Медведи на даче

1. Случай с Днищевым
Дмитрий Днищев, 38-летний начальник отдела, рослый усатый мужчина, сажал у себя на даче гладиолусы. Грузно сидя на корточках, он с довольной улыбкой вспоминал вчерашний вечер... Вдруг Днищев почувствовал, как что-то мягкое и большое стало приваливаться к его спине. Оглянувшись, он увидел над собой большого медведя, бу¬рого, лохматого. Днищев среагировал сразу - он вскочил и бросился бежать. Медведь кинулся за ним. Днищев хотел перемахнуть через за¬бор, но тут же понял, что не успеет, медведь задерет его. Страх насквозь пропитал Днищева. Как белка, вскарабкался он по шесту, на котором был укреплен скворечник. Медведь тягуче заревел и стал раскачивать шест, стоя на задних лапах. Днищев чувствовал, что шест сейчас сломается. Ужас, доселе им никогда не испытываемый, сжал все его существо до какой-то маленькой точки. Руки, ноги, все тело стали несуществующими... Днищев отчаянно крикнул тоненьким голоском:"Папа!"
Отец Днищева, старенький и дряхлый, ковырялся в углу сада и не видел вторжения медведя. Повернув голову на крик и увидев невероятнейшую картину, он схватил грабли и бросился к медведю спасать сына. Размахивая граблями, он подступал к зверю, стараясь отогнать его от шеста. Медведь досадливо махал лапами-, увертыва¬ясь от граблей. Днищев дрожал на своем шесте, но видя, как отец на¬падает на медведя, стал понемногу приходить в себя. Жизнь, с ко¬торой он чуть было не расстался, возвращалась в него, "Бей его! Бей!" - шептал он с шеста. "Сейчас отец хотя бы отвлечет его, я спрыгну и добегу до забора".
Старик наконец изловчился и стукнул медведя граблями по голове. Медведь заорал вдруг совсем не по медвежьему человечес¬ким голосом, срывая с себя голову: "Да ты что, старик, очумел! Убить ведь мог! Шуток не понимаешь?! Видишь ведь из под шкуры ботинки торчат! И брюки! Неужели медведи в брюках ходят?!"
Из медвежьей шкуры сверху торчала человеческая голова с пьяным лицом Капустина, что с соседней улицы, снизу - ноги в брюках и ботинках.
Старик бешено швырнул грабли, обложил матюгами "медведя" и пошел прочь.
Пьяный дурак в медвежьей шкуре хохотал.
 Что-то гаденькое тихо слезало с шеста...

2. Случай со студент Щупловым
Студент Щуплов сидел на крыльце дачного домика в тоске и печали. Он безуспешно пытался выгнать из памяти вчерашний вечер, но этот вечер разворачивался в его голове вновь и вновь отчет¬ливо, с малейшими деталями. Щуплов сидел с открытыми глазами и средь бела дня, прямо перед собой уже который раз смотрел "кино" про свою любовь. Главный герой - сам Щуплов — был невезуч, жа¬лок, ничтожен. Он был отвергнут, и он вежливо и благородно уда¬лялся с экрана. А потом снова появлялся, говорил и действовал по другому - удачнее, смелее, но все-таки финальные сцены ни¬как не получались счастливыми.
И вот во время таких-то созерцаний перед Щупловым появил¬ся медведь.
Источая резкий знакомый запах зоопарка, показывая некруп¬ные желтые зубы, огромный зверь стоял на задних лапах и неожидан¬но злыми глазами смотрел на Щуплова. Щуплов медленно поднялся. Стоя на крыльце, он был немного выше медведя. Их глаза уперлись друг в друга.
- Ну и пусть, - подумал Щуплов. - Ничего не буду делать. Не побегу. Хватит. Бее надоело. А эта скотина - плевать на нее,
Щуплов в упор смотрел в медвежьи глаза. Медведь угрожа¬юще заурчал.
- Рычи, рычи, - злился в свою очередь Щуплов. - Посмотрим, кто кого переглядит. И какого черта! Медведь, на даче, люди от пули, зная за что, а тут... Ну зверь-скотина-медвежина вонючая!
Щуплов сверлил взглядом мутные медвежьи глаза. Вся зловерть последних дней стояла перед ним в этом невесть откуда взявшемся медведе.
- Не побегу... Нет, хватит, надоело, теперь дайте мне почу¬дить, даже не закричу, не-ет...
Щуплов хотел скрестить руки на груди, но медведь, уловив его движение, двинулся на него.
- Как же он будет меня ломать? Почему говорят "медведь задрал"? Нет, пожалуй, надо с этим зверем что-то делать.
Щуплов поймал пролетавшую перед ним осу двумя пальцами за крылышки и прижал ее к медвежьему носу. Медведь взревел и без ог¬лядки скачками понесся прочь. В углу дачи он наткнулся на бочку с водой, сунул в нее голову, содрогаясь и скуля, стал тереть в воде нос лапой.
- Как хорошо, что не пришлось бить медведя! А то с меня бы дури хватило, - подумал Щуплов.
Произошло это на даче одного видного научного деятеля, куда Татьяну привез муж. Дача была огромной, целой усадьбой. Казалось, что здесь еще не отменили крепостного права.

3. Медведь с планеты Глифаль.
Татьяна стояла около бассейна, выложенного белым кафелем и наполненным ярко-голубой водой. Вдруг она увидела в воде большое прозрачное существо, глядевшее на Татьяну изо всех сил. Желая ей понравиться, оно принимало различные формы - от шарообразной до бутылки Клейна. В последней было что-то неприличное, выворачива¬ющее себя наизнанку. Татьяна смутилась от этого перелива форм, от пристального и манящего взгляда, каким существо смотрело на • нее. Существо парило и царило в воде, делало какие-то восхититель¬ные движения, выпячивало из воды тугие бугры искрящегося на солн¬це тела. Это был"голубой медведь" с планеты Глифаль.
Муж с ученым деятелем, увидевши голубого медведя, вместо того, чтобы обрадоваться, вдруг стали суетливо бегать вокруг бассейна, возбужденно и зло крича.
Татьяна сначала не слышала их криков, завороженная перемеще-ниями голубого медведя в бассейне. Эти перемещения и изменения формы самого медведя явно нарушали метрику, были типологической немыслимостью. Из любой точки медведя на Татьяну смотрели глаза другого мира.
Но ничего этого не видели ни муж, ни его ученый друг. Муж багром, а друг какой-то тяпкой пытались поймать голубого медведя, вытащить его из бассейна, раскромсать на куски.
У Татьяны от ужаса останавливалось сердце, не было сил крик¬нуть им чтобы они остановились, поняли, что это не медуза, не лягушка. А они в азарте гоняли по бассейну голубого медведя, ли¬ца их чернели и покрывались каким-то мохом. То и дело ими удавалось зацепить голубого медведя, отхватить от него кусок. Наконец муж, глухой к Татьяниному ужасу, насквозь пронзил голубого медведя багром, тот сразу сник, превратился в безжизненную массу студня. Удовлетворенно пыхтя, они вытащили этот студень из воды и швырну¬ли на землю. И побежали куда-то, пререкаясь, обрастая перьями, наступая друг другу на ноги. Они как будто проваливались, а вмес¬те с ними проваливалось и забывалось все, что было прежде.
Татьяна смотрела на лежащие на земле останки голубого медве¬дя. Под солнцем они быстро испарялись. Голубой медведь только на¬чинал материализоваться в бассейне. И одухотворяться тоже. Для этого он втягивал в себя душу Татьяны, душу мужа и ученого деяте¬ля. Ей не было жалко того, что медведь вытянул из нее. "Заживет душа, - думала она, - А вот медведь так и не состоялся. Мужу, конечно, жалко себя, а ученому деятелю тем более - как он будет тогда казаться самым умным?"
Вдруг сзади кто-то осторожно тронул Татьяну за плечо. Она обернулась и увидела стоящего перед ней на задних лапах еще одно¬го голубого медведя. Он ослепительно сиял на солнце, смотрел на нее всем своим существом, переливался в нее бодрящими лучами. Медведь протягивал ей мужа и ученого деятеля. Оба они были весе¬лые, розовые, чистые!

4. Медведь Ферапонт
Медведь Ферапонт в сдвинутой набок шляпе сидел на лавке под яблоней и, не спеша, ел конфеты. Было жарко, поэтому Ферапонт снял галстук и жилетку, в которых он приехал со своим дрессиров¬щиком Меранским прямо из цирка и небрежно бросил их прямо на грядки клубники. Клубники уже не было, что Ферапонта глубоко ра¬зочаровало. Можно было бы, конечно, полакомиться вишней, но виш¬ня, наверное, опять с косточками, от которых у Ферапонта обост¬рялся гастрит.
На дачу приехали вчера поздно вечером, Ферапонт устал ужас¬но. Ехали с Полечкой, которая непрерывно тормошила Ферапонта. К тому же они вдвоем так обкурили Ферапонта, что он вылез из маши¬ны еле живой. Вечером меранский дал Ферапонту большой кусок сви¬ной печенки и навел ему в тазу какой-то бурды, от которой сейчас тяжело в животе. Когда появилась Полечка, Меранский становился суетливым, и Ферапонт начинал плохо себя чувствовать.
Жара донимала. Меранский спал. Полечка, натянув на себя его цирковые гусарские рейтузы, ушла куда-то в них красоваться, сунув Ферапонту кулек с конфетами, Ферапонт с трудом удержался, чтобы не скрябануть ее когтями, содрать рейтузы и отнести их к Меранскому. Но до Полечки строго запрещалось дотрагиваться. К Меранскому тоже идти не хотелось, Ферапонт знал, что от Меранского сегодня будет исходить ужасающий запах похмеля, табачного дыма и Полечкиных духов.
Сквозь забор Ферапонт видел, как на соседней даче толстая женщина, уперев руки в бока, кричала на двух своих дочерей. Девочки что-то делали, но толстухе их работа не нравилась, и она непрерывно кричала на них уже часа два. Хотелось рявкнуть на нее, но Ферапонт и на это, в силу своей воспитанности, не решался.
Чтобы не слышать этого крика, Ферапонт поднялся и полез купаться в небольшой бассейн, серым кирпичным кубом возвышающийся посреди дачи. Вода, как всегда, привела Ферапонта в   восторг, он плескался и ухал в бассейне, погружался в воду с головой и выскакивал над во¬дой всей тушей.
Толстуха по-прежнему кричала, Меранский спал. Никто, казалось, не видел Ферапонта.
Но вдруг он почувствовал, как что-то изменилось. Кто-то смотрел на него, Ферапонт осторожно взглянул в сторону забора. Од¬на из девочек с радостным изумлением смотрела на Ферапонта сквозь рейки забора. От матери ее закрывали кусты смородины. Девочка смот¬рела на него такими восторженно-расширенными от неожиданного виде¬ния глазами, с таким счастьем от вдруг сбывшегося чуда, что Ферапонт смутился. Обычно при таких неожиданных встречах он видел в глазах страх, пробуждавший в нем лесного зверя» Во всей своей красе,  сверкая брызгами на шелковистом коричневом мехе, Ферапонт вылез из бассейна и, улыбаясь и искоса поглядывая на девочку, пошел к лавке. Сел, надел шляпу, для солидности взял еще в лапы газету и развер¬нул ее, будто собираясь читать. Ферапонт знал, что это нравилось людям.
Но солидный вид было делать трудно - что-то происходило и в Ферапонте. Хотелось кувыркаться, влезть на дерево, махать лапами. А девочка все смотрела, смотрела и смотрела на медведя в шляпе. Жилетку и галстук Ферапонт сам одевать не мог...