Добро пожаловать в Страну Оз

Элли поставила банку с кофе на место и грустно посмотрела на длинные вытянутые ноги мужа. За газетой не было видно лица, но она знала, что он как всегда в первую очередь смотрит политические новости, перелистывает страницу и изучает смену курса изумрудов, а затем его взгляд плавно стекает на эротическую колонку, где развеселые ведьмочки в конусовидных шляпах вытягивают стройные ножки.
Брак с Железным Человеком оказался совсем не таким, как она представляла, и уж точно не окрашенным радужными красками.
Добросердечный мужинек был тряпкой, чем удачно пользовались более молодые, наглые сослуживцы на работе и в итоге повышение всегда доставалось кому-то более молодому и зубастому, а сам Дровосек приходил домой и отводил душу на Элли, обвиняя ее во всех своих бедах.
Честно говоря, это ее уже давно достало.

- Джей, нам надо внести плату за дом, уже пришел срок. Пришли счета на воду и электричество и...
Она не договорила с четким чувством, что ее не слушают и посмотрела в самый центр газеты, где предположительно находилось его лицо:
- Ты можешь отложить газету, когда я говорю с тобой?

Газета с раздраженным шелестом отъехала вниз и Элли, несмотря на свою злость, не могла не восхититься незамутненной красотой и глубиной его синих глаз инфантильного школьника:

- Ну что снова произошло, дорогая? Неужели я не могу как честный человек отдохнуть от трудового дня с газетой в своем кровью и потом заработанном доме?!
Его голос звучал печален и слегка с надрывом. Железный Человек был не чужд драме и его речь всегда звучала с ноткой театральности. Раньше Элли это нравилось, особенно в постели, но теперь хотелось только запихнуть газету в его грустный, по женски мягкий рот:

- Джей, ты слышишь меня?! Надо оплатить аренду дома, заплатить за счета! Тото снова заболел, ему нужны лекарства! Да сделай ты что-нибудь, черт тебя подери!

- Не кричи на меня! Начнем с того, что держать дома добермана вообще плохая идея. А если он взбесится и укусит тебя? Я понимаю еще, когда он был маленьким, но сейчас это абсолютно не...
Не дослушав конца тирады Элли вихрем вылетела на улицу, едва успев захватить свое старое твидовое пальто. Пальто, помнившее и маму, и бабушку Элли, держалось молодцом, только приходилось постоянно зашивать прорехи с торчащей ватой, очень похожую на шерсть не особо здоровой, а проще говоря запаршивевшей овцы.
Тем не менее, хозяйке оно нравилось, и она помнила, как выбегала в нем под дождь после особо жарких ссор, зная, что муж не последует за ней. Иногда она проклинала судьбу, давшую ей в мужья создание со стальными мускулами и мягким кровоточащим сердцем, но чаще, особенно раньше, только с превосходством кривила уголок губ, опираясь на твердое плечо, глядя на мягких послужных жен коротышек-соседей.
Они оба отличались от них. Она, с ее мягкими каштановыми волосами, волной покрывающих плечи, и он, благородный, сильный и такой... Бесхребетный.
Они все равно были на голову выше этих коротышек с их низменными инстинктами и волосатыми руками, что не стеснились лапать своих жен по дороге домой или в гости к таким же нелепым человечкам.
Элли гордилась своей непохожестью на них, иногда даже слишком, и за это их не очень любили вокруг, точнее сказать, не любили только ее и, преимущественно, женщины.
Она презирала их за мягкотелость покорность, а они отвечали ей тем же, браня в своем узком кружке за высокомерие и придирчивое отношение к мужу.
Дровосека они боготворили и, честно говоря, Элли подозревала, что муженек ходит на сторону, прямо в их заботливые мягкие ручки с коротенькими пальчиками.
Хотя она и сама была не очень-то честна с ним, но ее чувству собственного достоинства претил тот факт, насколько их любовные партнеры отличались друг от друга. Как небо и земля.
Разве можно было сравнить отважного, мужественного, сильного и одновременно такого нежного с ней в постели любовника с этими маленькими толстогубыми карлицами.
От одного сравнения кровь ударила Элли в голову и щеки налились гневным румянцем, который не остудил даже холодный, несмотря на ранне-осеннюю теплую пору, ветерок.

- Эй, не нужно так громко стучать, я не глухой! Кто так поздно ломится ко мне в гости?! - смеющийся хрипловатый голос влился в уши как слегка горьковатый березовый сок:

- Открой. Это я.

Дверь открылась, и Элли буквально ввалилась внутрь, в удивленные, но теплые объятия хозяина голоса.

- Элли?.. Так поздно? Но я не ждал тебя. Что слу..
- Неважно. Потом. Все потом. - прервала его Элли, жадно и глубоко целуя, и заставляя отступить в глубину темной, немного пахнущей зверем комнаты.

Уже позже, лежа на его волосатой мускулистой руке, Элли закурила, глядя в потолок и расслабленно вздохнула, выдыхая дым.
- Спасибо. Мне было очень нужно, чтобы никто не задавал мне лишних вопросов.
- Опять поссорились? Что на этот раз? - он слегка пошевелился, переворачиваясь со спины на бок и посмотрел ей прямо в лицо добрыми карими глазами.
Отважный Лев, лучший друг ее добросердечного супруга.

- Да все то же самое. - она фыркнула и задушила сигарету о шерстяное покрывало. Дома у Страшилы она бы такое не позволила, тот трясется над каждой вещью, но у Льва можно было расслабиться.

- Ноет все время, ничего не делает и позволяет всяким ублюдкам забирать то, что ему положено.
Она перекатилась по руке, ощущая затылком тугие кольца мускулов и с удовольствием уткнулась в его волосатую подмышку, ощущая, как ее захватывает теплая волна уюта и покоя.
Не стоило думать, что Элли не любила Дровосека. Просто наивные взгляды нежных влюбленных разбились о бетонную стену быта, и Элли буквально чувствовала, как от дешевой мерзкой еды крошатся ее зубы, обнажая острые акульи кончики.
Она любила мужа, но презирала его за слабость, а Лев помогал справиться с гневом таким простым незатейливым способом. Он одинаково любил и Элли, и Дровосека, но к чести его, никогда не ныл, что предает друга, трахая его жену чуть чаще, чем положено доброму знакомому.
Это случилось спонтанно, когда они оба перебрали на дне рождении Страшилы. Дровосек ушел гораздо раньше, укоризненно качая головой - он не одобрял попоек, но оставил Элли с твердой уверенностью, что друг позаботится о его жене. Он и позаботился. Фактически нес, когда она висла на его плече, еле перебирая ногами и пьяным языком крыла во все щели и его, и своего горе-муженька, и гнусного сноба Страшила, который пожадничал вызвать своим добрым друзьям машину.
Держал ее волосы, когда она блевала, как последняя пьянь на краю обочины.
Терпеливо выслушивал слезливые и гнусавые жалобы на поганцев-соседей и протекающую крышу дома.
И когда она поднялась на мысках и поцеловала его жадным горячим поцелуем, ответил с неменьшим пылом, то ли донес, то ли доволок почти до своей квартиры.
Они все же не успели дойти, сделали свое грязное дело прямо у стены, торопливо, скомканно, а Элли вообще сразу вырубилась, но тем не менее была благодарна Льву за то, что он не бросил ее.
Как-то незаметно встречи стали регулярными, и она почти не врала Дровосеку, говоря о том, что это времяпровождение помогает ей избавиться от стресса.

- Ты же знаешь, он очень любит тебя. Мы все любим тебя, Элли. - примиряюще отозвался Лев, гладя ее тыльной стороной большого пальца по плечу, а Элли вздохнула, упираясь недвижимым взглядом в потолок и
совсем не моргая.

- Хотела бы я верить тебе. Да вот только у нас протекает крыша, скоро отключат воду и электричество, и нет теплой одежды на зиму. Знаешь, как подорожало масло, которым Дровосек смазывает свои суставы, чтобы не скрипели по ночам как у старого деда? Не знаю, как мы переживем эту зиму.

- Знаешь. Не хотела я этого, честно говоря, но видимо все-таки придется попросить денег у Страшилы.- девушка перевернулась на бок, повернувшись ко Льву затылком и устало прикрыла глаза:
- Ты же знаешь какой он... Сейчас стал. - она лениво нажала пальцем на крупную торчащую вену на его руке и продолжила:
- Но выбора нет. Мне надо добыть деньги.

Элли шла по быстро темнеющей улице, зябко кутаясь в пальто. Несмотря на его толщину, она успела жутко замерзнуть,
руки успели потерять чувствительность, зубы бодро отстукивали какой-то марш, а ноги с каждым шагом становились все тяжелее.
Она стукнула дверным молотком в темно-глянцевую дверь и нетерпеливо стала ждать, пока ей откроют, дуя на руки и хлопая в ладоши.
- Не хватает еще потерять пару пальцев. Потом придется идти к Доброму-доброму Гудвину, чтобы пришил мне на их место пару завалявшихся сосисок. - проворчала Элли и со злости пнула эту презрительно щерившуюся своим лоском перед пришедшей просить милостыню дверь. На ее удивление, дверь послушно подалась внутрь, и девушка с осторожностью за глянула в темный провал открывшегося пространства. В отличии от берлоги Льва, из жилища Страшилы тянуло холодком и негостеприимностью, и Элли захотелось поскорее закончить все дела и вернуться к своему глупому, мягкотелому, но такому знакомому и привычному Дровосеку. Смазать его сочленив теплым, слегка отдающим мазутом маслом...
Мечтания Элли прервал какой-то странный хныкающий звук впереди, и девушка решительно пошла вперед, предварительно вооружившись вешалкой для одежды и выставив ее вперед как пику.
Она шагнула за угол и в глаза ей ударил неожиданно-слепящий, неприятный свет лампы, висевшей прямо перед лицом.
На секунду лампа ослепила девушка и, потеряв ориентацию, она шагнула вперед, слепо выставив вперед вешалку, но в тот же момент до Элли донесся слабый, но такой знакомый голос:
- Э...Элли?.. Это ты?.. Что ты здесь делаешь? Я думал, что дверь закрыта.
Голос звучал непривычно нерешительно и растерянно, но она узнала бы из тысячи этот слегка шепелявый, будто с деревенской ноткой, слабый голос, принадлежащий одному из ее трех старых друзей.
- Страшила, это ты? Почему ты говоришь шепо... - наконец выйдя из адского светового круга, она осеклась и сама закончила с некой долей растерянности:
- ...том.
Ее друг, ее старый добрый друг, оглядывался на нее из-за своего плеча с виноватым, мягким, будто извиняющимся лицом. Вот только мясистые губы были накрашены вульгарной алой помадой, а прямо за его рыхлым телом хныкал прижатый к стене мальчик лет семи-восьми, со съехавшей с плеча лямкой и вид имеющий довольно истерзанный.
Элли открыла рот и сразу закрыла, ее глаза недобро сузились, а Страшила завозился, явно чувствуя себя неуютно под испепеляющим взглядом девушки:
- Я... Я все объясню! Это не то, что ты думаешь!
- Объяснишь?! Объяснишь то, что мой старый добрый дружок оказался извращенцем-педофилом??!! - заорала Элли в ответ, размахивая вешалкой в опасной близости от разукрашенного Страшилы. Он пугливо ойкнул, привел, прикрывшись руками, а она вдруг перестала кричать, с глубокомысленным видом оперлась на вешалку и перевела задумчивый взгляд со Страшилы на мальчика. Потом с ребенка снова на Страшилу. Потом снова посмотрела на мальчика.
- Знаешь... А ведь твои богатенькие друзья так любят подобные яркие истории. Просто обожают.
Страшила умоляюще замычал, отнимая от лица руки, и чуть ли не на коленях подползая к своей жесткосердной мучительнице, а Элли задумчиво закатила глаза, сжимая вешалку в своих еще красных с мороза руках:
- Возможно... Есть способ сохранить тайну. М-м... Чтобы это могло быть? - она недоуменно пожала плечами, упорно продолжая держать глаза поднятыми к потолку, а Страшила, бормоча оправдания и извинения, торопливо завозился на полу, похожий на кривого и одновременно с этим странного жука.

Страшила отсчитывал трясущимися руками деньги и только собрался убрать остатки денег в письменный стол, но заметил косой и будто случайный, внимательный взгляд девушки, и, нервно вздрогнув, пододвинул к ней всю кучу денег - весьма солидную кучку. Не торопясь пересчитав деньги, Элли засунула их в карман старого твидового пальто и улыбнулась нежной улыбкой матери Терезы. Кажется, Добрый Гудвин им теперь не понадобится.