Прабабушка

Не смогла найти в своем архиве фото юной Марусеньки – а ведь было!.. Попробую описать. Приятный овал лица, обрамлённый чёрными волнистыми волосами, такие же тёмные глаза, чуть вздёрнутый нос, по-девичьи пухлые губы, спокойный и дружелюбный взгляд. Такое впечатление,   будто девушка – выпускница института благородных девиц… Ан нет, Маруся была двенадцатым ребенком в простой крестьянской семье. А то фото – из 1924 года.

С Марией Федотовной Гусевой я познакомилась, когда ей минуло 90. Первое знакомство произошло случайно: я звонила домой приятелю моего сына, оба тогда заканчивали школу, к трубке подошла Мария Федотовна, и слово за слово мы заговорили о её внуке… Приятным интеллигентным голосом бабушка излагала свой взгляд на его дальнейшие занятия и судьбу, будто при этом со мной советуясь. Сказала, что в прошлом была учительницей. Её речь, неторопливая, взвешенная, продуманная, произвела на меня впечатление. «Надо же, какая у Димы бабушка!» – подумала я. А чуть позже выяснилось, что Мария Федотовна – даже не бабушка, а прабабушка Димы. Едва ли не ровесница века.

Родом из-под Смоленска, окончила педагогический техникум. Вышла замуж. Похоронила младшую дочь, еще маленькой. Проводила мужа на фронт. Дождалась его с войны. Потом, по её признанию, начались лучшие годы жизни... Сейчас живёт с внучкой и правнуками. Сама ходит в магазин, готовит себе еду, выписывает и читает "Аргументы и факты" и приложение к ним "Здоровье". Получает небольшую пенсию и дорожит своей самостоятельностью.

Спустя время мы встретились. Сидим в её комнате, рассматриваем старые фотографии, которые чудом уцелели, и Мария Федотовна вспоминает...

- Маме 44 года было, когда я родилась. Старшая сестра очень сердилась, что мама на такое решилась, но потом сама всю душу в меня вложила... Родители  у нас рано умерли. А вот сёстры мои больше 80 прожили.

- На вашем веку было столько исторических событий...

- Помню, как началась империалистическая война в 1914 году, как с царскими флагами ходили, оркестр играл. Потом – как передавали друг другу потихоньку: «Царя сместили!..» Как пели «Смело, товарищи, в ногу!..» Я в первом классе была, когда началась революция и отменили закон Божий. А я была из семьи старообрядцев, к нам неважно относились, но я изучала православие и получила «пятерку», и когда отменили закон Божий, было даже обидно...

Мы в Смоленске жили, когда мужа взяли в Красную армию. А когда в 1939-м присоединили Западную Белоруссию, его направили в Белосток. И я уехала к нему. Дочка как раз в четвертый класс перешла, хотели её в пионерский лагерь отправить. Но поговаривали, что может быть война, поэтому решили июнь переждать, а тогда, если войны не будет, в июле отправить Лилю в лагерь.

Ночью мне что-то не по себе стало, вышла на балкон, смотрю – летят два самолета. Неужели война?!. Скоро прибегает посыльный: «Дмитрий Васильевич! На почту!» Муж в связи служил. Скоро он вернулся и говорит: «Маруся, собирайся!» Помню, я взяла из вещей только то, что на мне было, и почему-то захватила демисезонное пальто мужа (видимо, для него, а он высокий!) – так в нём всю эвакуацию и проходила. В почтовой машине доехали до Смоленска, потом на открытых платформах – до Мордовии. Наш эшелон, правда, два самолёта сопровождали.
 
- Это были самые тяжелые годы?

- Да, годы войны. Мы под Горьким обосновались. По газетам следили за событиями. Когда немцы вплотную подошли к Москве, слух прошёл, что взяли Москву. Лиля прибегает: «Мама! Москву взяли!» И плачет. Я ей: «Не верь!» И мысли не допускала, что сдали Москву.

- За свою жизнь вы, наверное, столько собственных философских выводов сделали...

- Главный вывод один: честность – прежде всего. Этому меня постоянно учила мама, она была очень набожной. Но я была молодая и не ценила это, а сейчас понимаю, как это правильно.

Когда освободили Смоленск, всех учителей из эвакуации стали возвращать туда. Еще налёты были на город, весь центр в руинах, мост через Днепр – как мертвец. Помню, там в подвале три семьи учителей ютились. Спрашиваю: «Как вы живете? Дружно?» - «Дружно»,  – отвечают. То есть дело совсем не в условиях быта, а в сердечности.

Муж разыскал нас в Смоленске, и в конце декабря 1944 года мы с дочкой поехали к нему в Гродно. Пассажирские поезда не ходили. Посадили нас в какой-то товарняк, гружённый телегами. Сопровождали его одни мужчины. Я с четырнадцатилетней девочкой, тревожно было, но к нам очень сердечно отнеслись, соорудили нам в теплушке хатку из телег. Люди познаются в беде.

А в Гродно железнодорожный вокзал был разрушен, развалины были и у Немана, но центр сохранился.

- Говорят, что лучшие годы – годы юности...

- Как раз годы юности были для меня очень тревожными. А самый лучший период жизни был, когда кончилась война. Мы жили на улице Ленина. Ничего, что я готовила обед прямо в печи на углях, зато был свой угол. Я будто в царство Божие попала! Мы ведь так голодали в Смоленске! Лиля, помню, говорит: «Мама, я не могу бегать – сил нет...»

Сначала у нас одна комната была, потом вторая освободилась. Однажды в неё расквартировали солдат, а напротив у соседей остановились офицеры. Вдруг ночью слышу крик: «Хозяйка, война кончилась!» Повыскакивали все из комнат в исподнем и ну давай выплясывать! Кто-то еще ждал своих с фронта, из плена...

- Какие традиции сохраняет ваша семья?

- Традиции – в поведении, воспитании. По традиции вместе с внучкой празднуем в феврале день рождения – её и мой, у нас разница в три дня. Раньше всегда вместе с соседями праздновали все праздники, но сейчас и праздников будто меньше стало... А сегодня, кстати, день рождения Лили. Она работала учительницей русского языка и литературы, с отличием окончила Гродненский пединститут.

- Но живёте вы почему-то не с дочкой, а с внучкой...

- Так получилось, я её вынянчила, а когда умер Дмитрий Васильевич, она предложила мне съехаться.

- Мария Федотовна, вы лекарства какие-нибудь принимаете?

- Не люблю. Да и не помогают они! Больше всего люблю покой. Вот на днях меня вывезли на дачу, а то я давно уж там не была. Какое наслаждение! Будто попала в рай! Воздух! Сосны. Соловей поёт. Утром, не поверите, встала какая-то обновлённая.

- Может быть, вы чем-нибудь особенным питаетесь?

- Питаюсь скромно. Пенсия небольшая, а брать в долг не люблю. И на иждивении быть не хочу. Привыкла к самостоятельности. Поэтому откладываю немного с пенсии про запас, а остальное делю на тридцать дней.

- Чего еще вам хочется от жизни?

- Невозможного. Чтобы могла ходить, обслуживать себя, а если умереть – то сразу.

- Как по-вашему, что нужно ценить в жизни больше всего?

- Если вы живёте семьей – то уважение друг к другу. Это даст здоровье, энергию, счастье. Но если вы не понимаете друг друга – плохо дело! Вспоминаю мужа, он был из простой семьи, но никогда я от него плохого слова не слышала. Придет с работы: «Марусенька, а почему у тебя плохое настроение?» И знаете, не надо никакого золота, денег, ничего! - когда есть внимание. А если, бывало, разойдусь, браню его за что-то – молчит, молчит, а потом: «Ну, Марусенька, всё?!»

Может, я потому и живу так долго... Что ему не нравилось, я старалась не делать, не действовала на нервы, не говорила обидные слова. Когда заболел тяжело, вздыхал: «Как хорошо было бы умереть вместе!..»