Остров. Часть 3. Глава 1

ЧАСТЬ III.

ТЕСС.

... Так давно я ищу тебя,
И ко мне ты стремишься тоже,
Золотая звезда, любя,
Из лучей нам постелет ложе.

Ты возьмешь в объятья меня,
И тебя, тебя обниму я,
Я люблю тебя, принц огня,
Я хочу и жду поцелуя.               

     Н.Гумилев



Глава I.


     Жара. Проклятая жара.  Порывы налетавшего ветерка  дышали зноем, не  приносили облегченья и только закручивались маленькими смерчами невесть откуда взявшейся пыли,  на почти  до блеска выметенном  плацу военного городка.  Горячий камень под ногами слепил и обдавал жаром духовки. Солнце, перевалившее за полдень,  раскалило пространство и казалось, глумясь,  посылало свои безжалостные лучи на головы и плечи трех понурых девушек, вяло тащившихся к знакомому береговому обрыву.

     Дика дожидались напрасно.  Их друг, впервые за все эти дни, не смог прийти на свидание с троицей добровольных пленниц опостылевшего госпиталя.  Лейтенант казался Тесс почти ребенком, хотя и был моложе всего года на два. Но удивительная цельность и чистота, юношеский романтизм и искреннее благородство сделали его поразительно защищенным там, где неизбежно ломались, терпели крах более опытные мужчины. Грязь не прилипала к нему.

Жестокий урок, преподанный ему Лиз,  не смог, чего-либо изменить в его характере и взглядах.  И дело было не  только  в бескорыстном  порыве Речел.  Неделя близкого знакомства с этим ребенком убеждала Тесс в том, что и без ее помощи ему понадобилось бы не слишком много времени, что бы простить обиду. Нет, не забыть, а именно простить  женское коварство, капризное или расчетливое  непостоянство.  Он упрямо ориентировался на тот кусочек доброты, который можно было бы найти даже в самом отпетом негодяе.  Обладающий острым умом и достаточно хорошо образованный, он не мог не видеть жестокости окружающей  жизни, однако вел себя как рыцарь из старинных баллад, бросающийся на помощь другим и  даже  не  помышляющий  о  мести,  когда  дело касается личных обид.

Девушка впервые обнаружила, что весь ее  многолетний опыт, знание тонких нюансов мужской души, непоколебимая вера во всемогущество своей красоты, по-видимому, были абсолютно бессильны перед юношеской чистотой и искренностью лейтенанта. Нет, он не был «монахом», заранее поставившим крест на всем, что касалось любви. Лейтенант был начисто лишен ханжеской морали европейского общества и с головой бросился в любовный омут, куда его подтолкнула Лиз. С благодарностью потянулся к оказавшейся рядом в тяжелую минуту Речел, но во всех случаях, он оставался верен той женщине, которую имел основания считать своей подругой. У него даже не возникало мысли воспользоваться уступчивостью или тем более откровенным призывом женщины пытающейся позаимствовать его у подруги.

Тесс, которой обычно было достаточно одного взгляда на мужчину, чтобы покорить его, сделать рабом призрачной надежды, что когда ни будь, станет его возлюбленной, впервые успеха с юношей не имела. Она привычно попыталась Дика соблазнить, но он намеренно не замечал ее призыва и сохранял верность Речел. Признавать свое бессилие опытная «жрица» не собиралась, лейтенант стал для нее тем призом, завоевать который стало основной целью на ближайшее время, и появления его она ждала с нетерпеливой надеждой.

Однако ожидание было напрасным. Чем дольше тянулось оно, тем призрачней становилась вероятность увидеть добродушные глаза лейтенанта. Тесс с сестрой, и их подруга по несчастию с болезненной остротой почувствовали, какой опорой для них в эти дни был Дик.  Элизабет и Речел с каким-то малодушием предлагали остаться в палате, где кондиционеры все же создавали иллюзию прохлады, но Тесс настояла на своем и теперь они безмолвным укором плелись у нее за спиной.

    Она, как впрочем, и Лиз, да и их подруга прекрасно понимала, что только неуклонное соблюдение сложившегося при Дике порядка заставит их  не опуститься под грузом несчастий и соблюдать хотя бы видимость единства теперь,  когда будущее пугало. Тесс вдруг осознала, что общее горе не объединяло,  а  скорей  разделяло призраком надежды, что ее-то беда обойдет стороной. Остаться в госпитале, означало в результате неизбежное разделение всех по своим палатам.  А значит, каждой грозило остаться один на один со своими бедами, со своими страхами, которые с каждым днем обретали все новые очертания.  Военные медики с солдатской прямотой делились своими опасениями с пациентками, и не очень считались с тем, что засевают их души семенами новых тревог.

     Психиатр свои  сеансы закончил.  Девушки,  благодаря его помощи, действительно были избавлены от  многих  комплексов,  которыми могло бы обернуться учиненное над ними насилие, но избавить их от реальных физических последствий случившегося не в  силах был никто.  С  одним  заболеванием,  которым  их  наградили насильники,  врачи справились по их словам успешно,  однако  о другом,  куда более ужасном,  что-либо определенное можно было говорить не раньше чем через месяц. К несчастью, список грозящих бед сегодня пополнился вероятностью еще одной.

Озабоченный врач напомнил девушкам о том,  чего  опасается  любая  женщина после случайной связи.  Свалившиеся беды и потрясения, как-то отодвинули мысли о возможной беременности, которые мелькали у каждой из них. Более того, молчание медиков на эту тему создало иллюзию, что-эта-то беда им не грозит, но сегодняшнее разговор во время утренних осмотров заложил новое беспокойство.

     Дика ждали с особой надеждой на чудо.  Но чуду в тот день свершиться было не суждено.  И вот теперь Тессе пришлось стать поводырем унылых, хотя и собственное сердце сжимал ужас. Неужели в ней зарождается нечто, несущее часть одного из тех чудовищ, распявших ее на столе в ту ночь.

     Тесс тряхнула головой, отгоняя страшные мысли. Сумрак провала, ведущего в знакомый каземат, в первое мгновение показался уставшим от солнца глазам, непроглядным мраком и заставил остановиться. Свод тоннеля одарил намеком на прохладу. А прохлада как будто прибавила сил. Да и глаза привыкли к полумраку. Пушка устремила ржавый хобот к морскому горизонту. В амбразуру влетел шальной шмель.  Порыв ветерка донес запахи разогретой солнцем смолы и аромат цветущего вереска.  Знакомый аромат пробудил такие яркие  воспоминания  вчерашнего  дня. Воспоминания вызвали прилив энергии, разогнали пелену тревоги. По мечтательному лицу Речел,  прижавшейся к прохладному камню стены, Тесса заключила, что подруга погружается в короткие минуты вчерашнего уединения  с  Диком.  Это напомнило девушке о ее неудаче, но не ревности, ни тем более зависти не было. Она не собиралась сдаваться, как, впрочем, и не собиралась отбирать любовника у подруги навсегда.

     В порыве мальчишеского озорства она схватила ее за руку и со смехом повлекла к  выходу:

- Нечего мечтать.  Всем хочется.  Нашла себе приличного мальчишку и теперь можешь смеяться над глупыми подругами. – На лужайку выскочили уже с веселым хохотом.

- Да, но если бы он знал все, он нас может быть и извинил. 

Впервые Тесс почувствовала, что-то похожее на сожаление о содеянном.  Впервые возникло сомнение в справедливости испытания, которому подвергли юношу, и она малодушно попыталась спрятаться за авторитет крестного:

- Ты же знаешь, Георг приучил делать не то, что хочешь, а то, что надо для дела.
    
     Речел, раскладывая махровую  простыню  на траве, отмахнулась:

     - Да брось ты, он давно простил Элизабет, а ты вообще перед ним ни в чем не виновата.  Он удивительно чистый ребенок.

     - Ну да ребенок!  А вчера управился с тобой за четверть часа.

     - Скажешь право. Он же уезжал и не известно на сколько. А я давно не девочка.

     В разговор вмешалась до того молчаливо раздевавшаяся Лиз:

- Тесс. Отстань от человека. Мы имеем то, что заслужили, - и, сбросив одежду, потягиваясь  со сладострастной грацией, подставила нагое тело дуновению берегового ветерка.

- А может быть, вспомним школу?

     Предложение сестры было кстати, как всегда подумали об одном. В последние годы вместе спали редко, хотя чувство возникшее, еще  тогда в школе не угасало.  В их союзе никогда не было четко выраженных ролей. Они всегда настолько были похожи в чувствах и восприятии, что роль, как правило,  зависела  от сторонних обстоятельств.  От самочувствия,  настроения, просто инициативы.

     Тесса, сбрасывая одежду, поймала недоуменный взгляд Речел. Подруга явно была не в курсе интимных взаимоотношений сестер, но в девушке вдруг возник острый интерес к возможному новому партнеру в их уже привычном развлечении:
   
- Раздевайся.  Не съедим. А может самой понравится? Ну не ломайся. Чем еще могут утешить себя бедные женщины, когда мужиков нет или надоели?

     Эта мысль пришла неожиданно.  Заставила взглянуть на подругу по-новому.  Она, в первый раз со времени окончания закрытой женской школы, посмотрела на другую женщину, как на возможного партнера. Практически сразу после окончания школы, забава юности ушла на задний план, хотя при случае сестры находили друг в друге отдых от многочисленных связей. Проблему скорее составлял избыток претендентов на их благосклонность, чем их недостаток. Лиз это быстро надоело и она, с того времени, как сошлась с Инго, жила с ним почти в супружеской верности, а сама  Тесса партнеров предпочитала менять.  Ну, а когда мужчины надоедали, сестры всегда могли уединиться вдвоем.  Другие женщины в этом смысле их не интересовали.

Сестра была двойником почти во всем и воспринималась, как неотъемлемая часть их общего целого. Они давно поняли, что любое прикосновение, ласка, испытанная одной, вызовет точно такую же реакцию у другой. Речел же была иной. Была явно неопытна в этой забаве и значит, сулила остроту новых ощущений.

     Обнаженная Тесс подошла к ней.  Мягко провела руками по плечам. Коснулась легкими губами мочки уха, скользнула к шее. Речел вздрогнула, но не отстранилась, а только покорно опустила руки, отдаваясь власти просыпавшегося тела.  Подошедшая Элизабет, безмолвно включилась в новую  игру. Тесса получала странное удовольствие от прикосновения к незнакомому телу другой женщины. По мере того, как подруга расставалась с одеждой, ее собственное тело напитывалось новыми ощущениями, желаньем. Все было почти знакомо и все было внове. Кожа на плечах и спине была чуть более шероховатой, и менее эластичной, чем у сестры. Крупные, тяжелые груди, оказались, тем не менее, упругими и сильными, без малейших признаков вялости. Соски мгновенно откликнулись на прикосновение губ и напряженно затвердели. Волосы на лобке были темнее и гуще, чем у них и тонкой дорожкой поднимались почти до пупка.  Поджарый живот, несколько угловатые плечи и не слишком развитый таз придавали фигуре подруги нечто мальчишеское, но женская мощь груди, усиливала ее привлекательность и участие подруги в затеваемой игре становилась необходимой. Да и инициатива принадлежала им.  Сестры помогли Речел опуститься на расстеленную простыню и, не сговариваясь, прильнули к ней.

     Им не понадобилось много времени для того, чтобы подруга застыла в конвульсии экстаза.  К этому времени они сами уже были на пределе возбуждения. Тесс переплелась с сестрой, и привычные взаимные ласки закончились желанной остротой полета.

     Легкая пичуга, низко пронеслась над землей и беззаботно устроилась на ветвях чахлой, искривленной ветрами сосенки. Чары блаженного забытья растаяли.  Солнце грозило обжечь кожу и заставляло искать  тень.  Тесса повернулась на бок и увидела внимательные, лучащиеся любопытством, серые глаза Речел:

     - Как вы этому научились?

     - Тебе понравилось?

     - Да, но мать еще в детстве наказывала меня только за одно подозрение в чем-то подобном.  Для нее это всегда  было смертным грехом. По-моему, ее меньше заботило то, как долго я сохраню девственность, чем мастурбирую я или нет. А уж если бы она узнала, что я занимаюсь этим с девчонками, она меня, наверное, убила бы.  Помню, мать не слишком приставала ко мне с нравоучениями, когда поняла, что я сошлась с одним парнем и почти совсем отстала,  когда убедилась,  что я регулярно живу с  кем ни будь.

     - У нас разные матери. Ты же знаешь, наша помогает Георгу очень давно. И нас с детства приучала к свободе в отношениях с мужчинами.

     - С детства?

     - Конечно, – Лиз, предусмотрительно перебравшаяся в тень огромного, корявого от старости, можжевелового куста, присоединилась к разговору. 

-  Мать в первую очередь, да и отец не скрывали от нас, запретную для детей в других семьях, интимную сторону своей жизни. Наше присутствие никогда не мешало им заниматься любовью.  Родители считали, что чем меньше будет запретов для нас в этих делах, тем вернее не появится желание переступить разумные барьеры.

     Слова Лиз пробудили воспоминания.  Сестры хорошо помнили отца - он погиб, когда им было уже тринадцать. В памяти Тессы он остался не углубленным в свою науку профессором филологии и не затянутым в хаки армейским офицером, а веселым, загорелым здоровяком, беззаботно отдающимся детским играм с дочерями или любовным с женой.  Вынужденные соблюдать традиции высших слоев английского общества, к которым принадлежала семья, при посторонних родители был сдержаны и корректны. Но с детьми или в узком кругу близких друзей, в первую очередь в присутствии Георга, соблюдать закостенелые нормы викторианской морали для них было абсурдом.  Единственным и жестким правилом, которое девочки  усвоили с раннего детства - было ни при каких условиях,  ни с кем кроме отца и матери не говорить о том,  что  они видят в семье.

     - Родители не видели ничего плохого в том, что так пугало твою мать, - подержала Тесса сестру.

- Отец объяснил, что в мире есть места, где люди не заражены ханжеством европейской морали. Где выбор любовных партнеров или супругов доброволен и гармоничен, где дети, не знают надуманных запретов и естественно играют в те игры, которые бездарные проповедники и не менее бездарные врачи у нас объявили смертным грехом.    

В детстве мы играли в эти игры в присутствии родителей, и они не мешали нам, никогда мы начали забавляться в одиночку, никогда обнаружили, что это интереснее, когда играем вдвоем. От нас требовали только соблюдать осмотрительность в разговорах на эту тему с кем-либо, кроме родителей и Георга.

     - И это очень пригодилось,  когда в начале войны нас отправили в закрытую женскую школу, - усмехнулась Лиз.

- Там учили аристократок и учителей подбирали «особо  высоконравственных». Вот, где ханжество и двуличие цвело буйным цветом.

     - Да, - подтвердила Тесса.

- В классах нам проповедовали «высокие принципы европейской морали», на досуге, в развлечениях, в спальнях следили за благопристойностью нашего поведения. А в результате? Все девчонки мастурбировали и практически большинство, кроме отпетых дур, или заведомых ханжей, занималось этим не в одиночку.  Ну, а к старшим классам в девственницах кроме нас остались только немногие.  Были и такие, кто вынужден был оставить школу, так как срочно пришлось выходить замуж, скрывая внебрачную беременность.

    - Высокая мораль!  - Лиза не скрывала презрения.

- Классные дамы и воспитательницы, вдали от глаз воспитанниц, путались с военными, лгали, изменяя мужьям, и бросали школу ради случайного романа. Чопорные постники профессора не упускали случая залезть под юбку или за лиф к податливой ученице, чаще всего пользуясь ее незнанием и любопытством.  Заложенное с детства родителями, оказалось для нас куда более надежной защитой от похотливых лап, чем «эта мораль».
    
Ты когда первый раз имела мужчину?  Ай, да я уверена, что это был не мужчина. Какой ни будь соседский мальчишка.

     Тесса видела, что прямой вопрос Лиз смутил Речел. Та, опустила глаза, а потом вдруг улыбнулась:

     - Мне было четырнадцать. И ты права Лиз. Ему было пятнадцать. Он долго уговаривал. Я боялась матери, но мне было любопытно. Девчонки в школе много говорили об этом, и мне казалось, что я безнадежно отстала от них. Первый раз было просто больно и неинтересно.  Он ничего толком не умел, однако на следующий день, в школе я уже чувствовала себя на равных с подругами.

Ну, а дальше... Глупое стремление подростка не отставать от других...  Ко времени поступления в университет, секс стал необходимостью. Иной раз бог знает с кем и где.

Подруга говорила искренне и Тесс так же откровенно продолжила:

     - К тому времени, когда мы поступили в университет, мы уже спали с мужчиной.  Но это случилось, когда нам было почти восемнадцать, и мы окончили школу.  Первый был не любовником - учителем и дала его нам -  мать. Она тогда уже года четыре, как овдовела, и он был ее другом, еще с конца войны, 

     Тесса видела, что Речел явно смущена ее рассказом и заметила:

     - Речь не смущаться, говоря о таких вещах - это первое чему научила нас мать. Не чистым секс бывает только тогда, когда ханжеская грязь занимает мысли партнеров.

     Мы знали, что мужчина, ложащийся с нами в постель, никогда не станет возлюбленным ни одной из нас. Знали, что те несколько ночей, проведенных с нами были для него последними в доме нашей матери. Это было шесть лет назад, и мать была еще очень хороша, поэтому наших друзей, никогда не удивляло, что любовник моложе ее лет на пятнадцать.  Мать заметила, что ее «мальчик» проявляет слишком живой интерес к старшим дочерям, только что вернувшимся из пансиона и решила, что свою связь с этим человеком надо прекратить.  Правда тогда же ей пришла в голову мысль воспользоваться тем опытом, который дочери могли бы получить от  тесного  общения с ее бывшим возлюбленным.  Зрелая женщина она трезво оценивала его опытность.

     Он пошел на сделку и принял ее условия. Впервые наши ночи с ним мать была рядом. Только тогда, когда она стала уверена в нас, мать перестала приходить в спальню.  Учитель был сведущ и прихотлив, к тому же явно стремился получить свое сполна. После него мужчины мало чем могли нас удивить.

     - Но значит, вы все время были втроем.

     - Ну и что?  Вначале, даже вчетвером, - продолжила беседу Лиз.  - Мать вначале многое показала с ним сама. Секс, если за ним нет любви, не чем не отличается от любого другого вида спорта.  Так, что же плохого, если двух учениц тренирует один преподаватель?  К тому же две здоровые молодые девушки  вполне смогли  бы  постоять за себя в случае чего.  Ведь в доме кроме матери в эти дни никого не было.  Она отослала прислугу, и сама вела хозяйство.

     Тесса отвлеклась на мгновенье. Вспомнилась острота ощущений, восторг, переполнявший их в те дни.  Начинавшаяся взрослая жизнь, дарила их одним из новых наслаждений. А главное, властью над мужчинами. Естественной была мысль, которую она высказала, продолжая беседу:

- Мы начали позднее тебя года на четыре, но за то никогда не испытывали разочарований от своего выбора.

Тесс почувствовала, что ее самоуверенность, почему-то уколола Речел, и та тут же возразила:
 
     - А, Рон? А, канадец?

     Лиз, чуть заметно усмехнулась:
    
- Не путай.  Здесь выбирали не мы.  Это не чувство – это дело. Хотя в отношении меня... Еще неделю назад я бы полностью согласилась с Тесс, но Инго... Я то, в выборе все же ошиблась.

В воздухе  повисла  неловкая  тишина и Тесса вдруг подумала, что это Дик пробудил в ней любовную тоску и  решила перевести разговор к исходной теме:

     - Речь, то, что мы сошлись с тобой сегодня, не случайно. Нас связал Дик.  Иначе этого не произошло бы никогда.  Даже в школе, где бы этому никто не придал бы значения, для каждой из нас существовала только сестра. Мы должны быть вместе.

     Речел приподнялась и села. Низкое закатное солнце вызолотило, просветило насквозь, ее растрепанные ветерком, волосы. Тесса сжала протянутую руку и, не оборачиваясь к сестре, протянула ей свою.

     Девушки просидели, держа друг друга за руки не долго. Солнце уже катилось в море, и пройти казематами бастиона было желательно до темноты.  Но союз, заключенный в тот вечер стал для них опорой на всю жизнь.

***
               
    
После ужина, собрались у Лиз. Опять говорили о Дике, когда вдруг на пороге появился Макдедли.

     В явлении из недельной неизвестности, в блеске воинских регалий Дугласа было что-то театральное, напоминающее пошлые пьесы, где с уходом со сцены одного персонажа, неминуемо должен был появиться другой. Острое чутье на фальшь, натренированное в многолетнем общении с Георгом, куда более тонким постановщиком подобных представлений, всколыхнуло у Тессы приступ раздражения:

     - Надо же! О, вы здесь видно большой начальник. Соизволили вспомнить о нас, - и уже обращаясь к девушкам, добавила. - Наш «шибко занятой» любовник, наконец, почтил нас своим посещением. Верно, ему сообщили, что мы уже не заразны. А Дик то, скорее всего по его милости отправлен к черту на рога.  Чтобы не мешал старшим по чину.

    Выпад Тессы был резким и вернее всего не справедливым. Молодые женщины замерли в ожидании ответа.  К чести Дугласа, Тесса заметила, что тот ни малейшим намеком не показал, что задет таким приемом.  Ни один мускул на лице не дрогнул, ни искры раздражения не мелькнуло в глазах:

     - Добрый вечер. Разрешите? - И не дожидаясь ответа, переступил порог.  Не спеша прикрыл за  собой  дверь  комнаты  и опустился на  один  из  свободных  стульев. - Мой визит к вам действительно связан с тем, что врачи сообщили о том, что основная часть вашего лечения на этом этапе закончена, и пребывание вас в госпитале становится не обязательным.  Поэтому я имею возможность предложить вам более удобное жилье.  По крайней мере, там более комфортная обстановка и не так жарко.  Я чувствую себя обязанным за помощь и радушный прием, оказанный господином Теодоракисом на борту его яхты.  К сожалению, его состояние не позволяет мне даже думать о его перемещении из госпиталя. Врачи до сих пор не могут вывести его из комы.

     Спокойствие и достойное поведение офицера, казалось, должно было настроить на деловой лад, но чертик противоречия опять дернул Тессу за язык:

- Ну, если ваши эскулапы умеют лечить только триппер, отправьте его в клинику, где знают, что делать в таких случаях, он достаточно богат, что ы оплатить любое лечение.

     Не обращая внимание на не прикрытый вызов в поведении девушки Дуглас продолжал:

     - У нас прекрасные медики и самое современное оборудование и лекарства.  Но любое перемещение больного грозит его гибелью, а допустить этого, мы не имеем права.  К тому же появление его, а главное вас в любой другой клинике, вызовет массу вопросов, лишняя информация по которым, может, во-первых, нанести ущерб интересам Англии. 

Военный корабль флота ее величества потопил судно неизвестной принадлежности, команду которого в основном составляли греки. И если не будут представлены серьезные доказательства, что они занимались пиратством, неизбежен международный конфликт, тем более не желательный, когда в Греции сильны антибританские настроения.  Поэтому я должен вам сообщить, что в ближайшее время следователь военной прокуратуры возьмет у вас показания по этому вопросу.

     Ну, а второе, касающееся лично вас всех. Все что произошло во время нападения с вами и последствия случившегося, останутся в тайне только в случаи вашего сотрудничества с нами. Появление вас в любом лечебном заведении на берегу неминуемо приведет к огласке, как мне кажется для женщин вашего круга не желательной. Здесь же вам окажут всю необходимую помощь и все, что касается ваших бед, будет похоронено навсегда.  Слово офицера.

     Справедливость слов Дугласа была очевидной.  Девушки, привычно, по несколько раз в день заглядывали в окошко реанимационной палаты и знали, что Георг находится во внимательных, знающих руках.  А даже один намек на сифилис закрыл бы для них двери многих лондонских, да и не только лондонских домов.  И все же Тессе не понадобилось много времени, чтобы найти повод для сомнения в его правдивости. Со всей язвительностью, на которую была способна, она уколола в очередной раз:

     - Вы сказали слово офицера.  А кто вы на самом деле?  На яхте вы говорили, что вы летчик, капитан. Теперь на вас мундир моряка. Какой же офицер дает нам слово?

     Очередной выпад, наконец, вызвал   улыбку, на    совершенно бесстрастном до того лице Дугласа.

     - На этот раз Тесса вы  абсолютно  правы.  Разрешите представиться. Дуглас Макдедли - коммандер Королевских военно-морских сил. Но я не моряк. Моя работа, это специальные операции. Выполняя очередное задание, я и оказался на борту погибшего самолета, в мундире офицера Королевских   военно-воздушных сил. Между прочим, Речел довольно быстро поняла, что я не летчик, но только зря не поверила всему остальному.  Ну, а задание, которое мы выполняли, в прямую относилось к тем головорезам, которые захватили яхту. По приказу командования я больше недели искал их в этом районе Средиземноморья.  И то, как произошла эта встреча - насмешка судьбы. В общем, нам надо благодарить проведение.  Эти бандиты никогда не оставляли живых свидетелей своих бесчинств.

     И еще. Дик хороший парень, но мне не подчиняется. Он летчик и у него свои командиры, - Дуглас на мгновение умолк и убедившись, что Тесса иссякла, а у остальных вопросов нет, добавил.

- Я вам по-дружески  советую  принять  мое  предложение, сменит жилье на более комфортабельное.

     В этот раз Лиз не дала сестре открыть рот и сразу обратилась к Речел:

    - Речь у тебя есть, какие ни будь, возражения против переезда в другое место, – и, приняв ее неопределенный кивок за поддержку, обратилась к Дугласу.

- Мы принимаем ваше предложение,  но есть одна  просьба, обстоятельства заставляют  нас  пробыть здесь довольно долго и нам необходимо связаться с нашей матерью.

     Тесса понимала, что сестра права, и ее раздражение объяснялось просто. Она не могла смириться с равнодушием Макдедли. Мужчины, тем более бывшие любовники, стремились к скорейшему возобновлению отношений, а здесь, так же как с Диком, встретилась явная холодность и не желание принимать навязываемую игру. Тесса сдаваться не собиралась, тем более уверенная в том, что уж этот то господин особой щепетильностью в отношений женщин не обладает, и, не желая выходить из роли, состроила привычную гримаску:

     - Ну вот.  Как всегда! Ругаться приходится мне, а решения принимают без меня. – Впрочем, дальнейшее, ее уверенность в отношении визитера подтвердило.    

Дуг решив, что переговоры окончены, встал со своего места и направился к двери.

- Любую радиограмму мы передадим, как только вы пожелаете. На новое место вас перевезут завтра сразу после завтрака. Сейчас уже поздно, поэтому прошу разрешения вас покинуть.   

По-военному щелкнули каблуки, и склоненная голова продемонстрировала идеальную нитку пробора. Уже взявшись за ручку двери, он неожиданно прошептал на ухо, стоявшей рядом, надутой Тессе:

     - Ты восхитительная стерва и я много дам за то, чтобы еще раз оказаться в твоей постели.

     Тесс задохнулась от неожиданности и возмущения. Выводившее ее весь разговор из себя равнодушие Дугласа оказалось маской.   Нахлынуло желание ударить, но наглец не дожидался ответа и уже выскользнул в коридор.

     - Сукин сын!

     Девушки удивленно уставились на нее.

- Что с тобой?  Успокойся, - попыталась угомонить сестру Лиз. - Что еще он тебе сказал?

- Кабель несчастный! Обещает со мной переспать.

Лиз всегда осуждала сестру за слишком вызывающе поведение с мужчинами, обратившими на нее внимание. А Тесс сделала вид, что традиционную нотацию просто пропустила мимо ушей.

     - Если хочешь, чтобы с тобой вели себя пристойно, не дразни... Ты так на него нападала, что он, верно, вообразил, что ты сходишь с ума по нему. А, впрочем, все это чушь. Если машину подадут сразу после завтрака, то вещи собрать лучше сейчас.

     Сестра была права.  Тесса вдруг отчетливо поняла, что отношение к ней Дугласа обрело особое значение, но в нем   буквально все ее раздражало и в первую очередь нежелание играть по принятым в ее кругу правилам. Размышления на эту тему вызвали новую волну раздражения, и чтобы отвлечься девушка решила заняться сборами.

До полуночи Тесса, как и остальные, была занята сбором чемоданов и тех мелочей, которые как-то скрашивали больничную жизнь, но мысли опять возвращались к наглому солдафону. В нем не было абсолютно ничего, на что бы она обратила внимание в нормальной обстановке. Если бы не приказ Георга, то не только постель, просто тесное знакомство были бы невозможны.

Макдедли не был красавцем, интеллектуалом или просто человеком их круга, а главное, ни его положение в обществе, ни его образование не могли сделать его интересным для узкого круга «Жрецов». К тому же девушка хорошо помнила урок, преподанный им два года назад, когда лощеный отставник, имевший прекрасное образование, связи и широкий круг интересов на поверку оказался просто узколобым националистом. Все это должно было давно остановить девушку, но вопреки всему она каждый раз обращала внимание на «законченного хама». Тесс понимала, что Лиз права и надо было срочно найти кого-то, кто бы вытеснил из ее мыслей   этого солдафона. Единственной реальной кандидатурой оставался Дик, и он должен был стать ее при любых обстоятельствах.