Когда деревья были большие...

     Всё в детстве было другим: и деревья были выше, и речка шире и глубже, и совхозный бык был большим и пырячим. Только, как мне помнится, цыгане всегда были такими, как и сейчас: вечно выгружаются с большими сумками, набитыми разным тряпьём, и идут по двое от дома к дому, набиваясь своим товаром: Когда мне было лет шесть-семь, меня пугали этой неоднозначной национальностью, что крадёт маленьких детей. А так как я была смуглая, то первой стояла в ряду, на кого падёт их неподдельная заинтересованность.  Это сейчас я понимаю, что  я с таким же успехом  могла бы  подойти под описание  к десятку других народностей, заселяющих нашу необъятную  Родину: молдаване, грузины,  осетины, армяне и т.д., и т.п. Но… Украсть ребёнка или увести лошадь со двора могли только вечно кочующие цыгане. А тот факт, что у меня чёрные глаза и смоляные волосы, был более чем  убедителен.
     Однажды летом, выглянув в окно, где в переулке отец с матерью пилили вручную дрова, я вдруг увидела, что возле них присели цыгане – цыган и цыганка с большой сумкой. Они о чём-то разговаривали с моими родителями  и смеялись. Я жестами поманила мамку и начала медленно сползать с подоконника, а потом бегом рванула на крыльцо. Страху моему не было предела: « Как бы меня не увидели, такую подходящую для них…  Надо срочно прятаться!».  Подошла мамка и я спросила  её, о чём они там говорили.
     - Спрашивают, нет ли у нас маленьких детей, похожих на них. Предлагали папке поменяться на новую рубаху.
     Мои страхи оправдались.
     - А вы чего сказали? – стуча зубами, поинтересовалась я.
     - Папка не согласился. Зачем? У него есть рубаха.
     Меня это немного успокоило, но всё-таки сердце было не на месте.
     - Мам, а  Валька, наверное, не успела спрятаться, и её утащили, -  решила я, вспомнив про свою двоюродную сестру, живущую на другом конце села, обладательницу карих глаз и чёрных вьющихся волос.
     - Наверное, – с улыбкой ответила мне мамка.
     Я ещё посидела немного рядом с ней и сказала, что проголодалась и пойду поем.  Здесь нужно уточнить, что в детстве я вообще ничего не ела и могла целый день пробегать, проиграть с ребятишками на улице, не вспомнив про еду. А тут…
     - Ну, иди, - сказала мамка, не заметив вселенского страха в моих по-цыгански чёрных глазах, и не слыша стука сердца, вырывающегося из моей груди.
А я побежала домой и, сидя  в засаде у окна, наблюдала, чем закончится сделка русских с цыганами: «Только бы не передумал папка насчёт рубахи! Только бы не передумал!..»
     Сегодня всё другое…  Деревья, которые были большими, спилили, они, видите ли, таят в себе опасность – своими раскидистыми ветками могут оборвать  электропровода. Речка обмелела и во многих местах поменяла русло; здесь тоже не обошлось без человеческого вмешательства в жизнь спокойной речушки, обвивающей узкой лентой небольшое село. А быки? Дак, их совсем не стало, как и не стало совхоза вместе с совхозным стадом. И коров «огуливают» теперь приезжие « из-за бугра» осеменаторы. А вот цыгане, тем ничего не стало – ездят, как ездили – они вне системы, вне закона. Только сейчас сфера их деятельности расширилась, кроме  продажи тряпок собирают ещё металл и старые аккумуляторы. Лошадей вот только теперь не украдёшь – сталось их на четыреста дворов три головы. А ведь когда-то через дом была гнедая или вороной.
     Последнее время, встречая где-то цыган, невольно останавливаешь на них свой взгляд. На их руках всё чаще можно увидеть  маленьких детей с чисто славянской внешностью, будто сошедших с полотен Маковского, с пшеничными волосами  и цвета неба глазами…
     Всё другое…
     Но и сейчас родители,  не задумываясь,  подпугивают своих непослушных чад  для порядка и, просто, ради смеха:
     - Смотри, вот позвоню в милицию! – при том, что уже года три, как переименовали в «полицию», выросшие на «милиции», так и говорят. – Пускай заберут тебя, будешь знать!
     Нахалёнок  пугается и говорит, что больше не будет.
     Да. Появилось ещё одно укрощение для непослушных детей. Ювенальная юстиция.
     - Сейчас приедут Тёти, увидят, как ты не слушаешься свою маму, как разбросал по всему дому игрушки, нарезал снежинок, разрисовал все стены красками… и заберут тебя!
     - Нееет, мам! Я больше не буду! Прости меня, пожалуйста! – плачет малыш, не понимая, что же он такого плохого сделал; он же просто хотел порадовать свою мамочку  и сделать ей приятный сюрприз. По детским щёчкам текут слёзы и сердце бешено бьётся в его груди. Ведь ребёнок безоговорочно верит взрослым и страх его огромен. Куда тут цыганам тягаться с органами, блюдущими  порядок и «защищающими права ребёнка»! Есть люди «почерней и покучерявей»…
     Р.S.
     А мне на всю жизнь запомнилась та рубаха, в которой отец в тот день пилил дрова: плотная бязь болотного цвета с рисунком «мелкие вишенки». Очень уж она мне нравилась. И совсем нестарая, чтобы менять её на новую взамен на маленькую чумазую девчонку.