Дурочка

               
«Ужасное здравомыслие идиота!»
               Антонио Мачадо

Дурочка жила в соседнем обшарпанном доме. Крупная, мосластая - то ли дама, то ли девица, в соломенной шляпке с кровоточащими искусственными маками и фруктами,в странных одеждах-балахонах, бусах из дешёвых индийских камней и браслетах из пластмассы — типичная «городская сумасшедшая» с маленькой собачкой на поводке, толстой, лоснящейся и жирненькой, как пирожок, на тонких спичечных лапках, пучившей глаза на всех окружающих, и оглашавшей двор истерическим лаем. Таков был ее, дурочки, образ, вызывавший одновременно интерес и отторжение окружающих.

Пенсионерки, коротавшие время за пересудами и разговорами у подъездов, смотрели на нее неодобрительно, крутили у виска и говорили: « Что поделаешь, ку-ку-ля-ля!»
 
Дурочка не жила в конфликте с окружающим ее миром. Он существовал параллельно и не влиял на неё также, как она на него. События вокруг воспринимались как что-то обыденное, досадливое, как комары, которые неприятны, но с которыми просто надо было считаться, а именно - просто не замечать.
Она никак не могла взять в толк смысл теленовостей и газетных статей. Что же такого в этом интересного? Какой-такой супостат нашей стране все время угрожает? Зачем одна актриса «У» ушла к другому актёру «Х», а этому или тому надо столько денег? Зачем эти дворцы и яхты? — недоумевала она, и маленькие красные прыщечки на ее лбу краснели и покрывались потом.

У Дурочки был дружок Паша, Пашуля. И если Дурочка была идиоткой, то развитие Пашули находилось вообще на уровне инфузории туфельки. Он ходил в шапочке с надтреснутым пластмассовым козырьком « Олимпиада-80», бобочке и индийских джинсах, знания черпал исключительно из отрывного календаря на текущий год и раздела «Футбол-Хоккей» газеты «Советский спорт».
Рядом с ним Дурочка была просто Мари Кюри в живом воплощении, кладезем мудрости и талантов. Чтобы раскрасить непритязательный черно-белый мир Пашули необычными красками, она загадывала ему какую-нибудь загадку, глядя с нежностью прямо в глаза:
- « А» и «Б»сидели на трубе. «А» упало, «Б» пропало. Что осталось на трубе?
- Ну, где ты видела буквы-то на трубах? Такого не бывает…, - мычал Пашуля.
Она смеялась, ласково трепала паклю его соломенных волос:
- Какой же ты у меня недотёпа!Беда прямо!

Пашуля навещал ее четко, по расписанию национального футбольного или хоккейного чемпионата- когда матчей по телеку не было, три раза в неделю, приносил либо маленький тортик с жирными жёлтыми масляными розами и каменным безе, либо шоколадку с портретом девочки в платочке, и тогда из квартиры, по заверению бдительных соседок, раздавались стоны и что-то похожее на чавканье болотной жижи-это, вероятно, Пашуля пробивался сложными тропами к заветной точке удовольствия «G», а может просто раковина на кухне засорилась и шкворчила.

У Дурочки дома имелся телескоп на треноге, доставшийся по наследству. Когда смеркалось, она подолгу прилипала глазом к трубе и изучала звёздное небо, раскинутое черным плюшевым покрывалом над коробкой пятиэтажки, сверялась с атласами, определяя имя далекой мерцающей синей звезды и думала о бесконечности, которую никак не могла постичь.Эта мысль буравила ей сознание больше, чем все недоразумения и кошмары окружавшей ее жизни вместе взятые.
Куда же она все-таки потом денется после смерти, что с ней станется, куда переместится или во что переродится: в цветок, в камень, в какое-нибудь живое существо? И… никак не могла найти ответа на этот простенький вопрос. Что с неё взять? Дурочка!

Однажды, в положенный день, Пашуля не явился. Это было неправдоподобно, невероятно, необычно. Он относился к той категории мужчин, которых, где оставишь, там и возьмёшь. Подавленная, озабоченная, грустная, Дурочка вышла из дома и направилась на рынок, чтобы купить свежей клубники для поднятия настроения и корректировки жизненных ориентиров.
Местные гопники, Сеня и Веня, увидев развевающиеся ,как паруса, одежды садящейся в троллейбус Дурочки, понимающе переглянулись:
- Пойдём-ка, заскочим к мадам в гости — у неё замок на одном гвозде. Подрежем там что-нибудь!
Стоял жуткий июльский, всепоглощающий и приводящий в одурь сознание граждан, зной. Казалось, даже пчёлам было лень свершать свой медоносный обход, а черви углубись во влагу чёрной земли подальше от трескавшейся от засухи почвы, с улиц исчезли люди, собаки, кошки, на листах пыльных деревьев застыли насекомые.
В троллейбусе Дурочке вдруг стало так жарко, так томно и так все безразлично, что она сказала себе :
- Если он так безнравственен и циничен, чтобы просто не явиться без всяких объяснений, почему же это я должна погибнуть от удушья в этой ужасной консервной банке?. Вышла на следующей остановке и поспешила домой.

Дверь была открыта, ей не понадобилось доставать ключ, но это совершенно ее не удивило - она часто забывала запереть дверь. Ну, одним словом, идиотка!
Она разделась и погрузила своё нелепое,
лошадиноподобное тело под холодные струи освежающей воды.
Дурочка наслаждалась и расслаблялась, когда вдруг послышались звуки в квартире, истерично задыхалась от лая собачка - это Сеня и Веня, приперев шваброй дверь в ванную, чистили ящики серванта и комода, извлекая оттуда жалкие украшения, колечки, бусы, брошки, какие-то ценности, все, что им представлялось пригодным для немедленной продажи.

- Пашуля, это ты там хулиганишь? - вскричала весело Дурочка. На секунду мир преобразился и озарился нежно-розовым светом, окутался полутонами, обертонами биения ее нежного и простого сердца.
Через полчаса все стихло. Швабра, наконец, упала и ей удалось выбраться из заточения.
Голая, безобразная, с всклокоченными волосами, она безразлично оглядела разгром в квартире, бросилась на пол и, захмелев от своей дурости, забредила, завыла, что есть мочи, так, что казалось, треснут и обвалятся стекла в квартире, снесёт панамки у старушек на скамейках у подъезда, и упадет на землю, к ее ногам, та звезда, которую она так долго изучала ночью, растворенная в белом молоке одиночества, ещё не зачернённого вечером бесконечного, бесстрастного и равнодушного неба, ни на что и никогда не дающего ответов:

- Нет, он больше никогда не придёт!
Ох-хо-хо!
Ни-ко-гда!

Дурочка поцеловала собаку во влажный носик, раскрыла руки и покинула мир, который не любил ее, не понимал и не желал понимать. Она пошла туда, к светлой, далекой, неведомой звезде и дальше, и дальше...   
Ее маленькая безгрешная душа отправилась в неведомое путешествие туда, где никто из нас не был, на мгновение осветив весь этот нелепый мир вокруг - пыльный пожухлый шиповник во дворе, серый невзрачный железобетон строений, облезшие скамейки скверика, наполнив все розовым облаком, осыпав землю миллионами маленьких влажных пятицветников, источающих невинный, вечный и прекрасный запах.
Маленькая собачка, пирожок на спичечных ножках, пищала, всхлипывала, лизала ей глаза и целилась острым розовым язычком прямо в сухие губы Дурочки.

Cеня и Веня встретились с Пашулей, который все это время стоял у парадной за кустами на шухере и молча и бесстрастно пошли делить добычу.