Дед

              Сибирская деревенька Увалово расположилась в самом сердце тайги, на берегу Енисея. Леса там поражают мощью, от них исходит какое-то величие, суровость и безмолвие. Сибиряки их называют черневыми, темнохвойными, там преобладают пихта, ель, кедр, встречается осина. Темнохвойная тайга практически непроходима, с болотными топями. Красавец Енисей режет здесь чащобу и уносит свои воды строго на север.
               Вот в этой самой деревеньке, расположенной, в суровой сибирской глуши, и жили люди, о которых пойдёт речь. В Увалово было дворов тридцать, не более. Дом деда Акима находился на окраине села, где начиналась тайга.  Жил он один, почти уже семь лет минуло, как умерла его жена Глафира. Умерла в день своего рождения, в день семидесятилетия, умерла как-то неожиданно от пневмонии, резко слегла, и уже через неделю ее не стало.  До этого болела она очень редко, а если и хворала, то не подавала виду и была всегда на ногах. Никогда не жаловалась на своё здоровье.
Похоронив жену, Аким осунулся и совсем поседел.
Не хватало ему Глафиры, что и говорить.  Сядет, бывало, за стол, подопрёт руками бороду, уставится на портрет своей суженной, висящий напротив, и так, не двигаясь, может просидеть и час, и более. О чём в это время думал он, только одному ему ведомо. А вспомнить старику было что. Много всего пришлось пережить супругам и ни разу жена его не подвела и не предала. Это была душевная и жизнерадостная женщина, похожих на нее он не встречал больше в своей жизни. Влюбился Аким в молодые годы, как говорят, с первого взгляда. Уже через несколько месяцев, хоть и скромненькую, но всё же свадьбу сыграли. Всё было в жизни: и счастье, и горе, и прожила пара отмеренные Богом годы душа в душу. В тяжёлые моменты поддерживали друг друга. Односельчане супругов Рябовых уважали, кое- кто даже завидовал их добрым человеческим отношениям.
                Старику недавно исполнилось семьдесят восемь лет и почти каждый вечер, крестясь перед иконой, он вспоминал Глафиру и поминал добрым словом. Хоть и был ещё крепким мужиком, часто думал о смерти. Одиноким себя чувствовал без жены.
«Скоро свидимся», -думалось ему.               
Единственное, что удерживало Акима Герасимовича на этом свете, так это внук-Колька, растущий без отца.
Четыре года назад, Енисей тогда вышел из берегов, деревню подтопило. Много бед в то время наделала вода. Посевы погубила, дома испортила, скотину без кормов оставила, в общем, проблем немало создало наводнение.
Григорий, единственный, поздний и долгожданный сын Акима в тот тяжёлый год погиб на лесосплаве. Тело его, так и не нашли, да особо тогда и не искали: других бед от наводнения было хоть отбавляй, и не один он тогда пропал без вести. Почти все эти годы отец ждал, что Гришка вернётся, только в последнее время осознал, что сына он уже не увидит никогда. Колька рос без отца, ему уже исполнилось четырнадцать лет. Дед переживал за внука, беспокоился потому, что невестка Катерина в последняя время была какая-то хворая.   Сельский фельдшер Крошин Иван Игнатьевич как-то сообщил Акиму:
-Чую, серьёзная, дед, у неё хворь, надо бы ей в район поехать и обследоваться, подозревать можно что угодно, а только анализы всё подтвердят.
Катерина собиралась поехать, да всё находила отговорки: не на кого, мол, хозяйство оставить.
-Кольку как оставишь без присмотра? - говорила она Акиму.
-А я на что? Ты что меня за родню не считашь? - обиделся свекор.
-Вот что, родная, в понедельник поедешь с Семёном, завгаром, он собрался за подшипниками к тракторам. Я с ним уже давеча говорил, он тобя подкинет до города.
-Хорошо, пап, на ферме только мне надо Клавдию предупредить, – тихо прошептала Катерина.
-За день-то я не обернусь, пусть Колька после школы к тебе придёт или, может, ты к нам на это время переберёшься?
-Разберёмся, Катя, ты главное поезжай, покажись врачам, вид у тобя больно болезненный.
                Колька ходил уже в седьмой класс, мальчишка был способный и учился неплохо. Мать, как и обещала, в понедельник с завгаром уехала в район.  Герасимович ближе к обеду, в это время внук обычно возвращался из школы, направился к дому своего Григория. Изба была неплохой и не так давно срубленной. Он помогал Гришке строить ее.  Войдя и увидев на стене свадебный портрет сына и Катерины, старик замер, несколько минут простоял у порога, не двигаясь.  Затем медленно опустился на табуретку, глаза его блестели от слёз. Внука еще не было. Он прикоснулся к печи, та был теплой. Катерина, видимо, перед уходом набросала в неё дровишек. Открыл дверцу, горячие угли ещё тлели в ней. Аким подкинул пару берёзовых поленьев, которые тут же загорелись, слегка потрескивая. На столе, на большой тарелке лежали недавно испеченные пироги.
"Молодец, невестка, всё успела,"- думал он, вздыхая, жалко было ему Катерину.
 "Молода, ведь, ещё, живёт одна и всё в доме у нее ладно, и Колька ухожен. Вот только что очень хворая девка-то, хоть бы ничего серьёзного,"- Герасимович перекрестился.
-Сохрани её, Боже! - прошептал чуть слышно.
Затем подошёл к иконкам, которые стояли на полочке в углу и, крестясь трижды, поклонился.  В это время скрипнула дверь, в избу влетел румяный от мороза внук.
-Дед, ты сегодня у меня ночуешь? - с улыбкой  спросил он.
-У тобя, у тобя, – усмехнулся в усы старик.
-Есть, небось,  хочешь, мать-то твоя-молодчина, смотри, сколько пирогов напекла, да тут ещё и щи, - сообщил дед, приподняв крышку у кастрюли, стоявшей на плите.
-Давай, пообедам, да двор в порядок приведём, смотрю, совсем запустил его, снегом всё занесено.
-Вчера только чистил,- оправдывался мальчишка.
-Видишь, как метёт, это кажный день делать надо, - проворчал  Аким, наливая щи в тарелки.
 Колька схватил табуретку  и быстро сел к столу.
-Вот, что, мил друг, давай  в выходной на мою новую заимку сходим. Неблизко энто, однако, поэтому придётся пораньше выйти.
-Хоть ночью готов, - радостно воскликнул парнишка, но до конца так и не поверив, переспросил: -Ты-серьезно?
-А то, – улыбаясь, ответил Герасимович.
Колька, радуясь предстоящему походу в тайгу, с улыбкой на лице один за другим уплетал пироги и весело поглядывал на деда.
-После обеда часок позанимайся снегом во дворе и садись за уроки. Я схожу домой, а вечером к тебе приду, ночевать вместе будем, да и убери посуду, - доев щи, сказал Аким и встал из-за стола. Подбросив ещё несколько дровишек в печь, он одел полушубок, шапку, валенки и, скрипнув дверью вышел.
Тревожно было у него на душе, а вот от чего-понять не мог. Уже дойдя до своего дома, старик вдруг подумал о Катерине.
"Вот откуда эта тяжесть,"- понял он, припоминая болезненный вид невестки, которая за последний месяц увядала прямо на глазах. Она очень похудела, ела мало. Лицо со впалыми щеками становилось все бледнее и бледнее, глаза провалились совсем.
"Серьёзная, видать, хворь у неё. Хорошо хоть прошлым летом уговорил корову с телкой продать. К тому же на ферме-то, где невестка работат, совсем не легкий труд, - беспокоился свекор.
Вечером, возвращаясь к Кольке, он зашёл к завгару.
-Положили твою невестку на обследование в районную больницу, - сообщил Семён, как только старик вошёл в избу.
-Вот тебе телефон главврача, - протянул он записку.
-Завтра к вечеру позвони от Крошина, диагноз, может, тебе скажут. Больна она, всю дорогу постанывала, что-то её серьёзно беспокоит, - завгар сочувственно замолчал.
-Спасибо, - беря листок поблагодарил старик и вышел.
Уже смеркалось и он, подняв воротник полушубка ускорил шаг, направляясь к внуку.
-Что хмурый такой? – спросил Колька, когда тот вошёл в избу.
-Уроки сделал?- сменил тему разговора Аким.
-Давно сделал, я ещё и снег во дворе убрал, ты, что не  заметил?
-Заметил, заметил, молодец ты у меня!
Старик старался отогнать тревожные мысли о Катерине и даже изобразил  что-то на подобие улыбки.
-Давай, дорогой, поужинам, сейчас я мигом пироги да щи разогрею, щей-то огромная кастрюля у нас с тобой.
Он открыл дверцу печи, угли в ней  ещё тлели, видимо, без него Колька дровишки подбрасывал.  Дед тоже пару полешек бросил в печь и закрыл дверцу, разогрел щи, налил в тарелки и поставил их на стол. Затем несколько пирогов положил на сковороду и поставил ее на печную плиту рядом с тарелками.
-Хлебушек нарежь, - попросил Герасимович.
-Дед, а ведь послезавтра воскресенье, надо бы подготовиться, - озабоченно сказал внук, садясь за стол.
-Ты, главное, все свои уроки сделай, вернёмся, скорее всего, поздно. То, что нужно, я сам всё подготовлю, ты не переживай.
                В эту ночь старик очень плохо спал, неспокойно было у него на душе. Редко Катерина вот так уезжала из села, обычно, когда ездила в район, она к вечеру всегда возвращалась. Очень переживал свекор, что и говорить, за невестку свою.  Колька же крепко спал у печи на своей кровати, не подавая и звука.
Шести часов не было, а Аким уже встал. Растопив печь, оделся и вышел во двор. За ночь снега намело прилично. Он скрипел под валенками, чувствовался сильный мороз. Дед застегнул полушубок на все пуговицы, нахлобучил почти до самых глаз ушанку, одел на руки меховые рукавицы и принялся убирать двор. Уже через несколько минут его седые усы покрылись прозрачными сосульками.
“ Немало за ночь намело, ведь Колька только вечером убрал,” -
Герасимович, покряхтывая, ловко орудовал лопатой.
Из будки выскочил огромный мохнатый пёс Шалун, увидев старика, взвизгнул и завилял хвостом.
-Поздно что-то ты среагировал, шельма, - недовольным тоном сказал дед.
-Да я тоже хорош, подожди, голубчик, - чуть помедлив и поставив у забора лопату, пошел домой. Вернулся он со старым чугунком, содержимое которого вылил в пустую миску Шалуна.
-Ты уж прости старика, совсем про тобя забыл, - извинялся перед псом Аким.
Покончив со снегом, он с поленницы набрал дров и понёс в избу. Колька ещё крепко спал, хотя ему уже было пора вставать и собираться в школу. Дед глянул на часы, висящие на стене: "Пусть ещё минут пятнадцать поспит, а я успею завтрак сделать".
Достав чугунную сковороду и поставив на уже горячую печную плиту набросал в неё мелко нарезанные кусочки сала. Через некоторое время посудина тихо затрещала, брызгаясь по сторонам. Герасимович, орудуя ножом, ловко разбивал яйца, выливая их содержимое в сковороду.
-Колька, пора вставать! - громко скомандовал он.
-Так вкусно пахнет! Ты что жаришь? -  спросил, потягиваясь, мальчишка.
-Давай одевайся, приводи себя в порядок и за стол.
-Я мигом, -ответил парнишка.
-У тебя всегда такая глазунья вкусная получается, - сказал он, когда они сели завтракать.
-Неужто мамка хуже готовит?
-Не хуже, а по-другому.
-Давай, дипломат, доедай быстрей, в школу уже пора.
Как только внук ушёл, старик тоже стал собираться. Сельский медпункт открывался в девять часов, к этому времени он и намеревался там быть. Пришёл он раньше, дёрнул дверь, она была заперта, света в окнах не было. Аким было удивился и рассердился, но потом сообразил : «Видать, рано ещё».
 Через минут двадцать появился фельдшер, дед уже стал замерзать.
-Ты что в такую рань, старый, что-то случилось?- спросил он, протягивая руку.
- Позвонить от тобя хочу, - ответил тот, здороваясь с Иваном Игнатьевичем.
Они зашли в помещение медицинского пункта, Крошин включил свет, снял с себя тулуп, повесил его на трёхногую вешалку, ушанку пристроил на крючок сверху, вытащил из кармана пиджака расчёску и стал причёсываться. Дед всё это время переминался с ноги на ногу у входа.
-Садись, Герасимыч, - одевая халат, предложил фельдшер, указав на стул перед его столом.
-Что же, звони, только, я думаю, рано  ещё: результаты анализов Катерины будут готовы, скорее всего, в понедельник.
Дед, слушая фельдшера, снял с телефонного аппарата трубку, достал из кармана  записку завгара, где был указан номер главврача районной больницы, протянул её заведующему медпукта и сказал:
-Не вижу без очков, ну-ка, диктуй.
-Давай, я сам  наберу,- Игнатьевич накрутил диск и передал трубку деду.
-Алло, алло! – стал кричать в нее Аким.
-Что-то не отвечают.
-Подожди, быстрый больно.
Герасимович, держа трубку возле уха, ждал ответа. Вдруг встрепенулся и снова закричал:
-Алло, алло, здравствуйте, это с Увалово, я про Катерину Рябову узнать хочу, - Старик замолчал, слушая, через некоторое время  тихо сказал:
-Хорошо, - и положил трубку
-Что сказали?
-Как ты и говорил: "Позвонить в понедельник во второй половине дня, анализы все будут готовы".
В это время входная дверь в медпункт открылась.
-Можно?- спросил,  входя, молодой парень с перебинтованной рукой.
-На перевязку? Входи, Егор, - пригласил Крошин.
Аким в это время направился к двери.
-В понедельник к вечеру заходи, ещё раз позвоним, - вслед ему громко сказал фельдшер.
-Бывайте, - не поворачиваясь, буркнул тот.
                Выйдя из медпункта, он быстрым шагом направился к своему дому. Чтобы изба не остыла, Герасимович протопил её как следует, а пока этим занимался, собрал всё необходимое для завтрашнего похода в тайгу. Взяв свою старенькую одностволку двенадцатого калибра ижевского производства, старик нежно погладил её, затем прищурив левый глаз, тщательно осмотрел ствол. Оставшись доволен ружьём, положил его на стол. Затем проверил патронташ, заполнил его пустующие гнёзда и положил рядом.
Ни скотину, ни птицу Аким уже два года как не держал. Молодого пса Шалуна и того отдал Кольке. Тот его долго уговаривал. Видя, как внук полюбил собаку, дед сдался. Так что, уходя в тайгу, ему не о ком было переживать, а Шалуна он всегда брал с собой. Пёс был обучен всем охотничьим приёмам и от природы умён. C ним старик не чувствовал себя одиноким в тайге. Собака, казалось, всё понимала, только не говорила.
В сенцах, отыскав свой старый рюкзак, дед собрал в него всё необходимое, что ему понадобится в походе. В избе стало тепло. Герасимович присел на табуретку у стола, так бывалый охотник всегда делал перед тем, как уйти в тайгу и перебирал в памяти, что ему может ещё пригодиться в лесу.
« Вроде все собрал, ничего не забыл, глядя на почти полный рюкзак»,- думал разомлевший от тепла Аким.
                На следующий день рано утром, когда ещё даже не начало светать дед с внуком встали на лыжи и отправились в тайгу на заимку.
Стоял крепкий мороз, лыжи легко скользили по свежему пушистому снегу. Колька был одет в полушубок, когда-то перешитый матерью из почти нового тулупа Григория.
-Плох тот сибиряк, кто не умеет зимой одеваться, - не один раз говорил Герасимович мальчишке.
Слова эти внук хорошо запомнил, поэтому собираясь в тайгу, оделся, как и дед в тёплую и одновременно удобную одежду.
Шли они один за другим. Дед впереди, Колька чуть позади. Последним по лыжне, высунув язык, спешил Шалун. Снег был глубоким, поэтому собака быстро сообразила, что по проложенной лыжне бежать легче.  Аким через определённое время поворачивал голову назад, контролируя внука. Мальчишка старался не отставать, ловко работая и руками, и ногами. На лыжах он давно научился ходить, поэтому сейчас успевал за дедом. Герасимович их смастерил, учитывая рост мальчишки, чтобы внуку  было по силам в них скользить по снежной тайге.
- Не устал?- спросил старый таежник, остановившись, примерно через полчаса, как они выехали из деревни.
-Нет, нет.
Парнишка тоже прекратил движение, щёки его были красными от мороза, ресницы покрылись инеем. Дышал Колька ровно, при этом изо рта клубился пар. Пёс присел рядом, поглядывая то на деда, то на внука, как бы спрашивая:
"В чём дело, что встали?"
-Идти нам ещё полтора, два часа не меньше, - сообщил Аким.
-Всё нормально, дед, поехали.
-Старик снял рукавицу, погладил свои усы, стряхивая налипшие на них сосульки льда, затем повернулся и не спеша двинулся дальше. Внук и собака последовали за ним.
                Стало заметно светать, и уже через некоторое время солнечные лучи пробились сквозь крону деревьев. То там, то тут сыпался снег с сосен, серебрясь на солнце. Где-то рядом дятел клювом стучал по стволу, не обращая никакого внимания на лыжников. Звук эхом разносился по лесу. Слышно было, как скрипели лыжи, скользя.
Кольке нравились такие вот походы в тайгу с дедом, каждый раз он открывал для себя что-то новое и необычное. Его удивляло, сколько разных звуков издавал лес, даже в самую безветренную погоду. Вот и сейчас какие-то стуки доносились сверху. Мальчишка даже остановился и прислушался, но стало совсем тихо и ничто больше не нарушало тишину. Внук двинулся дальше, догоняя деда. Таёжный лес периодически менялся. В разное время года издавал звуки, присущи только этому периоду времени. Некоторые из них, благодаря деду, он сразу узнавал и знал, кто их издаёт.  Услышав впереди своеобразный крик птицы, Колька подумал:
"Филин где-то рядом."
                Герасимович же в это время размышлял о своём. Как только невестка уехала, в душе у старика поселилась какая-то тревога, беспокойство за Катерину. Не знал тогда он, что живой больше её не увидит.  Не ведал и то, что выпадет на его долю и на долю внука Кольки, что жизнь их резко изменится и станет совсем другой.
-Это что за птица кричит, где-то вверху? – вдруг услышал Аким и вопрос этот разогнал его мысли.
Старик остановился, прислушался и взглянул вверх. Было тихо, он ничего не слышал. Спустя некоторое время крик птицы вновь раздался.
-Ястреб это, Колька.
-Почему ястреб, его ведь не видно, откуда ты знаешь, что это именно ястреб?
-Понимаешь, мил человек, его и видеть не надо, его по голосу всегда узнать можно. Запомни его крик, а потом проверишь, когда в небе увидишь ястреба.
-Уже запомнил.
-Ну, вот и ладно, пора нам двигаться дальше.
                К обеду мороз немного спал и мальчишка это сразу ощутил: он развязал шапку-ушанку и чуть приподнял её. В лесу было очень тихо, тишину нарушали только два лыжника, да собака своим учащённым дыханием.
-Долго нам ещё добираться? - спросил громко внук.
-Подъезжам уже к месту, а ты, что притомился?
-Нет, что ты, просто интересно.
Тайга в этом месте, в основном, состояла из мощных сосен, таких же елей и кедра. Ещё где-то через полчаса Колька увидел впереди свежесрубленную небольшую избушку.   
-Отличное место! - восторгался он, когда подъехал к заимке.
-Что нравится? Енисей, кстати, отсюда совсем недалеко, - улыбаясь, сказал Аким.
Внук скинул лыжи и сразу почти по пояс провалился в снег.
-Это ты зря сделал, больно рано снял их, ну, это тебе уроком будет. Дед откуда-то сверху, с края крыши достал лопату и принялся убирать снег от дверей избушки, почти полностью занесенных. В это время мальчик с трудом выбрался на расчищенный участок и попросил:
-Дай мне ее, я поработаю.
Герасимович, протягивая лопату внуку улыбнулся:
-На, разомнись!
Тот, приподняв шапку, преступил к делу. Старик снял рукавицы, обеими руками захватил горсть чистого лесного снега и, смяв его, откусил кусочек.
-Здорово! - первое, что сказал парнишка, расчистив вход и войдя в избушку.
В таёжном домике ему всё понравилось, почти все необходимые вещи для охотника здесь были: небольшая печь, стол, два стула и два деревянных топчана. Внутри пахло деревом. Срублена она была совсем недавно: прошедшим летом, поэтому внутри всё выглядело чистеньким и ещё никем не использованным. Герасимович давно мечтал о заимке в этом месте, у Енисея, поэтому сейчас довольно улыбался, видя восторги внука.
-Дед, давай здесь останемся с ночёвкой, - стал умолять Колька.
-Угомонись, завтра ведь тебе в школу.
Паренек, расстроившись такому ответу, понурил голову.
-Не огорчайся, у нас ещё будет время, ещё наживёмся здесь с тобой.
Не знал тогда Аким, что эти слова его будут пророческими и что заимка станет им с Колькой родным домом. Какое-то предчувствие было у деда, наверное, оно и привело его сюда среди зимы, вдруг ни с того ни с сего потянуло старика проверить его новое зимовье. Оно находилось в месте, о котором знал лишь один человек в деревне: его старый и надежный друг Афанасий.  Больше никто даже и не подозревал, что Герасимович её срубил. До этого он чаще при охоте пользовался зимовьем в кедраче, которое промысловики из Увалово, построившие его, так и называли- «Кедровка».  Построили и знали о ней несколько охотников с деревни. Эту же дед срубил и укомплектовал сам, он сам даже прозвал ее-«Речная», так как она находилась рядом с Енисеем.
-На реку ещё давай сходим, – предложил внуку Аким.
-Давай, давай.
-Но перед этим перекусим.
Старик взял у печи лежащий топор и вышел. Через несколько минут вернулся с нарубленными сосновыми ветками. Растопив печь, поставил на неё солдатский котелок со щами, который наполнив еще дома, прихватил с собой, собираясь в тайгу. Этот алюминиевый котелок Аким всегда брал, идя на заимку, так как он был очень удобен и для каши, и для супа, и для воды.
Пообедав и покормив остатками щей Шалуна, они направились к реке. Через метров двести вышли из леса. Енисей ровной снежной гладью раскинулся перед ними. С реки дул холодный ветер, сразу почувствовался мороз, который стал пощипывать Колькины щёки. Мальчишка натянул почти до самых глаз шапку и поднял воротник полушубка.
-Что, пробират? - спросил, улыбаясь, Аким.
-Зато, смотри, какая красота кругом, какие просторы, - полной грудью вдохнул старик. Теплый воздух от его дыхания мгновенно превращался на морозе в пар.
-А летом здесь ещё краше будет, дед, - восторгался раскрасневшийся Колька.
-Успокойся! - вдруг крикнул Герасимович на мечущегося Шалуна.
Собака поняла, что требовал от неё Аким. Покрытая инеем, она присела рядом, чутко реагируя ушами на лесные шорохи.
Они ещё некоторое время постояли, молча любуясь распростёртой перед ними сказочной таёжной картиной, затем старый охотник произнёс:
-Однако, мил друг, пора нам возвращаться, скоро смеркаться начнёт.
                В Увалово дед с внуком вошли, когда уже было совсем темно. Мороз снова стал крепчать, усы Акима обросли ледяными сосульками, Колькины ресницы слипались от инея, украсившего их. Спина и усы Шалуна тоже покрылись белым налетом. Путники устали, но были довольны тем, как провели этот день. Холода они не ощущали, так как оба одеты были по -сибирки, как требовалось, как еще прадеды учили. Крепкий мороз для жителей этих суровых мест- обычное дело: что мал, что стар, не обращали на него особого внимания.
                На следующий день, дождавшись внука из школы и пообедав с ним, Герасимович направился в медпункт.
-Что, дед, звонить пришёл? Заходи, заходи…- встретил его с порога Крошин.
-Присаживайся, закончу свои дела, сам наберу, - пододвинул Акиму стул.
-Ничего, работай, я не очень спешу, – старик сел и стал ждать.
Заведующий медпунктом молча что-то писал в фельдшерском журнале, а дед думал о своём.  Честно говоря, он боялся новостей из больницы: нехорошее предчувствие его не покидало. В голове даже мелькнула мысль: встать и уйти и ничего не узнавать.
В это время фельдшер со звуком захлопнул журнал и произнёс:
- Ну, что, давай позвоним.
Он набрал номер районной больницы.
-Держи,- протянул трубку старику, услышав гудки вызова.
Герасимович вскочил со стула, быстро опустил воротник полушубка и приложил ее к уху.
-Слушаю вас…- услышал он уже знакомый ему мужской голос.
Аким растерялся и молчал.
-Я вас слушаю…-раздалось уже громче.
-Я по поводу Катерины Рябовой, -тихо произнес дед.
Трубка молчала.
-Это с Увалово, я хочу узнать: как там Рябова Катерина?-повысил голос старик.
-Вы кто ей будете?- спросили в трубке.
Её свёкор.
Возникла пауза. На том конце провода молчали, и Аким ничего не говорил, тяжело дыша.
-Она умерла при операции, срочно оперировали, анализы у неё очень плохие, рак последней стадии обнаружен, метастазы пошли уже повсюду.
-Как умерла? – еле выговорил Герасимович и опустился на стул.
-Поздно обратилась, мы всё, что могли, сделали, видать, давно она уже болела, вы- то, не видели?- в трубке замолчали.
-Видели…- выдохнул старик.
Врач что-то ещё говорил, но дед уже ничего этого не слышал, он опустил руку и трубка упала на пол. Крошин тут же подхватил ее и о чем-то стал расспрашивать доктора.
                Аким встал и вышел. Шёл он по улице, никого и ничего не видя вокруг, в правой руке держа свою шапку. Пришёл в себя он только дома, сидя у печи и смотря через открытую дверцу на огонь.
"Как сказать Кольке", - билось в голове.
Мальчишка очень любил мать, да и как её было не любить. Ведь она всю себя отдала мужу да сыну. Эта женщина совсем не думала о себе, болела страшной болезнью, терпела адские боли и никому об этом не говорила. Ведь и в больницу-то поехала только по настоянию свёкра.
                День похорон Катерины был ясный и морозный. Ночью выпал свежий пушистый снег. На фоне чистого синего неба этот снег, казалось, был специально постелен каким-то волшебником.  Природа как бы говорила: "Каков человек, таков и его последний день".
На похоронах было почти всё село. Многим нравилась эта женщина.
-Ведь, ещё какая молодая, могла бы жить да жить, добрая душа, - говорили о ней люди.
Для Кольки смерть матери стала неожиданностью.  Мальчишка после похорон несколько дней не был в школе, никуда не выходил из дома, сидел у стола и плакал. Видя внука в таком состоянии, Герасимович очень переживал. У самого часто наворачивались слёзы.
                Спустя неделю после похорон в Увалово приехали представители органов опеки по Колькину душу. Дед и не подозревал, какая беда подкралась к порогу их дома.  Рано утром постучали в двери. Аким был один, мальчик уже полчаса прошло, как ушёл в школу.
-Это мы, дедуля, откройте, пожалуйста, - услышал он молодой голос учительницы внука.
"Колька что ли что-то учудил?"- подумал старик, идя открывать.
Вместе с преподавательницей и внуком в избу вошли две незнакомые женщины.
-Дедушка, с опеки комиссия к вам приехала,- сообщила молодая учительница, показывая рукой на вошедших.
-Проходите в комнату, - пригласил Герасимович.
-Это ваш внук, Аким …извините, как вас по батюшке?- спросила одна из женщин.
-Герасимович. А то чей же? Конечно мой, а что случилось? - заволновался дед, видя, что вторая женщина всё записывает.
-А лет вам сколько?
-Семьдесят восемь. Да, зачем вам это? - уже начал сердиться старик.
-А затем, что мы обязаны позаботиться о вашем внуке.
-Как это вы - и о моём внуке? Сам о нём позабочусь.
-Успокойтесь, Аким Герасимович, кто о нём будет заботиться, на это есть закон, -возразила старику работница опеки.
- Вы - на пенсии, к тому же у вас очень солидный возраст, а опекуном  может быть человек, не старше шестидесяти лет, – добавила вторая.
- И что теперь?- растерялся Аким.
- А то, что о внуке вашем теперь будет заботиться государство.
-Что, Кольку в интернат?- ахнула Надежда.
-А что вы думали он останется с больным престарелым дедом? Государство ему всё, что нужно для дальнейшей жизни, даст, -с укоризной взглянула на учительницу одна из представительниц власти.
                Женщины ещё минут десять находились в избе и о чём-то говорили, но дед их уже не слышал. Их неожиданный визит его просто ошарашил. А в мыслях было одно: Кольку хотят забрать у него и увести в интернат! Это при живом-то родном деде?!
Представители органов опеки попросили свидетельство о рождении Кольки, паспорт Акима и документы о смерти родителей внука. Старик молча всё отыскал и подал им. И уже не обращая на них внимания, тяжело опустился на табуретку у печи, угрюмо задумавшись о своем. Приезжие переписали всё, что им нужно было, и, попрощавшись, вышли. Герасимович кивнул им уже в след.
-Коля, всё, пошли в школу.
Услышав голос учительницы и очнувшись от тяжелых своих мыслей, дед с недоумением спросил:
-А  Кольку-то зачем привела?
-Так ведь они настояли.
-Настояли..., хмуро передразнил он.
-Скажи мне лучше- это правда, про шестьдесят лет-то?
-Правда, дедуля, в законе так прописано.
-Получается, выхода нет? - тихо произнёс Аким.
 Замолчав, Надежда опустила свои большие красивые глаза.
-Ну ладно, мне надо в школу. Коля, ты со мной? -виновато спросила она.
-Нет, я останусь.
                Учительница вышла, в доме воцарилась тишина.  Герасимович сидел, уставившись в одну точку на стене. Мальчик тихо подошёл к столу, взял стул и сел напротив. Тихо стало в избе, только в печи трещали дрова, да был слышен слабый гул в трубе.
- Что будем делать, дедуля?- нарушил тишину внук.
Тот не отвечал, молчание длилось несколько минут.
-Ты что-то сказал? - вдруг спохватился Аким.
-Я спросил: что будем делать?
Старик снова замолчал на некоторое время.
-Весна уже не за горами, дорогой. Уйдём, мил друг, с тобой на заимку. О ней совсем мало, кто знат, а кто знат, никогда об том не скажет, люди свои, - начал почти шёпотом Герасимович. И уже увереннее:
-За лето мы её с тобой превратим в нормальное жильё.
-Ура! Дед,  ты молодчина!- Колька кинулся обнимать его.
Мальчишка от радости стал подпрыгивать, на глазах блестели слёзы.
-Ну-ну, дружок, всё будет хорошо!- подбадривал внука старик.
-Ишь, чё удумали: детдом, пущай сами там и живут.
- Я люблю тебя!-  тихо произнёс Колька так, что обычно сдержанный Аким с трудом справился с волнением.
                Уже на следующий день они, не сказав в селе никому ни слова, ушли на заимку. Дед продумал всё до мелочей, что им может понадобиться в тайге. Провизии взял с расчётом на неделю.
"Ну, а там определимся", - решил старик.
Весна, действительно, возвращалась в те края, по всему это чувствовалось.  Морозы спали, птицы оживились, от солнечных лучей уже исходило тепло.
Через неделю Герасимович один пришёл в Увалово, пришёл специально по темну, чтобы его никто не видел.  Первым делом старик зашёл к Колькиной учительнице. Надежда была младшей дочерью его приятеля, охотника- промысловика Афанасия. Он единственный из всего села знал про новую заимку Акима, знал и где она находится.
 Старик постучал слегка в ставни. На дворе уже было совсем темно.
-Сейчас, сейчас открою, - донёсся голос Афанасия из сенцев.
-Герасимыч? Проходи…, - кряхтя, произнёс хозяин, увидев в дверях своего приятеля.
-Тут вас уже ищут, - сразу сообщила Мария, жена хозяина, когда Надежда накрыла на стол и все сели.
-Участковый всё рыскал, расспрашивал.
-Помолчи, баба, - Афанасий сурово глянул на супругу.
-Вы то, как? - спросил он.
-Слава Богу! Всё нормально! - Аким откинулся на спинку стула.
-Вы расскажите, что в деревне нового.
-Приезжали вначале с опеки, что ли, за Колькой, - начал Афанасий. -Дома ваши осмотрели, убедились, что пусты, поспрашивали людей, никто ничего не знат. Ни с чем и уехали. А со вчерашнего дня участковый Васька повадился, всё вынюхиват, всё село уж объехал, - хозяин дома замолчал.
-Ты это, Герасимыч, коли, что надо говори, подсоблю, - добавил он через некоторое время.
-Спасибо!  Ты вот что, Афоня, пусть Надежда со своим Толькой ко мне в избу перебираются, не дело так бросать жилье нетопленным. Ведь вы тут в тесноте ютитесь, всё посвободней вам будет. Чую я, надолго всё это. В Григория моего избу тоже молодых поселите, много в селе живут с родителями, ну, а там посмотрим.
- И то, правда, - согласился с другом Афанасий.
-Надежда, просьба у меня лично к тобе: Кольке моему готовь задания на неделю, буду приходить забирать.
-Я могу вам тоже подвозить всё и провизию, - вставил хозяин дома.
Аким встал и стал собираться:
-Поглядим. Вот еще что: о нас с Колькой знаете только вы, держите язык за зубами.
-Будь спокоен, старина, - заверил Афанасий, косясь на жену.
                Всю дорогу до заимки дед думал о сложившейся ситуации, больше, конечно, о внуке. Думал, правильно ли он поступил, пряча Кольку в тайге. Старик представил себе, что они бы встречались с ним очень редко, неизвестно где этот детдом. А какие условия в них Аким был наслышан.
-Всё правильно сделал, - вслух сказал он и ускорил шаг.
"Участковый, значит, разнюхиват, ну и пусть нюхат, он не местный с района, тайгу совсем не знат, без чьей -либо помощи в лес не сунется. Афоня ему не помощник, а больше о заимке никто и не ведат. Следы надо заметать с ельника, где поворот к реке,"- неожиданно изменил ход мыслей старый охотник.
Идти на лыжах было трудно. У Афанасия его загрузили провизией, огромный рюкзак, висевший за спиной, был тяжёл и полон. Он часто останавливался, чтобы передохнуть. Глаза его привыкли к темноте и всё чётко различали. Ружьё на правом плече постоянно давало о себе знать. Дед то и дело поправлял его, без оружия в тайге делать нечего, об этом он знал с детства, всякий зверь может встретиться на пути.
             Скоро пришла весна, а затем и лето. Аким с Афанасием много чего сделали на заимке. Чтобы тепло из избушки меньше выходило, соорудили предбанник у входной двери, утеплили пол, поставили двойные рамы. Старый друг смастерил капитальную печь. Колька тоже чем мог помогал: собирал мох для утепления.  Одним слом, к предстоящей зиме дед с внуком тщательно подготовились.  Почти каждые десять дней Герасимович ходил в Увалово. Рассчитывал время так, чтобы быть там, когда стемнеет. Возвращался со всем необходимым на заимку уже далеко за полночь. Частенько к ним заглядывал и Афанасий, подвозил кой-какой материал для ремонта, инструмент, продукты. Часто оставался на ночлег, уходя ранним утром. Бывало, с ним наведывалась и Надежда. Благодаря ей, мальчик почти не отставал от сверстников в учёбе. Учительница передала ему много учебников, даже подготовила задания для самостоятельных занятий. Колька старался все выполнять. Аким в душе гордился внуком:" Молодец, и к тайге привыкает, и в таких условиях в учебе не отстает. Есть характер у парнишки!
                К осени пропавших из села искать уже почти прекратили, решили, судя по словам Афанасия, что беглецы вообще уехали из этих мест. Василий- местный участковый, уже не расспрашивал об Акиме и его внуке. В Увалово многие догадывались, что старик с мальчишкой в тайге, но об этом не говорили даже про меж собой. Такой вот сибирский люд: надёжный и малословный, живущий дружно и сплочённо меж собой. А иначе в тех таёжных условиях и нельзя, иначе- не выжить.
                Три с лишним года прожили дед с внуком в тайге, на заимке. Колька вырос, возмужал, стал настоящим таежником. Герасимович все свои охотничьи навыки передал внуку и, глядя на него, не мог нарадоваться. Вернулись в Увалово они, когда Николай стал совершеннолетним.  Акиму в ту пору уже было 82 года. Через год, хорошо подготовившись, благодаря Надежде, парень успешно сдал экзамены за восьмилетку.
-Коля, тебе надо ехать в город, я вижу: у тебя и голова есть, и желание учиться, - сказал дед, держа в руках аттестат внука.
-Нет! На кого я тебя оставлю? Да и в армию мне скоро, отслужу, а там посмотрим.
Растроганный Герасимович промолчал, пряча враз заблестевшие глаза.
Николай, действительно, после армии окончил десятилетку и поступил заочно в институт на факультет охотоведения.
 Аким умер в 88 лет, хотя собирался на тот свет еще десять годов назад. Судьба распорядилась иначе.  О смерти старик забыл, потому что жить надо было. Жить ради внука!