеснил очередной опус; кажется, Мюнхгаузен пристыдил штабных писарей, они и выдали ко вторнику полновесный том. Правда, всей информации достало места на первой странице.

"Коль враг внедрил свои разрушительно-неподчинительные программы в наши дисководы, то нет причин для беспокойства. Как уверяет временный советник Мюнхгаузен, не стоит потрошить дисководы, достаточно зайти с другой стороны. Раз в нужный момент танки не заводятся, довольно переманить "мозги" на свою сторону. Есть одно проверенное средство..."
Правда, подробности барон опустил, изложил лишь финальную часть:

"Я ваш новый командир. Горько и обидно наблюдать бронированный кулак в эдаком состоянии: израненные, немытые и некрашеные. Что вам стоит выкурить экипажи и дружно явиться в точку "х" (координаты подойдут на вспомогательной волне, будьте внимательны). Я, ваш новый командующий, предлагаю следующее. Всем, кто перейдёт на мою сторону, обещаю приличное содержание, гарантирую парадно-праздничное наполнение будней - на зависть всем тем, кто не представляет жизни вне окопов".

Следствие наладилось разобраться в вопросе, по чьей вине вражеские программы оказались в святая святых. А в главном блиндаже вновь защебетали птицы. 16.03.2017 г.


ЭКСПРОМПТ на тему "КЛЮЧ от РЕАЛЬНОСТИ"

В курилке все сочувствующе молчали. Слух о моём увольнении разнёсся быстрее, чем можно представить.

- Твоя беда - не умеешь ответить. Соврал бы что, - Олег остановился рядом, прикурил. - К скольки?
Вопрос не имел смысла, шеф устраивал разносы и принимал решения всегда после двенадцати.

- В час.

- Знаешь, кого другого мне и не жалко. Знаешь... давай не будем загадывать вперёд.


Без пяти я стоял у дверей. Меня окликнул старик. С бородищей, внешне похож на старца из сказок. Его тёплый взгляд завораживал.

- Держи. - На его ладони лежал старинный ключ. - Ты просто обязан вспомнить!
Лишь ключ оказался в руке, перед глазами всё поплыло... Арена, дюжина гладиаторов. Прозвучал сигнал. Трезубец не попал в меня, в я ответ метнул копьё. Теперь мы схватились за мечи...

- Вспомнил? - Он забрал ключ и растворился в воздухе. Секретарша открыла дверь и, не глядя, буркнула: "Проходите".

Шеф поперхнулся чаем, выплеснул треть стакана на брюки.

- Мне назначено. - Привычно опустил взгляд к ногам, а там... Сандалии, наколенники. Короткий меч в руке.

Спустя несколько минут, шеф сумел выдавить:

- Я передумал. Идите и работайте, и это... В следующий раз оденьтесь иначе. Я помню, кто в том бою оказался сильнее.
03.03 2017 г





ВЯЛЫЙ ЗООПАРК (7368 зн)

Через мощные ворота, под пристальным вниманием охраны, с подлинным билетом на руках, я устремился за толпою любопытных по маршруту, обозначенному указателями, стрелками, нарисованными на дорожке. До клеток путь неблизкий, через полосу препятствий из лотков и прилавков; матёрые продавцы сувениров и сопутствующих материалов обяжут через одного приобрести жилет, спасающий от когтей и зубов, сапоги «антикрокодил», стальную клеть от удушения анаконды или хобота слона, которому мы можем приглянуться. Шапочка от бомбардировки птичьим помётом, непроницаемый скафандр от ос и прочей недружелюбной твари с крыльями, от блох – бесплатный одноразовый баллон. Доктор «Айболит» предложит по самым демократичным ценам прививку от… Краем глаза рассмотрел названия и ценники: «От смерти», «От насморка и поноса», «Задержка месячных до выхода за пределы зоопарка». И это всё – не считая чипсов, мороженого и напитков, аптечки «второй помощи» и точных карт, на случай, если получится заблудиться.

Жара подползала к отметке «умеренная», фиктивный термометр привлекал публику спасительным указателем: «Просмотр начинается отсюда».

В клетке «Соловьи» кого-то доедали, перья устилали грунт, но знаменитые трели проистекали из существа, весьма условно напоминающего пернатых. Забытые ведра и щётки посетителям сообщали, что случаются промашки не только в министерстве обороны. Холмик свежей земли мог подсказать, как тварь перебралась в эту клетку из соседней, с надписью «марсианские черви». Клетка пустовала.

Белый сухопутный биги-мот с Юпитера дремал у входа в апартаменты, поверив обещаниям служащих – кормильцев и кассира… Забавно: чем кассир мог заинтересовать экспонатствующего зверя? Обедом, разве, поделиться. Где-то попадалось предупреждение на глаза: «Инопланетных тварей нашими сосисками не кормить, они могут погибнуть».

За третьей клеткой посетителей разбирают мартышки и шимпанзе. Не на запчасти, как может показаться. Кто-то из них вложит лапу в вашу руку и поведёт, от банана к банану, в светлое бу… 

Здесь надо бы сделать отступление. До середины двадцать первого века бытовало стойкое мнение о том, что приматы достигли некоего предела, выше которого не прыгнуть. Эффект сотой обезьяны сработал и в этом случае. Экстренные сообщения облетели все континенты: «При продаже населению молодых особей, зарегистрированы сотни случаев, когда товар задавал покупателю вопрос: «Как бы вы почувствовали себя в шкуре безвольного наблюдателя? Не хотите местами поменяться?»

Естественно, человечеству пришлось вносить поправки в законы, статистику и в природооправдательные меры. Скрепя сердце, человек отступил из лесов, приговорённых в промышленной переработке.

Лет тридцать назад было бы странным услышать наш нынешний диалог с лохматым экскурсоводом в диетических трусах (по-моему, ради отличия от тех, кто посиживает в клетках, администрация зоопарка для персонала, который сверх штата, ввела отличительную особенность для пользы дела).

– Кто сегодня на посту президента? – спросил меня экс… курсовод.

Стало чуть не по себе, но взял себя в руки:

– Для начала, следовало бы познако…

– Мартыш. Легче запоминается. Так вот, повезло тебе…

– Петя…

Мартыш вытянул обезьяньи губы, стараясь повторить моё имя с минимальными искажениями:

– П-пеу-тья. Ты срочно должен увидеть вислоухого, час назад доставили.


От такого предложения грех отказаться, о нём полгорода судачит. Ну, и не час назад, а две недели. Собственно, почему и я разорился на билет. Ну, идём, топчемся, обходим кружки юных натуралистов, – их по четвергам, значит, бесплатно пропускают. Как по пятницам взносы платить – днём с огнём не найдёшь; может, на понедельник сборы взносов следует перенести: люди наши, если чем не довольны, мягко самоустраняются, до невидимости полной.

Слоны, удавы, прочая живность – тропа народная к ним поросла без злого умысла, с лёгкой ностальгией. Что смотреть, если их там нет? Зообизнес раскрутился, приобрёл масштабы, с какими никакая планета не совладает. Раз зритель нейдёт, что ж пропадать добру? И отправились слоны-удавы на кораблях, на тарелках… Может, и в суп, нам же не говорят.

Очередь у клетки вислоуха – мягко сказано: полгорода и есть. Мартыш трубу подзорную вручает, кручу настройку, навожу резкость – табличка с полными данными: «Вислоухий псдырь, кличка Насморк. Будущим похитителям: даже не вздумайте рискнуть, вы с ним не справитесь, погибнете сами».

Такое объявление лучше всякой рекламы. Кому жизнь надоела – не им ли подарок? Особенно творческим личностям: чуть захандрил – к вислоухому, с отвёрткой… ну, или чем там замки вскрывают?

Мартыш воротился, выдохнул в лицо бананом: «Ф-фу, очередь занял. К пяти должны попасть на приём».

– Тогда понятно, почему цена на билет такая.

– Зато времени хватит перекусить. Идём, угощу апельсинами со сметаной.

– Что за извращения?

– Глупенький! Вы царствовали на планете веками и до сего дня не ведаете половины из того, что стоило бы знать! Волшебные сочетания различных продуктов давно подарило бы каждому рецепты бессмертия. А вы всё воевали, воевали…

В кафешке Мартыша знали:

– А это кто? – раздалось над головой. Поднимаю глаза – курица. Хорошая новость. Коль генная инженерия до них добралась, что удивляться, когда блюститель порядка мычит на перекрёстке? Чтобы кому-то получить, надо у кого-нибудь отнять… Или это правило вчерашнего дня? Глядя на гида, присосавшегося к фужеру, я захотел ему напомнить, что эксперименты с невозможном у нас давно ведутся. Например, «сало в шоколаде». Или поступок подполковника Станислава Евграфовича Петрова (См. Комсомолку от 21 декабря 2016 г. «Офицер, который спас мир…»).

Передо мной оказалось блюдо, с виду – национальный винегрет, однако, с хитростью:

– Ложку съел – вслух произнеси год своего рождения, за второй – домашний адрес. Потом по порядку: образование, сколько украл – ну, не мне тебя учить, старший брат. – Только в этом случае платить за обед не придётся.

– А солгу?

– Вилка отрекошетит по лбу… Давай, лучше заменим её на ложку: площадь больше, синяков почти не оставляет…

Мир завернул не в тот проулок. Всё меньше он казался мне знакомым. Чтобы завершить обед компотом, я выдал сведения и о том, чем вчера занимался после работы. Криминала как бы нет, но вокруг нашего столика торчали мартыши с наручниками, всячески подбадривали – давай, ещё сбреши чего, мол, у тебя отлично получается.

Без пяти пять, мы вцепились в прутья долгожданной клетки. Насморк посмотрел так, будто две недели подкарауливал именно меня. Он даже перестал чихать. Этот чих я слышал на протяжении двух последних часов, и вдруг… Пронзительный взгляд, нездешний, он прям вывернул наизнанку, взлохматил волосы и разгладил тотчас. Магический, всепроникающий, снисходительно-подавляющий взгляд повелителя. За собой уследить не оказалось сил: где я, и что – полная прострация. Лишь нормализовались магнитные поля, определил, где верх, где низ, всего на миг представил, что нахожусь внутри клетки – в грудь упёрлись прутья. К моему счастью, размер просветов не по мне. С несвойственным ожесточением выдохнул и огляделся.

Мартыш пропал, ничего другого не оставалось, как насладиться зрелищем. Нас с вислоухом всё также разделяли прутья.

В какой-то момент с его мордой стали происходить метаморфозы. Его… лицо чем-то стало ближе и приятней. 

Внезапно за его спиной Мартыш образовался, тронул за плечо его: «Пора!»
Чих разобрал меня, а они, обнявшись, исчезли в толпе. Я подскочил к прутьям… 
18.01.2017 г

ЭЛЛОЧКА

Минца покинул самолёт на полдороге и ступил на твердь целёхоньким, исключительно благодаря отличной связи; теперь специалисты доказали, что отличная связь подобна резинке, удерживающей тела от расплющивания. Как бы там ни было, Минца попросту влюбился в стюардессу Эллочку. Она настояла, а он не смог отказать ей, в обмен на обещание поддерживать с ним связь, пока не ощутит под ногами почвы.
Марс встретил жаркими объятиями, шутка ли – первый пассажир, в первый четверг месяца четрёх, при удачном расположении звёзд, без жены и чужим чемоданом.

– Это не ваш чемодан, – уверенно заявил таможенник.

– Какой приглянулся.

– Тогда, с вашего разрешения, заглядывать не будем.

– Три тысячи рублей, которых у меня нет! Мне самому интересно, что внутри.

– На вашем месте, я бы не рисковал, но, если вы настаиваете… – Служивый вызвал начальника смены, пояснил ситуацию. Тот достал деньги, не раздумывая:

– Вот три тысячи, и я сложился-скинулся. Теперь поговорим серьёзно. На каком основании вы покинули самолёт?

– Эллочка настаивала.

– Чем она мотивировала просьбу?

– Предупредила, что этот рейс до пункта назначения не долетит.

Чиновник нахмурил брови:

– Логики маловато. На вашем месте, я бы набрал номер телефона Эллочки и убедился, насколько её прогноз совпадает с фактом наличия самолёта в поле притяжения Марса. Она ведь дала номер?

– Нет, но я его запомнил.

– Как это возможно?

Мне не пришлось что-то придумывать:

– Видите ли, на Земле есть правило: если девушка не склонна раздавать номер телефона первым встречным, номер вышивается нитками на форменной одежде. – Я ловко набрал десяток цифр на смартфоне, она смогла ответить лишь через полчаса: «Извини, я раненых перевязывала». – «Самолёт разбился?» – «Что же ты раньше не звонил?» – «Звонки с таможенного терминала запрещены, пока не установят личность». – «Именно поэтому я пошла работать стюардессой. Чтобы пролетать таможню сквозняком. Хорошо, тебя там признали?» – «Где разбился самолёт?» – «Над взлётно-посадочной полосой. Польские зенитки продырявили оба крыла, когда пассажиры сходили по трапу. На вопрос командира – почему обстреляли борт? – служба ПВО поздравила его с днём рождения и приказала долго жить… Но у меня есть объяснение: всем мерещится угроза нападения российского взвода вежливых парней». – «О, да, мне эта тема хорошо знакома. На ней зарабатывают прилично. И последний вопрос, из приличных: чем вы, Эллочка, займётесь вечером?» – «Приличным девушкам не задают такие вопросы. В Варшаве забыли этот обычай напрочь, так что не стесняйтесь, Минца. Мне ваше имя показалось знакомым. Мы с вами как давно знакомы?» – «Минут сорок». – «Вот и я подумала, что недостаточно. Хотя вечером свободна, только сдам раненых в морг… или куда их здесь сдают, местных обычаев не знаю». – «Значит, до вечера? Я вам позвоню. Вы пока разведайте, какая забегаловка там поприличней. У меня появились деньги – три тысячи марсианских взяток, пошикуем».

Марсианин внимательно выслушал наши переговоры, вежливо отнял телефон и передал его службе безопасности, с наставлением: «Убедитесь, что номер действительно зарегистрирован на Земле. Что-то мне подсказывает, что провоз контрабанды зафиксирован почти. Идеологическими разногласиями сыт не будешь, но взятки вы берёте, не моргнув глазом. А коль так, то лично к вашей персоне стоит присмотреться службам пристальнее, не до дыр, конечно, но так, чтобы после ни о чём не пожалеть. И напоследок. Как прикажете понимать ваше обещание Эллочке? Пригласить девушку в забегаловку. Если задумали продать её в сексуальное рабство, то прежде надо доставить самку на Марс, а это путь не близкий. Про Варшаву разведке ничего не известно, надо подсказать. Чем хоть знаменита? Пирамиды, посадочные рисунки – есть хоть какой ориентир? Примерно через час мы отправим туда разведчиков батальона «Глаз да глаз» с целью выяснить, как лично вы собираетесь именно сегодня потратить нашу валюту на вашей планете. Нет, я ничего не имею против, пусть на Земле познакомятся с чуждой платёжной системой. Как туда вернётесь, вопрос».

– Я в разведчики пойду – пусть меня научат!

– Чтобы стать разведчиком, надо подарить государству свою квартиру, жену, детей, – для чего они разведчику, который не может пользоваться этим богатством? Богатства он должен заработать сам. Обычно, кадры прибывают в любую точку Вселенной, расстеливают коврик у оживлённого перекрёстка и требуют праздничную милостыню. Как только набирается нужная сумма, агент открывает офис и сразу объявляет о банкротстве. Всякая уважающая себя система не даст пропасть иностранному агенту, отыщет в бюджете лазейку и возьмёт на содержание потенциального недруга, – согласитесь, это намного прибыльнее, чем скакать по пустырям и буеракам, а цифры набегают немалые. Топливо, подошвы агентов, чипсы, приборы ночного видения, зонтики и ежедневная процедура подзаводки часов, сверка точного времени. Знаете, Михнес, служба отказалась от электронных курантов в пользу механических…

– Моё имя – Многонож, сударь.

– Имя не имеет ни малейшего значения, вы можете менять его каждую минуту. Перед нами же стоят иные задачи. Первая – с точностью до сантиметра, выяснить, где посадили картофель, разработать оригинальный рисунок, который должны оставить на поле после досрочной уборки урожая, – земляне приходят в восторг от работ наших художников…

Минца уточнил:

– Так эти провокации – дело рук ваших служб?

– Не только. В создании рисунков на полях принимают участие шесть сторон. Сириус, Орион, Плеяды, три команды созданы госдепом США, две – Великобританией, ну, и мы, когда активность перечисленных сторон падает по неизвестным нам причинам.

– А в чём разница?

– То, что малюют ваши заказчики, наша служба – это чистый бред, вольная фантазия на дурака. Чего не скажешь о рисунках продвинутых планет. Они-то как раз содержат смысл. Человечество достигло уровня, когда может фотографировать рисунки и медитировать, глядя на них. Смысл созерцания – успешное продвижение индивида по ступеням эволюции, в ускоренном темпе, пока планета не стёрла девять десятых населения. Уж она-то сортировать не будет, кто достоин или не достоин пополнить ряды уцелевших. – Марсианин опомнился: – Напомните-ка мне, с какой целью к нам прибыли?

– Просто выпал из самолёта. Кресло неудачно просроченное.

– Ага, сэкономили на билете!

– Ничуть, командир сам обрадовался, когда узнал.

– Вы донимали расспросами экипаж о состоянии борта?

– На таких давно не летают. А этот экземпляр будто из прошлого вырвался.

– Кроме того, его маршруты пролегали над поверхностью Земли.

Минца достал из чемодана допотопный глобус, на котором Лемурия и Атлантида значились на изначальных местах. Сто сорок точек явных и четыре завуалированных подвигли к размышлениям его.

– Что это?

– Если не ошибаюсь, координаты постоянно открытых порталов. Четыре основных открываются лишь в дни равноденствия, когда можно доставлять крупногабаритные грузы.

– Какой самый крупный?

– Рычаг, каким Архимед хотел перевернуть или продырявить Землю.

– Что ж не совершил задуманного?

– Почтальон ошибся адресом, до сих пор пишет объяснительные, хотя по возрасту должен быть на пенсии.

Чиновник глубоко задумался, ушёл в себя до полного исчезновения. Откуда-то из-под пространства донёсся его голос: «Ступайте к разведчикам. Они должны проследить за вами. С ними и вернётесь. Эллочке привет передайте, жаль, что мы незнакомы».

– А мой телефон?

«Он поступил в распоряжение разведки. На обратном пути развлекайте их, чем можете. Анекдоты, танцы, песни – всё сгодится. Добьётесь успеха – они вам его подарят, насовсем».

* * *
Варшава встретила плакатами: «Признаёмся в вечной дружбе с народами России, приветствуем российского президента. Мы – братья, и всегда должны быть вместе». «У нас опять газ из Сибири! Ура! Морозы не страшны!»

Телефон отозвался через полчаса.

– Эллочка, вы раненых перевязываете?

– Нет, встречаю русского президента.

– А не могли бы вы изменить ему со мной?

– Пожалуй. Забегаловка называет «Дыра». Буду через час.
16.01.17 г.

ПРОВАЛ – ТОЖЕ ОПЫТ/Просвет-2 (14809 зн)



Улицы Топтогула день ото дня пустеют, уже не встретишь семейств, совершающих прогулку, купцов всё меньше, охраны на воротах втрое. Мелькают разве слуги – запасы пополняют, долг вернуть торопятся либо взять взаймы. Наверняка на кухнях горожане о богах ведут беседы; число тех, кто им безгранично верил, незаметно тает. Находятся смельчаки, кто откровенно обвиняет в бездействии богов: «Что они нам дали? Воды, воздуха и денег больше не стало!»

Ропот был услышан. С восходом солнца в зале церемоний собрался совет. Погорма восседал на троне, мрачный – как никогда. По правую руку от него жрецы, по левую – боги. Жрец Разоя ссылался на разведку: самозванец некий, владеющий искусством зажигать сердца, с девятью учениками берёт города с лёгкостью, какой только позавидовать. Стоит прозевать, шайка устраивает концерт на площади, население выходит из повиновения, законы требует пересмотреть. Горожане сбрасывают цепи – подогнанные по вкусу, возрасту, размерам, обременительные слегка, к которым быстро привыкают… О том, что «завоёванные» города как бы второе дыхание обретают, процветают куда сильнее и ярче, чем при власти прежних, Разоя умолчал…Славный город Топтогул, как к неизбежному злу, готовился к осаде.

Откуда берутся они, потрясатели устоев, как удаётся им выскользнуть из подчинения и идею о равенстве нести по миру, выдавая за истину, как требование времени? И ладно, кабы простолюдинов пробирало: хворь на сословия не делит. От тех речей даже жрецы богатства оставляют, меняют образ жизни, чтобы хлеб выращивать, мести улицы, разносить добровольно воду – это пугает больше, чем нашествие саранчи, засухи и полчищ дикарей.

Гнетущая тишина раздражала. Погорма рассматривал соратников и команду богов, из которых двое отсутствовали – маг и богиня любви. Понятно, Олге доводить до слуха – себе во вред; эта взбалмошная соплячка как надумает чего – до новой луны не разгребёшь.

– Надо звать Ваську.
– Неделя, как в тюрьме, – напомнил Николай. Он вёл протокол собрания, в черновике чёртиков чертил, вычислял доход от сделки; конфискованные ковры на въезде в город оформлены не по правилам торговли. Хитрят купцы, выдавая благовония за чай, шёлк за хлопок, тут в силу и вступает правило распределения. В эту луну доход от ввоза товаров идёт на счёт секретаря. Следующим по очереди мог быть Василий, – не следовало идти на обострение с коллекти… с советом города. Топтогул издревле славится твёрдой рукой, зубастой армией, населением толерантным (дай бог, каждому). Купцам наказано – лишнего не болтать, особенно, о том, что где-то поживают лучше; шпик приставлен к каждому прилавку. Держи рот на замке, и помех не будет.

Погорма поднял руку. Собрал все взоры.
– Вынужден напомнить условия, на каких мы заключали соглашение. Посты в совете разделили поровну, в обмен на точную информацию о будущем города. До появления Дикаря претензий к вам не имелось. Судя по всему, такой человек не мог не оставить следа в истории, на которую опираетесь вы. Не хочу никого обидеть, но… Книгу свою вы не вверх тормашками читали? Может, стоит в памяти освежить страницы, поправки сделать? – Старейшина оставил возвышение и тронулся по кругу, останавливаясь перед каждым членом совета. – Спустились боги! Явились, чтобы мудро править!.. Наша сторона выполнила условия. Столько дыма никто из живых не видел, вы появились из него. Мы же подтвердили: «Вот они, обитатели небес, теперь сам Дэв и Шайтан не страшен». Вы раздали по монете всем, кто пришёл на площадь. Казне это обошлось… Хорошо, оставим. Я разбираюсь в людях, ничего не надо говорить. Достаточно было видеть лица: весть о Дикаре стала новостью для вас. У Книги Будущего есть продолжение, да с продавцом не сошлись в цене, – ну, нет у меня других вариантов, хоть режь! Разве умолчали, как свергните жрецов по одному. Лишь в этом случае я смогу… – Что «смогу», чем пугал глава совета, никто не услышал.

На миражи благополучия покушение совершалось, имя ему – Дикарь, лучше не придумать. Сам взял, народ нарёк – не важно, суть от того не меняется. Кажется, вот-вот разверзнется твердь, живые сверзятся в подземные города, где нет ничего, кроме голода и болезней.

– Есть время до утра, используйте его с пользой. – Погорма обвёл взглядом правую часть зала. Жрецы поднялись следом, раскланялись с «богами». Раз боги, дескать, вам и карты в руки.

2.

Войти без предупреждения, наплевав на запреты – табу, такие случаи можно пересчитать на пальцах. Богатое убранство, запомнившееся со дня последнего визита группы, претерпело серьёзные изменения. В погоне за новизной ощущений, повелительница не знала, чем украсить, как преобразить гнездо, чтобы ослепить очередного кавалера. Безвкусица стала принимать угрожающие формы. Беспорядочный секс, со всеми вытекающими, меняет облик до неузнаваемости, пример перед глазами. Редких гостей объединяла мысль: однажды мы войдём и не найдём ту, которая... разве по голосу узнать…

Верховная жрица поняла с первого взгляда, отослала «принца», вошла в комнату переговоров – уж слишком запущенное помещение, куда служанкам вход запрещён под страхом расправы. Однажды, в начале этой карьеры, хозяйка вызвалась: «Что ж, я сама не уберусь? Было бы желание!»

Желание, как видно, так и не появилось. И грязнулей не хочется назвать, и дышать пылищей… Феликс (вне этих стен – министр обороны) достал из-под полы бронеплаща миниатюрный пылесос, с внешним, накопительным мешком; аккумуляторы не подкачали. Прочие министры, Николай и Евгений, терпеливо переговаривались у входа, ожидая, пока зал совещаний приведут в порядок. Сорви-голова Василий, отбывал пятнадцать су… до полнолуния, короче, на нарах, с трудотерапией по утрам. Для бога выделено место – самое высокое строение в Топтогуле, откуда и без бинокля окрестности обозревать труда не составит. Прибор ночного видения, подсветка, отражение солнечных лучей от объективов для любопытных – все чудеса в его руках.

Главное достоинство комнаты – тяжёлый бархат, исключительно в целях конспиративных, и главное не это. Боги прекрасны, каждый – в своей сфере. Ольга добыла материалы, по каким команда сориентировалась и вышла на Портал; Василий подобрал ключ к Переходу, Николай обеспечил камуфляж и материальное обеспечение, портфель министра питания пришёлся кстати. Роль Евгения – контактировать с местной властью, вести мудрые беседы и просчитывать следующие шаги. Феликс – вообще уникум, мастер на все руки, былая кличка Слесарь; систему сообщений разработал тоже он. «Плясать от печки» – это секретный ход, как приказ – собраться срочно. Пока не приспичило, им особо не злоупотребляли.

Лишь на ковре расположились, вокруг столика для чаепитий – Ольга бросилась в атаку:
– Так и знала! Нутром чувствовала, что скоро за меня возьмётесь.
– С какой радости? – Феликс заканчивал возню с пылесосом; одна из функций позволяла преобразовать пыль в вольтаж и подзарядить аккумулятор.
– Не всё коту масленица, – Николай принял вызов. – Это общая ошибка групп, прорывающихся через порталы. Достигли славы и успокоились на том. Не мне вам говорить, правило работает в любом уголке Мира: где нет движения, структуры кристаллизуются, распад их – дело времени.

Ольга покраснела.
– Намекаешь, я отлыниваю от дела? Может, пойти дворца половину подмести?
– «В движении жизнь».
– Дурак! Мальчики охотно делятся о тайной жизни города! Целая тетрадка…
Евгений указал в её сторону пальцем:
– Отсюда поподробней. Информация всегда кстати, пока не расходится и не перечит планам. И ты заметила, что всё пошло не так, но почему-то не поставила в известность.
– Я… я хотела. Меня вела надежда, нормализуется вот-вот…
Николай в ладоши приударил:
– Браво! По милости твоей, мы потеряли несколько дней, недель?.. – Ему достало взгляда, чтобы понять, как он близок: – Значит, недель, когда ещё можно было опередить события. Сама давно заглядывала в Книгу?
– Не твоё дело! Когда сочту нужным.
– Книгу в студию!
– Хрен тебе!


Молчание затянулось. Евгений положил конец ему:
– Полагаю, успели взвесить основные точки преткновения. Чего стоило сюда пробраться – не мне говорить, и что? Как кладоискатели: пришли на место с лопатами, кому-то тюкнет в голову – не здесь. Даже не попробуем?
– Время такое: набил безделушками карманы и пошёл красоваться на форумах, – похоже, Николай выдал чью-то тайну.
– Вот это новость. – Полез в карман за сигаретами Евгений, опомнился: сам себе дал клятву, что курить не будет, пока не вернётся… мало ли, удастся бросить. – Ребята, хорошо ли мы знаем друг друга? Или случилось что-то, из ряда вон?
– Я хранитель Книги. Никто её не получит.
– Оленька, ситуация требует.
– Дорогой Женя, я верила тебе… 
– Речь идёт о нашем пребывании здесь. Оленька, – Николай демонстративно сполз на колени и картинно направился в её сторону. – Я на колени встал!
– Это заговор!
– А от чего ты так кипятишься? Будто знаешь, что Книги нет…

Феликс с Евгением переглянулись, на очереди – лица повелительницы и министра продовольствия. Ольга промолчала, опустив очи долу, сама на себя не похожа. Сразу картинка нарисовалась: жрецы по особым признакам подбирали кандидатов в «принцы», наставляли и обучали одноразовых шпионов. Поработала целая команда, обследовала все уголки опочивальни. Кому-то из них повезло…
– Книгу сюда. Или устроим обыск?
Ольга не шелохнулась. Всё, что можно прочитать на лице, уместилось бы в простое: «Ладно, ваша взяла». Она отмерила себе время, покачнулась и, нехотя, подалась на балкон. Вернулась с книгой, завёрнутой в ткань. Что-то не срасталось. Из ткани показалась знакомая обложка, напряжение чуть спало.
– Смотрите сами! – Ольга отступила к выходу, будто проверяла, нет ли поблизости чужих ушей.
Николай не церемонился – на глазах у всех, раскрыл на первой странице, под шумный выдох остальных. То же название, те же вензеля и картинка. Но должность министра обязывала сделать следующий шаг.
Книга оказалась составленной из двух частей. Вторую подменили.
Евгений взял дело в свои руки. Сравнил бумагу – прежняя оказалась много старше и грубее.
– Здесь же мы имеем мелованную бумагу, тираж… десять тысяч, авторских листов – шесть с хвостиком. Сказка для детей «Жрецы Топтогула». – Он оторвался от подделки, нашёл глазами Ольгу: – Ты говорила, это архивный материал, исследователи порталов массу подобного добра издали, и только вмешательство президента, мы с вами помним… Поэтому архивы с тех пор под усиленной охраной.

Повелительнице пришла на ум некая идея, всё ещё сомневаясь, вернулась к столу, руками оперлась и сосредоточилась на подделке. В какой-то момент снизошла до размышлений вслух:
– Отец берёт работу на дом, пытается вычислить систему расположения миров. Перспективная тема, говорит, если он не возьмётся, додумается кто-нибудь другой. За основу взял номер сорок семь – как более понятный. Свойствами воды отличается, в остальном – почти аналогичен нашему. Вот тут я и обратила внимание на документ «М-98». Дней несколько отец сверялся с ним, затем отложил и не прикасался. Именно тогда я рискнула – пока он плескался в душе, отсканировала.

Николай уверенно привстал, взял в руки Книгу. Принюхался к корешку, от его пристального внимания не ускользнули мелкие детали, и, судя по реакции (брови поползли вверх), вердикт для радости не оставит места.
– Отец, говоришь… Продуманный он у тебя. Трёхуровневая защита документов включает в себя и закладки в принтер.
– Это… как? – Ольга принялась машинально растирать ладони.
– Один знакомый по секрету поделился. На случай несанкционированного включения, в каждый прибор закладывается программа «шея». Ты грузишь нужный материал, он виден на мониторе, и ты спокоен – всё идёт, как надо. На самом деле, принтер хлопнет первую страницу, вторую – пока датчики не уловят ослабленное внимание, и тогда вступает в действие «шея». Текст получается приблизительно похож, только смысл и цифры – извините, полный бред. Иногда и последние страницы идеально соответствуют оригиналу, вплоть до запятой. Ты уходишь счастливый: не застукали, и материал в руках. Вот так повезло, и так далее.
Евгений вторично попросил подержать экземплярец, заполучил.
– Знаю случай, когда «заказчик» прошёл все этапы до брошюровальной машины. Будучи наслышанным о трёх уровнях, отслеживал каждую страницу, и что? Ушёл довольный – на миг задержался у подсветки в коридоре, дело было ночью, решил ещё разок убедиться. Эмоциональный всплеск сигнализация запеленговала, замки пришли в движение. Тёпленького, под белы ручки, охрана утром препроводила на допрос.

Министр здешней обороны протянул за книгой руку. Ему достало полминуты, чтобы сделать вывод.
– Как малых детей!.. Меня хоть с четвёртого курса турнули, дали время одуматься, – может, ещё примут и дадут доучиться. Так вот, из-за утечки лоботрясов, президент настоял на усовершенствовании программ против проникновения в изучаемые миры. – Феликс продемонстрировал титульную страницу. «М-98», как и полагается по плану. – О «просвете» кто-нибудь слышал? Думаю, впервые услышите из моих уст. Современный образчик носителя информации представляет из себя защищённый от сканирования объект. Принцип двухслойной страницы. При первом открытии мы наблюдаем почти оригинал: столько же знаков и слов, с ускользающим смыслом. Но для беглого чтения разница почти незаметна. Через определённое время, на поверхность проступает подложная – вторая может быть фрагментом сказки, фэнтези, очень схожей по содержанию. Глаз что-то узнаёт, мозги пытаются анализировать, но мы приходим к мысли, что пока не даётся, отложим на день-другой. Очередная уловка – материал страниц. Они пропитаны составом, который попадает в кровь и временно затрудняет связи, отвечающие за построение логических цепочек. Краденый материал, то, что мы им обладаем, откладывается на ближних подступах памяти, для ежедневного контроля и самоуспокоения. Пропадает интерес к чтению вообще: ладно, потом полистаем.
Евгений тронул министра обороны за локоть:
– За разглашение не изолируют тебя лет на пятнадцать?
– Наука не стоит на месте, эти сведения устарели.
– Не видно логики, почему назвали «просвет».
– Это совсем другое. Ответственный за сохранность материалов даёт подписку – ну, как обычно. Коль у него произошла утечка, сам обязуется выследить злоумышленников и уничтожить материалы, в крайнем – подменить.

Не сговариваясь, участники группы облепили чайный столик, как в прежние времена, когда не существовало разногласий. Одно место пустовало – как трещина в сосуде. Как прореха в обороне.

Повелительница приказала доставить До-Жуюна, вскоре слуги принесли непокорного на носилках. «Давненько мы не собирались вот так, вместе», –Василий занял своё место за столом. Никто не успел слова молвить – как их закрутил вихрь. Сквозь всполохи и гудение генераторов, до них донёсся плохо скрываемый кашель. Картинка устоялась, и ослушники оказались в рабочем кабинете. По фотографии на стене, хозяина ничего не стоило определить. Кто ж его не знает?
На пороге показался отец Ольги, с переговорником в руке.
– Поздравляю всех с завершением операции «Просвет-два». Отбой…


Рецензии
Было интересно читать, те же персонажи бегают у нас под боком, только не фантастической форме. Юмор редкий дар, с удовольствием прочла.

Алла Гришина 2   17.02.2017 20:05     Заявить о нарушении
Спасибо за оценку, Алла. С юморком у меня связаны почти все труды, без него сложно творить и жить.

Александр Эйпур   17.02.2017 23:15   Заявить о нарушении