письмо

Могло ли быть что-то хуже? Хуже тебя самого, твоих мыслей.
Мог ли человек представить обнаженную натуру изодранной, в кровавое месиво, души, не взирая на мерцающую оболочку?
Что привело к взрыву? Почему клочья клокочущей в агонии плоти, выжигают сознание лишь тех, ради кого готов отдаться до последней, выстраданной капли своего сумасшедшего, похожего на сон , существования?
Быть может лишь избранные самим собой, способны разглядеть все то , чем наполнено твое бытие?
Отвратительная, не внушающая доверия, улыбка, противнеший, наигранный смех гиены, неоправданные слова о любви. Любовь , похожая более на похоть , на жажду удовлетворения своего омраченного вожделением эстетики, подсознания.
Сглатывая тугие, горячие, как кремовый суп, слезы, судорожно вгрызаясь в контраст напечатанных в файле , строк, я пытаюсь всем существом постигнуть то , что когда-то сделало вас человеком.
Но зачем же ходячему мертвецу, антропоморфной падали, с изъеденной опарышами, душой, нужны все эти вечные, непоколебимые истины?
Как же поверить в прекрасное, когда прекрасное так немыслимо далеко , будто бы отдаляется, чувствуя отвратительное зловоние обреченного на гибель, внутреннего мира?
Все чувствуют злобу. Собака рычит, когда ты идешь на нее с добродушной улыбкой и топором за спиной.
Но в каком же месте может таиться свет, если никто не сумел пролить его в клоаку этой изможденной переживаниями сущности?
Страх потери сменяется безудержным смехом, какие могут быть потери , если ты ничто никогда не имел? А если бы имел, тот , кто обречен поселиться в твоем абсолюте, растворился бы в небытие, почувствовав всю ту оправданную ожиданием , боль?
Кошмарный сон с каждым разом, с каждым погружением в него, становится все более убийственным, он приближает к трагическому финалу, когда уже нет совершенно никакого смысла, когда все то , ради чего ты убегаешь из мира подсознания, рушится , будто ты и не просыпался.
Истерическая, показная радость, фонтанирует, дабы заглушить вой изможденной и побитой, искренне, как собака, преданной идеи.
Как можно было так злостно все испортить , разбить последние осколки веры в то прекрасное, ради чего бренное тело влачило свое существование?
Как можно было своими же руками довести до абсурда все то, чем питалось естество?
Умолять всех святых забрать тебя , глотать слезы в перемешку с кровавыми сгустками и просить , просить лишь об одном...
Все что угодно, лишь бы никогда, никогда больше не терпеть эту странную тягу, убийственную потребность к существованию, дарованную теми, кого об этом даже не просили.
Нет ничего противнее чем быть мной. Нет ничего более отвратительного , чем привыкнуть к бесконечному отчаянию.