Прекрасная случайность Рассказ 5

Так сильно я ещё никогда не волновалась. Это наша первая встреча после «вечера Синатры». Так я назвала нашу «прощальную» встречу с Елеазаром.

Я села на кровати как можно красивее. Чтобы он вошёл в мою комнату, а тут я, вся такая красивая, с прямой спиной и ласковой улыбкой. В голове прозвучала фраза, сказанная Елеазаром в «вечер Синатры»: «я, наверное, зайду к тебе в субботу; даже не «наверное», а зайду». Я взяла телефон и проверила, точно ли сегодня суббота. Да, суббота. Значит, я не просто так здесь сижу. Родители уехали в город по каким-то особо важным делам. В особо важные дела они меня не посвящают. Мне же лучше.

Просидев минуты три в полной тишине, я поняла, что терпением меня обделили. Я встала с кровати и начала прохаживаться по комнате. У меня очень красивая комната, позволю себе похвастаться. Стены заклеены постерами, интересными цитатами и вырезками из газет. Причём всё это не, как у всех, приклеено к обоям на скотч. Это у меня вместо обоев. Я не знаю половины тех групп, которые изображены на постерах, но большинство участников групп достаточно красивы, чтобы почётно улыбаться на всех и вся со стен моей комнаты. Наибольшая часть постеров мамины и папины. Просто они в статусе взрослых и не решились лепить их на стены.

Я услышала хлопок входной двери и замерла. Потом, подумав, снова села на кровать, выпрямив спину. «Дома ведь никого нет. Елеазар в силу воспитания не пройдёт в дом, пока не поприветствует хозяина». Но папы нет. Я за него.

Я встала с кровати и пошла в коридор, где уже стоял Елеазар. Его бледное лицо порозовело от мороза.

 - Привет, - сказал он и улыбнулся.
 - Привет, - смущённо ответила я и тоже улыбнулась, - Ты раздевайся, проходи.
 - Да…конечно, - ответил Елеазар. Кажется, он на мгновение потерялся в своих мыслях.

Когда он разулся и снял куртку и шапку, мы прошли в мою комнату. Я села на кровать, а он – рядышком, но более скромно. На краешек.

 - Привет, - опять произнёс он.
Я взяла его за руку и сказала:
 - Наверное, я страшная. Поэтому ты такой бледный и пугливый.
 - Я не пугливый, - мягко возразил Елеазар, - Я просто очень…соскучился.
 - Но ведь прошло всего два дня… Бывало, и дольше не виделись.
 - Аге… Но ведь предыдущая встреча была особенной?
 - Да, - ответила я, - Да, - ещё раз повторила я для самой себя.

Думала ли я, что люблю его, когда целовала? Честно? Нет. Это вышло как-то случайно. Конечно, привязанность есть и очень сильная, но это никак не любовь. Любовь это другое. Ирония. Вам это разъясняет человек, который никогда не любил и которого никогда не любили. Родители – не в счёт.

 - Слушай, я хотел тебе предложить…может…ты захочешь завтра поехать со мной в церковь?
 - Что? – не поняла я, - В церковь?
 - Аге, - произнёс Елеазар.
 - Нет. Давай туда ты без меня.
 - Почему? Разве тебе не интересно там побывать?
 - Честно? Не интересно. Потому что я не крещённая. Я не была там ни разу. Я церковь только по телевизору видела и… я не верю в Бога. Я точно знаю, что нас кто-то создал, может быть даже Господь, но я склоняюсь к другим, более обоснованным теориям, - я посмотрела на Елеазара и добавила, - Ты уж прости.
 - Во-первых, не крещённым тоже можно находиться в церкви. Во-вторых, я не прошу тебя в него верить. Это самостоятельный выбор каждого. Просто я очень хочу, чтобы ты там побывала. Там очень красиво, - Елеазар не намерен был сдаваться, и я не понимала почему. Увидев моё, наверное, скептическое выражение лица, он предпринял последнюю попытку, - Всего один раз. Не понравиться – заставлять не буду.
 - Хорошо, - согласилась я, а в глазах Елеазара будто бы пробежала бегущая строка со словами «Ура! Я сделал это!», - Но я не знаю как и что. Наверное, по особенному одеться надо, да?
 - Аге. Но это просто. Есть три правила: первое – входить в церковь надо с покрытой головой, то есть в платке; второе – одежда не должна бросаться в глаза и быть слишком…откровенной; и, наконец, третье – желательно быть в юбке, прикрывающей колени, - объяснил Елеазар, - А когда входишь в церковь, надо обязательно перекреститься. Выходя из церкви, тоже нужно перекреститься, но ни в коем случае нельзя при этом стоять спиной к входу.
Я вздохнула, а Елеазар улыбнулся.
 - Рад, что ты согласилась.


В воскресенье утром Елеазар зашёл за мной. Я попыталась сделать всё, чтобы выглядеть подобающе. На мне было светло-серое платье с рукавами до локтей. Колени это платье свободно прикрывало. Белый платок я аккуратно сложила и положила в карман куртки, потому как идти в одном платке по улице зимой это очень холодно и неприятно.

Церкви в посёлочке Х не было, нет и, скорее всего не будет. Поэтому мы поехали на электричке в церковь Городины У. Ну, не в сам город, конечно. Эта церковь находилась на окраине города и посещалась преимущественно поселковыми и деревенскими верующими.

Перед входом в церковь я сняла шапку и повязала платок. Мы с Елеазаром перекрестились и вошли в церковь. Довольно-таки красиво. На стенах висят иконы в рамках, а по каждой из них имя святого, изображённого на иконе, и молитва ему.

 - А что это за запах? – шёпотом спросила я у Елеазара.
 - Ладан, - ответил он тихо и, видя мой вопрошающий взгляд, пояснил, - Ладан это смола Ладанного дерева. Ладан один из даров, принесённых волхвами Иисусу. Ты ведь слышала о пришествии волхвов? – я кивнула, - Мне очень нравится этот запах.
И мне он тоже очень понравился. Здесь была атмосфера спокойствия и тишины. Только кое-где был слышен шёпот молящихся. Они стояли перед иконами и читали молитвы наизусть, а те, кто не знал молитв, читали их. Кто со стены, кто со своего листочка, кто с Молитвословов - книжек, в которых собраны молитвы. Особенно мне понравилось паникадило. Такое большое, ажурное. Практически около каждой иконы висели лампадки. От свечей лился неяркий тёплый свет. У свечей, оказывается, тоже есть свой, особый запах, который ни чем не хуже ладана. Мне кажется, что именно запахи создают атмосферу в церквях. Может, я, конечно, не права, но это сугубо моё мнение.

Елеазар отошёл от меня к иконе Богоматери и, тихонько нашёптывая молитву, зажёг заранее купленную свечу. Кстати, у меня появилась тема для размышлений. Я однажды видела картину Джото ди Бондоне, на которой изображалась сцена изгнания торговцев из храма. А в современной церкви свечи, Молитвословы, благовония и даже иконы надо покупать. Заставляет задуматься.

Около алтаря отец Михаил проводил экскурсию для школьников. Я присоединилась к ним,  пока Елеазар был занят. Отец Михаил рассказывал, кому нужно молиться, если у тебя плохое зрение или, например, какой-то тяжёлый недуг. Он рассказывал истории из жизни, когда молитва спасала не только душу, но и тело человека. Всё было очень правдоподобно, но в конце он начал буквально придумывать истории. Возможно, он хотел, чтобы эти дети тоже стали регулярно молиться и ставить свечи, но, как по мне, когда он рассказывал настоящие чудесные истории, всем было намного интереснее, чем  когда он начал лгать. Интересно, а он попросит Господа о помиловании после этой лжи?

После того, как отец Михаил начал рассказывать ненастоящие истории, я отошла от них и постаралась представить себе, как происходили настоящие, те, которые он рассказывал с большим чувством, а не те, над деталями которых он долго думал и говорил, что честно не может вспомнить. Но отчего-то его рассказ мне понравился. И я уже с большим воодушевлением смотрела на пылающие свечи, и менялась на глазах, смотря на молящегося Елеазара. В моём сердце растаял зимний снег и, кажется, зимы вообще нет.

Кажется, отец Михаил заметил, что я брожу, так скажем, «без дела» и рассматриваю витрину со свечками. Он подошёл ко мне и спросил:
 - А почему бы тебе не помолиться?
 - Я не крещённая, - ответила я.
 - Господь всех слышит. Помолись и станет легче.
 - Мне и так легко, - сказала я, стараясь не показаться хамкой, - Я в церкви первый раз. Я пришла сюда с другом, он верующий и для него это важно.
 - Ты можешь помолиться за него. Вон икона Богоматери. Помолись за родителей своих, за наставников и сверстников.

Я послушалась и подошла к иконе. Прочитав молитву, написанную на листе А4, приклеенном под иконой, про себя, я отправилась покупать маленькую свечку за 15 рублей. Вернувшись, я зажгла свечу и, поставив её, прочла молитву шёпотом, по-настоящему, с особой интонацией и стараясь прикрывать глаза. Не знаю зачем. Мне казалось, что так правильно.

Мы пробыли в церкви примерно минут тридцать. Елеазар вышел из церкви посвежевшим. Я ничего необычного не почувствовала, но перед выходом из церкви перекрестилась. По дороге до железнодорожной станции выяснилось, что Елеазар купил благовония. Одну скляночку он подарил мне. На ней красовалась бумажечка с надписью «Византия».

 - Спасибо, - ответила я, и после этого слова мы разговорились о всяком: о спокойной погоде, безветренной, слегка морозной и солнечной, о слишком узенькой тропинке, по которой было бы, в принципе, удобно ходить, если бы на ней не было наледи и если бы мы шли не вдвоём, и о подходящей электричке, гордо подступающей к перрону.

Пока мы ехали в электричке, начался сильный ветер. Электричка остановилась на нужной нам станции, казалось, в самый пик разбушевавшегося ветра. Сначала нам казалось, что ветер прошёл, улетел в свои ветреные края, а Посёлочек Х оставил в покое. Но, когда электричка уехала дальше по своим электричным делам, нас больше ничто не защищало. Ветер с ехидной ухмылкой прятался за массивным корпусом электрички, а когда она уехала, кинулся, будто злой пёс из подворотни. Моё лицо тут же атаковали льдинки. Они, казалось, изрезают лицо своими микроскопическими рёбрами. Да, чувствовалось, что они были объёмные. И очень холодные.
Когда ветер погнал в нашу сторону свою беспредельную армию льдинок, я отвернулась, а Елеазар закрыл лицо рукой.

 - Может, пойдём ко мне, - предложила я, перекрикивая ветер, - До меня ближе идти.

Елеазар кивнул, и мы пошли.


Когда мы, наконец, дочапали до моего дома, я поняла, что родители куда-то уехали – машины нашей не было. Была только записка. Белый лист бумаги, сложенный вчетверо и воткнутый  в забор. И как он только не улетел? Я попыталась достать его из забора, а он…не поддавался! Я почувствовала себя самым слабым человеком в мире. Я не мог листок из заборной щели достать! Сразу видно, что втыкал его туда папа. Елеазар потянул листок и, с лёгкостью его вытянув, улыбнулся. Наверное, папа поставил какую-то шифровку, мол, вытянет только пацан. Эх…дискриминация. В записке было сказано: «Маша, мы в город. Не знаем, сколько там пробудем. Печенья много не съедать! Видеокамеры следят за тобой». Божечки! Видеокамеры… Мама в своём репертуаре. Елеазар тоже читал это вместе со мной. На его вопрошающий взгляд я ответила только «Ну, это же мама». Я открыла дом своими ключами, и мы зашли.

Напившись чая, мы с Елеазаром стали думать, что делать дальше.

 - Может в карты? – спросила я.
 - Я в карты не играю.
 - А я в церковь не хожу, - я хитро улыбнулась.
 - Ну, ладно. В сто одно?
 - Давай!

И на этом моменте история о том, как провинциальная нахалка научила идеального мальчика играть в карты заканчивается.

Начинается история о том, как нахалка чувствовала себя после ухода Елеазара. Как только за ним закрылась дверь, я села на кровать и вспомнила поездку в церковь. Я поймала себя на мысли, что снова хочу туда поехать. Не для того, чтобы молиться. А для того, чтобы разглядывать иконы, лампадки, свечи и паникадило, чтобы смотреть на молящихся и думать о них, и чтобы вдыхать запах ладана, такой приятный, полусладкий…

И тут я вспомнила, что у меня есть скляночка, которую подарил мне Елеазар. Та самая «Византия». Вдохнув этот аромат, я немного разочаровалась. Это не то. Но пахнет вкусно. У меня в комнате стоял пустой флакон из-под духов. Я его тщательно помыла и перелила туда «Византию». Теперь её можно брызгать. Там совсем немного этой жидкости, но если просто так не сбрызгивать, то надолго хватит.

Я откусила печеньку и начала лихорадочно соображать, как Елеазар первый раз попал в церковь. Наверное, его родители привели, когда он был совсем маленький. Но что он нашёл в молитвах? Церковь, несомненно, часть его внутреннего мира. И чтобы понять Елеазара, надо понять церковь. Я нашла в интернете библейские придания и погрузилась в них с головой. Мы впервые захотелось понять Елеазара, изучить его вдоль и поперёк. Может, это поможет мне понять, что он во мне нашёл, почему именно я.