Муравьишка или последний дюйм

               
               
               
   Шёл 1943 год. Военный год. Посёлок на юге Таджикистана. Вообще-то, не имеет значение ни место, ни время, так как такая история могла произойти в любой другой год, в любом другом месте, с любой другой бабушкой. Только вот, трудно сказать, а есть ли другая такая внучка, как наша девочка Лорочка.

  Эта девочка отличалась особым характером: она была очень терпеливой, выносливой.  Очень любила маму и бабушку, и готова была каждую минуту придти к любому из них на помощь. Она хваталась за любую тяжёлую работу, старалась угодить любому, особенно маме.

   Может быть потому, что, когда ей было всего три с половиной годика, её разлучили с мамой на целых два года. В 1938 г. мама оказалась в застенках НКВД за потерю бдительности, так как оказалось, что она вышла замуж за будущего «врага народа». В те годы этих, так называемых, «врагов народа» было видимо-невидимо. И замуж- то она вышла в Ленинграде, где оба они окончили ВПШ.

   Словом, девочка пробыла в детприёмнике НКВД почти два года. Там она многого натерпелась от злых людей. Еле выжила. Бабушка навещала её, поддерживала, обнадёживала. И вот теперь они живут все вместе: это такое счастье! Такое счастье, которое надо беречь, за которое надо бороться.

     Мама Мария Максимовна, женщина 36 лет с весёлым, общительным характером. Уроженка Донбасса. Черноволосая, кареглазая, не красавица, но очень приятной, располагающей к себе, внешности.  Бабушка родилась ещё в 19-ом веке, в 188-каком-то году. Она знала, что родилась на Иванов день, но не знала года. Скорее всего – в 1886-87-ом году.
 
   То есть было-то ей чуть более 60-ти, но внучке она казалось совсем, совсем старенькой. Видимо, так считала и сама бабушка. Лорочка – девочка маленькая для своего возраста, тоненькая, но жилистая, упорная. В то время, о котором пойдёт речь, ей было 9лет. Она только что окончила второй класс.

   Итак,  лето выдалось на редкость жаркое.  Лето – это как раз пора заготовки на зиму топлива и корма для скота. Для приготовления топлива – кизяка используют конские и коровьи лепёшки, а также козьи и бараньи орешки, добываемые в предгорьях и даже в ближайших горах – там, где стояли отары овец или паслись табуны лошадей.

   Каждый, свободный от общественной работы, выходной мама шла с дочкой в горы. Выходили как можно раньше, пока не очень печёт солнышко, брали бутылку с водой ( это для доченьки), мешки, верёвки и….в путь. Весь путь приходилось проделывать, поднимаясь по пыльной дороге к ближайшим предгорьям. Это очень утомительно: вверх и вверх.

   Скот ушёл уже ещё выше, туда, где не вся травка пожухла. Надо внимательно всматриваться в окружающее пространство, в надежде увидеть заброшенную стоянку скота. Иногда они нападали на стойбище, оставленное достаточно давно. Это - счастье! Особенно для Лоры, потому что лепёшки и орешки уже высохли, а, значит, лёгкие.

   Но иногда они нападали на стойбище, оставленное совсем недавно, и тогда приходилось заполнять мешки свежими какашками: лепёшками и орешками. Мешок-то заполнен всего на треть – это у мамы, а у Лоры – на четверть. Ужас, как мало, но и ужас, как тяжело! Мама перекидывает мешок за спину – на закорки, а у Лоры он не держится: сползает к пяткам – не хватает сил удержать. Поэтому, мешок сильно-сильно затягивают верёвкой, и она несёт свою ношу на голове, как кавказские девушки носят кувшины с водой.

   Домой идти легче: дорога идёт вниз. Но сказывается усталость. Идут босиком – экономят обувь. Толща раскалённой пыли достигает 15 см, а то и больше. Ниже верхнего слоя пыль не такая раскалённая, поэтому они идут, раздвигая пыль ступнями, как ледоколы раскалывают лёд.  Когда же пыли меньше, и она вся до дна раскалённая, то они идут перебежками. Немного прошли и… на обочину. Там травка. А ещё лучше – канава, называется: арык. Постоят в арыке, остудят ноги и опять в дорожную пыль.

   По спине Марии течёт пот. Он смешивается с навозной жижей. Эх! Как жаль, что раньше не было целлофановых или пластиковых мешков, как теперь для мусора. А те мешки шили из грубой ткани, которая так и называлась мешковиной. Она намокала и становилась очень тяжёлой. Сквозь мешковину просачивалась драгоценная навозная жижа. Навоз как бы отцеживался.

   А у Лоры эта жижа, смешиваясь с потом, стекала вонючими ручейками по лицу. А частенько она разбавлялась и слёзками. Как не было тяжело подниматься в гору, но туда они шли весёлыми, с шутками и даже песнями. Обратная дорога вроде бы вниз, вроде бы легче идти, но с такой поклажей она становилась иной раз для Лорочки просто невыносимой.
 
    Мама часто спрашивала дочку: «Устала? Отдохнём?» И всегда получала в ответ: «Нет, идём». Так что отдыхали, когда у мамы уже не было сил, или когда ей казалось, что дочка еле идёт – устала. Тогда они садились у арыка, опускали ноги в тёплую водичку и ели огурчик, или помидорчик, прихваченные Марией из дому. Посидев немного молча, отдохнув, они начинали смеяться, вспоминая какой-нибудь случай или петь.
 
   Мама любила украинские песни. Она затягивала: «Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю»  Дочь подхватывала, и они, забывшись на какое-то время, самозабвенно пели в полный голос. Дома-то в полный голос не покричишь. Допев песню, они какое-то время сидели, задумавшись каждый о своём. Потом, мама спохватывалась: «Ну, доченька, пошли. Домой дорога короче. Скоро солнышко опустится к закату, и станет сразу прохладнее, и идти будет легче».

    Дома их ждала бабушка и варёная картошка, или кукурузная мамалыга, укутанная в одеяло, чтоб не остыла. Завтра мама пойдёт на работу, а бабушка с внучкой будут лепить кизяки. Бабушка подтащит мешки к определённому месту. Вокруг они с бабушкой сделают такой маленький заборчик из глины, насыплют самана – это мелко нарубленная солома, ещё накидают пыли, собранной с дорог, вывалят всё из мешков и…. и начнут по всему этому топтаться, пока всё не превратится в однородную массу.

   Будут ходить по кругу, держась за руки. Бабушка, подобрав подол, будет топтать это месиво с краю, Лора – ближе к центру. Потоптав немного, бабушка лопатой, покидает месиво, чтоб было равномернее, и снова начнут топтаться. Работа поначалу не трудная, но вытаскивать из густой массы ноги, и опускать их снова – это уже не очень легко. Ноги устают, а главное – это жуткое однообразие. Ходи по вонючей жиже, ходи до бесконечности. Когда становится невмоготу, бабушка начинает петь своим милым высоким голоском : «Танцуй, ковалиха, придёт коваль – будет лихо. Танцуй, ковалиха….»
 
   О! Стало веселее! Лорочка весело подхватывает. И вот они уже не однообразно топчутся, а танцуют. Глядь! Уже и масса стала однообразной и густой. Наверно, пыли переложили. Ну, да ничего, погорят. Теперь надо лепить кизяки. Для этого берегутся миски с проржавевшим дном.  Не совсем проржавевшим, а только чтоб в дырочках было дно.

    Вот тут и начинается самая увлекательная работа: соревнование – кто быстрее и лучше сформует кизяки. Это как дети в песочницах играют. Месиво закладывают в миски и хорошо уплотняют: кто – кулаками, а кто – кулачками. Лишняя жидкость выходит через дырочки в дне. Потом у забора аккуратно переворачивают миску и осторожно выдавливают красивенький кизячок.
   Несколько дней они высыхают, затем их перетаскивают на крышу сарая на досушку, ну и, чтоб освободить место для следующей партии. Эти кизячные «кексики» складывают в конические горки. Нижний ряд выкладывают в  кружок, следующий ряд как кирпичи, с перехлёстом: на два кизяка один. На следующие два ещё один. Так же второй ряд, третий Каждый последующий ряд в диаметре меньше предыдущего. Конус всё уже и уже. Сверху кладётся последний «кексик», и… выкладывается следующая горка.
   Кстати, когда переносят сухие кизяки в сарай, следует быть крайне осторожным, так как в них очень любят отдыхать змеи – гадюки.
   У Лоры были две козочки. Их надо было зимой чем-то кормить. И бабушка с Лорой ходили в степь за солодником. Это высокое травянистое растение с одревесневшим стеблем и зелёными довольно плотными листочками, липкими с тыльной стороны. Козы с удовольствием поедали листочки и в свежем, и в сушёном виде. Растения эти были достаточно тяжёлые, так что большие вязанки не навяжешь.
   Ещё более тяжёлым был гребенчук (гребенщик). Это кустарник, напоминавший маленькое хвойное дерево. Он цвёл очень красивыми разноцветными метёлками, приятно пахнущими. А, когда он горел, то источал хвойный аромат и «брызгал» голубыми искорками. Это было очень калорийное топливо, но резать прочные стебли ураком (местный серп) и тащить его в вязанках – было нелёгким делом.

    Ну и третий тип растений – это пушок. Это название народное, как оно называлось на самом деле, я не знаю. Это полые стебли высотой до 2-ух метров, напоминающие стебли от подсолнуха или кукурузы. Очень лёгкие, когда сухие. Можно тащить огромные вязанки. Пушок используется в основном для «разжижки», как говорила бабушка.

   Вот и отправились бабушка с внучкой на промысел. Может быть, ещё остался пушок, а, если уже собрали, то солодника нарежут. Интересно, что бабушка плохо ориентировалась в посёлке: никак не могла запомнить в какой стороне школа, а в какой кладбище. А в степи она себя чувствовала вполне уверенно. Один раз с Маней сходила и всё – больше ей сопровождающие не были нужны.

   Лето в разгаре. Пушок уже высох, и почти весь собран. Стали резать солодник. Стебли его уже хорошо одресневели, стали твёрдыми. Они уже нарезали достаточно прутьев, увязали вязанку для Лоры. Бабушка положила туда побольше прутьев пушка, чтоб легче было ребёнку нести. Себе нарезала в основном, солодник. Увязали и её вязанку, можно идти к дороге, домой.
    Но бабушке показалось, что вязанка маловата.

   - Лора, ты постой тут, я пойду к тем кустам, ещё немного нарежу.
   - Хватит, бабушка, тебе же тяжело будет. Я уже и пить хочу, и кушать. Пошли!
   Но, больно уж хороший солодник стоял: ровненький, толстенький и листочки ещё не опали. Упрямая бабушка взяла урак и пошла.
   - Посиди на вязанках, отдохни – путь не близкий. Я быстренько управлюсь.
   Не успела Лора удобнее усесться, как раздался вскрик.
   - Лорочка! Иди сюда скорее, милая!

   Лора быстро подбежала к бабушке и остановилась, с ужасом глядя на её ногу. Нога была ниже колена в крови. Крови пока было не очень много, но картина показалась Лоре ужасной. На ноге был косой разрез. Очень глубокий разрез на голени. Края рваные, кожа и мясо отвернулось, оголив кость.
   Несколько секунд Лора стояла в состоянии шока. Потом слёзы брызнули из глаз, и она кинулась к бабушке.

   - Бабушка! Что случилось?
   - Ой, Лорочка! Дура старая твоя бабушка! Ой, что же я натворила – заголосила бабушка.
   - Ну, бабушка, как ты так поранилась?
   - Да, смотрю два солодка совсем рядышком. Ну, я и решила одним махом оба перерубить. Дёргала, дёргала, а они не перерубаются. Я – сильнее, один перерубила, а второй как-то сам сломался штой-ли. Урак-то как соскользнёт, и…по ноге. Ой, горюшко ты моё!

   Бабушка лежала на спине. Косыночка съехала на ухо. Губы были цвета седых волос. Это она ещё не видела свою ногу. Вид этого рваного кровоточащего мяса, опоясывающего ногу, был настолько отвратителен, что Лору затошнило. Края раны в виде каких-то ошмётков потому, что урак не как серп, гладкий. Нет. У него режущая часть, как у косы – зубчатая.  Собственно, это и есть коса, только с маленькой ручкой. Тут бабушка спохватилась.

   - А гдей-то мои очки? Не приведи Господь, затеряются. – И она стала шарить вокруг себя рукою.
   И тут кровь, которая сочилась, вдруг резко полилась. Время пришло, или то, что бабушка зашевелилась, только вокруг сразу образовалась лужа крови. У Лоры мгновенно испарились слёзки.
   - Бабушка, бабушка, надо скорее перетянуть ногу. Чем, бабушка? Вязанку развязать?

   - Нет, Лорочка, давай от подолА отрежем.
   - Чем, бабушка, чем? Ножниц же нету?
   - А ураком, милая. Сможешь?
   - Попробую, - сказала Лора и принялась дёргать за подол.
   - Нет, ничего не выйдет. Бабушка, ну придумай скорее. Вся кровь вытечет, и ты умрёшь! Надо натянуть край подола, а у меня одной руки не хватает. Помоги!
     - Лорочка, ты лучше мне помоги немного приподняться, а то я же за животом ничего не вижу.
 
   Лора попыталась приподнять бабушку, но силёнок не хватало. Она толкала её в спину изо всех сил. Бабушка немного приподнимется и опять ляжет. У Лоры лихорадочно работали её маленькие детские мозги. Она вспоминала, чему её в школе на уроках ПВО учили. Но ничего не могла вспомнить. Она хорошо знала и ловко умела перебинтовывать раны.

    Она лучше всех в классе бинтовала голову, делала « шапочку», потому, что она вечерами тренировалась, бинтуя бабушке руки, ноги и голову. Наловчилась лучше любой медсестры. Да, несмотря на то, что жили они в глубоком тылу, за 7 или 8 тысяч километров от  войны, их со второго класса учили всему, что должны знать и уметь солдат и фронтовые сестрички.

   Но как поднять полную бабушку, которую она любовно называла «мой колобочек», этого не объяснили. А ведь и солдаты большие бывают. Лорочка побежала к вязанке. Бабушкина вязанка была рядом. Она подтащила её к бабушкиной спине.
  - Бабушка, постарайся удерживаться, я буду под тебя подпихивать вязанку. Ну, давай, давай! Держись, я твои очки нашла. Так, так. Всё пока. Держись. На, очки. Давай ещё. Ну, сгибайся, сгибайся!

   Вот бабушка уже полулёжа. Лора побежала за своей вязанкой. Что-то она тяжёлая! Конечно, у Лоры уж силёнки на исходе. Но, как только она глянет на ногу, вокруг которой кровь уже образовала солидную лужу, так у неё снова прилив сил.
   - Бабушка, а где твоя клюшка?

   Пришлось Лоре быстренько оббежать то место, где валялась бабушкина вязанка. В траве того же цвета трудно сразу разглядеть палку. О! Вот она! Лоре повезло: она довольно быстро нашла клюшку. Теперь она потихоньку приподнимала бабушку, которая уже понемногу ей помогала, даже придавив к земле первую вязанку, она смогла водрузить на неё свою, подперев клюшкой.

  - Бабушка, ты почти сидишь. Спиной не очень шевелись, чтоб вязанки не развалились. На, натяни подол.
   Бабушка дотянулась до края подола и натянула подшивку. Лора ураком распилила немного.
   - Теперь повдоль, повдоль, Лорочка!
    Лора сделала подпил вдоль подола, вдоль подшивки.
  - Теперь тяни повдоль. Дай мне, что оторвалось, я потяну.

   Прочная ткань, льняная с треском стала разрываться. Вот и лента. Прочная, не то что бинты. Лора осторожно передвинула широкую резинку на коленку.  Да, бабушка и зимой, и летом носила чулки, которые выше колена держали специальные резинки. Ой, кровь потекла ещё сильнее. Резинка, видимо, частично стягивала ногу.  Лора стала быстро обматывать ногу выше колена. Туго не получается.

   - Бабушка, - чуть не плача заговорила Лора. - У меня крепко не стягивается.
   - Давай как-нибудь вместе попробуем. – Ничего. Стало получаться. Бабушка тянет, внучка одной ручкой прижимает «бинт» к ноге, другой обматывает вокруг.

    Решили немного передохнуть и посмотреть, будет ли кровь останавливаться. Лора помогла бабушке осторожно передвинуть ногу на сухое место, а то в этой луже не поймёшь: перестала кровь прибавляться, иль нет. Нет, пока не перестала, но не так хлещет.  Теперь, потихонечку надо забинтовать саму рану. Кровь частично присохла, будет давить на кость. Наверно, бабушке будет больно.

  Теперь они уже знают, как отрезать ленту от нижней бабушкиной рубахи. Лора подпихнула вязанки, которые немного отползли, укрепила их, осторожно повыдёргивала травинки из ранки и стала накладывать « бинт». Ну, тут она мастерица. Эх, думала Лорочка, посмотрела бы врач-учительница, как я забинтовала! Она с любовной гордостью осмотрела свою работу.

   Хорошо, но мало, кровь уже всё пропитала. Оторвали ещё ленту. Эту было труднее отрывать, так как бабушка должна была приподниматься. А у неё никак не получалось.
Пришлось бабушке потихоньку перевалиться на бок, Лора уж сама смогла, правда с большим трудом немного оторвать, затем бабушка перевалилась на другой бок. Тут уж и она смогла немного помочь. Лора прибинтовала и этот кусок ткани. Она сразу стала пропитываться  кровью.
 
    Но это не свежая кровь. Значит, всё-таки остановили они её! Чтоб повязка не сползла, Лора сверху наложила отогнутый край чулка, и закрепила резинкой. Ну, всё. Теперь надо как-то добраться до дороги. А там кто-нибудь поможет. А в какую сторону идти? Лора огляделась вокруг. Ни с какой стороны машины не едут. Неужели, они так далеко углубились в степь? Похоже, что так.

   - Бабушка, а дороги не видать. Мы заблудились.
   - Эх, кабы мне встать. А так я не вижу далеко. Но, сдаётся мне, что тудою надо итить.
  И они «пошли тудою». Только не пошли, а поползли. Бабушка с одной ногой и подняться-то не смогла. Она легла на бочок, и подталкивая себя здоровой ногой и клюшкой, потихоньку поползла.  Так они преодолели некоторое расстояние.

   - А где наша добыча? Где вязанки?
   - Я их там оставила. Только ураки взяла.
   - Ты, что ж это? Такой труд выбросила! А твои Катька и Зорька что будут кушать? Я кровью вязанку обмыла, а ты бросила. Иди, поднеси их сюда. Я волочить рядом с собою буду. Давай, давай, возворачивайся!

  И Лора побежала назад. Она бежала, не разбирая дороги. Бежала и плакала. Плакала горько, горько. И от усталости, и от трудностей, и от жалости к бабушке. А больше всего от жалости к себе. Уж так стало себя жалко! Никому до неё нет дела. Никто не посочувствует, не поддержит, не успокоит. И никто не похвалит, а она ведь так старалась!

   Лора остановилась и осмотрелась. На неё накатилось отчаяние: ведь они здесь не шли. Где же искать вязанки? Где? Тут она заметила, что бежала с ураками. Зачем? Теперь они будут ей мешать. Да, что-то они стали какими-то тяжёлыми. «Только бы ни одного не потерять. Не надо их класть в траву. Один тёти Вали. Когда она ходит в степь с Машей, то берут у нас серп-урак. А, когда ходим мы, то берём у них. Значит, надо оба не потерять» - думала Лора.

   Куда же идти? Куда? Она крутилась на одном месте, высматривая примятую траву, по которой тащилась бабушка. Но трава и кустарники стояли ровненькие, весёленькие. «А где же большая лужа крови?» Лора совсем растерялась и снова заплакала.
   - Лора! Лорочка! Ты где? Я туточки!

   Это бабушка зовёт, кричит, но только тихо, как будто издалека. Нет, она не далеко, это у неё голос такой тихий. Бабушка никогда ни на кого не кричала, не повышала голос. Голос у неё был слабенький, но очень приятный. И звучал он всегда ласково, даже, когда она оправдывалась перед Маней. Она любила петь и пела тоже тоненьким голоском. Протяжно. Закрыв глаза и подперев щёку рукою. «Ой да, хороша я хороша-а-а. Да плОхонько оде-ета-а-а. Нихто замуж не берё-о-ть. Девоньку за е-ето! Ох!»

  Подружки всегда просили Лору уговорить бабушку спеть. И она начинала: «Вхожу в светлУю залУ. Всем руку подаю. Мой миленький – изменник: другую палюбил. Ах, дайте ножик, вилку, ах, дайте-е-е медный та-а-з. Зарежу свОво милку. Прощай в последний раз!» Ну, это она пела для девочек, чтоб развеселить их. А вообще-то она любила грустные, или, как она говорила, «слёзные» песни.

  «Вот  умру я, умру я. Похоронють миня. И нихто-о не узна-а-ить: где магилка моя».Ну, а Лоре нравилось, как она поёт « ….И-извела-а меня-а-а кручина. По-одко-одная-а –а змея. До-огора-а-й, гори, моя лучи-и-на. До-огорю-у с тобо-о-ой и я –а-а…» У Лоры  всегда наворачивались слёзы, когда бабушка пела «Лучину». Он так прикипела к этой песне, что, будучи взрослой, то есть мамой, она пела эту песню вместо колыбельной своим сыновьям.

   И что интересно: эту песню бабушка пела чистенько, без малейшего намёка на украинский акцент. Воспоминания так захлестнули Лору, что она и не заметила, как изменилось её настроение. Ей стало как-то легко, спокойно. Она почувствовала уверенность, что сейчас найдёт вязанки. Да и бабушка права: зачем бросать свой труд. «А верёвки? Как я могла их бросить? – думала она. – Ведь без них в степь не сходишь». И так ей показалось смешным её поведение, что она рассмеялась и запрыгала вправо на одной ножке.
   Опа! А вот и примятая трава с крупными каплями крови. А вот и вязанки! Лора деловито прикрепила ураки к верёвкам, просунула между былок через одну, как плетень, ручку привязала концом верёвки к основной верёвке, что обхватывает сноп. Вроде держатся крепко. Попробовала тащить сразу обе вязанки. Нет, очень трудно. Вот снова бабушка подаёт голос. Теперь, действительно издалека. Значит, она много проползла.
  Лора хотела поднять свою вязанку на голову, но она оказалась не подъёмной. Обычно, мама или бабушка поднимали вязанку, клали ей на голову, двигали туда - сюда, чтоб девочка уравновесилась и всё. Лора начинала потихоньку двигаться. Потом несколько раз она слегка подпрыгнет, пока вязанка не найдёт своё место, и можно идти быстрее.
   Сейчас некому положить ей прутья на голову. Она сделала верёвочную петлю и потянула по примятой траве. Протащив некоторое расстояние, Лора бросила эту вязанку и пошла за бабушкиной. Так тащила она поочерёдно: одну вязанку, другую. Хочется пить. Ой, как хочется кушать! Они с собой ничего не взяли: думали быстро вернуться. Это челночное передвижение уже почти доконало бедную девочку.
    А тут она заметила, что когда она тащит вязанки, то из них вываливаются прутья. Лорина вязанка стала тоньше, верёвка плохо держит, надо перевязать, иначе притащит к бабушке одни верёвки. Что делать? Она ставит бабушкину вязанку вертикально. Та не держится: падает то налево, то направо. Наконец Лоре удалось её уравновесить.

    Она присела немного, обмотала себя верёвкой, ухватилась за конец и привстала. Согнулась, вязанка прочно легла ей на спину. Сделала пару шагов. Тяжело, но … можно попробовать пойти. Пошла. Ой, как тяжело! «А как же муравьи носят тяжести во много раз больше себя? Ведь и тельца-то нормального нет: несколько бисеринок нанизано на ниточку, а сил-то сколько! Откуда они берут силы?» Она вспомнила книгу про муравья Ферду.* «Да, этот муравьишка был умным и ловким. Он бы, наверно, что-нибудь  придумал. А я сейчас и вправду похожа на муравьишку. Я – маленькая, а вязанка – огромная. Всё-таки бабушке удалось много пушка нарезать.  Я – муравей Ферда!».

   Всё. Вязанка свалилась со спины. Лорочка села на неё. Немного отдохнула и пошла за своей вязанкой. Эту вертикально не поставишь: все ветки вывалятся. Лора села, стала тянуть через плечи за верёвки. Никак на спину не закинуть, надо перевязывать. Узлы бабушка затянула слишком сильно, не поддаются. Опять захотелось плакать. Завязала свободные концы верёвок вокруг вязанки, стянула их, на сколько хватило сил, и поволокла.

   Снова бабушкину вязанку, потом – свою. Во рту пересохло. Она повалилась на бабушкину вязанку. «Небо! Какое жёлтое небо! Раскалённое! Всё ровное, хоть бы дырочка была с кусочком синего неба. Нет! Такое толстое рыжее небо, что даже солнышко через него пробиться не может. Говорят: это афганец. Почему афганец? Рядом Афганистан. Там басмачи.

   Какой же должен быть афганец, чтоб закрыть собою всё небо? Как змей Горыныч? А почему нет ни крыльев, ни клюва, ни хвоста. Что же это? Надо будет у мамы расспросить».  Пить! Облизнула губы, вытерла слёзы и, …опять муравьишка принялся за работу. «Я-а-а – Фе-е-рда-а, я-а-а – Фе-е-рда-а-а! Я - сильный мураве-е-й!» - что-то пело внутри неё, и это, как ни странно, помогало ей.

   Сначала она пропевала это 10 раз и валилась на бок отдыхать, потом – 6 раз, потом – 4 раза. Потом идёт за своей вязанкой. Пить! «Не надо об этом думать». А вот опять бабушка подаёт голосок. Совсем близко! Значит, догнала она бабушку.

   Мысли перекинулись на бабушку. «Вдруг уже нога посинела? Сколько времени прошло? Надо скорее её догнать и проверить. А как? Нога-то в чулке! И его не снять: Лора нерассечённый кусок чулка прибинтовала к ноге.  «Что я наделала? Почему не отпилила его? Был бы носок. Можно снять, посмотреть и снова надеть» - рассуждала Лора, из последних сил волоча вязанки.

   - Бабушка, а вот и я. Как твоя нога?
  - Не знаю, то ли притерпелась, то ли заживать стала, только я такой боли не чую. Вроде, легче.
   Лора кинулась к бабушкиной ноге.
   - Бабушка, чувствуешь пальцы? – Она теребила пальцы ноги. - А? Ну, как?
   - Чую, чую. Немного, вроде как деревянные, но чую.
   - Какой палец трогаю? Хорошо! А теперь, какой? Хорошо! А булавка у тебя есть?

  - Ну, а как без булавки? Есть, есть. Вот здесь на груди около застёжки. Нашла? А зачем тебе? Резинка у трусов штой ли порвалась?
   - Нет, - смеясь, ответила Лора. – Я буду колоть в ногу, а ты говори что чувствуешь? Поняла?
   - Да, что тут не понятно. Понятно. Коли. А, чую, чую. Вот под пальцами. А это – над пальцами. Всё чую! Не одеревенела нога-то. Слава тебе Господи! Пошли дале, а то поздно будет. Солнышко зайдёт, и враз потемнеет.

    И они поплелись дальше. Теперь они были вместе. Было веселее. Бабушка теперь свою вязанку сама волокла. Отползёт немного и подтащит. А Лора свою еле волокла. Она очень устала: ведь она проделала путь в четыре раза длиннее, чем бабушка. А вот послышался шум проезжающей машины. Молодец бабушка: идём правильно, в сторону дороги.
    - Бабушка, бабушка, мы пришли. Вот она – дорога – то. Совсем, совсем рядом.

    Окрылённые, они прибавили скорость. Они карабкались молча, сосредоточенно. Вот она, вот дорога. Можно сказать: «дорога жизни». Бабушка еле ползёт, в кровь растирая руки о землю, о сухую и острую траву. Она потеряла много крови. Рана всё ещё кровоточит. Это и хорошо, и плохо. Лора не смогла сильно перетянуть ногу, чтоб совсем остановить приток крови. Зато нога не потеряла чувствительность.

   Лора, бедная Лорочка! Она самоотверженно тащила свою вязанку, подталкивала бабушкину. Иногда они останавливались и лежали молча и неподвижно, глядя в небо, оранжевое от раскаленной пыли. Они прислушивались к движению машин по дороге. «Что-то очень редко проезжают машины. Долго придётся ждать попутку» - думала Лора.
 
А бабушка ни о чём не думала, полностью полагаясь на свою «умную» внучку, которая совсем недавно окончила всего – то второй класс. Совсем ребёнок. Худенькая, маленькая, но жилистая и упорная.

     В головке у Лоры был какой-то симбиоз из прочитанных книг. Она всё время сравнивала ситуации, что описывались в книгах, со своими. Если она или он, или они в такой-то ситуации справились с трудностями, то и она в данном случае справится. И справлялась, ведь. Особенно ей в этом помогал Фенимор Купер. Она все его книги прочитала по нескольку раз. И в жизни ей многое пригождалось.

    Вот, машина проехала, звук - совсем рядом. Добрались таки до спасительной дороги. Вот и сама дорога. Пустая. Машин не слышно. А впереди непреодолимое препятствие – арык. Большой арык, как ров. Широкий, правда, не очень глубокий, но воды в нём по колено Лоре будет.  Задача – перетащить бабушку через арык.
   - Бабушка, давай попробуй переползти? Ну, намокнешь. Так ведь скоро будем дома, переоденешься. Давай!

   - Нет, Лорочка, я чтой-то баюся. Как-то страшно униз головой ползти.
   - Бабушка, а, если бочком попробуешь?
   - Нет, давай обождём, может хто проедит. Поможит.
Вот и машина появилась на повороте. Лора перескочила арык, выбежала на дорогу и стала махать ручонками, показывая на бабушку, лежащую по ту сторону арыка. Водитель притормозил, но в кабину из кузова кто-то постучал, и он поехал дальше. Вот бричка с большим возом травы.

    Проехала, таджик только покачал головой, поцокал языком и поехал дальше. Вот машина едет на большой скорости. Кузов полон солдат. Ну, уж солдаты помогут, решила Лора. Она решительно кинулась под машину, крича: «Помогите, дяденьки, помогите: бабушка умирает! Вон, бабушка там лежит!» Машина резко объехала её и так же резко рванулась вперёд.

   Уже сумерки! Как кто заколдовал дорогу. Сколько времени они там провели, неизвестно. Бабушка пару раз теряла сознание. Она совсем ослабла. Лора перетащила через канаву вязанки, положила их на обочине и села. Она очень устала, совсем ни о чём не хотелось думать. Нашло какое-то оцепенение. Ей было уже всё равно, когда появится другая машина, она не рассчитывала ни на чью помощь.

    К ней подъехала арба с мальчиком на кОзлах. Арба пустая, высокая. Где-то глубоко в мозгах мелькнула мысль, что на эту арбу бабушку не поднять. И всё. Арба сначала проехала мимо. Потом мальчик повернул ишака, подъехал к Лоре и остановился.
  - Духтар! Совхоз? – Он махнул в сторону посёлка. Лора кивнула. – Хайр! Давай дров. Он  закинул одну вязанку на арбу. Потом другую.

    Лора сидела, безучастно глядя на его действия.
   - Э, духтар, зачем дува дров? – Удивился мальчик: почему у девочки две вязанки.
    Лора встрепенулась.
   - Там бабушка! Моя старый модар! Понял? Бабушка! Старая ападжон! Там! – И она стала ему показывать на лежащую бабушку.
   - Э! – вытаращил свои огромные глазищи таджичонок. -  Мурдаги? Вай, вай!
   - Нет! Не мурдаги, живая, только нога касал. Нога болит. Нога касал! Совхоз надо – нога касал, фамиди?

   -- Ха! Ха!  (Да, Да). Фамидам. Давай на арба!
   Они перепыгнули воду в арыке, и подошли к бабушке. Мальчик увидел окровавленную, замотанную в тряпки ногу. Заохал, заахал.
   - Зачем такой?
   Лора взяла урак и показала, как бабушка поранила ногу. Мальчик подошёл к бабушке, нежно погладил по голове, покачал головой, посмотрел на неё и задумался. Но ничего придумать не смог.
   - Хоп, ладно! Давай, давай!

   Он взял бабушку под мышки и поволок. Она ему помогала, как могла, но сдвинули не намного. Тогда они вдвоём, каждый за свою подмышку. Подтащили её к самому краю арыка. А дальше что? Мальчик вернулся к арбе, и Лора чуть было не закричала, что он «гад, гадёныш», думая, что он уедет. А тот ещё и вязанки сбросил.
 
    Слабая была надежда, что они справятся, но теперь и эта надежда исчезла. Лора отвернулась, чтоб «этот гад» не видел, что она плачет. Но мальчик не погнал своего ишака, а позвал Лору, показывая, что надо положить вязанки в арык, и через них перетащить бабушку.

   Положили одну вязанку поперёк канавы, перекинув через воду. Другую – вдоль. Мальчик принёс какую-то тряпку, на которой он сидел, соломенный тюфячок. Положили сверху. С большим трудом им удалось бабушку  водрузить на это сооружение. Но им никак не удавалось её поднять вверх. Один тянул за тряпку, другая - подпихивала сзади. Бабушка как-то сообразила и  заработала руками как, солдаты, ползущие по-пластунски. Общими усилиями вытащили бабушку на другой берег арыка.

   Теперь перед ними встала задача посложнее первой: затащить бабушку на арбу. Дети сели на вязанки и задумались. Но ничего в голову не приходило. Оставалось только ждать помощи. Уже совсем стемнело. Машины перестали вообще ездить. И тут появился парень – таджик, идущий рядом со своим ишаком, нагруженным огромным мешком. Парень весёлый. Чтоб было не так скучно, он во весь голос пел песни.

   Подъехал. Остановился. Они с мальчиком о чём-то бурно разговаривали. Мальчик показывал на бабушку, на её ногу. Нога производила жуткое впечатление: кровь потихоньку просачивалась через тряпки, полностью пропитанные кровью. Даже не было  ни одного белого пятнышка, говорящего о том, что «бинты» были, когда-то, белыми.

    Сколько же, бедная бабушка потеряла крови! Парень качал головой, что-то мычал. Наконец они вдвоём подошли к бабушке и попытались её поднять. Но она была какая-то обмякшая, тяжёлая. Они подтащили её к самой телеге. Новая попытка. Безрезультатно. А тут ишак начал выражать беспокойство.  Как известно, ишаки - животные своенравные: не захочет идти, не заставишь, не захочет остановиться, не остановится.

   Мальчику пришлось сесть на кОзлы и сдерживать его. Парень добродушный такой, всё говорил Лоре. «Ничего, ничего. Будет нагз, хорош. Хозер, хозер!» Наконец, он махнул рукой, как бы на что-то решившись, и стал снимать мешок со своего ишака. Лора подскочила к нему.
 
   Он подмигнул ей. Они взялись и уложили мешок около арбы. Подтащили бабушку. Хотели, чтоб она встала на мешок, и тогда они попробуют её перекинуть. Но, бабушка резонно заметила:
   - Как же я подниму ногу? А на чём стоять буду? На больной?
    Лора стала подтаскивать вязанку к колесу. Пыталась объяснить парню, чтоб он положил мешок на вязанку. Парень не понимал зачем, но сделал, как требовала девчушка.

Она помогла бабушке добраться до мешка, и, ухватившись за обод колеса, немного подтянуться и сесть на мешок. Теперь и парень догадался, что она задумала. Вдвоём они усадили бабушку. Подтащили вторую вязанку, и бабушка поставила на неё ногу, ухватилась за борт телеги, Лора подпёрла её плечиком.
   - Бабушка, давай, давай, опирайся на меня, подтягивайся.

  Тут подскочил парень, присел, подсунул плечо под бабушкин зад и резко выпрямился. И бабушка, охнув, перевалилась через бортик.
   - Ура! Закричала Лора, и от радости запрыгала вокруг паренька.
    Он сначала снисходительно улыбался, потом пошёл в танце рядом с ней. Мальчишка, что сидел на кОзлах, стал петь детскую песенку про хлопок: «пахта, пахта, джон пахта. Руида Джон гулдаста…..» и хлопать  в такт песенке.

    Лора, от природы очень весёлая девчушка тут же стала танцевать по-таджикски, работая кистями рук, двигая головой по шее, чем привела в восторг доброжелательного паренька. « Твой номи? Ман – Саид, - ткнул он себя в грудь. Твоя как буд?» Лора весело рассмеялась. Она уже знала, как ответить по-таджикски: «Номи ман Ло-ла-хон!»

    Он очень удивился: «Зачем Лолахон? Лора зсмеялась, ткнула его в грудь: «Саид – Саша; Лора – Лола, Лолахон!» «А! Ман Саша? Нагз ми?!»  Тут бабушка позвала: «Лора! Лорочка! Ну, поехали, што ли?» «Сейчас, бабушка! Хозер, хозер!» Парень совсем обалдел. Но, Лора объяснила, что знает всего «ДУ – СЕ слова». «Твоя майда кас, - он показал на её голову, - совсем…. нагз…Умна. Моя калон кас совсем  …, - он похлопал себя по лбу. – Нагз не буд».  И дал понять, что он не догадался так положить мешок, как предложила Лора.

   - Лора, ну, поехали уже. Темно! Мать волнуется.
    Лора благодарила и благодарила хорошего паренька. «Рахмат. Рахмати калон!!!» Он весело смеялся, гладил её по головке, говорил что-то весёлое и, кажется, приглашал в гости. Лора объяснила, что её мама «Раис» в сберкассе. Звала в гости. Наконец, они распрощались, Лора  быстро вскарабкалась на арбу и позвала парня.
               
   Парень покидал вязанки и залез сам. Вопросительно посмотрел на девочку и всё понял. Они подтянули бабушку к мальчику, подложили ей под голову вязанку, чтоб удобнее было лежать. Мальчик дал ей под голову свою подстилку. Лора уселась на вторую вязанку. Наконец, они тронулись. Парень долго шагал рядом с ними и распевал песни. Потом он прокричал: «Хайр, хайр набошАд!», помахал рукой и свернул в свою сторону.

    Лора сразу улеглась рядом с бабушкой и почувствовала неимоверную тяжесть во всём теле. Не хотелось даже пальцем пошевелить. Всё тело было, как будто налито свинцом. Она лежала и смотрела в небо. Вся усталость, накопившаяся в ней за день, все переживания – всё слилось воедино с этим тёмно-коричневым небом, образовав что-то  очень-очень тяжёлое. Оно буквально придавило девочку к доскам.
 
   Глядя сверху на это маленькое хрупкое худенькое тельце, невозможно поверить, что в нём сокрыто столько внутреннего тепла, столько энергии и силы, столько самоотверженности. Лора любила маму и бабушку какой-то особенной,не детской, очень большой любовью. Она готова была всё для них сделать, всё отдать, даже свою коротенькую жизнь. Что это? Природа ли её наградила таким даром, или сказались два года,проведённые в детприёмнике при НКВД?

              "Кто жизнью бит, тот бОльшего добьётся.
               Пуд соли съевший выше ценит мёд..."
                Омар Хайям 

      Ишачок бежал мелкими, спорыми шажочками. Арба тряслась тоже мелкой тряской, и Лора забылась крепким, глубоким сном. Не слышала она, как ишачок остановился около здания сберкассы, около которого толпилась группа мужчин. Все шумели, о чём-то споря, перебивая друг друга.
 
   Мальчик теребил Лору, пытаясь разбудить. «Эй, духтар! Эй, Лолахон! Хэз! Хэз! Твой модар!» Лора никак не могла открыть глаза. Она лежала совершенно безучастной ко всему происходящему.  А мальчик всё теребил и теребил её. «Лолахон! Хез, хез! Твой модар! Хез, давай, давай!» Он уже чуть не плакал. Но, вот она услышала мамин голос, вскочила. «Ма-а-ам-а! Мы здесь!» Усталость как рукой сняло. Она спрыгнула с арбы, сразу начала говорить, что там лежит бабушка. Почему-то молчит. Может, умерла?
   А бабушка спала. Тряска усыпила её. Да и нога в покое, видимо, не так болела.
   Мария позвала всё ещё споривших мужчин, которых она собрала, чтоб пойти разыскивать мать и дочь, не вернувшихся из степи. Вот они и спорили надо ли идти в ночь. А тут как раз и бабушка с внучкой объявились. Четыре здоровых мужика, положили бабушку на простыню, и вмиг она оказалась на своей кроватке.

   Целый вечер Мария с дочкой возились с разорванной ногой. Мария промыла рану горячим крепким раствором марганца, посыпала растолченным в порошок белым стрептоцидом. Она осторожно стягивала края раны, а Лора тут же накидывала бинт. Потом Лора окончательно мастерски забинтовала ногу. Регулярно, через день, мама с дочкой делали перевязку. Мамин друг д. Петя смастерил подобие костыля, и бабушка, немного отлежавшись, стала потихоньку ходить.
 
    Вот и вся история, случившаяся с маленькой девочкой и её старенькой бабушкой.
   
   

.

   
   -