Попутчики

To Anna Khokhlova



By Alex



Если долго смотреть на скоростное шоссе, рано или поздно, неизбежно вы зададите себе вопрос: дорога поедает людей, красивые и старые автомобили, оленей, погибших под колесами пикапов, или же это люди поедают её? Если развивать мысль, может даже показаться, что человек убивает любую дорогу, которая расстилается у него под ногами, куда бы она ни вела. Мы с вами, пожалуй, не будем подвергать серьезным размышлениям эту версию окружающей действительности, поскольку она не выдержит хоть сколько-нибудь взвешенной критики. Мы будем просто наблюдать, а что еще нам остается?
По обочине шоссе идет долговязый молодой человек, на нем ботинки из грубой кожи (такие часто носят те, кому удавалось попасть в переплет и выбраться, пусть и немного потрепанным, но без особых последствий), джинсы цвета хаки не облегали плотно его ноги, как то принято у ультрасовременных мужчин, но и не висели на филейной части, словно он гангстер с золотым зубом и пистолетом, ритмично двигающийся в такт трекам Тупака Шакура. Его джинсы словно говорили о нем, что-то у этого парня на уме, а что - знает один он. Одна штанина была подвернута, другая заправлена в ботинок, но чуть выбивалась, сделано это было не нарочито, сразу становилось понятно, что это плод не искусственных усилий, а первобытная небрежность, дикая искра жизни, которая изредка еще встречается на таких вот дорогах, по которой ходят также часто, как политик говорит правду со своей трибуны размахивая широкой ладонью, которая привыкла к теплой и гладкой коже шлюх из борделя. На этом парне также была джинсовая куртка и черная рубашка (не запарился ли он в такую жару?), но мы не будем распространяться более на тему изысков реднековской манеры одеваться, сказано достаточно, чтобы понять, что он из себя представляет.


                ***


По шоссе едет машина с откидным верхом, взятая напрокат, чтоб вы не подумали будто это голливудское кино, а не реальность, это было взаправду, возможно, двадцать минут назад.
В машине ехала она. Анна. Имя палиндром. Она была за рулем. Справа сидел знакомый, который говорил какие-то заумные фразы, обрывочные факты, вычитанные в интернете о том и о сем, делая вид, что умен, искренне веря в это, но недостаточно наторевший в искусстве лжи и самоуверенности выглядел скорее нелепо, чем остроумно.
- Энн, представь, что на земле не осталось ничего живого, что люди ушли жить в подземелье, что всё, что мы любим, погибло.
- Все, что ты любишь, погибло на дне бутылки из-под пива в прошлую пятницу, но ты всё еще на поверхности тверди земной, что наталкивает на мысль о том, что любовь дефиниция весьма абстрактная, что она приходит и уходит и, наконец, о том, что некорректно ставить вопрос таким образом.
- Ну чего ты начинаешь, нормально же общались.
Она смотрит в зеркало заднего вида и поправляет прядку волос, выбившуюся из-за удивительного для этих мест резкого порыва ветра, поворачивает голову на собеседника и видит, что тот пытается вывернуть веко на правом глазу наизнанку, Анна пытается скрыть короткий смешок и говорит:
- Ты что, совсем идиот?
- Допустим, да. Предположим, что всё-таки почти все умерли, нет ни меня, ни препода по истории партии КПСС, ничего. А ты под землей, что тогда?
- В одном старом советском фильме уже дали ответ на этот вопрос за меня. Там был герой, который даже написал оправдательный спич для человечества, этакую апологию дерьма, которое мы натворили. Сейчас попробую процитировать.
За пределами автомобиля, такого красивого и почти совершенного (какими и создают люди свои вещи, какими самих людей создает бог), разрастался отнюдь не совершенный пейзаж. Он словно хотел когтями вцепиться в эту машину, в масштабах всей дороги такую маленькую, почти незаметную, и сжать в своем асфальтированном кулаке автомобиль, со всеми его мыслями и надеждами, которые чаяли находящиеся в нем люди.
Анна начала, придав своему голосу мрачности и мелодраматичности неспешно:
- «Предлагаю вашему вниманию речь в защиту человечества, как биологического вида. Это был трагический вид. Возможно, и впрямь изначально обреченный. Роковая наша сущность заключалась в том, что мы стремились прыгнуть выше головы. Быть лучше, чем было изначально заложено природой. Мы находили в себе силы сострадать, хотя это противоречит законам выживания, испытывать чувство собственного достоинства, хотя его всегда топтали, создавать шедевры искусства, сознавая их бесполезность и недолговечность. Мы находили в себе силы любить. Господи, как это было трудно! Ибо неумолимое время предавало тлению и тела, и мысли, и чувства. Но человек продолжал любить, и любовь создала искусство, искусство, которое запечатлело нашу неземную тоску по идеалам, наше бесконечное отчаяние и наш вселенский крик ужаса. Вопль одиноких мыслящих существ в холодной и безразличной пустыне космоса. Здесь, в этих стенах прозвучало много слов ненависти к человеку, презрения и насмешек к нему. Но сегодня я не брошу в него камень! Я скажу так: Я любил человечество! И люблю его еще больше сейчас, когда его больше нет с нами. За его трагическую судьбу. И я хочу сказать вам, коллеги, хочу сказать всем вам: Я люблю вас!»
- Матерь божья, тебе лучше не задавать таких вопросов! Ты, как Раст Коул со всеми его экзистенциальными движениями.
- А чего ты ожидал от постапокалиптического дискурса? Сабрину маленькую ведьму, с котом Салемом?
- Чего угодно, кроме тебя такой и мыслей о том, что лучше надеть петлю на шею, чем и дальше жить.
Она устало улыбнулась:
- По-моему, в этом отрывке, как раз и сосредоточена сентиментальная воля, призыв к борьбе и надежде. А еще…
-  Осторожно! – крикнул он, перебив её.
Пришлось поддать по тормозам, и вот в этот момент, все происходило, действительно, как в голливудском фильме. Откуда ни возьмись на пустынном шоссе появился тот самый молодой человек, которого пол века назад мы бы назвали деревенщиной, а сейчас, возможно, иконой стиля, полубогом в рваных штанах, пластмассовым бунтарем с укулеле наперевес. Да-да, тот самый, которого мы видели выше.
Сосед Анны крикнул ему в сердцах:
- Куда ты прешь, кореш? Покажусь банальным, но тебе что, жить надоело?
- Если джентльмен и досточтимая леди простят мне мое дерзновенное возникновение на этом участке дороги, которую и при худшей ситуации с коррупцией в стране чинили разве из вежливости, я бы, хотя итак переступил все границы дозволенной незнакомцу наглости, попросил подвезти меня до ближайшего населенного пункта.
- Может тебе еще ледяной латте с ликером в постель и подоткнуть одеяло?
Она перебила его:
- Ну что ты такой грубый, конечно мы подвезем вас, присаживайтесь поудобнее.
- Я такой грубый, потому что, ааа, просто потому, что немного не привык к таким маневрам на дороге, но ты молодец, ты вовремя среагировала, простите мне мою невоспитанность, милостивый государь!
Ни вселенная, ни дорожные знаки на том шоссе, ни продавец мороженного в киоске на станции Сансет-Лимитед не могли ожидать, что этот деревенщина, не пропитанный лоском городских щеголей, этот нахальный выскочка, будет говорить на столь изысканном, высоком слоге, лаская каждое слово, как женщину, женщину, которой нравится, как он это делает.
И дорога продолжилась, дорога, которую, как вы помните, люди всегда проходят напрасно.


                ***


На старом дубовом столе, хотя попал он в это полуподвальное помещение скорее по ошибке, судя по убогости остального интерьера, на столе, который словно создан, чтоб пировать на нём и вести разговоры о высоком, лежит нагая девушка. Под ней расстелена пленка, её руки и ноги связаны и прикреплены к столу, старыми тряпками, грязными, похожими на те, которыми затыкают канистру с чем-то маслянистым, за неимением пробки. Ей холодно? Ей страшно? Она возбуждена?
На лестнице раздаются шаги, шаркающие, так, будто идет кто-то неказистый, Квазимодо, сделавший пластику лица и тела, но не души.
Девушка, услышав шаги, издает истошный вопль, крик, который не похож на те, которые можно слушать, чтоб сердце не останавливалось. Раздается лай собаки, это щенок немецкой овчарки, зрелище умиляющее, на него нельзя смотреть так, чтоб сердце не ускорило свой бег. Пес виляет хвостом, и подпрыгивает у стола, но тот слишком высок, чтоб такое низкое создание могло забраться на него.
Появляется и сам хозяин пса, бережно подвигая того ногой он говорит:
- Подвинься, Густав, тебе здесь вообще-то не место.
Девушка постанывая шепчет:
- Мне здесь тоже не место.
- Ну-с дамочка, место вам здесь или нет-с, решать так-то не вам, я так-то в такой метафизике не силен, но кажется, еще надысь вы и не думали здесь очутиться, ан нет, великий макрокосм, Вельзевул, господь насущный, или я, или может вы, все так-то пустое. Однако вы здесь, и я здесь, и Густав здесь, гляньте как гавкает!
- Вы сумасшедший!
- А кто нынче хорош?
Голос хозяина Густава был мягкий и пряный, как мед в каком-то блюде, что тает во рту, как тают одна за одной страницы в руках ненасытного читателя. Над прикованной девушкой, которая не воровала огня и, возможно, действительно ей здесь было вовсе не место, появилось лицо, лицо человека, который заточил её. Вы может подумаете, что это была жуткая физиономия, испещренная шрамами и акне вдоль и поперек, а потом еще раз на пушечном ядре, как говорится до луны и обратно, а я может и отблагодарю вашу догадку лестной похвалой, дескать, так-то оно и было, но будучи честным автором, честным в первую очередь с самим собой и косвенно присутствовавшим при описываемых событиях, я расскажу все так, как было на самом деле, или, по крайней мере, так как оно мне виделось, эта самая комната, это лицо, а было это лицо…



                ***



- Меня зовут Стивен, сказал вновь прибывший путник.
- Я Анна, а это мой бессменный напарник – Алекс.
- Вы вместе? Простите, что прервал ваше совместное времяпрепровождение своим появлением.
- Вместе? Да я не выдержу её и двадцать минут в качестве своей возлюбленной, у неё фантазия на фантазии, иллюзия на иллюзии и, если хотите знать, фобия на фобии, а еще она постоянно хочет есть!
- Не вижу ничего плохого, в том, чтобы вкусно поесть, а тебе Алекс, стоило бы следить за своими остротами, которые порой переходят все границы. А как вы смотрите на еду, Стивен?
- Как на предмет искусства, не менее того. Культ, который существует куда раньше, чем придуманный человеком бог. И если выбирать, кому поклоняться, я скорее войду в храм, стены которого будут пропитаны запахом бифштекса, нежели запахом ладана. Желательно из человечины.
Анна рассмеялась. Алекс был тонкой натурой, он сразу понял, что ему брошен вызов. Невзирая на свой романтический образ, вырос он в настоящем гетто и, как говорил один его товарищ по прозвищу Ультрагапонов о таких ситуациях, произнес про себя: «Это альфа-война и мы в ней еще повоюем».
- Можете смеяться сколько угодно, но только вдумайтесь, Стивен, она всё ждет, что какой-то её таинственный воздыхатель, напишет ей роман. А он, как и всякий уважающий себя мужчина, уже и думать забыл о её существовании.
- Алекс, я считаю, что, если женщина хочет и ждет чего-то, настоящий мужчина должен помочь ей получить это, что, если хотите, роман и писательское искусство, это нечто возвышенное и великое, нечто вечное, по крайней мере, более вечное, чем ароматизированные свечи, горящие во время коитуса и воспринимаемые как высший романтический акт современной молодежью.
- Полно вам, ребята. Алекс, твои слова порой разбивают мне сердце. Стивен, вы, пожалуй, не так стары, а скорее не так молоды, чтобы изрекать такие наполненные «мудростью» сентенции. А я в конце концов за рулем, а значит, мы будем говорить о вещах, которые будут приятны мне, а не вам.
Так типично по-женски, так просто и одновременно глубоко прервала разгорающуюся вражду эта женщина. Это правда, из-за женщин войны начинаются и из-за них они заканчиваются, но, возможно, на этом шоссе зародилась война иного характера, нежели глупая и бессмысленная вражда за территорию и ресурсы, кажется, здесь зародилась война более эстетическая, более утонченная и, конечно, как всегда бывает в таком случае, более опасная.


                ***


А было это лицо довольно приятным, не таким глупым, как добрая половина лиц, которая приходила на память прикованной к дубовому столу девушке. Но это не спасало ситуацию. Девушка вся напряглась и попыталась подобрать ноги, но это непросто, когда вы связаны.
- Зачем я вам нужна?
- А зачем вы нужны снаружи?
Хозяин ситуации, собаки по имени Густав и по всей видимости, но еще не точно, этого дома, отошел в угол комнаты и сел в низкое, продавленное и обшарпанное кресло. Пес заскулил, тогда мужчина взял его на колени и стал методично поглаживать.
Девушка продолжала:
- Я не вещь, которой можно пользоваться.
- Однако, я вами пользуюсь.
- Вы не имеете на это права.
- И что с того?
- Отпустите меня.
- Не для того то я вас сюда завлек.
- Завлекают какими-то преимуществами и достоинствами. Вы вероломно меня сюда затащили. Силой.
- Так-то я сильнее вас.
Обычно лица маньяков и психов источают какую-то странность, в худшем случае ничего не источают, а выглядят, как маска, искусственная и неживая. Порой тик подергивает их, порой кажется будто они обнаженный нерв. Но редко встречается злодей, который ведет себя так, как этот.
- Вы непроходимы, - сказала она. - Что вы хотите со мной сделать?
- Сделать с вами? – спросил он так, словно вынырнул откуда-то из своих размышлений. Об этом я так-то не думал. Сразу можно подумать надо что-нибудь сделать.
- Ну, обычно, у таких как вы есть какая-то цель, низменная и ничтожная.
- Сколько питетики в ваших словах. Я ведь так-то могу обидеться и оставить вас здеся, помирать.
- Правильно говорить «патетики». Уж лучше умереть, чем находиться в вашем обществе.
- Все вы так говорите, все, да только не век тебе пташечкой звонко распевать.
- Все? – в ужасе воскликнула девушка. - Я не единственная, кто здесь была?
- Ну всё, заткнись. Ненавижу, когда вы много болтаете, все задаете свои вопросы. А я так-то не любитель философствовать об этих ваших Гегелях и Аристотелях. Сказать взаправду, кой какой сюрприз у меня для тебя имеется.
- Не надо, пожалуйста.
- Сейчас я познакомлю тебя со своим другом, Фаларисом. А ну пошел, Густав.
Мужчина опустил на пол собаку, встал и вышел за дверь. Было слышно, как он шарит рукой, на полках какого-то стеллажа, так сосредоточенно, что звук его дыхания заполнил всю комнату и только стон Густава, оставшегося за дверью, позволял отвлечься от этого недобровольного кошмара связанной девушке.
Он вошел в комнату, девушка пыталась повернуть голову и увидеть, что у него в руках, а она знала, что в них что-то есть, но не могла, потому что была ограничена в движениях.
- По правде говоря, Фаларис добрался до тебя так-то не в первозданном, как грится виде. Мы с Густавом, изрядно полакомились им перед тем, как подарить его тебе. Да, Густав?
Пёс радостно залаял, не понимая, и не чувствуя страха девушки, хотя говорят, собаки чувствуют такие вещи за версту. Быть может, он, как истинно преданное животное, любил своего хозяина так, что не видел ничего вокруг, даже того, что его хозяин – чудовище.
Мужчина с шумом опустил на живот девушке какой-то предмет, а она завопила, еще сильнее, чем в прошлый раз, закричала в то измерение, где её никто не услышит. И не прекращала это делать.
Хозяин Густава, улыбаясь, сказал:
- Сюрприз.
На животе у девушки лежал бычий череп, видно было, что он не так давно освежеван, запах стоял соответствующий, такой вы ни с чем не спутаете, а из глазницы на плоский живот девушки, а она, надо заметить, была хороша собой, выпал клубок трупных червей.



                ***



Потерпев безусловное поражение в первой словесной перебранке со Стивеном, Алекс искал новую стратегию для наступления. Энн тем временем спрашивала:
- Стивен, как вас занесло в такую глушь, вдали от города, чем вы здесь занимаетесь?
- Здесь неподалеку поселок, где живет моя бабушка, я приезжаю её изредка навестить, а сам работаю в другой части штата.
- Далеко же забралась ваша бабушка, - сказал Алекс.
- Выбирать у неё не было возможности. А вы сами, какими судьбами в этих краях?
- Мы любим путешествовать, - ответила Анна.
- Да, как говорил мой отец, пока пешком ходишь – жизнь продолжается. Мы, конечно, не на своих двоих, но следуем принципу моего старика.
- Это очень мудрая позиция, - заметил Стивен. Вряд ли можно изложить смысл жизни более емко в одной фразе.
- А какой у вас смысл жизни, Стивен? – спросил Алекс.
- Вопрос, как вы сами понимаете, столь же бессмысленный, что и сама жизнь. Здесь я близок к экзистенциалистам. Пожалуй, она абсурдна и глупа, но не настолько, чтоб не досмотреть, чем она закончится.
- Что ж, справедливо.
- Вообще-то я считаю такие темы для беседы достаточно претенциозными.
- Что вы имеете ввиду?
- Я имею ввиду, что об этом рассуждают ведущие праздный образ жизни гуляки, этой самой жизни не нюхавшие, что, возможно, будь они заняты чем-то стоящим, они бы не находили времени задавать такие вопросы, а решали бы их в этот самый момент.
Алекс совсем начал выходить из себя:
- Вы то, конечно, познали жизнь, так что, решаете вопросы?
- Здесь и сейчас.


                ***



- Вы ненормальны!
- Это я так-то уже слышал.
- Меня будут искать.
- Ой ли?
Мужчина достал нож и подошел к столу.
- Нет, нет, не надо, что вы делаете?
Густав терся об ногу хозяина так, будто он замерз и хотел свернуться в клубок, затем нелепо завалился на спину и стал играться со шнурком от ботинка.
- Хочу тебя отпустить, неужели не видать? Шучу, конечно, ты здесь теперь прописалась.
Он ведет ножом вдоль тела девушки от шеи. Обводит левую грудь, затем правую, можно было бы подумать, что это такая ролевая игра, если не знать, что происходит на самом деле. Лезвие скользило вниз, а девушка всё это время кричала, но из её рта раздавался только хрип, потому что никто не может кричать столько, сколько она за последние дни.
- А знаешь, что, матрешка? Я так-то гладко выбрился на днях и кое-чего на моем лице не хватает.
Он резко схватил её за волосы внизу живота и дернул к себе. Девушка всхлипнула от боли. Острым лезвием он срезал лобковые волосы и вонзил нож лезвием так, чтоб оно касалось затупленной стороной вагины девушки. Он плюнул на свою правую руку и провел ей по её лицу. Затем он провел рукой по своему лицу, над верхней губой. Из левой руки он приложил срезанные лобковые волосы к своему лицу, в том месте, где только что провел правой. Получилось что-то вроде хлипких усиков. Он наклонил голову и спросил:
- Ну как, Густав, мне идет?
У девушки катились слезы и падали на дубовый стол, который заслуживает капающего на него вина, а не женского горя. Впрочем, и то и другое идет друг с другом рука об руку. Густав тем временем нашел себе новую забаву и, с разбегу, тщетно пытался запрыгнуть на кресло. Что же, все наши попытки, лучше, чем бездействие, я верю, что когда-нибудь, он покорит эту высоту.


                ***



Машина Энн и Алекса, взятая ими напрокат, стоит у обочины. Солнце еще не село, но уже стремилось к финишной полосе на горизонте, делая небо багряным, и невероятно красивым. Знаете, каждое небо, каждый день, уникально, как люди. Но люди не сравнивают себя с небом, они сравнивают себя друг с другом, и это всё портит. Анна стояла, облокотившись на капот, уставшая и разбитая. Алекс держался руками за голову и что-то причитал себе под нос. Стивен сказал:
- Колесо прохудилось.
- И что нам теперь делать? - спросила Анна.
- Поменять его и ехать дальше.
- Она не умеет, черт возьми, менять долбанное колесо, и я этого не умею, мы в проклятой дали от цивилизации и не можем двигаться дальше.
- Это не такая проблема, как вам кажется, я заменю колесо, а вы ложитесь спать, я могу повести, до города не так много осталось, три, может четыре часа езды.
- Мастер на все руки, - скривился Алекс.
- Ну что ты начинаешь, - сказала Энн. - Стивен, мы очень признательны вам за доброту, я, действительно, сильно устала и вздремнула бы, хоть ненадолго, поэтому, если готовы терпеть Алекса, я оставлю вас вдвоем.
- Никаких проблем, милая барышня, но надо торопиться, темнеет.
И, действительно, темнеет, то самое слово, другого здесь быть не может.



                ***



- Зачем вы все это со мной делаете? Зачем кривляетесь и строите из себя деревенщину?
- Кто кривляется? Я? Вы бы не злили меня.
- Когда мы встретились, вы говорили о высоком, и показались очень умным человеком, а сейчас, корчите из себя не пойми, что, деревенщину.
- А вы что-то супротив деревенских имеете, я так-то пол жизни там прожил? – сказав это, он достал червя, из отложенного на пол бычьего черепа, пожевал его, словно пробуя деликатес и сплюнул поморщившись.
- Я не это имела ввиду, просто, зачем вам это?
- Что ж, боюсь, вам будет сложно понять мою мотивацию. Меня зовут Стивен и я так развлекаюсь. Не люблю хреновых умников, которые корчат из себя интеллектуалов. Мне нравится жить по-простому, вести себя, по-простому. Я могу цитировать Рабле и Бодрийяра, рассуждать об искусстве и математике, но мне это противно. Разве завело бы это вас так, как то, что я делаю?
- Вы, вы мне отвратительны.
- Не могу этого отрицать, пока что, смею заметить, только пока, в вашу голову я не проник. Помимо прочего, я ловлю кайф от того, что делаю. Мне нравится выставлять себя злодеем, чтоб подогревать в себе неувядающее чувство вины, вины перед обществом, перед родителями, перед глупой моралью, которая задает волей-неволей определенные рамки. А я преступник, я грешен. И это знаете ли, приятно. Приятно винить себя, а потом прощать. И так по кругу.
- Это омерзительно и неправильно, вы будете наказаны за то, что делаете, рано или поздно.
- Скорее поздно и, поверьте, мой круг закончится куда позже вашего. Густав, да отвяжись ты от этого кресла!
Мужчина прошел до дверцы, сделанной прямо в стене.
- Кажется родная, вам пора увидеть его, наверное, скучали.
- Вы, чудовище.
- Мы все чудовища, только я этого не скрываю.
Перед тем как открыть дверцу, он передумал, развернулся и прошел в угол комнаты, там стоял неприметного вида, но не менее значимый для колорита интерьера виниловый проигрыватель. Опустив иглу на пластинку, он снова направился к дверце в стене. Он шел под музыку, кривляясь и самодовольно фиглярствуя, пластинка играла и пела голосом Джо Кокера:
«You are so beautiful to me
You are so beautiful to me
Can't you see
You're everything I hoped for
You're everything I need
You are so beautiful to me…»
Он открыл дверь. Там лежал безвольный, как мешок с рыбьими потрохами мужчина. Хозяин плавно взял его под руки, обнял и начал танцевать медленный танец подпевая:
Such joy and happiness you bring
Such joy and happiness you bring
Like a dream
A guiding light that shines in the night
Heaven's gift to me
You are so beautiful to me»
Пластинка доиграла, он выключил её и подошел к девушке. Её лицо позеленело и речь здесь, не о сказке «Волшебник Изумрудного города».
Раздался стук где-то наверху, твердый и отчетливый, так к нам в дверь стучится правосудие.
- Заорешь, я тебя убью, - сказал он, покрутив нож в руке. Мужчина воткнул ей кляп – все ту же грязную тряпку в рот и застыл в ожидании.
Раздался мужской голос:
- Откройте дверь, это полиция!
Животные, возможно, ничем от нас не отличаются. Возможно, они намного примитивнее нас. И котики, которых так любят все вокруг, также едят мясо, как человечество, часть которого критикует другую добрую часть этого месива за то, что те не живут на растительной диете. Я не знаю, кто из них прав, и не хотел бы вступать в полемику о том, что животные куда добрее, чем люди, потому что у животных, как и у людей, видится мне, нет ни добра, ни зла, потому что этот спор я заведомо проиграю. Мы просто здесь, даже не по своей воле, издаем вопль ужаса, наделены космической случайной роковой способностью мыслить и чувствовать. Отличался ли Густав от своего хозяина или нет, я не знаю. Но в тот самый момент он почуял присутствие чужаков, и поддаваясь своим инстинктам, залаял. Это просто инстинкт. Не стоит придавать этому какое-то сверхъестественное значение и толковать это в каком-то благородном рыцарском духе. Собака не понимала, что происходило в этой комнате. Но этот инстинкт дорого обошелся Густаву, который не понимал, который не ведал.
Хозяин среагировал молниеносно и заткнул пасть своему верному другу. Но тот всё скулил и скулил. Мужчине пришлось придавить его к полу, чтобы заглушить его попытки жить. Густав волочил ногами по полу, а его хозяин наседал на него всем своим весом. Шансы были неравны, но на мгновение напуганной девушке, которая лежала на столе, лишь на мгновение, показалось, что псу удалось выбраться. Но тот уже обмяк и лежал на полу. А у хозяина пробилась тонкая-тонкая, почти незаметная, слеза. Он подошел к девушке и прошептал ей на ухо: «Мы закончим с тобой не так, как мне бы хотелось. Я не успею тебя съесть». Он закрыл ей рот с кляпом рукой, а другой вонзил ей нож по самую рукоять в живот. Когда девушка перестала подавать признаки жизни, он вырезал ей в области сердца букву. Это была буква «Г». «Г» - Густав.


                ***



Если долго смотреть на скоростное шоссе, рано или поздно, неизбежно вы зададите себе вопрос: дорога поедает людей, красивые и старые автомобили, оленей, погибших под колесами пикапов, или же это люди поедают её? Если развивать мысль, может даже показаться, что человек убивает любую дорогу, которая расстилается у него под ногами, куда бы она ни вела. Мы с вами, пожалуй, не будем подвергать серьезным размышлениям эту версию окружающей действительности, поскольку она не выдержит хоть сколько-нибудь взвешенной критики. Мы будем просто наблюдать, а что еще нам остается?
По обочине шоссе идет долговязый молодой человек, на нем ботинки из грубой кожи (такие часто носят те, кому удавалось попасть в переплет и выбраться, пусть и немного потрепанным, но без особых последствий), джинсы цвета хаки не облегали плотно его ноги, как то принято у ультрасовременных мужчин, но и не висели на филейной части, словно он гангстер с золотым зубом и пистолетом, ритмично двигающийся в такт трекам Тупака Шакура. Его джинсы словно говорили о нем, что-то у этого парня на уме, а что знает один он.
Парень заметил машину еще издали и, как только она приблизилась, вышел на дорогу. Та резко затормозила.
Молодой человек с пассажирского сиденья в сердцах закричал:
- Куда ты прешь, кореш? Покажусь банальным, но тебе что, жить надоело?



                ***



Огни города были приветливы, как никогда. Три попутчика наконец добрались куда-то, откуда можно отправиться по другим дорогам, которые никуда не ведут.
Анна, прощаясь, задала Стивену последний вопрос:
- Стивен, а у вас есть друзья? Заходили бы к нам на огонек, вы отличный собеседник.
- Друзья? Хм, ну да, у меня был один друг.
- И как же его звали? Как там Одиссей говаривал Полифему: «Никак»? Или, быть может его звали: «я такой зануда, что со мной никто не хочет общаться». - ухмыльнулся Алекс.
- Нет. Его звали Густав. И его больше нет в живых.
- О, простите, я и понятия не имел…
- Да, простите нас. Алекс и понятия не имеет, какая он порой все-таки скотина.
-Ничего.












Фигура в чёрном

By Ann Jone
To Alex Maslow












Открывая очередную бессчетную бутылку вина в своей жизни Энн задумалась, что это очень символично вкручивать штопор в пробку с надписью Wind of Change. Символично, учитывая последние пол года. Этот ветер перемен налетел неожиданно, как цунами на меленькую прибрежную деревушку где-то на задворках Таиланда, которое синоптики совершенно не предвидели. Которое как будто нашло какой-то способ скрыться от любопытных глаз, вечно пытающихся предсказать развитие событий, а потом ударило со всей мощью, разнеся вдребезги это бедное маленькое пристанище нищих крестьянских семей, промышляющих рыболовством и не выезжающих за пределы своей деревни. Ну максимум в ближайший город, который тоже вполне можно было бы назвать деревней в сравнении с каким-нибудь Нью-Йорком или Чикаго. И вот этот ветер кардинально и неожиданно перевернул жизнь на 360 градусов, вывернул ее наизнанку, и, хорошенько встряхнув, до сих пор никак не успокоится.

Такие мысли роились в голове у Энн, когда в комнату маленького придорожного мотеля, как всегда неуклюже пытаясь попасть в замочную скважину, по десять раз дергая дверь в попытках открыть ее и хорошенько выругавшись, вошел Алекс.
Несмотря на палящее в дневное время суток солнце в помещении пахло сыростью и влагой. Светило садилось, и в окно просачивался мягкий оранжево-розовый свет. Этот теплый, обволакивающий все вокруг, закат мог бы даже выглядеть романтично при каких-либо других обстоятельствах. Но нет.

- Первый раз вижу, чтобы на пробке от вина была такая надпись. Да и вообще какая-либо надпись.
- Да, как и еще миллиард вещей, который ты никогда не видела.
- Справедливо.
- Мерзкая дверь опять заклинивает. Нам выезжать рано с утра. Хорошо бы свалить до того, как она окончательно сломается, и нам пришлось бы объясняться с администратором.
- И после того, что произошло пару суток назад, ты сейчас беспокоишься об этом? Серьезно?
- Просто веду себя как обычно.
- Твое «веду себя как обычно» попахивает отчаянно скрываемым беспокойством и нервозностью.
- Отвали.
- Как скажешь.

По 66-ому они выдвинулись из Чикаго и сейчас находились где-то на границе Техаса. Выжженная солнцем желтая трава была единственным пейзажем последние несколько часов езды на Кадиллаке с откидным верхом. Кадиллаке, взятом напрокат. Одолженным на время. «Потом вернем». Ну, вы поняли.


                ***



Дождь как из ведра зарядил где-то после полудня и шел весь день вплоть до позднего вечера, который постепенно, но неизбежно опустился на мрачные улицы викторианской Англии. По узкой мощеной булыжником дороге передвигался человек. Спокойной ровной поступью черные кожаные ботинки выше щиколоток с железными заклепками шаг за шагом двигались к своей цели. Длинный черный кожаный плащ не был застегнут, свободно развивался на ветру и заканчивался примерно посередине икр.
Помимо этого можно было бы еще много чего описать во внешности данного субъекта, как то, например, что на нем была шляпа с широкими полями, или то, что это была женщина. Но читателю в данный момент представляется именно такой ракурс, и не более. Потому что сейчас все остальное отходит на второй план, и нам важно лишь прочувствовать атмосферу момента грядущего события, а не утопать в бесконечных абзацах описательного характера персонажа.

Итак, на фоне суеты вокруг, парочек, пытающихся скрыться от проливного дождя тем, что пригнувшись силились уместиться под своими зонтами и быстрым быстрым шагом, граничащим с легким бегом, укрывались от порывов ветра, человек двигался к дому номер 52 по Манчестер стрит. Сделав очередной поворот на еще более узкую улочку эти размеренные шаги наконец достигли пункта назначения. Темной ночью было совсем непонятно, что крыльцо, куда она поднималась, было из белого камня, поскольку черная дождливая ночь поглощала краски города, делая все одноцветным, и самое большое, на что можно рассчитывать в это время суток – оттенки. Соседние дома были совершенно идентичны: заурядное двухэтажное жилье с треугольным чердаком примыкало одно к другому ничем не проявляя хоть малую толику оригинальности. Крутые своды крыш, высокие узкие двери и небольшие окна – вот и все, что представляли из себя эти здания.


                ***



Односложный звук обычного квадратного черного и, очевидно, самого дешевого, будильника, - максимум щедрости хозяина этой вшивой гостиницы – резко начал пищать и быть по мозгам путникам, будто маленьким молоточком.
Энн была в полной отключке и, лишь немного поворочившись в постели, перевернулась на другую сторону, проигнорировав мерзкий надоедающий звук.
Алекс, постепенно продирая глаза, махнул правой рукой в сторону будильника, стоящего на обшарпанной деревянной тумбочке возле кровати. Он с дребезгом свалился на пол и наконец затих.
Оглядывая комнату Алекс от неожиданности вздрогнул, увидев напротив фигуру в черном. Немного сгорбившись она закурила сигарету и откинулась на спинку стула. Шляпа была надвинута на глаза, и голова слегка повернула в противоположную сторону от собеседника так, что не видно было лицо. Только прямые темно-серые волосы чуть ниже плеч развивались, точнее сказать, парили в воздухе из под головного убора, как будто им были неведомы законы гравитации.

- Как дела? – Произнесла спокойным голосом фигура в черном.
- Нормально. – От неожиданности и незнания, что еще можно ответить в данной ситуации, выпалил Алекс. – Зачем ты здесь?
- А почему бы мне здесь не быть?
- …
Алекс не нашелся, что ответить.
- Мне интересно. Наблюдать за вами, людьми, как посетитель рассматривает картины в музее. Бродить по разным залам, которые поделены каждый по эпохе, стилю или художнику.

Дым от сигареты медленно растворялся и плыл в свете зарождающегося дня. Тонкие лучики солнца просачивались в окно, и на улице царила легкая прохлада, предшествующая жаркому знойному дню.


- Тебе что-то нужно от нас? Меня?
- Нет, не сейчас. Ваше время еще не определено.
- Что это значит?!
Повисла небольшая пауза.
- Еще увидимся, Алекс. – произнесла она и направилась к выходу.

Как только дверь за непрошенным гостем захлопнулась Алекс тут же вскочил и дернул за ручку двери, распахнув ее настежь, сам не зная зачем. Но почему-то не увидел там удаляющийся вдаль от их номера силуэт, чего по всей логике вещей стоило ожидать. Вообще никого не увидел, кроме случайно проезжающего мимо по шоссе автомобиля, сразу же скрывшегося из вида.
Уже устав чему-либо удивляться и задаваться миллиардом философских вопросов, он медленно закрыл дверь обратно. Постояв в позе истукана перед ней секунд 30 Алекс, наконец окончательно проснувшись, окинул взглядом комнату, увидел свои разбросанные вещи, оделся и подошел к небольшому столику в комнате. Присев на корточки он медленно, чтобы не разбудить свою спутницу, начал расстегивать молнию коричневой мешкообразной сумки, которая была небрежно брошена под стол вчера по приезду. Три пистолета, мачете и его окровавленная рубашка, которую непонятно было куда девать, когда все произошло, были на месте. Да и куда бы им, в самом деле, подеваться. Удостоверившись непонятно в чем, еще раз окинув взглядом вещи, он поднялся и, подумав о том, что было бы все же неплохо хоть как-то взбодриться, прийти в себя и, в конце концов, поесть, отправился в ближайшую забегаловку.

- Подъем! – ворвавшись в номер спустя пол часа с двумя чашками горячего капучино и парой сэндвичей крикнул Алекс, увидев Энн все так же безмятежно спящей.
- Да иду я, иду. – пробормотала та и начала нехотя просыпаться.

Он подошел к кровати и молча сел на край.

- Она опять была здесь.
- Когда? С утра? – резко вскочив и с определенной долей беспокойства в голосе спросила Анна.
- Сейчас тоже утро. Но да, еще раньше, до того, как ты проснулась.
- Что она хотела?
- Она любит наблюдать.
- Как все же бесчеловечно с ее стороны! - Снова плюхнувшись на кровать и пытаясь зарыться в одеяло пробормотала спутница Алекса.
-Хаха чертовски точно подмечено.



                ***



- Кэрол, где мои бумаги по Денверскому делу?! Ты опять убиралась на моем столе?! Я же просил не делать этого!

Ростом примерно 170 см, полноватый, с небольшой, начинающей проявляться, лысиной, мужчина лет 50, перевернув все в своем кабинете вверх дном, крикнул не без доли раздражения своей жене, которая находилась в другой части дома номер 52.

Он каждое утро начесывал несколько прядей на то место, где когда-то естественным образом росли волосы, перед тем, как отправиться в свою небольшую юридическую контору, не вполне успешную, но и не вполне обанкротившуюся. На протяжении всей своей практики он чаще всего получал мелкие дела и поэтому чертовски радовался, когда выпадало что покрупнее. Обычно клиенты, которые представляли из себя «дело покрупнее», разобравшись что к чему, вежливо извинялись и находили себе адвоката получше, а Гарри пытался их умаслить и задержать, но каждый раз безуспешно. К такому раскладу дел он привык и особенно не расстраивался, а лишь продолжал делать то, что делал уже двадцать лет.

- В верхнем правом ящике! Я ведь говорила тебе сегодня утром!

Крикнула Кэрол с кухни и направилась в сторону кабинета. Их обе дочери по 16 и 14 лет, хотя Гарри не всегда точно угадывал их возраст, крутились возле зеркала и примеряли наряды на втором этаже, периодически издавая характерные девичьи вопли и смешки, иногда тайком прибегали на кухню на первом этаже и таскали оттуда что-нибудь вкусное и запретное, пока мать отвлекалась или отходила. Вот и сейчас был такой момент. Девочки в своих белых, не богатых, но простых и пышных платьях с зелеными и синими лентами в качестве украшения, перекинулись через перила и следили за тем, как мама направляется к кабинету. Как только Кэрол переступила порог и оказалась в дверном проеме, отделяющим коридор от кабинета, девушки тут же рванули вниз по лестнице, переглядываясь и хихикая, стараясь быть незамеченными.



                ***



Солнце в зените беспощадно палило и никакие головные уборы или солнечные очки не могли спасти. Перекинув руку за дверцу автомобиля Алекс устремил взгляд в направлении движения. За рулем была Анна, как это чаще всего бывало, хотя права были только у него.
Они проезжали мимо очередного придорожного билборда. На красно-белом рисунке красовалась девушка в стиле пин-ап с чашкой кофе в руке и подписью «Coffee! You can sleep when you're dead!» Странный плакат, подумал Алекс. Ощущение, что его повесили здесь лет 40 назад да так и забыли снять.

Мысли сбивались и перескакивали с одной на другую. Он почему-то вдруг вспомнил, что недавно видел в новостях, как сейчас на другой стороне планеты смог окутывает северные части Китая. Концентрация в воздухе мелких частиц постепенно превышает все дозволенные нормы и достигает «красного» уровня экологической опасности. На города будто опускается плотный слой тумана и люди в этой пелене барахтаются, пытаются вести свои дела в привычном ритме, задыхаясь и кашляя, давясь этой ядовитой мглой, но оставаясь на своих местах.

Так и ты, подумал он про себя, даже не замечая, как рутина поглощала заживо и разъедала остатки надежды, старался не выпасть из порочного круга, периодически ловя себя на мысли о том, как было бы здорово взять на прокат или купить какой-нибудь поддержанный хиппи фургончик и рвануть в путешествие.
Эта толща тоски по нереализованным планам и целям каждый вечер опускается, когда поздно вечером, а то и ночью, возвращаешься с работы домой и устало плетешься на кухню, чтобы приготовить еды на ближайшие несколько дней.
И повезет, если в какой-то момент, помешивая очередное недосоленное варево в кастрюле, осознание непонятного происхождения, что что-то не так и ты мог бы быть сейчас в другом месте, совершенно не важно каком, главное – новом, накроет с головой.
Тогда понимаешь, что все. Ты дошел до точки невозврата. И тут наступает желание… Хм, как там было у Кортасара? Алекс напряг память. «Есть обширные зоны, до которых я никогда не добирался, а то, что я не узнал, как бы не существует вовсе. И нападает желание броситься со всех ног, вбежать в этот дом, в ту лавку, вскочить в поезд, проглотить  залпом всего Жуандо, выучить немецкий, узнать Аурангабад…» .
И вот ты мчишь в машине по пустынной дороге где-то у черта на рогах, бежишь от чего-то или двигаешься вперед к чему-то, кто его разберет. На соседнем сиденье человек, которого ты знаешь и не знаешь одновременно. А все дороги – зря. И ничего не бывает зря…

Из раздумий его насильно вывела уже порядком утомившая его спутница.
- Алекс!
- …Ммм..
- Алекс, чтоб тебя!
Энн с размаху пихнула его кулаком в плечо.
- Эй!!. Ну чего?!
- Ты точно ничего не оставил в мотеле? Все забрал?
- Ты о вещах «первой необходимости»? – усмехнулся Алекс.
Энн кинула в его сторону презрительный взгляд.
- Да понял я, понял. Все забрал.
- Хорошо.
- Перестань параноить.



                ***



Неспешно протягивая левую руку к круглой рукояти входной двери дома номер 52 она спокойно начинает поворачивать ее. Эта рука холодная, с белой фарфоровой кожей, выступающими венами и сухожилиями. Кольцо из потертого серебра с черными прожилками и руническими символами на большом пальце словно всегда было здесь, настолько естественно выглядит. С рукава плаща сползает толща воды и падает на пол как только дверь приоткрывается.
Как только дверь приоткрывается пространство и время искажается. Останавливается. Изменяется. Перестает принимать ту привычную традиционную линейную форму, в которой эту материю так удобно воспринимать. Освобождается от навязанных и необходимых для существования людей рамок.
Сделав первый шаг в этот залитый искусственным светом дом она двигается в сторону кабинета, который находится не так далеко от входа. На высоких деревянных часах с кукушкой ровно 19.00 – вовремя. По другому и быть не может, даже если на человеческих часах было бы не 19.00. Вот женщина с фартуком в руках застыла на входе в кабинет. Вот две румяные юные девушки за ее спиной, как живые манекены, замерли в странных движениях. Вплывая в небольшую комнату с дубовым столом, заваленным кипой рабочих бумаг, стеллажами с художественными книгами, покрытыми слоем пыли, и мужчиной, явно чем-то недовольным, судя по выражению эмоций на лице, она лишь произносит:

- Привет, Гарри. Нам пора.

И приблизившись достаточно близко – дотрагивается до него.



                ***



Разговор длился уже добрых пол часа и почти стал беспредметным, периодически заходя в тупик.

- А ты все же считаешь, что надо следовать своей мечте, несмотря ни на что? – спросил Алекс, расплачиваясь за заправку автомобиля.

Они остановились на этой стоянке ненадолго и уже успели перекусить. Энн прислонилась к машине:

- Я считаю, что сначала надо найти эту одну единственную мечту. Наше поколение грешит тем, что не может определиться. Мы растекаемся по древу, не зная куда прибиться и как устроиться в жизни. Наши вечные порывы к самореализации заканчиваются разговорами о том, куда бы я хотел отправиться в путешествие, когда у меня будут деньги или время. Мало у кого есть четкий вектор направления, которому человек размеренно следует изо дня в день. А те, у кого есть, скорее исключение из правил. Большинство понятия не имеют, где окажутся и чем будут заниматься через пол года, не говоря уж о ближайших 10 лет. К тому же…
- Ох боже, женщина! Остановись. Опять твои бесконечные размытые размышления. Лучше рассказывай их тому, кому еще не надоело слушать эти высокодуховные пассажи. – прервал ее Алекс, садясь на пассажирское место.
- Именно так я и делаю! – Энн хлопнула дверцей изнутри и завела машину.
- Не льсти себе.
- Сам ведь спросил.
- Можно было бы ответить просто Да или Нет. Ну или хотя бы с долей сомнения, ладно…  вроде «Скорее да, чем нет» или типа того, а не лезть опять в дебри.

Они снова ехали по шоссе. День был на исходе.

- Ну, это ты не по адресу.
- В этом твоя проблема. Анализировать все до мелочей, каждый вопрос, каждую ситуацию, каждого человека, встретившегося на пути…
- Кстати насчет «человека, встретившегося на пути». Что думаешь по поводу этого Стивена, которого мы подвозили несколько дней назад?
- Чего это ты про него вспомнила? Да и что я могу думать по поводу него? Обычный пройдоха.
- Да ладно тебе, по-моему он был вполне вежлив, и очевидно, вполне образован, судя по речи.
- Пфф.. Знаешь, я думаю, нельзя поддаваться первому впечатлению. Мы встречаем столько людей на своем пути. Они приходят и уходят. Стремительно врываются в нашу жизнь и еще стремительней из нее исчезают. Это естественно. Мы ничего не знаем об этих субъектах, даже если кажется провели с ними достаточно времени. Они могут являться кем и чем угодно. Ты видишь только то, что они хотят, чтобы ты увидел. Не больше, не меньше. И мы с тобой не лучше.
Энн задумчиво сморщила брови.
- Хм, возможно ты и прав.



                ***



В 19.01 в огромном китайском мегаполисе богатая семья преуспевающего биржевого брокера в пентхаусе 38-ого этажа радуется пополнению в семействе. Их породистый лабрадор наконец разразился тремя прелестными щенками. Дети в восторге сразу же фотографируют новорожденных и отправляют снимки во всевозможные соцсети с подписью «Урааа! Три чудесных создания теперь будут жить с нами в любви и уюте! Одного назвали – Джек, другого (девочку) – Ким, а третьего – Гарри. Ну разве они не прелесть?!))».















«Все приходит к тому, кто умеет ждать»