Татьянин день, или Клянусь амфибрахием

            
         ТАТЬЯНИН ДЕНЬ, ИЛИ  КЛЯНУСЬ АМФИБРАХИЕМ

  В комнате студенческого общежития нас было четверо: три пятикурсницы (Валя, Тамара и я) и первокурсница Танька. Её подселили к нам после того как четвёртая выпускница нашего филологического факультета вышла замуж и теперь жила на съёмной квартире.

Зимняя сессия у Таньки была первой. И экзамен  по "Введению в литературоведение" (теории литературы) тоже первым. Она тряслась как осиновый лист. Сотни терминов никак не лезли ей в голову, а какие уже были там, смешались в кучу.

Экзамен предстоял завтра, 25 января, а у Таньки, по её признанию, ещё и конь не валялся. Она учила то молча, то вслух и очень мешала нам. У нас были свои экзамены, и мы тоже лежали на кроватях с учебниками в руках.

Единственным, что Татьяна твёрдо помнила со школьных лет, был ямб, которым написан "Евгений Онегин". Но отличить его от хорея, как и Евгений Онегин, она была не в силах. А тут ещё прибавились дактиль, анапест, амфибрахий, гекзаметр, пеоны (аж четыре), пиррихий, спондей...

- И кто их столько понавыдумывал? Они мне сто лет не нужны. Я не собираюсь быть поэтом! - оправдывала своё нежелание запоминать термины будущая филологиня.

- Танька, ты не скули, а учи! - советовала ей обстоятельная и серьёзная Тамара. - По основным стихотворным размерам Серафим гоняет больше всего.

Серафим - это сокращённая кличка преподавателя теории литературы доцента Серафимова.

Танька пыхтела, сопела, слонялась по комнате, пила чай, считала ворон, ела печенье, бормотала...

- Хоть бы троечку получить! - мечтала она.

- Нет, Танечка, ты уж старайся, - напутствовали её мы. - Важно, чтобы в зачётке первой была хорошая оценка, а другие преподаватели потом смотрят, какая раньше поставлена, и не будут портить зачётку.

- Ой, не могу, девчонки! Ну хоть скажите мне, что это такое двусложные и трёхсложные размеры, чёрт бы их побрал!

Видя, что особой точностью Танькин мозг загружать не надо, мы, зубрившие своё, отложили учебники и принялись наскоро "на пальцах" объяснять ей, что двусложные - это где чередуются два слога: ударный и безударный или наоборот: безударный - ударный.

- Татьяна, ты уже знаешь: когда первый безударный, второй ударный - это ямб. Помнишь, у Пушкина: "Мой дядя самых честных правил..." - втолковывала ей Тамара..

-Ой, хорошо. А хорей?

- А хорей, это когда  первый слог ударный, второй - безударный, - подхватила я и, смеясь, привела пример: "Наша Таня громко плачет: уронила в речку мячик..."

Нашей Тане пример понравился, и она призналась, что всё запомнила. Но  потом спохватилась:

- А остальные? Ну эти, трёхсложные.

  - Танька, учи сама, - взмолились мы. - У нас тоже экзамены.

Она замолчала всего минут на пять. А поскольку наши кровати находились рядом, она придвинулась ко мне и зашептала:

- Элька, ну хоть ты помоги. Трёхсложные - это как?

- Тань, ты вальс танцуешь? Раз-два-три, раз-два-три...  Когда повторяются по три слога и ударение на первом - это дактиль.

- Угу, поняла,- обрадовалась Танька. - А остальные?

Дальше следовало объяснить ей про амфибрахий и анапест.

В своё время, когда мы, первокурсники, изучали стихотворные размеры, мне, как  тому мольеровскому  господину Журдену, который узнал, что он говорит  прозой, стало почему-то очень интересно определять в каждом прочитанном или услышанном стихотворении: а каким же размером оно написано? Просто интересно и всё.

В те времена каждое утро в шесть часов по радио передавали Гимн Советского Союза, и я, посчитав слоги, убедилась, что стихотворный текст написан амфибрахием. И мне сейчас почему-то первым вспомнилось это, когда Танька, устав от правильных книжных объяснений, замахала руками:

- Эль, не надо мне умно! Ты просто мне расскажи, чем этот амфибрахий от анапеста  отличается, где у какого ударения.

 - У амфибрахия ударение на среднем слоге, у анапеста на последнем - что тут не понять?

- Ты мне лучше пример приведи, а то я так не запомню, - канючила Танька.

И дёрнула же меня нелёгкая привести ей этот пример!

- Ну вот Гимн Советского Союза амфибрахием написан, слушай:  "СоЮз нерушИмый респУблик свобОдных..."

- Ой, девчонки, а знаете, как мы в своём дворе переделали это? - перебила меня Танька. - "Союз нерушимый залез под машину нарубывать кашу за родину нашу".

Мы на минуту затихли, осмысливая эту нелепую детскую переделку, потом старшая из нас Валя  строгим голосом предупредила:

- Татьяна, ты эту дурь больше нигде не говори. За такое устное народное творчество при Сталине в тюрьму сажали.

- Так мы же дети были, - возразила Татьяна. - Зачем нас сажать?

- Правильно, детей бы не посадили, а посадили их родителей, а детей отправили в детдом.

- Девчонки, перестаньте болтать, - не выдержала Тамара. - Танька, если ты не можешь учебник осилить, то учи по конспекту. Или ты его не писала? Учти, Серафим любит, чтобы отвечали так, как он в своей лекции читал.

- Да писала я, - с досадой отмахнулась Татьяна,- но этот лысый как начнёт своё бу-бу-бу, бу-бу-бу - ничего не поймёшь, а Элька объясняет понятно.

- Да замолчишь ты наконец? - прикрикнула Валя.

- Ладно, не буду. Может, мне это вовсе не попадётся.

Для пущей уверенности Танька трижды поплевала на учебник, собралась и ушла проветрить голову.

Ночь она спала беспокойно; утром, соблюдая примету, положила в ботинок пятак под пятку и отправилась сдавать экзамен.

Мы продолжали корпеть над своими учебниками, и лишь Тамара вздохнула:

- Ой, хоть бы Серафим был в настроении и нашу Таньку не зарезал!

Не прошло и двух часов, как наша первокурсница вихрем ворвалась в комнату, победно размахивая зачёткой, и с порога закричала:

- Девчонки, я четвёрку получила!

-А что тебе досталось?

-Стихотворные размеры!

Мы переглянулись, помня о том, что Танька в них не очень-то сильна - и как же  преподаватель этого не заметил?

... А дело было так. Доцент Серафимов в студенческих кругах слыл самым свирепым.  Известно ведь: чем скучнее предмет, тем педантичнее преподаватель, требует, чтобы знали его предмет назубок, как будто он самый важный на свете и без этого предмета никак не прожить.

Серафиму нравились студенческие легенды о его суровости. Но в то утро он был в хорошем расположении духа и, видя, что народ уже напуган как следует и трепещет, засмеялся, довольный:

-  Что, робеете?  Нет смелых?  Тогда тому, кто первый возьмёт билет, поставлю на балл выше. Да, кстати, сегодня же студенческий праздник - Татьянин день - поэтому  если среди вас есть Татьяна, то прошу к столу!

Танька пулей вылетела навстречу своему счастью, схватила  первый с краю билет... И охнула. Ей попались те самые ненавистные стихотворные размеры. (А вот нечего было три раза на учебник плевать!)

Про ямбы она пролепетала то, что знала ещё в школе(выручил "Мой дядя самых честных правил...").

- А хорей - это наоборот, когда ударение падает на первый слог, - со знанием дела доложила Татьяна.

Преподаватель, у которого сводило скулы от скуки (сколько раз слышал эти ответы!), привычно предложил:

- Приведите примеры, пожалуйста.

Танька приободрилась и звонким детским голосом отбарабанила:

- Наша Таня громко плачет: уронила в речку мячик!

Доцент приподнял брови. В своей лекции он из года в год приводил классический пушкинский хорей: "Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца",- а тут  прозвучало что-то новенькое.

- Да, свежий пример,- произнёс он в раздумье, не решив ещё, казнить студентку за то, что привела пример не из его лекции, или помиловать.

-Почему вы привели стихи Агнии Барто, а не Пушкина? - заинтересовался доцент.

- Так это меня Таней зовут, - тут же охотно пояснила студентка и ткнула пальцем в свою зачётку. - Вот, я Татьяна, тут написано.

- Ну, хорошо,- остановил её преподаватель,- а теперь расскажите о трёхсложных размерах.

  Танька испугалась. Она лихорадочно старалась вспомнить хоть что-нибудь, но ничего не приходило ей в голову.

 - Приведите, пожалуйста, пример амфибрахия, - услышала она тусклый голос преподавателя.

Она с ужасом поняла, что не заготовила впрок ничего подходящего, и неожиданно для  себя самой выпалила:

 - Амфибрахий...  Вот... "Союз нерушимый залез под машину нарубывать кашу за родину нашу". Это амфибрахий, - пояснила она для непонятливых.

Серафим, услышав совершенно свежий пример, какого он никогда не приводил в своих лекциях, насторожился:

- Это что такое?

- Это... Это песня такая, - пробормотала  Танька. - Мы в своём дворе её пели...

- Что-то я не знаю такой песни, - ошеломлённо выдавил из себя преподаватель, а потом, когда до него дошло, какую песню переделали в чьём-то дворе, заорал:

- Я вам в своих лекциях такого не читал!  Что это за отсебятина? Уходите и учите!

 Танька не хотела уходить. С неизвестно откуда взявшимся нахальством она  схватила зачётку и стала совать её преподавателю:

- А вы... А вы же сказали, что первому, кто пойдёт брать билет, повысите оценку.

Серафим выдернул у неё зачётку и, сопя от негодования, занёс авторучку...

- А меня Татьяной зовут! - вспомнила Танька.- Вы сами сказали, что сегодня Татьянин день и поставите ещё на балл выше.

- Я так сказал?- опешил он от такого неожиданного напора.

- Да, вы сказали,- пискнули студентки из угла.

  Суровый доцент, у которого от напряжения вспотела лысина, тяжело дыша, придвинул к себе зачётку, расписался и зашипел:

- Вон отсюда - и чтоб мои глаза вас больше не видели...  Хм, Татьяна!

Таньке не нужно было повторять дважды. Она схватила зачётку и опрометью кинулась вон,  хотя за нею никто не гнался.


  ... Всё, что здесь рассказано, - чистая правда, и было это на самом деле 25 января 1965 года.

Клянусь амфибрахием.