часть вторая

                Часть 2.  НАВЬ.
      
                Сны.

              На третий день после похорон я увидела Алёшу во сне. Словно мы сидим рядом, напротив прилавок. За прилавком – женщины в поварских колпаках, на прилавке – кости задней половины телёнка, почти дочиста обработанные от мяса. Лёша же у меня Телец, как и я, и от него тоже остались только кожа да кости. Я смотрю на Алёшу – цвет лица хороший, светлый, но сам очень худенький, истощённый. Я с тревогой говорю:
             - Алёша, тебе надо взвеситься, кажется, ты опять похудел.
             И всё. Из-за этого сна на девять дней собрала я как можно больше  народа, наконец, появились и студенты. И, конечно же, лучший друг Васенька с Мариной тоже были на поминках.
             На 9 дней я заказала фото Алёши, большую фотографию, увеличили с небольшой фотографии из счастливого времени нашей поездки в Питер. Вставила в рамку, перевязала траурной лентой, поставила в кафе на стол, рядом поставила в вазе цветы. Поминки, как и после похорон, проходили почти молча, все были подавлены, об Алёше почти никто не говорил, молодёжь вообще не могла, горло перехватывало. Муж моей давней подруги решил было исправить положение, начал говорить, и сам не выдержал, сказал: «Эх, да что тут говорить!», махнул рукой и сел.
              Кажется, я поступила верно, позвав побольше молодёжи, так  как на следующий же день Таточка видела Алёшу во сне. Он сидел за  поминальным столом рядом с друзьями и улыбался.
             А на самих поминках Геня показал мне запись на мобильнике от 3 и 5 августа. Запись нечёткая, но всё же на ней был живой Алёша и звучал его живой любимый голос. Ещё Геня сказал, что видел во сне Алёшу на второй после похорон день. Алёша на море, собирался на лодке кататься по морю, был в хорошем настроении.
            Нюша тоже рассказала мне, что вечером девятого дня, когда засыпала в слезах, почувствовала лёгкий поцелуй в щёку. Она сразу поняла, что это был Алёша.
             Я существовала от сна до сна. Но до конца года меня травили снами с обречённым, умирающим Алёшей, или уже умершим. Только тупая тоска, мука, отчаяние. Если я просыпалась, лёжа на боку, подушка была влажная, а если лицом вверх, слезами были полны ушные раковины.
             24 августа позвонила Тата, попросила сестрёнку приехать. Старшей сестре было плохо, она затребовала возвращения младшей, своей главной сиделки. Сестрёнка меня одну не оставляла, взяла с собой. Мне в наследство достался Алёшин мобильник, по которому я звонила, приглашая его друзей на поминки. У меня ещё не выработалась привычка носить телефон с собой постоянно, и я забыла его дома. Когда мы вернулись, на дисплее телефона была отметка о новом текстовом сообщении. Я начала читать, позвала сестрёнку, перечитываем: «Не оставляй меня без присмотра»… Сколько раз потом я получала разные СМСки, от оператора, про погоду, и про тарифы, и предложения в чём-то участвовать, расспрашивала своих знакомых, не было ли у них подобных сообщений – никто никогда ничего подобного не получал. Значит, это сообщение было от Алёши.
             18 августа пришло письмо из прокуратуры. Мне сообщали, что по факту моей смерти (стояли именно моя фамилия и инициалы) в возбуждении уголовного дела отказано за отсутствием состава преступления. Ах, если бы это было в самом деле, именно по факту МОЕЙ смерти!  Впрочем, они были правы, я умерла в ту  минуту, когда до меня дошло – В С Ё …. Теперь по Белу свету бродила не я, от меня былой мало что осталось. Я забыла почти всё хорошее, что было в моей жизни, забыла детство, отрочество, юность. От них в памяти остались только плохие события, радостные воспоминания исчезли. Позже я научилась улыбаться, ещё позже научилась смеяться, в основном на самые крутые гэги, то есть смеялась на каком-то странном, на грани фола, юморе. А ещё я до сих пор исправно перевожу пенсию на удобрение, я оказалась из той породы людей, которые беды свои заедают. Думаю, что тонны три семечек я за эти годы уничтожила. Кстати, классная штука для релаксации. Сидишь, лущишь семечки, ни одной мысли в голове, глаза в точку, только челюсти двигаются.
             Ещё к этому письму было приложено постановление, в котором было слово – труп. Это что, о моём сыне? Далее читать я не могла, впала в очередную истерику. Написали бы слово – тело – было бы полегче, так бы не сорвалась. На Том свете нас не жалеют, так хоть бы на Этом жалели несчастных матерей…
              Подготовка к сорока дням отвлекла меня от того письма, ещё я продолжала разбирать и упаковывать вещи.
              15 сентября моему Алёшеньке было 40 дней. Уже приехали с юга его друзья, молодёжи пришло много. В память Алёши его друзья принесли с собой гитары, пели для него песни, которые любил и Алёша. Конечно, печальные…Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь…летящий вдаль беспечный ангел…Девочка, которую я слушала два года назад в Универе, которая пела вместе с Алёшей, написала песню в его память и спела её…Ты был, как ангел, среди нас, и всех спасал – себя не спас…Я попросила записать ту песню на диск и подарить мне. Речей опять не было, и у детей, и у взрослых горло перехватывало, но эти песни рассказали всё, выразили всю любовь друзей к Алёше.
            Вечером, когда мы с сестрёнкой остались одни, я места себе не находила. Бродила по квартире, как неприкаянная. Не выдержав тоски, достала заброшенные мною белое блюдечко да янтарное яблочко. Помолилась, попросила Бога разрешить ангелу привести душу моего Алёши. Разумеется, я была в таком состоянии… Точно передать наш разговор не смогу, но кое-что помню.
            - Мама, это я, Алёша.
            - Лёшенькааааааа, - слёзы, сопли, всхлипывания, - разве ты не слышал, как я плакала, кричала? Почему ты не вернулся?
             - Когда я вышел и увидел своё измученное тело, я попросил Ангела побыстрее увести меня. Да, мама, меня ещё и дедушка встречал.
             - А я-то, а я-то…. Разве ты и папа не пожалели меня? И Ангел тоже совсем никого не пожалел, ни тебя, ни меня?
              - Мне тебя было жалко, ты тоже была измучена, а Ангелы никого не жалеют, они равнодушные.
               - Не нужно было меня жалеть, ведь если бы тебя пожалели, дали возможность выздороветь и жить дальше, у меня бы такие силы появились, я бы как птичка летала по городу, добывая всё, что было необходимо для тебя!
                Не сразу я получила ответ, не сразу…
                - Ей-богу, мама, я был обречён с рождения!
                Как горько это было сказано, болью во мне отозвалось…Я только плакала, мысли путались, и я не спросила, из-за меня он был обречён с рождения?
             - Лёшенька, а ты когда ушёл, 7 или 8 августа?
             - Из тела я вышел седьмого августа, а из квартиры ушёл, когда тётя с Татой приехали, восьмого, не хотел тебя одну оставлять.
              Слёзы, слёзы, слёзы…какой же у меня был сынок, любил свою старую глупую мамку….Ненавижу слово – был!
               - Ма, я довольно легко всё прошёл. Меня только упрекнули, что я мечтал о славе.
                У меня перехватило горло…Позже я подумала, как в этом можно упрекать молодых, у которых есть хоть какой-то талант, они все мечтают о славе, и за это их пачками на Тот свет не отправляют!
                -Лёшенька, я слышала, что за первые дни можно побывать где только захочешь, увидеть то, о чём мечтал (это я о море подумала).
                - Да, я видел Древний Египет. Ма, они всё делали вручную, но у них были классные инженеры! А ещё я видел динозавров, они большие и страшные. Травоядные, правда, не злые, разрешают на себе покататься. Мам, а Тимур ушёл к себе, в Ад, только на несколько ступеней выше, чем был раньше.
               - А Абдулла – Налаон?
              - Этот дурачок вернулся в Ад на своё же место.
              (В самом деле  дурак, подумала я, ведь если бы он нашёл в себе душевные силы побороть ненависть, простил бы Тимура и этим изменил бы судьбу Алёши, тоже мог уйти на более высокое место.)
               Алёша продолжал:
              - Мам, здесь всё устроено так, как написано у Лавровой. Чем выше, тем светлее и радостнее, чем ниже, тем темнее и тоскливее.
              - А на Западе все уверены, что Там – сплошная любовь.
              - Любовь только у Бога, мы туда не попадаем.
              - Алёшенька, кто же написал тебе такую судьбу?
              - Абдулла.
              - Где ты теперь, солнышко моё?
              - В цивилизации Лам, у махоитов.
              (Очень меня это задело, я думала, что он будет у ламитов. А мне и к махоитам никогда не попасть, повезёт, к мафитам попаду, а скорее всего к мафлокам. Даже и когда сдохну, не видать мне моего сына, как своих ушей…)
             - Алёша, забери меня поскорее, пожалуйста! Не забудь прийти за мной, и предупреди меня, когда мне умирать, ладно?
              - Я тебе колыбельную спою, когда придёт пора.
              (Видно, не забыл мой сынок, как я пела – спи, усни, моё дитятко, вместо того, чтобы отмаливать, отмаливать…) Но общее ощущение от разговора было, даже через мою боль и слёзы, что Алёше пока Там всё интересно, в новинку, многое может узнать, увидеть.
              - Ма, ты должна обязательно пройти соборование.
                Я реву, да фиг с ней, со мной-то, но слово дала.
               - Мам, скажи тёте, чтобы сходила на исповедь. Ты вот сегодня сходила, а она – нет.
               - Алёша, да она дома перед Богом так каялась, всю душу  наизнанку вывернула, столько слёз пролила…неужели обязательно надо в церковь идти?
               - Ничего не поделаешь, надо. Только священникам дана благодать  отпустить грехи и прочитать разрешительную молитву.
                - Хорошо, я передам.
                - Мам, мне пора, Ангел торопит… Я люблю тебя, мама!
                - А как я тебя люблю, золотко моё! – сестрёнка рядом сидит, плачет, - люблю тебя, Лёшенька, до конца дней своих любить не перестану, и на Том свете тебя любить буду… Прости меня, прости…
                - Прощай, мама, я люблю тебя…
                Яблочко всё тише по блюдечку катится, я слезами давлюсь, «Отче наш» читаю, шепчу:
                - Прощай, прощай, снись мне! Не забывай меня, мамку твою несчастную!.............
                Как уснула, не помню, в душе темно, холодно, тоскливо… Мир без любимого – солнце без тепла, птица без крыла…
                Боюсь, что я что-то забыла, возможно, ведь душевное моё состояние было ужасное.  Что вспомнила, то и написала.
                Всё перебирала я в памяти слова своего замученного сына. Ангелы – равнодушные…Профессор А.Осипов сказал бы – бесстрастные. Боюсь, что Алёша мой был более точен – равнодушные. Ну понятно, всё-таки Ангелы смерти, не будешь равнодушным – сойдёшь с ума. Видела же я американский фильм с Николасом Кейджем, «Город ангелов» называется. Начинается фильм с того, что умирает маленькая девочка. Её несчастная мать в отчаянии, вокруг хлопочут врачи, а Ангел топчется рядом с агонизирующим тельцем с индифферентным выражением лица, ждёт, когда вырвется из тела маленькая душа…Потом берёт её за руку и ведёт, не обращая внимания на слёзы и крики матери… Он всё знал, всё понимал, всё помнил, потому что был бессмертен, но ко всему был равнодушен по этой же причине…
         …В безумье расточенья сил, в часу последней переправы Господь мне Ангела явил, его движенья величавы. Как строг очей нездешний взгляд, покорный высшему приказу! Не испытав ни боль, ни глад, не сомневался он ни разу…
           Да, ангелов смерти великое множество, за каждым пришлют в своё время. А куда же Ангелы-Хранители-то подевались? Мало их, на всех не хватает. Пасут Ангелы-хранители только избранных, тех, которые нужны высшему замыслу. Особенно гениальных, великих и просто талантливых учёных, на которых возложена особая миссия. Провидение спасает их в любой ситуации. Зато часто отыгрывается на их близких. То любимую жену на Тот свет спровадят, то детей, а то и всех сразу. Особенно достаётся великим врачам, делающим прорыв в медицине, спасающим тысячи людей. Непременно на их любимых отыграются, на них-то ангелов-хранителей и не хватило… Да и исполнившие свою миссию  быстро остаются без защиты, вспомните хотя бы Н.И.Вавилова.
            А наши дети – обыкновенные, звёзд с неба не хватали, в большие учёные не метили, к  великим свершениям не были предназначены Небесами, а были предназначены искупать не свою вину. И мы, матери, их неправильно воспитывали, старались, чтобы они были хорошие, добрые, учились неплохо, мы же не внушали им, что они должны думать обо всём человечестве, мечтать о свершениях на пользу всему миру. А потом их укоряют, что мечтали о славе…А ещё мне отчаянно жаль, что нашим замечательным, добрым, отзывчивым, всё понимающим святым не дано изменять судьбы детей. Они помогают всем, чем можно, всем, кому можно, но изменить судьбу могут только Бог – отец, Его сын и Царица Небесная. Но Они решают глобальные проблемы человечества, им не до мелочей…А для нас эти «мелочи» - смысл и счастье всей нашей жизни!
              Когда я стала в состоянии внимательно перечитать Библию, Евангелия, я обратила внимание, что даже для чудес, совершаемых Иисусом Христом по исцелению людей, были специально выданы в жизнь безгрешные души, согласившиеся промучиться в телах калек до встречи с Сыном Божьим. (И никто не спросил новорождённых младенцев, будущих калек, а они-то хотят этого? И их мамок тоже никто не спросил.)  Видимо, Его антагонисты строго следили, чтобы люди, имеющие греховные души, не были исцелены, не положено, и всё тут! Вот спрашивают ученики Христа, почему именно этих Он исцелил, а не тех? Ответ – потому что на них нет греха. И тёмным придраться не к чему. А мы и наши дети рождаемся уже виновными. И не избежать нам нашей кармы, нашей кары. Об том ещё Апулей знал – необходимость подчиниться небесным указаниям призывает бедненькую Психею (душу) к уготованной ей муке.
             Когда-то, очень давно, в одном из научно-популярных изданий я обратила внимание на название статьи Председателя  комиссии по планетологии АН СССР Г.Н.Каттерфельда «Наказание приходит по Закону отложенного возмездия». Но до сего времени мне не удалось найти эту статью. А наверняка там говорится об очень интересных вещах и явлениях. Закон отложенного возмездия. Ежели человек был убит и не успел получить возмездие неизлечимой болезнью на Этом свете за свои грехи, то потом он тащит это возмездие за собой в новое тело, в нового человека. Потому, люди добрые и недобрые, кончайте с войнами, казнями, убийствами, ведь от наказания не уйти, его только отложат, и всё равно придётся платить по счетам, да ещё и погубить при этом нового невинного человека.
             А некоторые начинают расплачиваться за свои грехи собственными детьми ещё в этой жизни. Мне рассказывал один знакомый, который был в подростковом возрасте и в юности отчаянным хулиганом, дрался почти без передышки, что теперь за его грехи расплачивается его маленький сын. Любой малыш растёт, набивая себе шишки, получая царапинки и ранки, без этого не бывает. Но у сыночка моего знакомого шишки и раны бывают очень серьёзные, и именно на тех местах, которые когда-то повредил его драчливый будущий отец своим противникам.
            Как жаль, что так мало ангелов-хранителей, зато много антиангелов-антихранителей Тёмного мира, я их «пастухами» называю. И то, как сказано у В.Лавровой, их тоже на всех не хватает, умных-то, каждый пасёт по несколько человек, на разрыв, бедняжки! Зато к их услугам большое количество «подпасков», в основном  из полтергейста. Они стараются изо всех сил, испытывая нас на прочность, подставляя нам подножки при каждом удобном случае, и вот наша жизнь бьёт ключом, да всё по голове…
            Но вернёмся к моему печальному рассказу. За эти дни я продала нашу с Алёшей квартиру. Должна была следом, в тот же день, провести сделку по покупке однокомнатной малосемейки в соседнем с моими сёстрами доме. Но продавец меня «прокатила», не пришла. А мне через два дня после Алёшиных сороковин освобождать квартиру, новые хозяева торопят. Они тоже не миллионеры, тоже продали свою однокомнатную, основу покупки моей двушки, и их тоже торопят покупатели. Пришлось раздать всю мебель, везти-то некуда, в основном по студентам, им же отдали наши старенькие телевизор и холодильник. Наша маленькая стиральная машинка ушла через соседку в детский сад, старые кресла и диван отнесли к мусорным ящикам.
                Тата попросила забрать себе компьютер, на память об Алёше. Я спросила разрешения у Гени, он не возражал. Погрузили в грузовое такси книги, швейную машинку, кошку, цветы в горшках, в общем, всё, что ранее хранилось в шкафах, серванте, тумбочках, комоде, стояло на столах и подоконниках. Под дождём покидала я наш родной дом, в котором я столько лет прожила в радости и в горести…Проезжали мимо мусорных баков, около них мокли под дождём кресла и диван, на котором умер мой сынок, осиротевший диван… Казалось, что с неба на него льются слёзы всего нашего несчастного рода…
               Когда я вошла в квартиру сестёр, я упала на колени перед племянницей:
             - Таточка, спаси меня! Роди малыша, мальчика или девочку, умоляю!
              Ничего она мне не ответила, и до сих пор никого не родила. Вначале не хотела, смерть Алёши проехалась по ней так же сильно, как по всем нам, страх потерять любимого ребёнка не давал ей покоя. А теперь уже и не может. Развилось серьёзное эндокринологическое заболевание. Нет нового листочка на древе нашего рода…Оставил Бог молитвы без ответа, нет продолженья рода, деток нету….
             Пожитки мои пришлось распихать на три квартиры, сестёр и подруг, живших в этом же районе. Меня устроили на раскладном кресле в комнате старшей сестры. Меня кормили, а я бродила по комнатам, как недотыкомка, тихонько скулила. Ночью было хуже, крик рвался из души, приходилось затыкать себе рот кулаком или подушкой.
             Сестрёнка с племяшкой искали мне новое пристанище, в конце концов нашли, не так уж и далеко от их дома. Привели меня смотреть квартиру. Я даже что-то спрашивала, смотрела – и ничего толком не видела. Главного не увидела – окна на северо-восток, солнца у меня теперь почти нет. А наша с Алёшей квартира всегда была полна солнца. У сестрёнки была доверенность от меня на заключение сделок на недвижимость, и поскольку я была в плохом состоянии, квартиру пришлось покупать ей. Итак, в середине ноября я перебралась в новое жильё. Новое …дом чужой – не новоселье…
                В чужом доме.

           Разница в цене между моей двухкомнатной хрущобой и малосемейкой с большой кухней была небольшая, а пришлось всё покупать: холодильник, телевизор, стиральную машинку, класть плитку в ванной комнате. Я была странная, помирать собиралась каждый день, а плитку потребовала класть, бежевую, так ведь мечтал Алёша. И обои в кухне поменять, под циновочку, такие ведь хотел Алёша. В общем, всё, как хотел Алёша, словно он должен был скоро вернуться. Вот такой бзик у меня появился. Пока стоял шум ремонта, я ещё была ничего, держалась. Вечером и ночью наваливалось чувство одиночества, без передышки в голове прокручивались воспоминания о последних часах моего сына, давила меня тишина в доме…Растоптал ты меня, растоптал ты меня, Князь тишины…Металась по комнате от раскладушки к окну и обратно, в обнимку с Муськой.  Часами стояла с ней у окна, всё ждала, когда из-за угла появится фигура моего Алёши, ревела…
        … Человек и кошка плачут у окошка, вместо неба синего серый потолок…Я перестала спать по ночам, засыпала, вся измучившись, под утро. Это продолжается до сих пор. Потащилась я к психотерапевтам, попросила выписать мне снотворное. Не выписывали, наверное, думали, что ищу лёгкий способ с собой покончить. Глупые, у меня же лекарств – море разливанное, Алёшина Кселода проклятая есть, целая упаковка, в любой момент могла наесться выше крыши – и  Туда! Объясняла им, что человек я верующий, руки на себя не буду накладывать, тем более что мечтаю с сыном увидеться, а если себя порешу – не дадут. Бесполезно. Выписывали мне антидепрессанты. Засыпать они мне не помогали, назначали другие  - не помогали, в результате от них я стала трястись, в основном ноги.  Лежу и сижу хорошо, хожу тоже относительно неплохо, а стоять не могу, начинается тряска с ног, потом начинают трястись руки, и тряска передаётся на сердце. Плюнула на антидепрессанты.
            Психотерапевт посоветовала мне написать Алёше письмо. Сказала, что многим это помогает. Я послушалась, я же зомби, что велят, то и делаю. Села писать…ох, как же тяжело мне далось это письмо, всё на слезах, на крике, на рыдании… Всё же заставила себя письмо дописать. Все свои ошибки, какие могла вспомнить, перечислила, в том числе каялась, что травила его ядами, и дала себе слово, что все на себе испытаю. Сок чистотела я пила ещё вместе с ним после первой операции, вот теперь стала пить Аконит. Пересчитала, сколько капель нужно на мой вес, и весь курс провела. Мне хуже не стало, успокоилась немного. Собралась было его Кселоду пропить, но позвонила врач-химиотерапевт, попросила, если что осталось у Алёши, вернуть для лечения других людей, которым срочно нужна химиотерапия, а инвалидность ещё оформить не успели, и денег нет на дорогущие препараты. Так что Кселоду мне попробовать не довелось. Но чувство вины перед сыном не оставляет меня до сих пор. Не отмолила……………………………
              Когда я купила телевизор, то стала гонять его сутками. Могу целый день на кухне проторчать, а его не выключаю, пусть бормочет. Эффект присутствия в доме живого человека. Прочитала в программе, что будут индийские фильмы. Раньше я к ним относилась равнодушно, нравились только старые Капуровские фильмы. Вот теперь я решила ночью их смотреть, песни, пляски, весело! Сопли – вопли тоже присутствуют, но всё хорошо кончается. Смотрю. Фильм о девушке, больной раком. Так, повезло, называется… Правда, конец хороший. Через какое-то время ещё смотрю. Фильм о ребёнке, заболевшем лейкемией. Так, ещё веселее… Папка его в лепёшку разбился, все желания сыночка выполнил. Осталось одно – последнее. «Пап, - сказал ребёнок, - ты всё можешь! Сделай так, чтобы я жил!». Конец был совсем не индийский, смерть победила. Я ругалась на всю квартиру, вот тебе и песни с танцами, блин! Я стала слишком часто употреблять слово «блин», слишком часто. Раньше такое  тоже бывало, в досаде, но редко. Алёшка меня воспитывал: «Блинами не ругаются, блинами питаются!». А теперь воспитывать меня некому…
            Стала я в основном смотреть каналы «Детский Мир» и «Культуру». Но и там находилось чем, какой солью мне на рану посыпать. Чудесный фильм «Марья- искусница», чудесный! А я реву. Там, где Марья по своему сыночку тоскует, там, где она сына из колодца, из рук Водокрута вытаскивает. Тот кричит: «Откуда силища такая взялась?!» А Марья отвечает: «За сына борюсь!». А я-то, а я-то…кричу, плачу, себя проклинаю…Чудесный фильм «Вечера на хуторе близ Диканьки». Замечательный, мою любимую Украину так по-доброму мне напоминает. Почти в конце фильма сидят два козака за столом, говорят: «Выпьем за душу новопреставленного раба Божия Вакулы» - я ни с того, ни с сего срываюсь в крик, в вопль, в слёзы… Ну ведь всё же хорошо в киносказках кончается! Хорошо!!! Заткнись, дура старая! Не заткнусь! У меня-то почему сказка такая страшная? И так ужасно кончилась?
             А сны всё мучительные, всё в них Алёша умирает, или уже умер. Не пойму, почему такие сны? Сны, полные муки расставания и такого одиночества, о котором не расскажешь никакими словами. Мой обречённый сын…Нет мне покоя ни тёмной ночью, ни ясным днём, тоска, тоска, тоска… Ты осталась жива? Давай тогда, мучайся, может, научишься терпеть одиночество…Не научилась!  Наверное, за это предстоит мне на Том свете обретаться в одиночной камере заключения…а, всё равно не научусь!
            А в мире продолжается детская беда, над Землёй кружат ветра потерь. Вечером 9 декабря позвонил Рэм, плачет в трубку, голос срывается:
            - Сегодня умерла Ася, от того же, отчего умер Алёша. Придёте на похороны?
             Я, как всегда, вначале впала в ступор, потом сказала:
             - Да…
             У меня было полное ощущение, что киллер, убивший моего сына и смертельно ранивший меня, вернулся, и сделал контрольный выстрел мне в голову. Голова закружилась, мозги куда-то поехали, ноги подкосились. Ася, Ася, Асенька, да как же так! Кому же встали поперёк твоя красота и твоё доброе сердце? Да  что за напасть на наш класс! Отняли самых красивых детей, красивых и телом, и душой…2007 год был объявлен Годом ребёнка. Вот тебе и Год ребёнка! Год, когда вы навсегда уходили из дома…Так у меня появилась и вторая подруга по горю.
             На следующий день я поехала к Асеньке домой. Нужно было пройти мимо нашего с Алёшей дома, это мне ещё добавило к моему тяжёлому состоянию. Посмотрела на наши окна, облилась слезами и потащилась дальше. Подошла к Асиному дому, поднялась в квартиру, прошла в комнату – и вновь увидела застывшее замученное молодое лицо в гробу. Две вещи несовместные!  Рухнула на колени, ноги не держали. Девочка, девочка, милая, родная, да как же так…Когда немного проревелась, села на диван рядом с Асиными родителями. Слова Рэмки «От того же, что и Лёша» не давали мне покоя. Стала расспрашивать. Да, рак. Только вид его был не тот, что у Алёши. Рак мозга, началось всё с глаза, ещё в мае. Значит, когда я в последний раз видела Асеньку живой, это уже в ней было, только не знал никто. Глаз стал беспокоить, обратились в глазную клинику, лечили, толку не было. Наконец, кто-то из более крупных офтальмологов, помрачнев после осмотра Аси, посоветовал им обратиться в онкологию. В общем, отвезли Асю в Москву, там сделали операцию, удалили глаз и часть мозга. Прогноз дали очень плохой. У неё тоже был неизлечимый вид рака, как  и у Гоши, как и у Алёши. Тоже ничего не рекомендовали, никакой химии, никакого облучения. Но ведь утопающий хватается за соломинку, Асин папа настоял на облучении – а вдруг? Как мне знакомо это – а вдруг? В общем, если мы с Алёшей воевали с болезнью шесть с половиной лет, Гоша – полтора года, бедная наша королева выпускного бала сгорела за семь месяцев. За что, блин, за что?....Не пытайся понять, зачем, не пытайся узнать, за что…
               Мама её сказала, что Асенька начала вышивать по канве образ Богородицы, успела вышить только верх и глаза, а затем и второй глаз у Аси ослеп. А ведь у Асеньки самое красивое на лице – это её глаза, большие, красивые, лучистые, выразительные. Убили её глаза, убили её саму, смертельно ранили её семью. У Аси все дедушки – бабушки были живы – здоровы. А после её смерти первым не выдержал дед, потом бабушка, мама периодически попадает в кардиологию. Семья со стороны мамы, как и моя семья, кончилась пшиком. Есть у неё племянница, но, как и моя, бездетная. Ещё мне сказали, что Ася знала свой приговор, ей никто не врал, в отличие от меня, трусихи. Только о смерти Алёши ей ничего не сказали. Всё правильно, Алёша же долго держался, пусть и у неё надежда останется. Держалась Ася необыкновенно мужественно, бабушка сказала мне её фразу:
             - Ну что вы все разговариваете таким трагическим шёпотом? Говорите нормально, ведь ничего уже не поделаешь…
              И при них не проронила ни одной слезинки. У Алёши я тоже слёз не видела, не знаю, что было без меня, при мне – ни разу. Геня мне говаривал, что самый мужественный человек, которого он встречал в своей жизни – это Алёша. Вроде Отечественная война давно закончилась, дань наши семьи большую заплатили, так какого же лешего и наших детей через Гестапо пропустили? …И без войны им в  двадцать лет  могилы роют…
             Я рассказала Асиной маме, как нам с Алёшей отказали в операции в Москве, что я отдавала свою печень сыночку, да не взяли. Она мне рассказала, что отдавала свои глаза для пересадки доченьке, тоже не взяли. Да, люди не взяли…а нелюди?....Не нужны нам уже глаза твои, побывали уже в глазах твоих, и всё, что нам нужно, взяли… На всё мы были готовы с ней, с миллионами других несчастных матерей – коня на скаку остановить? В горящую избу войти? Да всегда пожалуйста, я-то вообще на проклятие своей души пошла! Но кони всё скачут и скачут, а избы горят и горят…А экстрасенсы из ящика объясняют нам, что это мы замучили своих детей своей любовью. А сами они, что, не любят своих детей? Вот при каких трагических обстоятельствах довелось мне вернуть тысячу, принесённую мне когда-то Асиной мамой…
              Потащилась я домой, а перед глазами всё стоит образ нашей красавицы, спящей в лакированной шкатулке, обитой атласом, в подвенечном платье, укрытой фатой…Куколка, куколка станет бабочкой, девочка, девочка станет женщиной. Что ж ты так, что ж ты так, моя лапочка, всё будет так, как оно обещано? Белое платье, белое, белые туфли, белые, марш только не Мендельсона –  и фата! Разве того хотела ты? И слёзы на глазах… Кто же нас спрашивает, кого интересует, чего мы хотим, о чём мечтаем?  Не спрашивают. Ни нас, ни детей наших… Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах? Нет такой силы на Белом свете, которая может помочь бедным детям. На Том свете – есть, но почему-то не помогают…
           На следующий день я вела себя за шкирку на прощание с Асей, опять мимо нашего дома. Народа было много, и одноклассники, и однокурсники, приехали с далёкого юга её родные, были соседи. Я подошла к гробу проститься, потом вышла на лестничную площадку, началось отпевание, а места в квартире было мало. И на лестнице, и в подъезде людей было много, девочки плакали. Марина обняла меня, держала, видимо, меня опять трясло. Одноклассники перешёптывались: «Кто же будет третий?». Ох, как меня это резануло, не надо, не надо, ну куда же больше-то? Отняли в один год и девочку, и мальчика, может, хватит?
            Отпевание закончилось, вышли мы на улицу. Из подъезда Асю выносили мальчики с класса, в том числе и те, которые несли её на руках, когда её выбрали королевой выпускного бала. Какие страшные параллели…Простились с бедной мёртвой Снегурочкой у подъезда, подхватили гроб на плечи её двоюродные братья, все высокие, красивые, сильные, молодые…И поплыла  наша дорогая Асенька высоко над нами к ритуальному автобусу. Прощай, Асенька, прощай, добрая душа, и прости нас, не отмолили тебя, не помогли… На похороны я не поехала, просто физически не смогла бы ещё раз услышать стук  забиваемых гвоздей, стук земли о крышку гроба, не смогла бы ещё раз увидеть, как опускают в могилу юное существо… Вернулась я домой на автопилоте.
            Я даже несколько дней не молилась, сил не было, бунт во мне нарастал. Я и так не могла говорить во время молитвы  «Покой, Господи, душу усопшего», я говорила «Живи, Господи, душу усопшего». Теперь я не могла говорить и слово «усопшего», только «неповинно замученного».
             Позже я узнала, что в этом же году от рака умер юноша с Асиного факультета, через пару лет – девочка с параллельного класса. И подумала я, что наши дети родились в 1987 году, а беременными мы, их матери, ходили в 1986 году, году Чернобыля, Звезды Полынь…
             В конце этого страшного года я видела сон. Словно я в доме маминого крёстного, в Подмосковье. Видела его, его жену, было ещё много родных, мой Алёша знакомился со всеми. На стол собирают, суетятся, но всё очень печально. Мой отец стоит у окна, смотрит через стекло. Вид у него очень грустный. Ещё бы, кого он привёл знакомить с этой ветвью рода? Самого молодого и последнего в его роду.
              Так, в тоске и одиночестве, закончился этот проклятый для меня год. Страшно проиграла я свою войну – но почему же я вернулась из боя, а мой сын – нет, не вернулся… Только кажется мне – это я не вернулась из боя…

                2008 год.

             В начале года я видела сон. Стою в обычном панельном доме, в квартире на втором этаже. В комнатах нет ничего, кроме голых бетонных стен, по-современному – черновая отделка. Выглянув  из окна без рамы, увидела на торце дома конец скамьи. Поняла, что там, на скамье, сидят ребята. Вот в каких условиях они обитают на Том свете! Слышу, заиграла гитара, поняла, что там сидит и играет мой Алёша. Мелодия красивая, незнакомая, но я её, проснувшись , не запомнила. Жаль…
             Чему человек должен научиться и что сделать на Этом свете? Построить дом, посадить дерево, вырастить сына. Всё правильно, но для этого человек должен жить достаточно долго, чтобы всё это сделать, всему этому научиться. Чтобы человеку и на Том свете было легко построить себе дом, посадить сады. И обязательно оставить на Белом свете сыновей и дочерей, для продолжения рода, чтобы было кому помнить, молиться, обедни заказывать. Построить дом – чтобы можно было на Том свете жить в своём доме, по своей душе, а не жить в бетонных трущобах. Посадить дерево – чтобы можно было вырастить сад у своего дома на Том свете, и себе, и другим на радость. Халявные яблочки только в  Раю, а в Рай попадает в лучшем случае только один из тысячи. Вспомнила я своё путешествие по туннелю в Те края. Чудесные домики, красивые сады – и население всё пожилое, умелое. При жизни и дома строили, и сады – огороды возделывали. Именно поэтому на их попечении наши маленькие, отнятые у нас детишки, живут в детских садиках, а вокруг всё зелено и красиво стараниями их умелых опекунов.
              Наши же подростки, молоденькие юноши и девушки – что они умеют? Не успели ничему научиться, живут Там на казённых квартирах, в которых должны всё сами себе выдумать-придумать. Всё воплотится, и одежда, и мебель, только где же на всё это им энергию брать? Уходят на Тот свет измотанные, обессиленные. В общем, я и раньше чувствовала, что Там ничего хорошего нет. Может, поэтому покойный муж Наталии Бехтеревой, которого ей было дано видеть после его смерти, на её вопрос: «Что Там?», -ответил: «Ничего!».
               В феврале 2008 года моему Алёшеньке было полгода, как его от меня отняли. Я собрала у себя его друзей, были пицца, чай, фрукты, вино, сладости. Алёшу хорошо вспоминали, пели его любимые песни. Один друг забрал Алёшину гитару в ремонт, с тех пор именно на ней играют у меня его друзья. Я приготовила три плакатика с Алёшиной фотографией и надписью: « Алёше полгода, помяните его, пожалуйста». Купила много разных конфет, разделила на три факультета – биофак, музпед, худграф. Девочки отнесли всё это в Универ, как раз кончились каникулы.
             Через несколько дней вижу сон. Стою в Универе, в рекреации, ставлю на стол конфеты, плакатик и Алёшину гитару. Оборачиваюсь и вижу Алёшу. Выглядит хорошо, не измождённый, в зимней куртке, отданной в детдом, с гитарой в чехле за спиной.  Спрашиваю: «Что, Алёшенька?, - в голове-то одно – болеет. Алёша улыбается, отвечает: «Хватит, отдохнул, пора на занятия». Проснулась я и поняла, что всё сделала правильно.
            В конце февраля встретила подругу по горю, маму Гоши. Плачет. Тоже сны тяжёлые видит. Сейчас зима, холодно. Вот и снится ей её сынок печальный, обиженный, укоряет, что бросили его на кладбище одного, и холодно ему, и одиноко…
            И я всё время, раз в неделю, по субботам, к Алёшеньке езжу. Фото его руками, щекой грею, целую, целую такое ледяное родное лицо, так люблю – а согреть не могу. Однажды возвращаюсь от него, еду в маршрутке, слёзы глотаю. По Авторадио поют «Землянку», поёт кто-то из молодых. Я слушаю, папа мой любил её петь. Вдруг слышу: «Мне в холодной землянке тепло от твоей негасимой любви», а ведь правильные слова  - от моей негасимой любви. Не так спели, а меня словно по сердцу погладили, словно Алёша сказал мне:
            - Ты любишь меня, не погасла твоя любовь, и мне от неё в моей землянке тепло.
             И я доехала домой почти без слёз…
             К весне я уже дошла от бессонницы и тахикардии до ручки. Пульс был под 180, иногда и выше, и я радовалась, что скоро умру. Да вспомнила, что Алёша велел мне соборование пройти,  я же ему обещала. Ну, думаю, как раз перед смертью очень полезно это сделать. Созвонилась с отцом Серафимом, он меня к себе в приход пригласил. Тут и оказия подвернулась – Геня в ту сторону в командировку собрался. В машину его я вползла чуть ли не на карачках, всю дорогу измеряла пульс, пила лекарства, чтобы его снизить. А пульс – ни в какую. Но довезли меня благополучно.
           Приняли меня хорошо. Отец Серафим меня исповедовал и провёл обряд соборования. Он мне разрешил сидеть во время обряда, я же упрямо стояла. Если это можно назвать стоянием. Я понемногу склонялась всё ниже и ниже, рука со свечой почти касалась пола. Когда нужно было меня елеем мазать, я кое-как выпрямлялась, а затем опять вниз съезжала.  Вот не помню, продержалась ли я до конца, или всё же была вынуждена сесть.
            Переночевала я в доме у священника. Утром причастилась, через некоторое время меня накормили и проводили на автобус. С тех пор моя тахикардия в редких случаях поднималась до 110 ударов, а так чаще всего в относительной норме. Ох, и ругала же я себя, что послушалась своего сыночка! Потом подумала, порассуждала в меру остатков разума, вспомнила, что никто в нашей семье не умирал сразу после первого инфаркта или инсульта. Маму убил восьмой инфаркт. Нам потом паталогоанатом сказал, что у неё всё сердце было в рубцах. Папа перенёс четыре инфаркта и четыре инсульта. Сестра пережила обширнейший инсульт. Но ведь всех приходилось выхаживать. А меня-то теперь выхаживать некому! С тех пор я всё же слежу за давлением и пульсом, чтобы никому не быть обузой. Младшей сестрёнке выше крыши хватает забот со старшей сестрой. Вот и существую до сих пор.
            После поездки наконец увидела Алёшу во сне. Сам сон тяжёлый, но неприятности касались только знакомой семьи, а Алёша выглядел хорошо, был одет в костюм, в котором его похоронили. Мне это было главнее, видеть, что Алёша не измождённый, нормальный. А ещё в этом сне группа «Машина времени» сидела вокруг костра и пела: "Не стоит прогибаться под изменчивый мир…" А для той семьи я на всякий случай обедни о здравии заказала. 
              В следующий раз Лёша приснился только летом. Словно я стояла в подземном переходе, в тени. А Алёша стоял наверху, на солнышке, облитый солнечным мягким светом. Всего только лестничный пролёт был между нами. Лёшенька выглядел здоровым, хорошим. Только я к нему собралась подняться – выгнали из сна. Вот и на Том свете мне пребывать в тени…А Алёше – намного выше меня.
             Ещё сон. Стою на крыльце дома, в котором теперь живу, смотрю в небо на большую полную Луну. На Луне, во весь диск, голова Алёши, что-то говорит, но слов мне не слышно. Знаю только, что ему нужно обязательно оттуда вернуться на Землю, иначе будет беда. И я кричу, кричу, кричу: «Алёша, Алёша, Алёша!». Так и просыпаюсь, вся в слезах, а губы шепчут: «Алёша, Алёша, Алёша…»
              В июле я увидела чудесный сон. Церковь, рядом часовня, рядом большая тумба без дверей, но с церковным куполом. Дверь в часовню открыта, там светло. Я захожу, вижу большое помещение, в глубине – кресло, на нём сидит пожилая женщина, одета, как Богоматерь на иконах. От входа справа и слева – столы, на них лежат церковные одеяния, церковные парчовые ткани. На первом столе словно только что оставленная кем-то работа по починке ризы. Я подхожу к той женщине, убеждённая, что это Царица Небесная, становлюсь перед ней на колени, начинаю плакать и жаловаться. Она кладёт на свои колени ткань, а на неё мою голову, жалеет меня. Всё. Я так радовалась, думала, что мне позволят умереть на Успение Богородицы, ведь Она меня пожалела… И существую до сих пор.
             Я ходила, согнувшись в три погибели. Спина не держала, я и раньше была сутуловатая, после первой Алёшиной операции стала сутулая. Лёша, бывало, идя рядом со мной, говорил:
             - Мама, плечи!
             И я старалась, выпрямлялась. А теперь у меня создалось впечатление, что у меня растёт горб. Крылья моего жизнерадостного идиотизма вырвали так грубо, что остались торчать обломки костей, заплывающие жиром, потому что я постоянно жевала…Где твои крылья, которые нравились мне?...
            Вот так я обнаружила, что под ногами лежат лепестки черёмухи. Задрала голову – точно, весна в разгаре, черёмуха уже осыпается. Спохватилась, что нужно Алёшеньке веточки черёмухи отвезти. Та же история повторилась с сиренью. Мало того, что я не видела весеннего неба, не чувствовала солнечного тепла, так ещё и перестала ощущать чудесные ароматы цветущих деревьев. И это держалось долго. А чего тут удивляться? Вместе с Алёшей меня покинула весна. Алёша был моей весной, может быть поэтому и душа моя была моложе, и выглядела  я моложе своих лет. Весну мою жестоко отняли, вместе с ней и лето, и даже осень, особенно золотую.  И сразу – в зиму, и душой, и телом. Не покидай меня, Весна! Покинула…………………….
            С весны 2008 года я занималась памятником. Девушка с худграфа, Алёшин друг, сделала мне эскиз. У меня появилось занятие, помогающее мне держаться на плаву. Ещё нужно было найти, где сделают большую цветную фотографию на памятник, в общем, была цель, было дело. Зомбисостояние понемногу проходило. Но палки в колёса мне по-прежнему кто-то усердно ставил. Памятник должен был быть готовым к маю, чтобы на Алёшин день рождения его могила была обихожена. Нашла, где делают фотографию, сделали вовремя, дали гарантию от выцветания на полгода. Повезла фото в мастерскую по камню,  а там ещё и конь не валялся. Со мной поехала сестрёнка, поддержала меня, а то я бы точно сорвалась в истерику. Нам объяснили, что они думали, что мы заказали к Троице, хотя в договоре срок был проставлен – начало мая, крайний срок. Новый облом.
            На Алёшин день рождения я пригласила его друзей. Всё сделала, как на его последний «живой» день рождения, чай, торт, фрукты. И его любимый лимонный «Швеппс». Как и в тот день, звучала Алёшина гитара, пелись его любимые песни. Сначала навестили Алёшу, потом собрались у меня. Как я жалела, что к этому дню памятник не был готов. На следующий день была Радоница, и я снова поехала к Алёше.
            Наконец мне позвонили, что всё в порядке, памятник готов. Установили памятник. Серый мрамор, на нём крест из чёрного гранита, к кресту прислонено изображение гитары, а на гитаре сидит бабочка. Всё, что было Алёше по душе, было на том памятнике – музыка и энтомология. Уложили бордюр на цветник. Посадила я ему фиалки. Алёша ранней весной 2007 года купил лоток для выращивания рассады, землю, дренаж, семена фиалки, сам всё вовремя посадил, поливал. И ни один цветок не пророс. Даже в этом было отказано моему бедному ребёнку. Или это был ещё один страшный сигнал?
            На следующий год в эту же землю, в этот же лоток посадила семена фиалок и я, для Алёши. И они дали дружные всходы. Несколько лет они сами себя сеяли, росли, цвели, хотя считаются двулетниками. К ним я подсаживала когда бархатцы, когда петунии.
            А фото на памятнике, с гарантией от выцветания на полгода, стало выцветать в первые же недели. Фото желтело и желтело, ещё добавляя мне к моему состоянию постоянным напоминанием о том, как пожелтел мой сынок в конце его короткой жизни…
             В слезах сидела я возле могилы и смотрела, как выцветает красота моего несчастного сыночка… Быстры пасти земли, и быстры зубы, грызущие эту красоту. Рождённый для музыки, ты больше её не услышишь, в твоём тёмном доме ветры молчат. О утраченный и ветром оплаканный мальчик, вернись, вернись…
             Стала я искать, где в нашем городе делают фотокерамику, но не стандартный овал, а побольше. Нашла. Заказала. Поехала получать. Открыла пакет с фото – и выронила его из рук. Мне перехватило горло… Серо-жёлтый цвет лица, тусклые оловянные глаза – таким мой Алёша лежал в гробу. Наконец меня прорвало, я закричала, что так нельзя, нельзя добивать лежачего, что фото я не возьму, пусть переделают! Вышел специалист, начал мне объяснять, что лучше не получится, никто лучше не сделает, так что забирайте и до свидания.
              Забрала я фото, поехала к сестрёнке. Пока ехала – молчала, к ней зашла – истерика. Едва-едва успокоилась… Долго меня ещё будут бить наотмашь по любому поводу?  Дома я долго ревела. Позвонила Нюша, узнать, как дела с фото для памятника. Я ей нажаловалась, конечно. Золотая девочка взяла всё в свои руки. Нашла другую мастерскую, сама всё заказала, я только съездила получить. Наконец-то с фотографии на меня смотрели живые глаза моего сыночка, и цвет лица был хороший. Я сама поехала к Алёше, сняла выцветшую фотографию и закрепила новую.
            Каждую субботу я уезжаю навестить своих любимых, сына, маму, папу. Зажигаю лампадку, читаю литию, ухаживаю за  цветниками. Существую от субботы до субботы, и от сна к сну. Имею в виду сны, в которых вижу Алёшу.
             За сорок дней до годовщины я начала читать Псалтырь, и в конце каждой кафизмы просила Господа дать Ангела, чтобы привёл ко мне в этот скорбный день моего сыночка. Теперь я читала Псалтырь уже со вниманием, и давалось это чтение мне ох как трудненько! Я и молилась, и высказывала претензии по поводу текстов Псалтыри, особенно в части угроз детям. Возмущалась, отказывалась читать некоторые фразы. Или, например, дойдя до места сроков жизни людей – семьдесят лет, а аще в силах, восемьдесят, - я скандалила, за что же наших детей обокрали минимум на пятьдесят лет! Кто бы послушал меня со стороны во время этого чтения – точно позвонил бы 03. А ещё я снова искала столовую, закупала дополнительные продукты, обзванивала Алёшиных и моих друзей, бывших соседей, всех приглашала  к  Алёше на годовщину.
          Скоро сказать – год прошёл, а в году двенадцать месяцев, и тяжко ли, хорошо ли живётся – живи… Ни денёчка не выкинешь, ни часочка. Год прошёл печально и смутно.
            В этот страшный для меня день я была на автопилоте, всё время на срыве, на грани, но нужно было держаться. Я держалась, во всяком случае, мне так казалось. Всё прошло, как положено. Утром были на кладбище, пригласили священника, того, который отпевал Алёшу, было много цветов, свечей. Во второй половине дня были поминки. Снова друзья играли на гитаре  и пели в память Алёши песни, девочка с худграфа спела свою песню, написанную Алёше на сорок дней. А ещё Вася принёс бумбокс с усилителем, и мы все услышали голос самого Алёши, песню «Снилось мне». Кто-то ещё в 2006 году записал несколько песен, которые пел Алёша в Универе, на мобильный телефон. Потом всё переписали на диск и подарили мне. Записи были с шумами, но «Снилось мне» была записана чище других, и мне ещё удалось отредактировать её в студии звукозаписи.
             Наверное, для многих это были странные поминки, но думаю, что все меня поняли. Даже работники столовой  вышли все в зал, стояли и слушали с печальными лицами, поглядывая с жалостью на портрет Алёшеньки.
             Самые близкие Алёшины друзья и сестрёнка приехали и ко мне домой, ещё посидели, поздно вечером разошлись. Сестрёнка решила не оставлять меня этой ночью, осталась со мной. А я сразу пошла грешить, я целый год ждала этих минут, в надежде поговорить с сыном.
              Слава Богу, Алёша пришёл. Я не буду описывать свои слёзы, причитания, сморкания. Постараюсь припомнить наш разговор. Хотя бы самое основное. Должна отметить, что я чувствовала его интонации и на этот раз. Так вот, его настроение было совершенно отлично от настроения разговора на сорок дней. Печаль сквозила в его словах, в его эмоциях. Главное, он почти сразу попросил меня заказать ему три «вечные». Одну – в нашем городском мужском монастыре, причём попросил, чтобы заказ сделал его отец, и две – в городском женском монастыре и ещё в старинном монастыре в районном центре, в котором он раньше бывал в гостях у моей подруги.
               - Мне это очень важно, мама.
               - Да, конечно, Алёшенька, я постараюсь, даже попробую вычислить твоего отца. Но скажи мне, почему меня мучают снами, в которых ты умираешь или уже умер?
                - Ты насолила многим тёмным, вот они тебе и мстят.
                - А ты про тёмных откуда знаешь, у вас там что, и тёмные шляются?
                - Да, мама, и светлые, и тёмные у нас ходят. Только в цивилизации Ной нет тёмных.
                (Я до сих пор в недоумении, кому и чем я насолила? Тем, что молилась в благодарность за проверку глины?).
               - Лёшенька, а вот тётя твоя часто смотрит «Битву экстрасенсов», и почти все экстрасенсы требуют от потерявших своих близких людей перестать слёзы лить, отпустить своих родных, успокоиться и жить дальше. Ты меня прости, родной, но я этого сделать не могу, выше моих сил! Я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не отпускала и не отпущу!
                (В Древнем Риме родственникам казнённых было запрещено их оплакивать. Мы до сих пор живём в Древнем Риме?).
                - Не надо отпускать нас, мама, мы ведь ещё такие слабые, нам так нужна ваша память, ваша любовь, пусть и со слезами….Не отпускай!
                А у меня – слёзы, слёзы, слёзы, мысли путаются…
                - Знаешь, мама, если бы ты от меня отказалась после рождения, я бы вырос сильным и здоровым, но стал бы бандитом.
                - Что ты говоришь?! Как Они посмели так обо мне думать? Я бы никогда от тебя не отказалась, не отказываюсь и не откажусь! Милей ты мне свету Белого! Я так тебя любила и люблю! Не отрекаются, любя…
                (Позже, вспоминая разговор, поняла, что в таком случае он бы прогнулся под Тимура, и не возникло бы противоречия между телом и подсадкой, между новой душой и старой, а этот раздрай и подкашивает здоровье нового человека…)
                - Лёшенька, а ты знаешь про Асю?
                - Да, ма, знаю. Ведь мне пришлось встречать её вместе с Ангелом, все её бабушки и дедушки живы. Как она удивилась, увидев меня, ей ведь никто не рассказал о моей смерти.
                - Не рассказали, не хотели её добивать.
                - Ма, меня спрашивают, почему ты не помогаешь людям?
                - Чем помогать, родненький, денег от продажи нашей квартиры у меня вообще не осталось, теперь только голая пенсия.
                - Я насчёт лечения глиной.
                - Да разве я вправе навязывать людям это лечение, ведь я же не спасла тебя! Если бы ты выжил и выздоровел, я бы на каждом углу стояла и всем советовала лечиться голубой глиной. А теперь ко мне поверит?
                (Чужую беду руками разведу, а к своей ума не приложу…)
                - Да, я понимаю… А знаешь, ма, если бы я согласился на постоянное лечение глиной, я бы прожил ещё десять лет.
                Тут я сорвалась в рёв:
                - Так почему же ты отказывался? Помнишь наказ отца Василия – маму слушай, слушайся маму!
                - Я это делал подсознательно. За эти годы мне всё равно бы подстроили, чтобы я кому-нибудь беду принёс, я этого не хотел, вот и отказывался.
                (Ну конечно, Тимура же кто-то убил, иначе фиг бы он в жизнь пошёл! И по страшному закону «Око за око, зуб за зуб» новое воплощение Тимура было обязано убить своего убийцу, в новом теле.)
                Я долго не могла успокоиться…Ведь могли же Они подсадку заменить у Алёши, другого бы вместо Тимура подсадили бы, и вся судьба пошла бы по другому!
                - Лёшенька, ну неужели ты не мог упросить вернуть тебя в твоё тело, пока я ещё не соображала, что ты уже…ведь я так молила тебя вернуться!
                - Мам, а ты что, хотела бы потом сама просить, чтобы я умер?
                - Как это? Что это ты говоришь? Да никогда!!!
                - А сколько бы ты  ещё выдержала, глядя на мои муки? Пришлось бы, как Асе, молитву об исхождении души от тела читать…
                Я и заткнулась. Я не знаю, как бы я себя повела. Но ведь родители бедной Асеньки знали, что она обречена, а я верила, не смотря ни на что, что Алёшу пощадят. Казнить нельзя, помиловать! Какая-то полуграмотная сволочь запятую неправильно поставила. И вообще нас неправильно решили. Нас нужно было помножить, а нас разделили. Не знаю, чтобы я делала, глядя на его невыносимые муки, может, своей рукой убила бы его, не знаю. Я до последней секунды верила в милость Господню, во всяком случае та моя составляющая, которая молилась без передышки.
                - Солнышко моё, прости, прости, прости меня, дуру старую! – слёзы, слёзы, слёзы… Просморкалась, спросила:
                - Были вы с Асей на поминках? Повидались с одноклассниками? Всё ли хорошо и правильно я для тебя сделала? Мы ведь и Асеньку тоже помянули…
                -  Всё нормально, мама, всё правильно. Только я от тебя ждал подарки.
                - Какие? Я тебе панихиду, обедню заказала, священника пригласила…
                - Ну ты всегда мне на день рождения, на Новый год подарки дарила. Помнишь, обещали после продажи квартиры мотоцикл купить, а то и старенькую машину? Да хотя бы велосипед подарила…
                - А как я могу это сделать?, - растерялась я.
                - Очень просто. Отправь по воде.
                - То есть, мне купить велосипед и утопить его в Реке?
                -Неужели ты не знаешь? Нужно несколько изображений вещи, эти изображения сжечь с молитвой и с молитвой отправить пепел по текущей воде, всё просто.
                - Не знаю, Алёшенька, об этом нигде не написано, даже у Лавровой в книге ничего об этом нет.  Я постараюсь, золотко моё, заказывай, что ты хочешь?
                - Уже поздно, годовщина сегодня…
                - А я через Асеньку передам, у неё годовщина в декабре, всё успею!
                - Тогда и для неё передай разные злаки, побольше, мне ведь легче всё это выращивать, я всё-таки на биофаке учился, а ей трудно. И изображения различных хлебов тоже пришли. А мне – велосипед, байк, автомобиль, и что ещё сама захочешь. Я бы ещё хотел свой дом построить, пришли мне изображения небольших коттеджей, что ли. И хочу свою лошадку, пришли мне. А ещё дедушка просит охотничью собаку.
                - А давай я для Аси ещё розы пошлю, всегда она у меня с розой ассоциировалась?
                - Присылай, мне тоже это нужно. Мам, я ведь женился… Жену мою Любочка зовут, она из Нижнего Новгорода, тоже от онкологии умерла.
                - Лёшенька, - заревела я, - поздравляю тебя, дорогой мой, и Любочку! А дай мне её адрес, я напишу её родителям, хоть немножко утешу их таким известием…
                - Нет, мама, вдруг утешатся и скорее позабудут? Нам нельзя без вашей памяти, без ваших молитв за нас.
                Ещё Алёша просил передать привет от Аси её родителям, от Гоши его маме, а от себя – всем родным и друзьям. Потом сказал, что Ангел его торопит, что ему пора уходить. И под аккомпанемент моих слёз янтарное яблочко всё медленнее и медленнее показывало буковки – я люблю тебя, мама, я люблю тебя, мама………………………….
                Что ж, коли сын ждёт от меня подарки, надо держаться, искать цветные изображения, по несколько картинок или фото на каждую вещь. Вот мне и занятие, которое держит на плаву. Ещё в первую очередь «вечные» заказать нужно. Как раз в это время меня пожалели, наконец-то сон с живым Алёшей показали. Видела я его работу. С каким-то человеком подхожу к забору. За забором – то ли степь, то ли саванна. Там скачут всадники, среди них – мой Алёша. На них большие прозрачные защитные очки. Все они на лошадях встречают души животных. Видела душу бегемота, словно полупрозрачное молочное облачко, величиной чуть больше метра. Бегемотик растерянный, мечется. А всадники его отгоняют в какое-то место, провожают. Ещё была душа-облачко, похожая на носорога. Видимо, Алёше предложили эту работу потому, что он очень любил животных, и вообще, всю жизнь биологией увлекался. Я попросила моего сопровождающего, что хорошо бы мне хоть раз в месяц видеть Алёшу. Он ответил, что раз в месяц можно. Всё. И обманули меня, вижу редко.
                Мне стало понятно, почему Алёша просил свою лошадь, чтобы не только на работе, но и дома можно было ездить верхом.
             Первым делом отправилась я в наш женский монастырь. Мне там сказали, что «вечные» они не берут, нет на это благословения. Тогда я заказала «Неусыпаемую Псалтырь». Вторым делом поехала в районный женский монастырь. И там заказала «Неусыпаемую Псалтырь», только она мне оказалась по карману.   
             Третье дело было сложнее, пришлось заставить себя вычислить Алёшиного отца, объяснить ситуацию. ( Вся эта роль – моя лишь роль, я проиграла в ней жестоко. Вся эта боль – моя лишь боль, но сколько этой боли, сколько…) Отдаю ему должное, откликнулся сразу, поехал со мной в наш мужской монастырь и заплатил неподъёмную для меня сумму за «вечное» поминовение.
              За это время я подобрала изображения велосипедов, загородных домов, мебели, инструментов, спортивного инвентаря, огородного инвентаря, одежды, обуви, музыкальных инструментов. Выдирала страницы из каталогов и рекламных проспектов, только старалась выбирать картинки без изображения людей, на всякий случай, мне так было спокойнее. Никому ничего не сказала, даже сестрёнке. Все и так знают, что я  сумасшедшая, зачем это лишний раз подчёркивать? Сожгла всё с молитвой об Алёше и Асе, заранее заказала им обоим обедни в церкви, пошла и отправила пепел по Реке, с молитвою.
               На следующий же день звонит мне сестрёнка. Говорит, что видела такой чудесный сон! Во сне она видела большой коридор, длинный, покрытый ковровой дорожкой. По этому коридору на трёхколёсном велосипеде катается маленький Алёшенька, ему 3-4 годика. Лёшенька в полном восторге, заливается чудесным, звонким как колокольчик, смехом. Мордашка счастливая!
                Я решила, что мои подарки Алёша получил, и первым делом смастерил себе велосипед, ну конечно, не трёхколёсный. Велосипед ему было собирать-выдумывать легче всего, потому что он при жизни много раз разбирал и собирал, и ремонтировал свои велосипеды. Решила я пойти к сестрёнке и рассказать, почему она такой сон увидела. Иду к её дому по бульвару, а навстречу молодые парень с девушкой на велосипедах катят, смеются радостным смехом.
             - Ага, - подумала я, - вот и ещё один сигнал, что подарки получены!
              Рассказала я сестрёнке, как отправила Алёше в подарок матрицу-информацию по велосипедам. Она мне сразу поверила, что так и можно Алёшу радовать. С тех пор она мне помогала отыскивать нужные картинки, вместе мы собрали в поле  спелые колоски пшеницы. Набрав нужную информацию, всё, что заказал Алёша, мы вместе сожгли все изображения, и колосья, и отправили подарки по воде.
               Через несколько дней и я увидела во сне Алёшу. Мы с ним шли по дороге, вокруг луга, леса. Алёша идёт рядом со мной, ведёт велосипед за руль. Так хорошо шли, разговаривали. Вот только не запомнила, о чём. Я, как только вижу сон с Алёшей, сразу после пробуждения записываю его. Но как быстро стираются из памяти эти сны, только просыпаешься, и они уже начинают стираться из памяти. Или их кто-то специально стирает?
               Я по-прежнему каждую субботу навещала Алёшу и родителей. Однажды прихожу в начале осени к родным могилам, а там возле Алёши и папы две ямы вырыты, рядом кусты роз лежат, черенки роз, обрезанные пластиковые бутылки для укрытия черенков. А из леса идут Марина и Нюша, тащат мешок земли. Накопали под орешником, перебрали от корешков пальчиками, такие золотые девочки! Посадили по кусту роз, вокруг черенки, всё полили, накрыли бутылками. Всё честь по чести, я бы так не смогла, нет никакого садово-огородного опыта. Как они меня по остаткам моей души погладили, своей любовью и памятью об Алёше…
              На следующую субботу на месте роз и черенков были только ямы. Меня это крепко ударило по нервам, рыдала на всё кладбище! Люди, а люди, неужели ничего порядочного в ваших душах не осталось? Бурное строительство капитализма изменило наших людей не в лучшую сторону, увы! Силуминовые ограды все были украдены, бронзовые буквы, таблички – всё ушло в металлолом, даже лица, бронзовые барельефы, и те посбивали.
             Я купила большую пластиковую вазу, в таких продавцы цветы держат. Внизу дырки просверлила, чтобы дождевая вода стекала, поставила между могилами сына и отца, основание прикопала, утрамбовала, чтобы не падала от ветра. Стала с каждой пенсии покупать по паре высоких пластмассовых роз, пусть хоть искусственные будут стоять, коли живые украли. А на следующий год и эти цветы спёрли, вместе с вазой. А ведь эти розы – это  моя любовь к сыну, моя тоска… Там были ещё две розы из шёлковых лоскутков, которые для Алёши сделала Нюша, и ещё искусственные цветы, которые ему приносили друзья, я даже не знаю, кто именно. Приду, бывало, к Алёше – на могиле свежие цветы, а в вазе – новые искусственные. Меня это всё по сердцу гладило, славно, что его не забывают. Иногда я находила оставленные у памятника сигареты. Значит, кто-то не знакомый с Алёшей пожалел его, помолился за него, подарочек оставил. Все друзья знали, что Алёша не курил.
                Мало того, позади памятника стояла коробка со старой фотографией Алёши, табличками с креста и металлического первого памятника папы. Я её оклеила самоклеющейся плёнкой, чтобы вода не попадала, так и стояла эта коробка пару лет. Потом и её спёрли. Неужели думали, что там клад? Клад-то мой, сокровище моё, в деревянной шкатулке глубоко в земле зарыт…
               Когда у Алёши ещё стоял деревянный крест, кто-то из друзей оставил на нём нательный серебряный крестик и маленького серебряного ангелочка. Я их от посторонних глаз венком укрыла. Когда делали памятник, привезла эти детские подарки в мастерскую, и там их приклеили на гранитный крест. Сказали, что клей очень надёжный. Так вот, ангелочек пропал через пару месяцев, а крестик продержался почти пять лет, но потом и его стащили.
             У меня и так глаза были постоянно на мокром месте, а каждая такая потеря добавляла слёз несчастной матери. Мне стало казаться, что у меня словно песок в глаза насыпан, пришлось в глазную клинику обратиться, курс лечения пройти.
            После Лёшиной годовщины всё недоумевала, почему я не умираю? Ведь всё для сына сделала, для чего мне тут торчать? Подумала, что я не все долги вернула. Деньги, которые я брала в долг на лечение Алёши, я отдала после продажи квартиры. А деньги, которые собирали для него без возврата, людям этим вернуть – значит обидеть их, всё делалось от чистого сердца. Тогда я решила отдать долг по другому. По телевизору на местных каналах стала появляться бегущая строка с просьбой помочь на лечение больным детям, в основном с онкологией. Я стала звонить по указанным там телефонам, когда сама отвозила деньги, когда ко мне за ними приезжали. Иногда в журнале «Теленеделя» появлялись просьбы о помощи, иногда в местной прессе. Так с тех пор и повелось. Раз в год отправляю деньги в фонд «Подари жизнь». Думаю, что за эти годы в сумме я мой долг уже перекрыла, но всё ещё существую на Белом свете. Значит, что-то ещё должна, а что? Кто бы мне это сказал…
              По ночам я по-прежнему не спала, засыпала под утро, вся измучившись. У меня больше полугода после Алёшиного ухода тряслись руки, я не могла ни пуговицу пришить, ни дырку заштопать. В эти бессонные ночи мне удалось восстановить руки, вышиванием. Сначала всё было косо-криво, лишь бы живо, потом стало получаться получше. Хоть какая-то польза от бессонных ночей. Ещё выручали сборники кроссвордов, и отвлекали, и память тренировали. Судоку я не беру, там думать надо, а у меня от дум голова болеть начинает.
             Днём ещё как-то держишься, суетишься, а ночью – даже телевизор не отвлекает, и память, мой злой властелин, теснит наболевшую грудь… Как приходит вечер, в голове начинают прокручиваться последние Алёшины часы на Белом свете. Брошу взгляд на часы – в это время укол делаю, а в это время – скорую вызываю, а вот сейчас – колыбельную пою… И так из года в год, не знаю, что с собой сотворить! Нельзя, нельзя, низзяяяяяяяяяя………….
Выйду в обнимку с кошкой на балкон, смотрю на соседние дома, на аллеи, вид хороший…дом стоит, свет горит, из окна видна даль, так откуда взялась печаль?...
              Вижу, в некоторых окнах тоже всю ночь свет горит – сразу думаю, что и там беда. Может быть, и радость, и из-за радости люди до утра не спят. Но я исхожу из личного опыта. Когда у меня по ночам свет горел? Тогда, когда мой папа после инсульта больной лежал, тогда, когда моему сыну плохо было. Значит, беда, и там беда…Бедные мы создания, люди….помолись, дружок, за бессонный дом, за бессонный дом, за окно с огнём…где-то в людном мире который год подряд одни, в пустой квартире, матери не спят…
              После слов Алёши, что он женился, стала отправлять подарки и для его Любочки, и для Асеньки, подарки передавала через неё. Среди прочего я отправила всё для вышивания, кусочек канвы, разноцветное мулине, полушерстяные тонкие нитки, изображения иголок, ножниц, ещё  пяльцы, причём соседский мальчик нашёл мне в интернете изображения пялец со струбциной, можно прикрутить к столу и обе руки могут принимать участие в вышивании. Ещё я купила маленькие пяльцы, иголки, рамочку для вышивки, ножнички, рисунок для вышивания на канве, с набором ниток, и отвезла в детдом. Там у одной девочки как раз был день рождения и она очень обрадовалась этому подарку.
                Так шло время. Позвонила Асина мама, позвала на годовщину доченьки. Днём на могиле Аси священник служил литию. Декабрь был холодный и мокрый, слякотный, почти бесснежный. Я стояла, слушала, плакала, молилась. Перчатку с правой руки сняла, чтобы креститься. Пальцы замёрзли, но когда я опустила руку, мне показалось, словно Алёша взял меня за руку, и моей руке, моим пальцам, стало тепло. Спасибо, родной мой!
               В кафе одноклассников было много, и Алёшу тоже все помянули. Сидела я рядом с Асиной мамой, мы с ней о наших бедных детях разговаривали. И рассказала мне она, что две Асиных подружки во сне видели. Одна саму Асю видела, и та ей сказала, что встречал её одноклассник Алёша. Вторая видела во сне своего ранее умершего деда, и тот сказал, что вот пришла к ним подруга внучки, и пришлось её встречать однокласснику, некому было с Ангелом прийти.
               Вот так подтвердились слова Алёши, что Асю пришлось встречать ему.
                В конце года меня пожалели, дали увидеть во сне сына. Видела его сидящим в автомобиле, дверца открыта, видно его было хорошо. Лёша сидит на водительском месте, наклонился, что-то там поправил. Ага, значит, картинки с автомашинами ему помогли сотворить симпатичный автомобиль.
               Через пару дней позвонила Алёшина крёстная. Тоже видела Алёшу, только возле автомобиля. А в салоне машины сидела  симпатичная девушка, голубоглазая, со светлыми распущенными волосами, длиной до середины спины, чем-то похожая на Марину.
              Перед самым Новым годом во сне я держала Алёшу на коленях, ему было лет пять. Говорю ему:
             - Ты был так мало грешен, и то стал малышом. Какая же буду я?  Как Человек-горошина? (Алёша очень любил эту сказку.)
               Он так серьёзно посмотрел на меня и грустно ответил:
             - Ещё меньше.
             Вот и весь сон. Да уж… Биоробот в нашей голове фиксирует всю нашу жизнь и передаёт её на Тот свет, в специальный компьютер. Там всё знают о нас, всё, даже то, что мы сами не знаем или благополучно забыли. После того, как нам дадут последний пинок и вылетит наша душа – перед нею развернут всю её жизнь, и нашей же мордой натычут нас в наше собственное дерьмо! И не отмажешься! Вот, например, заказчик убийства в ус себе не дует, думает, я же не убивал, отвечать по-полной будет киллер. Фигушки, и не надейтесь. А киллер думает – я только исполнитель, на мне греха нет, как на пушке, я только орудие, и тоже в ус не дует. Грех-то на заказчике. Такие придурки! Мало ли кто им что заказал, убивали-то они! Они и будут отвечать, каждый сам за себя. Вам вернутся ваши пули, все сполна. Ну пусть бы отвечали на Этом свете при своей жизни, сами собой, любимыми, или на Том свете, собою же. Так нет же, блин, ответят в новом теле, в новой жизни, и платить по счетам вместе с ними будут ни в чём не повинные новые люди, вам это нравится? Мне – нет! Я протестую!!!!!!!!!!!
                У В.Лавровой в книге написано, что всем душам новеньким, новопреставленным, предлагают пройти Чистилище. В нём проводят изъятие тёмной энергии, тёмной составляющей души. Например, желудочно-кишечного тракта, если человек до старости от мяса отказаться не мог. Или же убрать почерневшую половую систему, если  для человека  до конца жизни ничего главнее секса не было. В результате душа теряет в массе и росте, естественно. Всё это дело добровольное, многие не соглашаются, и тогда тёмная страстная сторона начинает постепенно затемнять и остальные участки эфирного тела человека.
             По сну моему получается, что у меня вообще всё оттяпать придётся, и останется маленькая светлая капелька от моей души. Невесёлая перспективочка….да уж. Я ведь чем дальше, тем хуже становлюсь, злая стала, на людей кидаюсь, особенно ежели кому вздумается утешать меня старой басней «Бог дал, Бог взял», и  «Богу виднее», а фраза «Пути Господни неисповедимы» звучит как «Администрация ответственности не несёт». Я от этих слов сразу зверею, всё это отражается  на моей физиономии, и бедный утешитель бежит от меня мелкой рысью. Зато я приучила всех знакомых, живущих в этом районе, только здороваться со мной и идти дальше. Мне так легче. Тяжело переношу, когда встречаются мне люди, которых я уже много лет не видела. Расспросы о том, как живу, как сын, доводят меня сильно. Не понимаю, почему меня узнают? Я стала такая страшная, сама себя в зеркале не узнаю, да и видеть себя там не хочу. А вот поди ж ты, узнают. Дорогие мои, люди добрые, проходите мимо меня молча, пожалуйста!...Не подходите к ней с вопросами, вам – всё равно, а ей – довольно. Судьбою, горем иль колёсами она раздавлена – всё больно…
           Ещё вызывают во мне раздражение стоящие возле церквей побирушки из породы алкашей и алкашек. Я даже деньги им почти подавать перестала. Подашь – желают здоровья, а оно мне надо? Один тип вечно «Ангела-хранителя вам!» говорит, а я в них уже не верю. Сколько детей по всему миру гибнет, где же, блин, эти ангелы-хранители? Ангел мой хранитель от меня отрёкся сам? Ангел – смотритель  недосмотрел, Ангел-любитель недолюбил, Ангел – хранитель  недохранил, ушёл в астрал, тебя потерял, ну как ты мог, Ангелок? Так что как этот тип мне скажет про ангела-хранителя, я просто вся внутри взрываюсь и киплю. И в таком состоянии иду в церковь заказывать обедни. Ну какой чёрт мне его на дороге в храм подсовывает? Сколько раз я его просила мне ничего не говорить, бесполезно! Вот кого навалом, так это ангелов смерти, работы у них невпроворот…
             Однажды пришла в церковь Алёше обедню заказать, купила свечу, на канон поставила, как всегда, за Алёшу помолилась, к Богу поприставала , попеняла, почему всё-таки не помог моему сыну. Наревелась, прошла по полупустой церкви, слышу – сверху хор так красиво поёт… Я тут же завелась, с пол-оборота, вспомнила, как Алёша мне показывал – пел то, что репетировал в факультетском хоре:
             - И мой Алёша так же красиво пел Тебе, Господи, пел «Благослови, душе моя, Господа», а теперь нет его голоса в общем хоре, персть во гробе не поет, ну почему Ты не спас Его?
               И тотчас же хор в церкви запел именно этот псалом: «Благослови, душе моя, Господа…», со мной чуть истерика не случилась, срочно убежала из храма…

                2009 год.

               В начале 2009 года видела во сне и Алёшу, и папу, и себя, любимую. Лежим на большом диване рядышком, в таком же порядке, как на кладбище – папа, слева от него Алёша, слева от Алёши я, как раз на своём будущем месте. Проснулась, обрадовалась, всё, думаю, наконец-то в этом году сдохну! Срочно села шить себе смертное, всё купила, всё приготовила, в коробку сложила. Фигушки, болтаюсь по Белу свету до сих пор!
             Я, как надела на себя в ночь с 7 на 8 августа 2007 года чёрный платок и чёрную одежду, так и хожу до сих пор в чёрном. Сестрёнка начала было уговаривать меня снять траур, нечего, мол, людей дивить да смущать. Я ей объяснила, что мне совершенно безразлично, что обо мне думают люди. Моя чёрная одежда, мой вечный траур – это мой протест перед Небесами, а не перед людьми, перед Тем светом, а не перед Этим. Пусть Они смотрят на меня и видят, что я не согласна, что я протестую, нечего было делать чёрной мою жизнь!...Если Ты хочешь, сделай белой мою тень, если Ты хочешь, сделай белой мою душу и мою одежду, верни мне моего сына!
             А ещё я совершенно не могу расслабиться, всегда какая-то скукоженная. Вот сяду в транспорт, удобно устроюсь, смотрю в окошко, руки свободно на коленях лежат, легко держат сумку. Через пять минут замечаю, что вцепилась в несчастную сумку, как в горло врагу, все мышцы напряжены, шея сведена, зубы сцеплены, спина согнута. Неужели мне и в гробу лежать такой же скукоженной? Нет мне покоя на Этом свете, и на Том не будет? За что? Можно подумать, что это я лично атомную бомбу на Хиросиму сбросила…
              Я опять стала внутренне желать ещё раз поговорить с Алёшей. Может, думаю, на его день рождения, если доживу? И тогда мне показали сон. Возле стены стоит вертикальное облако, неширокое, но метра два в высоту. Облако стало рассеиваться, начиная с низа. Вижу Алёшины туфли, затем брюки, пиджак, руки, сложенные на груди. Всё как в гробу. Только лица не показали. Я истолковала этот сон, что больше говорить с Алёшей нельзя, будет обман, подстава. ЭТИ гады могут хорошо показать во сне фигуру, одежду, это стандарт, а лицо нормально показать не могут, оно всё ползёт, не держится. Так мне иногда маму показывали, я велась на обман, но лицо начинало расползаться, и я кидалась в драку. Когда во сне приходят наши родные, их лица мы видим чётко, а когда подстава – долго держать лицо Они не могут.
             Где-то в марте 2009 года моей сестрёнке позвонила её давняя знакомая. Она была серьёзно больна, лежала, не могла ходить, но вот нашла в себе силы, позвонила, молодец. Сказала она моей сестрёнке, что видела во сне нашего Алёшу. Он просил передать маме, что мама должна ему что-то заказать. А что – показал на ладони какой-то светящийся комок, опалесцирующий, словно полупрозрачный, свёрнутый в небольшую сферу, газовый платочек, она не поняла, что именно. Сестрёнка мне передала слова своей знакомой. Я все остатки мозгов сломала, что же я должна для сыночка сделать? Вроде бы я всё заказала, что он просил, всё отправила. Долго думала, что же это такое держал на ладони Алёша?
             Утром субботы перед Пасхой я увидела сон. Вижу кафе, раньше мы такие «стекляшки» называли, но у этого кафе и потолок был застеклённый. Я смотрела на него немного сверху. Кафе довольно длинное, вижу внутри сдвинутые в один ряд столы, на них белые скатерти, цветы в вазах. Столы накрыты, но подробностей не помню. Со всех сторон к кафе тянется молодёжь, где-то в это время на службе в церквах вынимают частицы просфор, читают имена. На крыльце стоит мой Алёша, одет в костюм, в котором похоронен. Поднял голову, увидел меня, заулыбался, махнул мне рукой, приглашая к себе. Но меня тут же пулей выкинули из сна. Вот теперь я знаю, как проходят родительские субботы у наших деток. Также я поняла, что ребята делятся друг с другом, ведь многим обедни не заказывают.
              И наконец меня осенило, что я должна заказать Алёше. «Вечные» обедни! Именно их! Получила пенсию, поехала в районный монастырь, заказала наконец то, что нужно А ещё, заполняя списки на поминовение, я впервые записала Алёшиного деда с отцовской стороны, бабушку же я записывала часто, а вот дедушку – в первый раз.
               В нашем городском женском монастыре по-прежнему «вечную» обедню не брали, тогда я решила заказывать годовую обедню, каждый год, так и поступила. Поехала в мужской монастырь, показала квитанцию заказа Алёшиного отца, мне подтвердили, что это именно «вечная обедня». Я облегчённо вздохнула, вот теперь всё, можно спокойно помирать.
              Дня через два встретила свою знакомую, человек она, в отличие от меня, воцерковлённый. Рассказала ей сон сестрёнкиной подруги, что Алёша в этом сне что-то светящееся держал на ладони. Она сразу сказала: «Просфору». А я два месяца мозги ломала, что же она мне раньше не встретилась? Насколько раньше я бы выполнила Алёшину просьбу. Вот такая я старая дура…
             На следующий день после моей поездки в районный монастырь моя сестрёнка видела сон. Видела нас с Алёшей в нашей старой квартире, в маленькой комнате. Алёша сидел на кровати, я и сестрёнка – на стульях. В дверь постучали. Сестрёнка пошла открывать. За дверью стоял пожилой, приятного вида, мужчина, за ним в сторонке какая-то женщина. Мужчина спросил: «Я могу увидеть Алёшу?». Сестрёнка кричит: « Алёша, твой дедушка хочет видеть тебя!» Алёша подошёл к двери и они какое-то время молча смотрели друг на друга.
              Вот сестрёнка мне всё это рассказывает и недоумевает:
            - Я этих людей впервые в жизни видела, ну это же точно не наш папа! А я уверенно называю его Алёшиным дедушкой, странно…
              Тогда я рассказала ей, что накануне впервые заказала об упокоении его второму деду, с отцовской стороны, вот он и пришёл с внуком познакомиться. Удивительно…
              Я взяла за правило на Алёшин день рождения и Новый год отвозить в детский дом подарки. Например, альбом для рисования, простые и цветные карандаши, ластик, кисточки, краски. Или комплект белья для мальчика-старшеклассника, носки. Обязательно конфеты. Отвезла коробку с пазлами замка, а ещё у Алёши была коробка с деталями для сборки разных роботов-трансформеров. Одна фигура уже была Алёшей собрана, и ещё полкоробки деталей. Поцеловала я эту конструкцию, Лёшенькины руки ведь собирали, и тоже отвезла в детдом. И никому не говорила, что конкретно я отвожу, просто подарки – и всё.
              А ещё я обняла и поцеловала Алёшины ролики, отнесла и подарила их младшему сыну моей подруги и бывшей соседки. Со старшим сыном её мой Алёша дружил с детства, и младший брат по настоянию старшего был назван в честь моего сыночка. Хотя этот Алёша был намного младше, но он рос богатырём, и рост, и размер ноги – всё подходило. Ещё я подарила ему Алёшин рюкзак. Я об этом никому не говорила, даже сестрёнке не сказала.
              Я с начала апреля в молитве каждый день выклянчивала, чтобы Алёша приснился мне на мой день рождения, потом на его день рождения – не снился. Наконец через десять дней после Алёшиного дня рождения приснился чудо какой хороший сон! Во сне я лежу на диване, луплю по воздуху руками и ногами и ору, скандалю:
           - Где мой Алёша? Где мой сынок? Отдайте его мне! Я без него не могу! Я без него ничего не хочу!
             Ору, воплю и луплю воздух. Вдруг слышу, словно кто-то впрыгнул сверху в коридорчик квартиры, в три прыжка влетел на кухню. Я понимаю – АЛЁША! Слышу, как он взахлёб пьёт земную воду из своего любимого кувшина, слышу его радостный смех – прорвался, наконец! Я срываюсь с дивана, несусь в коридор, а он туда же с кухни, и мы ТАААААК обнялись!!!! Я бы его не отпустила….Но через секунду выбросили из сна, гады.
              Во второй половине мая сестрёнка моя лежала в больнице. Ей не спалось в тихий час, она просто закрыла глаза, стала думать об Алёше, так захотелось его увидеть! Вдруг сестрёнка увидела большой глаз, человеческий, он становился всё больше и больше, зрачок увеличился сильно, словно круглое окно, и сквозь зрачок сестрёнка увидела пустую комнату. Смотрела она немного сверху, словно над проёмом двери. В комнате был рабочий стол с компьютером на нём и какими-то проводами. Рядом стояла застеленная кровать. На стене висели полки, на них были книги, модель танка, большой робот-трансформер. В углу под полками стояла гитара. Появился Алёша, сел на кровать, дотянулся до гитары и стал играть. Он играл и пел, только звука не было слышно. Потом картинка сменилась.
              Сестрёнка увидела круглый двор, хорошо утоптанный, почва глинистая. Растительности нет. Весь двор окружён воткнутыми в землю палками разной длины. Посреди двора двухэтажный дом. Нижний этаж с внушительным полукруглым крыльцом, обрамлённым полукруглыми ступенями. От крыльца передний фасад дома, его первый этаж, составляли высокие стеклянные рамы, так же полукругом. Посередине находилась такая же прозрачная дверь. За стёклами просматривался просторный холл, в котором располагалась скорее всего гостиная. Наверху так же полукругом находился балкон, обрамлённый балясинами с перилами. На балкон выходили дверь и два окна. Крыша была конусная. За углом дома у забора стояла привязанная серая лошадка. Перед домом слева стояла синяя машина, похожая на внедорожник, с полозьями на крыше. Багажник был высоко поднят, и там на заднем бампере сидел Алёша, надевал на ноги ролики.
           Картинка снова сменилась. Сестрёнка увидела рощицу, перед рощей – поле. По полю скачет Алёша на серой лошадке. Джинсы закатаны до середины икр, на ногах кроссовки. Скачет лихо и доволен очень. Лошадка невысокая, ножки над копытами мохнатые.
            Когда я пришла навестить сестрёнку в больнице, она мне рассказала о своих видениях, удивительных видениях:
           - Почему именно здесь я всё это вижу?
           - А посмотри на надпись над дверью в отделение напротив. Что там написано?
            - Реанимация… ещё и морг во дворе из окна виден…
           - Вот именно поэтому, контакт с Тем светом сильнее.
           И рассказала я ей, что собранную руками Алёши фигуру робота-трансформера я отнесла в детдом, а Алёшины ролики подарила сыну нашей общей подруги. И что дом, который создал Алёша, немного напоминает тот, о котором я рассказывала ему несколько лет тому назад. Я видела дом с полукруглой открытой верандой на втором этаже по дороге в парк Кадриорг в Таллине, в советские ещё времена. А забор из палочек – может, всё-таки черенки роз проявились у Алёши, и со временем это будет живая ограда из розовых кустов. Долго мы с сестрёнкой сидели и удивлялись всему этому. Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам…
              Всё же глинистый утоптанный двор меня смутил. Я срочно пошла, купила пакетик семян газонной травы. Было через кого передать. Незадолго до того умерла свекровь моей подруги, она знала Алёшу. Всё сделала, как положено, сожгла и отправила по Реке. Когда пришла навестить сестрёнку ещё раз, она мне рассказала о новом видении.
            То же окно-глаз показало ей, так же немного сверху, Алёшин двор и дом. Время показа было ночное. Двор и дом освещаются светом костра. Перед домом сидят молодые люди, и парни и девушки, образуя правильный круг. Теперь двор покрыт густой невысокой травой. В начале круга, спиной к дому, сидит Алёша. Все, и Алёша, сидят на траве в позе лотоса, положив руки на колени ладонями вверх. На уровне груди Алёши возникает облачко светлого опалесцирующего тумана, постепенно облачко набирает объём. Затем, передвинувшись в центр круга, облачко распадается на части, и каждая часть, подлетая к груди сидящих людей, входит в них. Всё повторятся снова в той же последовательности. Когда облачко энергии начало накапливаться и обретать нужный объём в третий раз, картинка пропала.
             После такого видения я ещё больше стала скандалить с Небом. Между мной и Небом – война! Что, раньше не было понятно, какая добрая душа у моего сыночка?! Не сочли возможным пощадить его, дать шанс выздороветь и жить дальше, судьбу изменить, чтобы ни он, ни ему никто беды не принёс!? Ведь даже на Том свете добрая душа моего Алёшеньки делится энергией, которую он получает каждый день на обеднях, с другими молоденькими бедолагами, которых поминать некому!...Значит, нужные книги он в детстве читал!... Я решила, что буду каждый месяц на это несчастное седьмое число заказывать сыну обедни во всех церквах города, сколько позволит здоровье обойти.
            Сестрёнку выписали из больницы. Накануне сорока дней свекрови нашей подруги мне приснился сон. Продуктовый магазин, прилавок с фруктами. Я соображаю, что же купить Алёше. Денег мало, в кармане только мелочь. Прикидываю, что на три яблока хватит. Оборачиваюсь, вижу – на лавке сидит Алёша и говорит мне:
            - А ты купи разных фруктов по одной штуке.
            Вот и весь сон. Я купила и принесла на поминки самые разные фрукты, понемножку, и все косточки и семена потом собрала. А ещё собрала семена цветов, всё сделала, как положено, и отправила по роднику пепел через эту пожилую женщину. Отправила, иду домой. Дорога шла мимо дома этой подруги. Перехожу через дорогу. Стоит машина, дверь открыта, слышится музыка. Я поняла, что Алёша всё получил! Потому что эту музыку я не слышала с его первых месяцев жизни, когда вернулся из армии сын этой женщины, будущий муж моей подруги. Он целыми днями и ночами гонял на всю громкость именно эту песню, «Белая ночь опустилась, как облако», чем крепко меня доставал, я ведь совершенно не высыпалась. И вот я её снова слышу! Значит, мои подарки получены!
              А у сестрёнки и дома продолжились видения. Она мне рассказала, что ещё раз видела Алёшу. Снова огромный глаз, радужка становится зеркальной, а затем прозрачной. Словно сестрёнка стояла возле круглого окна и смотрела сквозь него. За окном солнечный день. Разные люди, и взрослые, и молодёжь, и дети проходят мимо, кто поодиночке, кто группами. Скученности нет, пространства много. Люди начинают замечать за окном сестрёнку, некоторые начинают звать кого-то и голосом, и жестами. Она не слышит голосов, но понимает, что они кого-то зовут. Появляется Алёша. Его от чего-то отвлекли, он очень спешит. Он в джинсах, в футболке, джинсовой куртке. Алёша подбегает, вглядывается, узнаёт свою любимую тётю, радостно просовывает руку сквозь густую прозрачность окна, машет ей рукой, улыбается и убегает. Она так была рада повидать своего любимочку!
               Я радуюсь её видениям, но потом рыдаю дома, почему же мне этого не дано? Чужая радость не осушит наших слёз… Я так тоскую по нему, а он мне так редко снится…Господи, ну что Тебе я сделала?! Лёшенька мой, Лёшенька, о, как с тобой была мне радостна земля! А теперь тянутся серые дни, бессонные ночи…душа утомилась в разлуке, не выплакать горя в слезах…О Господи, как я хочу умереть, ведь это не жизнь, а кошмарная бредь. О Господи, как мне не хочется жить, всю жизнь о неправедной каре тужить. Я нынче осталась с одною тоской, с тоскою, которая памяти гнёт, которая спать по ночам не даёт…
              Какая бессмысленная трагедия, вечное чувство вины. Кто назначил меня палачом собственному сыну? Нет житья мне здесь без сына, не дождался он венца, ах, зачем, зачем с сырой могилою обручили молодца… Не ладно что-то устроено на Белом свете…
              В горькой печали перебираю я преступные пути свои… Снова и снова вспоминаю все свои ошибки. Но ведь я пыталась всё исправить, старалась, как могла… Снова и снова складываю на одну чашу весов все свои грехи – ну не тянет вся эта куча на муку и раннюю смерть моего сына. В памяти всплывает фраза: «Ни одно доброе дело безнаказанным не останется».
              Стала вспоминать свои добрые дела. Мне несколько раз приходилось участвовать в спасении людей. Значит, я меняла их судьбы? Значит, за это я и наказана? Наверное, за это. Вот первый случай. Поехали мы с отцом и мужем старшей сестры за Реку, на лодке. Забарахлил мотор. Причалили, стали в моторе копаться. Неподалёку в воде прыгали, взявшись за большую накачанную автомобильную камеру, люди, детишки. Они смеялись, хохотали , даже визжали от удовольствия. Вдруг мой батя присмотрелся к ним, говорит нам: «Тонут!» Мы с зятем не поверили, вроде никто на помощь не зовёт. Батя своё: «Тонут! Быстрее бегите!» Мы побежали вперёд, а батя полез в лодку за аптечкой. Подбегаем, видим – на берегу стоит женщина, молча всплескивает руками, горло у неё от ужаса перехватило. Над водой видим только мальчонку лет пяти, молчит и потихоньку погружается в воду, глаза круглые, глядит отчаянно. Зять мой нырнул, я тоже храбро стягиваю джинсы и лезу в воду, совершенно не умея плавать. Зятёк потом сказал мне, что ещё шаг – и пришлось бы и меня спасать. В общем, тащу я на себя мальчонку, а за ним как поезд – в мальчика вцепилась девочка лет восьми, за ней показалась взрослая женщина. Я мальчика выдернула, поставила на ножки, там было неглубоко, где я стояла, он сам, потихоньку, дрожа, пошёл к берегу. К нему пошла навстречу его мама, стоявшая на берегу, она пришла в себя от ступора.
             Зять снизу подталкивает женщину, она без сознания. Девочка тоже без сознания, но глаза открытые, и пустые какие-то. Я хватаю девочку, тащу на себя, вырываю из рук женщины, беру на руки, несу к берегу. Подоспел батя и помог зятю вытащить женщину. Девочка тяжёлая. Я её несу, она сползает, я её коленкой снизу подправляю, и при каждом моём толчке по пустым тёмным глазам пробегает искра, как в осциллографе. Подсознательно вспомнились все уроки по спасению, которым учил меня мой отец. Встала я на одно колено, на второе животом вниз девочку положила, стала на её спину нажимать. Она забилась, вода изо рта потекла, стала кашлять, потом заплакала…жива, слава Богу! А рядом батя и зять женщине искусственное дыхание делают, нашатырку под нос подсунули, очнулась и она. Сидит, не понимает, ни что с ней случилось, ни кто мы такие, что тут с ней делаем. Ну, мы пошли к своей лодке, всё в порядке – и ладно! Вскоре за ними катерок пришёл, едут мимо нас, руками нам машут.
              Так, стала я соображать, как мы за это заплатили? Сначала зять – у моей старшей сестры, его молодой жены, случилась внематочная беременность, труба лопнула, едва спасли. Больше сестра не беременела. В результате через несколько лет – развод. Через год с небольшим после нашего подвига и мы с отцом расплатились – нашей мамой. Батя овдовел, я и сёстры – осиротели.
            А что ещё? А, это когда у меня уже Алёшенька родился, когда была проблема его спать уложить. Точно. Однажды, только я его угомонила, как на лестнице какая-то свалка началась. Кого-то по лестнице вверх гнали, потом человек кубарем по пролётам лестничным летел, в нашу дверь с размаха въехал. А в соседнем подъезде свадьба была. Ну, думаю, гости разгулялись, и в нашем подъезде веселье решили продолжить. Разозлилась, щас, думаю, я им покажу, где раки зимуют! Открываю дверь – на коленях перед дверью голый до пояса какой-то мужчина, спина согнута, голову руками закрывает. Над ним стоят парни, бьют его ногами, руками в воздухе каратистские приёмы выделывают, рожи перекошенные, и при каждом ударе ногой из бедолаги кровь брызжет, мне ноги и коврик у двери забрызгало. (Вот пишу и понимаю, что поза его была точно как на карте Таро, показывающей судьбу Алёши, разве что мечи из спины не торчали).
           Я орать начала не своим голосом, они не реагируют. А телефон у меня в коридоре, рядом. Я пулей 02 набрала, кричу, чтобы скорее приезжали, адрес сообщила. Парни услыхали, видимо. Когда я повернулась, рассчитывая схватить несчастного за брючный ремень и втащить к нам, захлопнув дверь, никого за порогом не оказалось. Как дурной сон… Ни преступников, ни жертвы. И только кровь на лестнице, забрызганные кровью стены показывали, что это был не сон.
             Когда милиция приехала, очень быстро, молодцы, я даже ничего толком сказать им не могла, ни кого били – лица я не видела, ни кто бил – рожи были перекошенные – кьяяяя! Спустя неделю узнала, что спасла соседа с первого этажа. Вышел покурить, жарко, в одних брюках сидел на скамейке у подъезда, ждал прихода жены с ключами, дверь в квартиру захлопнул. Тут-то на него с обычным: «Мужик, дай закурить!» и налетела эта шайка каратистов. А у соседа двое маленьких детей. Вот он их вырастил, даже внуков дождался, потом только умер, уже пожилым. Ещё одну судьбу изменила, ведь ему никто, кроме меня, дверь не открыл, он ко всем звонил, пока его гнали, кроме меня, знал, что я дома одна с малышом.
            Как там говорит чёрт из мультфильма «Стойкий оловянный солдатик»? Если ты ни с того, ни с сего заступился невесть за кого, то всего ничего ты заплатишь – ни с того, ни с сего ты заплачешь!
             Воспитывались мы при социализме, на подсознательном уровне мы кидаемся спасать тех, кто попал в беду. Нас уже не переделаешь. Но подло платить людям за добро злом! Люди это понимают, а вот у нелюдей свои соображения. ОНИ все давно забыли, как быть человеком, как бывает больно и душе, и телу. У Них своя задача – исполнить карму, написанную судьбу, и ежели кто им в этом помешает – страшная месть. Что написано пером, не вырубишь топором. Я: «а» - отомщу, «б» - скоро отомщу, «в» - страшно отомщу…
              Ну, вспоминай, что ещё такого сделала, что потребовало такого наказания? Кому помогала? А, вспомнила, однажды помогла подняться упавшей  в гололёд лошади. На возу сидели бабы, мужичок лупил лошадь, чтобы поднять её, она отчаянно пыталась это сделать, но копыта скользили, лошадь приподнималась и снова падала. Я согнала баб с воза, заставила всех помогать мне поднимать лошадку. И она встала. Я обняла её чудесную морду и пошла домой счастливая. За это тоже, что ли? Или за то, что прогнала здоровенного охотничьего пса от сваленного ею человека с ДЦП? Или за спасённых в детстве от хулиганов котят и щенков? За них я платила, как говорится, не отходя от кассы, разбитыми очками и расквашенным носом. Или ещё за то, что пришлось в какой-то степени заменить священника возле умирающей пожилой женщины? А что я должна была делать, по-вашему? Меня позвала знакомая в соседний подъезд нашего дома, попросила сделать укол Баралгина её умирающей матери. И маму эту я знала давно, добрая женщина, хорошая. Дочка её сама уколы делать не могла, даже внутримышечные, а я на папе своём натренировалась. К ним ходила медсестра, но в тот день она по какой-то причине не смогла прийти, и тогда попросили меня сделать уколы. Утром я сделала укол, в бедро, больше колоть было уже некуда, мышц не осталось. Посоветовала я дочке её позвать священника, обязательно. Вечером пошла делать ещё укол, узнала, что священника не нашли. Объяснили, что в город приехал какой-то высокий церковный чин и все священники после утренней службы ушли на свой церковный съезд. Ну что мне было делать?
            Укол я сделала, потом села рядом с кроватью, стала говорить, чтобы она не боялась, что её непременно придут встретить те, кто её любил или кого любила она, и обязательно придёт Ангел. Уходить в одиночестве ей не придётся. А если случится, что никто не встретит, то нужно будет самой идти по туннелю, или трубе, кто как видит.  И чтобы шла, никуда не сворачивая, впереди непременно будет свет, идти на него. По дороге, возможно, будут открываться окна, в которых она увидит своих дорогих умерших, но она сможет увидеть их и потом, а пока идти на свет, никуда не сворачивая. И чтобы она, как можно скорее, пока не ушла, попросила мысленно прощения у всех, кого обидела вольно или невольно, и чтобы сама всех, обидевших её, простила от души.
             Бедная женщина лежала ко мне спиной, слышала ли она меня, не знаю. Только на следующий день мне сказали, что под утро она тихо умерла. Отпустила себя, видимо. А спустя годы мне пришлось колоть лекарство собственному сыну, и тоже в бедро, больше уже некуда было… И за это тоже расплатилась? Ни одно доброе дело безнаказанным не остаётся…
              Мне пришлось снова сесть на антидепрессанты, приближалась Алёшина вторая годовщина. Все друзья опять были на каникулах, только Вася успел накануне вернуться с юга. Поэтому мы собрались только семьёй плюс Васенька. Тошно мне было – не передать… Вася это почувствовал, проводил меня домой, взял Алёшину гитару, до поздней ночи играл и пел мне любимые Алёшины песни. Остался ночевать, не смог меня одну оставить. Я долго не могла уснуть, всё носом хлюпала, слёзы вытирала…Вася худенький, высокий, весь его контур под одеялом Алёшу напоминает. Нога из-под одеяла высунулась, тощая и длинная. Ну точно как у Алёши… Протосковала я почти всю ночь, на другой день снова на кладбище поехала, не могла не поехать. Вася со мной, с гитарой, и там пел мне и Алёше его песни. Так лучший Алёшин друг помог мне преодолеть эти невыносимо печальные дни…
             А я всё молю Лёшу присниться. Ах, Лёха, Лёха, мне без тебя так плохо… Что только ни делала, чтобы дать ему и мне шанс во сне повидаться! Спала в его белье, спала в обнимку с гитарой, с косухой, даже  однажды куклёнка его Кешку с собой рядом положила. Лежу, смотрю ящик, а по ящику врут о войне…Чувствую, пальцы мои шевелятся. Отвлеклась от телика, гляжу, что это я делаю? А мои пальцы независимо от меня Кешке голову массируют, шерстяные волосы перебирают. Точно как при Алёше. Он любил, когда смотрел телевизор, чтобы я ему голову массировала. В общем, дошла… Но ведь уже октябрь, а видела я его только в начале июня.
              В начале октября пришла к Алёше. Вижу между его и папиной могилами лист бумаги, на нём кусок хлеба, хлебные крошки, соль, вино в баночке из-под детского питания, разбитое сырое яйцо. Ветер разнёс по обеим могилам бумажки с именами людей. Написаны они в родительном падеже, вот как в церкви на записочках о здравии и упокоении пишут. Расстроилась я сильно. Да что же такое, сколько можно, то воруют всё, то непонятно что подбрасывают! Подумала, решила, что кто-то тоже пытается выкупить больного ребёнка.
              Через несколько дней увидела во сне Алёшу. Он стоит в комнате, в которой теперь живу, у окна. Движения живые, глаза живые, весёлые, улыбка ясная, а внешность – словно давний труп. На руках язвы даже до костей. Я его обнимаю, целую его изъязвленные руки, плачу, оторваться не могу от него. Бац – и выключили сон, как же, проморгали, повидались мать и сын… Проснувшись, побежала по церквам, заказала девять обеден. И так каждый месяц! А почему именно к Алёше с этим пришли, мне потом объяснили, что «знающие» бабушки видят по могилам, кто им помочь может, кто светлую и добрую душу имеет.
              В октябре же  я видела удивительный сон. Видела дворец, иду я по большим красивым залам, анфилада зал, как в Эрмитаже. Во всех залах в два ряда стоят царедворцы, ряд у одной стены, ряд у другой. Все мужчины в парадных мундирах, женщины в дорогих нарядах. В руках у всех зажжённые свечи. Я остановилась в последнем зале, там находились служители дворца, слуги, повара, горничные, истопники и тому подобные. В руках у них тоже свечи. Вдали открываются двери, входят царь Николай Второй и царица Александра. За ними свита, несколько взрослых человек, лиц я не разглядела. Детей с ними не было. Царская чета медленно движется по анфиладе зал, при их приближении все становятся на колени. Скоро должны подойти и к нам. У некоторых работников плохо горят свечи, гаснут. Я подбегаю, помогаю их зажечь. Царская пара всё ближе, все постепенно опускаются на колени.
              Я чувствую себя там посторонней, к тому же они мне и не нужны, мне нужен мой Алёша, а его там нет. Я ухожу через какие-то комнаты, коридоры, выхожу во двор. Там кареты, кучера. А я во всё горло пою:
            - Не исчезай из жизни моей, не исчезай нечаянно или же сгоряча. В мире есть тысячи тысяч свеч, мне нужна лишь твоя свеча – не исчезай!
              Больше ничего не помню. Всё.
              19 декабря я долго приставала в молитве к Николаю Угоднику. Под утро увидела во сне Алёшеньку, выглядел он хорошо, весёлый был, улыбался. Только на лбу и лице немного прыщиков осталось, значит, обедни ему помогли силы восстановить. А после я узнала, что 19 декабря в Бари был отец Серафим, наверняка он там и об Алёше помолился, вот и смог мой сыночек мне присниться.
      
                2010 год.

               В следующем году только 20 января смогла увидеть сына во сне. Словно Алёша вернулся, и мы пошли с ним в комиссионный магазин, в который я вроде бы его вещи сдала. Лёша шёл впереди меня, а я втихаря с полок его вещи забирала и в сумку складывала, чтобы Алёша не увидел. В общем, сон хороший, и Лёшенька выглядел хорошо.
              Через три дня – снова сон. Словно я какой-то молодой паре на свадьбу подарила зеркало в виде сердца, в пластмассовом обрамлении. Сзади зеркала надпись «Just marriеd». Они рады моему подарку. Иду дальше по светлому коридору, открываю дверь, чтобы выйти, оборачиваюсь и вижу Алёшу, светлого-светлого, как в сиянии, и говорю ему:
               - А ты когда «Just marriеd» ? А то сдохну, не дождусь.
               А у него лёгкая печальная улыбка. И моментально из сна выбросили.
               В феврале снился всего пару раз, один раз не очень весело, я кому-то объясняла шёпотом, чтобы Алёша не слышал, что у него рак. Второй раз Алёша был хорошо одет, джинсы, косуха, но на ногах какие-то старые полутуфли-полусандалии. Я решила,  что на его день рождения отвезу в детдом обувь. Потом был тяжёлый сон с обречённой Асенькой. Что, каждый раз пытаются вдолбить мне в мою неразумную голову, что дети наши были обречены и мы ничего сделать с эти не можем?
               В этом году удалось купить книгу о святителе Луке Крымском, ту самую, что произвела такое впечатление на меня и Алёшу. Я попросила Нюшу отвезти книгу в Детский диагностический центр, передать в подарок Алёшиному первому хирургу. Вот и ещё одну просьбу сыночка я выполнила.
              В конце марта приснился интересный сон. Алёша стоял в сторонке, а я помогала укладывать вещи какой-то незнакомой девушке, светловолосой, голубоглазой, красивой. Она показала мне на  Алёшу, сказала:
            - Смотрите, как он пополнел, щёки округлились.
            Я смотрю – в самом деле, выглядит хорошо, не тощий. Отвечаю:
            - С одной стороны это хороший признак, а с другой – опасный, ведь опухоль питается жиром, - и всё прошу ту девушку любить Алёшу, быть всё время рядом с ним, тогда возможно будет его исцелить.
              Наверное, это и была Алёшина Любочка. Так во мне гвоздём и сидит его болезнь, и на Том свете я буду постоянно за него переживать, бояться возврата этой гадости.
              На Пасху, 4 апреля, позвонил Геня. Видел Алёшу во сне. Лес, в лесу красивое озеро с удивительно гладкой поверхностью, как зеркало. Отражаются деревья, облака, голубое небо. У озера стоит группа юношей и девушек в белых одеждах. Среди них – Алёша, выглядит хорошо, таким его Геня и не видел никогда, ведь знаком с Лёшей с зимы 2007 года, когда уже начиналось истощение. Ребята эти о чём-то между собой беседовали. И Геня проснулся.
               Сама же я с конца марта не видела во сне Алёшу, ни на мой день рождения, ни на его день рождения не снился, хотя я накануне во многих церквах ему обедни заказала, надеялась, что у него будут силы прорваться ко мне.
                Накануне Алёшиного дня рождения я пошла на рынок, купить для него и передать через детдом  кроссовки. И ноги меня сами принесли в дальний угол обувного ряда, туда, где мы с Алёшей в последний раз покупали ему кеды. Выбрала кроссовки, на подошве размер 44-й, а продавец говорит:
                - Они немножко маломерки, вдруг не подойдут, надо бы померить.
                - А мне для детского дома, кому подойдут, тому и достанутся.
                Продавцы переглянулись:
                - А где в городе детдом?
                Я объяснила. Они меня под руки подхватили и повели за рынок, на склад. Говорят, что у них много обуви прошлогодней, с витрины, что-то выгорело на солнце, что-то из моды вышло. Набили мне обувью и для мальчиков, и для девочек две огромные сумки, я их едва-едва до детдома дотащила. Обувь спортивная, думаю, ребятишкам понравилась, ведь на них обувь просто горит. Возвращаюсь домой и думаю: «Спасибо, сыночек, что именно в это место меня привёл!»
              В середине мая я во сне срезала со своего платья кружева. Думала я, думала, и решила послать Любе и Асе образцы разных кружев и шитья. Так и сделала. А накануне Алёшиного дня крещения, 19 мая, дали таки мне подачку, показали сына, но в очень тревожном сне. Бурный сон, сплошная фантастика. Уходим от погони на космическом корабле. Много на корабле детишек, разных возрастов. Алёшу увидела мельком, отметила, что не измождённый, это хорошо. Но даже не подбежала к нему обнять его, как же, мне ведь всех спасать надо! Вот идиотка! И в сестрёнкиных снах веду себя инертно по отношению к сыну, даже странно. А на самом деле мечтаю, чтобы со мной в гроб автомат Калашникова положили. Буду по Тому свету бегать и всех гадов, что нашим детям такие страшные судьбы пишут, смертные приговоры подписывают, буду расстреливать, веером от пуза! Я вообще за эти годы озверела совсем, и чем дальше, тем хуже.
              До того, как у меня отняли Алёшу, я во сне никого убить не могла. Вот снилось мне, что собираю в комнате перепуганных женщин и детей, дверь запираю, всех на подоконнике выстраиваю, спиной к двери, всех заставляю смотреть вперёд, через окно, там вдали виден чудесный зелёный городок, тихий, спокойный, без войны. А в дверь комнаты уже прикладами ломятся фашисты. И я ничего против них не делаю, не борюсь, знаю, что бесполезно. Я только уговариваю детишек, чтобы они не боялись, смотрели только вперёд на чудный городок, говорю им, что вот сейчас через минуту мы все туда полетим, прекрасно сознавая, что нас сейчас расстреляют…
            Или ещё снилось мне, что фашисты наступают, в дом прорываются, а за моей спиной детишки испуганные прячутся. Я с пистолетом, воюю, стреляю, но только по ногам, попаду и кричу – ты ранен, уходи из боя! Фашистские солдаты все молодые ещё, мне и их жалко… А вот ПОСЛЕ я уже несколько раз во сне убивала, то придушила какого-то типа, то в поединке на мечах  башку срубила. В общем, напоила меня моя судьба Озверином досыта.
            Я потеряла доброту и мягкость души, которые в ней когда-то были. Я научилась ненавидеть тех, кто пишет нашим детям их страшные судьбы, кто постоянно подталкивает их к беде, ко греху и смерти. Я ненавижу Налаона-Абдуллу, но зла я ему не пожелаю. Несколько раз просила Господа посылать к Абдулле ангела с миской света, и чтобы Ангел не уходил, пока Абдулла не съест всё до капельки. После до меня дошло, какая жестокая я стала. Ему, тёмному, свет – огнь попаляющий, может, ему дико больно от этой процедуры? Своего рода химиотерапия… Перестала я Бога просить об этом. Но и вы, Те, кто мучает меня снами, тоже оставьте в покое меня, не трогайте жалкие остатки моей души, не бередите их.
            Ещё и постоянная бессонница мне все остатки нервов измотала. Я даже стала на сестрёнку иногда срываться. Осталась у меня единственная опора на свете, а я из этой опоры громоотвод сделала. И решила я спиться… А что, многие так спасаются от невыносимой тоски. Буду сидеть, пьяненькая, слёзы лить да песни петь… разлука ты, разлука, чужая сторона, никто нас не разлучит, лишь мать сыра земля…нет житья мне здесь без сына, не дождался он венца, ах, зачем, зачем с сырой могилою обручили молодца…
             Стала я покупать вино, и если корвалол не помогал уснуть, а димедрол тоже не всегда действовал, то пила полстакана вина под утро, меня развозило, и я засыпала. Эйфории мне и раньше никогда спиртное не давало, только головную боль, но в гостях я не выделывалась и компанию поддерживала, немножко. Лёшенька меня из гостей вёл под руку, на всякий случай, хотя я никогда не была пьяной. Вот зимой меня точно приходилось подстраховывать, подошвы на старых сапогах были совсем изношенные, рельеф стёрся, и я часто падала. Лёша меня крепко держал под руку, но, ежели приходилось взбираться на сугробы, руку мою отпускал, забирался на сугроб сам, потом подавал мне руку – и так мы преодолевали препятствия и добирались до дома. Несколько раз было так скользко, что Лёша, обернувшись с сугроба, обнаруживал  меня уже в горизонтальном положении.
           - Ну вот, - говорил он, - тебя на секунду без присмотра оставить нельзя!
            Да, Лёшенька, да, нельзя! Что же ты, родненький мой, оставил меня без присмотра на всё моё оставшееся существование?!... Не оставь меня скитаться в городе пустом, тёмной полночью квитаться с тенью под мостом, будь со мною, будь со мною, не оставь меня…
             Однажды мне не помогло и вино, уже 7 часов утра, а я всё не могу уснуть. У меня оставалась с поминок полбутылки водки. И тяпнула я полстакана водки, окосела, пошла спать. Не тут-то было! Окосеть-то я окосела, но меня снесло с катушек, началась истерика. Я орала, рыдала, ругалась, лупила кулаками и ногами мебель, а ещё стала кулаки иконам показывать!
            - Что, - кричу, - все забыли, каково это человеком быть, равнодушные стали, за детей не заступаетесь? Всё в свои глобальные игрушки играете с тёмными, а сами уже такие светлые, что ничего человеческого в вас не осталось?
               Вспомнила я фильм «Кин-дза-дза», сверхсветлое и сверхчистое население Альфы, делающее из прочего не светлого люда кактусы, да ещё на них и дышать не смей! В общем, дурдом по мне в то утро точно плакал… С тех пор водку не пью, сама себя боюсь. Ведь чем больше бунтую, тем меньше шансов повидаться с сыном… а не невольте меня, убогую, на плохое слово, слово бранное!
              Однажды Геня мне сказал, что чем больше я бунтую, чем больше жить не хочу, тем дольше проживу на Белом свете, в наказание за бунт. Это что же, «пастухи» эти чёртовы из меня то ли Кащеиху Бессмертную выращивают, то ли очередную Бабу-Ягу?  Я, что ли, одна бунтую против смерти и муки детей? Нас таких, к сожалению, много! Вот читала я житие святого Серафима Вырицкого. Уж на что боголюбивый был человек, и тот, когда отняли у него доченьку, взбунтовался! Отказался больше плодиться и размножаться! Вместе со своей несчастной женой приняли монашеский обет. И его не пожалели… А ведь жалели некоторых родителей будущих святых мучеников, молоденьких, сначала родителей отправляли на Тот свет, потом сирот их на муки страшные отправляли. Вот почему-то святую Софию не пожалели, смотрела она на муки своих девочек, видела страшную казнь их, хоронила деток своих, только потом пожалели, дали на следующий день умереть на могилках доченек.
               И это святым так достаётся, беспощадно! А уж о простых смертных и говорить нечего, скольких детей за все века замучили на глазах их родителей…да ещё и плакать по ним не смей, грешно, видите ли!
               Священники мне много раз говорили, что вина на всём человечестве лежит из-за первородного греха Адама и Евы. Я отвечала, что это глупо, я лично с ними вообще знакома даже не была! И они обо мне понятия не имеют! Тогда мне начинали объяснять, что грех может лежать на роде из-за преступления какого-то предка нашего рода. Я отвечала то же самое, и что всех моих ближайших предков война выкосила, голод в блокадном Ленинграде, ранние смерти после войны в результате перенесённых ранений и контузий. Что, ещё не расплатились? И конкретно с теми, кто сто лет назад, а то и  больше, нагрешил, я не знакома, понятия о них не имею. Лёша-то мой тут при чём? Все поколения – крестьяне, только в начале двадцатого века рабочие появились, и все были защитниками Родины, страну свою защищали. Не справедливо, и всё тут!!!!!!!!
              Перед днём рождения Асеньки заказала ей в нескольких церквах обедни, и Алёше за компанию. И наутро этого дня повидала сыночка. Водила я его по Онкоцентру на Каширке, всё хирурга ему искала. Что-то никто не соглашается, я на них ору, требую, угрозы высказываю. Как наорала, сразу нашёлся хирург, да намекает на оплату операции. Я ему объясняю, что квартиру уже продала, деньги давно кончились, но что-нибудь придумаю. Алёша всё время рядом, я же не целую его, не обнимаю, деловая до ужаса, вопрос об операции решаю. Вот дура-то! К чему это сон тревожный, не поняла, чем-то ему нужно помочь, а чем?
              Снова вернулись тяжёлые сны, несколько раз наше кладбище разорённым видела, могил не найти, бегаю, кричу: «Где ты, Алёша? Где ты, Алёша?» Так и просыпаюсь, губы шепчут: «Где ты, Алёша?...» Часто во сне его на капельницы с ядом клала, или врача-химиотерапевта искала, или за медсестрой по больничным коридорам гонялась. Ни сна, ни отдыха измученной душе, и всё мальчики кровавые в глазах…Чего Они от меня добиваются? Чтобы смирилась? Не дождутся! Как можно смириться с детской мукой, с детскими смертями? Это кем же надо быть, чтобы с ЭТИМ смириться? В жизни мы платим за всё двойной и тройной ценой – зачем же ещё покорность? Не отрекаются, любя…
               Чем больше людей на Этом и Том свете не будут мириться с детской мукой и смертью, тем быстрее врачи научатся лечить все детские смертельные болезни, избавлять детей от уродства, восстанавливать калек. Каждый день и каждый вечер свою молитву зв Алёшу я начинаю со слов: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный спаси, сохрани и помилуй детей и молодёжь! Помилосердствуй, Господи!» Вот если бы весь мир говорил эти слова перед Богом! Уверена, что с детьми всё стало бы намного лучше! Главное, чтобы их судьбы страшные меняли, а это дано только Творцу, Иисусу Христу и Царице Небесной.
             Я прочитала одну историю исцеления ребёнка от рака. Наши известные рокеры решили помочь собрать средства на лечение приговорённых онкологией детей. Познакомились с детишками, записали альбом благотворительный, на обложку выбрали девочку с самыми печальными глазами. И вот именно она из всей группки детей и выжила, потому что миллионы людей, глядя на её фотографию на обложке, от всего сердца пожелали ей выздороветь, а ведь это пожелание и есть молитва. Девочка была из неблагополучной семьи, после чудесного спасения вернулась домой, значит, вернулась и в свою  колею, в свою судьбу, её-то и не изменили. И пошла она по кривой дорожке, пьянство, проституция, возможно и наркомания. Поэтому всего важнее изменение плохой судьбы, тогда и исцеление будет на пользу. Я не помню, где я читала эту историю, но сразу решила, что это всё – правда.
              А со мной продолжалось  всё то же.    Если мне снится умирающий или уже умерший Алёша, могу смотреть этот сон сколько угодно, лишь бы тоски было побольше. А вот если вижу его во сне хорошим, здоровым – выкидывают из сна пулей! Вот, например, вижу, что сижу в тёмной комнате, гляжу на дверь. Дверь открывается, за нею – яркий свет, стоит Алёша, только вошёл, такой хороший, ясный! Тут же глаза открываются, сна как не бывало! Достало это всё меня – выше крыши!
               После смерти Алёши у меня стала быстро развиваться тахикардия и аритмия. Возникли боли  за грудиной, сердце не тянуло, когда приходилось подниматься по улице в гору, даже на совсем небольшую высоту. И в начале 2008 года сестрёнка настояла на визите к кардиологу. Поскольку я тогда ещё пребывала в состоянии зомби, получив вводную, отправилась к врачу. Мне прописали одно лекарство, укрепляющее мышцу сердца, снижающее тахикардию. Только лекарство это требовалось использовать капельно. Я пошла в процедурный кабинет. Мне не отказали, но объяснили, что каждая процедура стоит 100 рублей, умножаем на 10, получаем тысячу. И лекарство тоже очень дорогое. На лекарство денег хватило, на процедуры – нет. Мне предложили моя подруга ставить капельницы дома, она это умела делать. Но у меня такие тонкие, едва заметные вены, что даже профессионалы с ними с трудом справлялись. В общем, чтобы один раз попасть нормально в вену, приходилось делать несколько попыток, в конце концов ставили в кисти рук, и все руки у меня после выписки из больницы были в синяках.
               Вот и у подруги тоже ничего не получилось, и я махнула рукой на этот препарат. Пусть будет, как будет. Через пару недель и в газетах, и по телевидению прошла информация, что несколько человек умерли от этого лекарства, как раз этого года выпуска, что и мой препарат. Рекомендовали его не использовать, содержимое ампул совсем не соответствовало маркировке. Так это лекарство и осталось лежать у меня в аптечке. А весной я соборовалась, выполняя указание Алёши, и тахикардия у меня почти прошла.

               

               Через пару лет, когда у моей сестрёнки возникли проблемы с позвоночником, мне приходилось часто вместо неё ходить по врачам, оформляя ей лекарства, подписывая их на комиссии, получая в конкретной аптеке. Ну и попалась я к врачам, к которым вообще ходить не хотела, поневоле. Для меня был нож острый высиживать очереди в больничных коридорах, я всё время видела Алёшу, как он устаёт сидеть и ждать врача, если сесть было некуда, сидит на корточках возле стены, с усталым лицом, если появлялась парочка мест, садился со мной рядом, положив мне на плечо голову, а если становилось посвободнее, устраивался полулёжа с головой на моих коленях.
            Невыносимо мне было торчать в этих очередях. Ну что поделаешь, влипла. Как раз проходила диспансеризация населения моего года рождения. Я упиралась, как могла, не соглашалась, но потом мне пришла в голову одна мысль. Я к тому времени жить не хотела уже давно, существование мне было мучительно, слёзы были каждый день, в общем, ад. Спросила я у врача, что если пройду диспансеризацию, дадут мне направление в дневной стационар на лечение?  У меня есть вот такое лекарство для лечения сердца. Мне ответили положительно. Тогда я прошла необходимых специалистов, получила направление на дневной стационар, взяла своё подозрительное лекарство и отправилась умирать.
             Думаю, это же не будет самоубийством, и убийством тоже не будет считаться. Ни я, ни персонал не будут виноваты. Итак, перед каждой процедурой, пока заправлялась система, я украдкой крестилась и тихонько говорила:
             - Господи Иисусе Христе, Сыне Божий и Боже мой, в руце твои предаю дух мой! Алёшенька, встреть меня, пожалуйста!
              Мне ставили капельницу, и я с довольной физиономией лежала и ждала, когда же я умру. И вот так все девять процедур. Вдруг, думаю, следующая ампула будет как раз той, бракованной? На мою беду, партия лекарства оказалась хорошей. Так у меня ничего не получилось с надеждой на скорую смерть. Это лекарство укрепило мышцу сердца, но не излечило его от тоски.
         … В сердце моём – пусто, во веки веков – пусто… Настоящее мне не нужно, будущего нет, от прошлого остались только печальные обрывки – а всё живи! Какая-то абсолютная безысходность… Для чего я лечила сердце, ведь в нём давно угасли все радостные воспоминания? Время меня не лечит, время меня калечит… По ночам является палач в образе бессонницы, и мысли, как арестант в тюремном дворе, пускаются по привычному кругу…
             В доме все спят, тишина… я одна не сплю, думу думаю, думу думаю про беду мою. У меня тоска да бессонница, по пятам за мной горе гонится… Любовь отнимают у нас, оставляя время, а время, проведённое без любви, убивает остатки нашей души. У тебя есть сын, у тебя есть дочь, у меня – лишь дым да бессонная ночь… Пустота и бессмысленность моего существования… для чего это случилось, Господи? Что, от смерти наших детей в мире прибавилось света, радости, счастья, любви? Наоборот, всё это резко уменьшилось. А взамен увеличилось количество тьмы, горя, тоски и уныния, и безумия. Для чего? Это всё неправильно! Всё должно было быть не так!...Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной!
              Мне говорят – отпусти прошлое, живи дальше. Как же я могу его отпустить, ежели оно не отпускает меня? Как меня может отпустить то, что уже случилось? Отпустить меня может только будущее,  на Тот свет, и чем скорее, тем лучше.
               Мне говорят – посмотри, сколько вокруг умирает и погибает детей и молодёжи, ты же не исключение, что ты носишься со своей бедой, со своей болью?  Кстати, говорят те, кто никогда не терял своих детей. Разве мне от этого легче? Мне от этого во сто крат тяжелее… В мире есть такие раны, от которых нет бальзама… моя рана незажившая, моё горе не убитое…
              Разве человеку, потерявшему своего ребёнка, может стать утешением, что такое огромное  количество других детей отнимают по всему миру?  Вот вспомнила я, как меня трясло, как  катились по моему лицу слёзы, когда по ящику увидела репортаж из военного госпиталя во время войны в Чечне, когда наши и чеченские олигархи нефть и доходы от неё поделить никак не могли, и втравили мальчишек в бойню за чужие интересы. Совсем ещё мальчишка, по виду вообще новобранец, вокруг него врачи, медсёстры суетятся, а  он глядит на них с надеждой и слабеющим голосом молит: «Доктор, помогите мне, спасите меня…» А жизнь уходит из его глаз, каждую секунду всё больше, уходит и уходит, а он всё умоляет и умоляет… Умер несчастный прямо перед глазом телекамеры, прямо на глазах зрителей, это было таким ударом по сердцу! Пожалуйста, пусть больше никто никогда не умрёт! Пожалуйста,  пусть больше никто никогда не убьёт!
               Наше сердце  умирает вместе с нашим ребёнком. Разве может вырасти новое сердце? Сердце, умершее сердце, можно заменить на другое, но это будет уже чужое сердце, не своё.
                В этом году Лёшеньке моему было три года, как… Сходить с ума я начала уже с июня. Места себе не находила, мука душевная, тоска… А в начале лета позвонила моя подруга по горю, мама Гоши. Наши дети в один и тот же год умерли, так что в конце февраля и у её сына было три года. Она человек воцерковлённый, у неё есть духовник. Для неё эти дни тоже были полны муки, и она собиралась сбежать из города на это время. Но её духовник твёрдо сказал, что она обязана сделать на три года поминки сыну, что это очень важно. И она себя преодолела и всё сделала, как и полагается. Хорошо, что сказала мне моя несчастная подруга об этом, дала мне надежду на шанс ещё раз поговорить  мне с Алёшей. И я снова взялась читать сорок дней распухшую от моих слёз Псалтырь.
               В это же время мне позвонила ещё одна подруга. Сказала, что была во сне в гостях у моего Алёши. Описала его дом, один в один с описанием видения моей сестрёнки. В дом она не заходила, сквозь стеклянные стены смотрела внутрь, в гостиную. Там сидела молодая девушка, высокая, статная, со светлыми волосами, заплетёнными в косу. Девушка эта вышивала. Подруга моя отметила странные пяльцы, прикреплённые струбциной к столу, она раньше таких и не видела. Алёша ей сказал: «Это Люба». Подруга переспросила: «Люда? Людмила?». Алёша ответил: «Нет, Люба, Любовь». Вот и весь сон. Я поблагодарила её за звонок, насчёт пялец объяснила, что я высылала подарки для Алёши и девочек, и картинка-матрица пялец была именно такая, со струбциной. Она долго удивлялась. А я уже ничему не удивляюсь…
              На поминки пришли Алёшины друзья. Я держалась на антидепрессантах, потому что накануне несколько дней было много хлопот. И по церквам ездила, и продукты покупала. Мы с сестрёнкой решили собрать всех у меня дома. Всё это отвлекало меня от срыва. Днём были у Алёши, пригласили священника, вечером собрались у меня. Снова звенела его гитара, слушали Алёшин голос. Уже пару лет как мне принесли диск с записями Алёши. Оказалось, ещё летом 2006 года Алёша встречался с друзьями на заливе с друзьями, там его и записали на видео. Алёша пел свои песни, точнее, песни, которые готовила его группа. Слова написали друзья, а музыку – Алёша. Я часто слушаю эти песни, и те, что были записаны на мобильный телефон. Тепло становилось на сердце, когда я слышала его родной голос.
               Вечером, когда все уже разошлись, я отправилась на кухню за белым блюдечком и янтарным яблочком. За сорок дней до этой скорбной даты я каждый вечер читала Псалтырь и опять в молитве просила Господа дать Ангела, чтобы проводил Лёшенькину душу ко мне, поговорить.
                Спасибо, Господи, дал мне в последний раз с сыночком поговорить. После того, как утёрла я слёзы и сопли, первым делом  спросила о том, что меня мучило всё это время:
             - Что такого я сделала в этой жизни, что тебе, солнышко моё, досталась такая страшная судьба?
              Алёша ответил, что расплачивалась я в основном за прошлую жизнь, именно поэтому моему ребёнку дали в подсадку этого злосчастного Тимура, да ещё и в этой жизни я добавила грехов, поэтому Алёша был обречён с рождения. Я же сказала, что не раз перед Богом всю душу наизнанку вывернула, все свои самые пакостные и вшивые грехи не утаила – ну не тянут они на смерть ребёнка! Он ничего мне на это не ответил. Сказал, что долго обо всём этом думал, долго… И простил меня. Спасибо, родной мой! Но я же сама себя не прощаю!
             Ещё сказал Лёша, что приходил на поминки вместе с Любой, а Ася не приходила, у неё на днях свадьба, она занята, готовится, и что жених её из Саратова. Сказал, что приходили его навестить дедушка и бабушка, мои родители. Я же сказала, что много обеден я заказала ему на этот день. Алёша ответил, что много сладкого, радостного получил. Я упрашивала его сниться мне почаще.
              Ещё спросила, вот убили Тимура в прошлой жизни, значит, не только самого Тимура, но и того, в ком он подсадкой был в то время. Значит, в жизнь они пошли вдвоём – именно так зло и умножается. А с тем-то что? Алёша ответил, что человек, в котором был Тимур раньше, умер в теле ребёнка от рака в десять лет. Именно его и звали Тимур, именно он и был сыном палача, а имя Тимур – просто последнее имя подсадки, теперь и Алексеем он может называться тоже, какое имя у него настоящее, мы с сыном разбираться не стали, ну его, рецидивиста. Много жизней он прожил, много имён у него было… А как звали того несчастного ребёнка, не спросила почему-то…
              Алёша рассказал, что теперь он строит дома и сажает сады для других ребят. Что много читает, когда свободен. Я спросила, где же книги берёт, в детдом я с десяток книг отдала, потом несколько раз книги дарила, все наверняка уже давно перечитал. Алёша ответил, что у них есть библиотека, берёт книги там.
                Я спросила, не дадут ли им с Любочкой на воспитание ребёночка маленького? Алёша ответил, что не дают никому, ведь люди уходят в жизнь новую, а разорванная привязанность и любовь добавляют тоски. Но хорошим ребятам постарше, и молодёжи, разрешено приходить к малышам, заниматься с ними, учить, играть вместе.
              - Ма, а вот ты отправила девочкам в подарок кружева, а как их плести – ни инструкции, ни инструментов.
               - Лёшенька, а я об том не подумала… Обязательно найду и пришлю! А что ты ещё хочешь?
               - Мне нужна яхта, старого типа, деревянная, парусная, найди в журнале «Катера и яхты». Ещё нужен новый автокран для её погрузки и прицеп-трейлер для транспортировки яхты. А также инструменты для её постройки, чертежи. Хотел бы, чтобы ты прислала фото-матрицы на мотоцикл «Урал» с коляской, а для Любы пришли образцы материи, разных тканей для платьев, и парусину для парусов.
               - Алёшенька, а вот я для твоих подруг платья шью, они к Любочке попадают? Я всегда, когда отдаю готовое платье, прошу у икон, чтобы ей передали.
                - Да, но надёжнее, если ты купишь икону мученицы Любови, через молитву к ней и будешь передавать. Мам, а мне уже предложили в жизнь пойти! Только я хочу Любу дождаться, вместе с ней пойти, поэтому не тороплюсь.
                Я и рада – горжусь сыном, честь большая, большинству умерших своей смертью людей мало доступная, вот только убитых руками  человеческими по льготной очереди в жизнь отправляют, даже ежели те не желают, ведь придётся платить по счетам. Или на смерть раннюю отправят, или самих убийцами стать обяжут, чтобы отомстить тем, кто их убивал. Око за око, зуб за зуб… А если новый человек не захочет прогнуться под старого, под подсадку, начнётся сильнейшее противоречие двух разумов, получится неизлечимая болезнь.
                Я и не рада – а как же я? Меня ведь Алёша должен встретить:
               - Лёшенька, а я-то как же? Ты не забудь, обещал мне колыбельную спеть, когда буду умирать…
                На это мой сын ничего не ответил. Не всё это от него зависит.
               - Лёшенька, как хорошо, что ты пришёл! А я в отчаянии даже не хотела друзей твоих на поминки собирать, хотела весь тот проклятый для меня день на кладбище просидеть, до ночи. Хорошо, что мне сказали, что на три года нужно обязательно поминки сделать, вот я и решила рискнуть, вымолить ещё раз с тобой поговорить…
                - Да, мам, нам очень важны и три года, и девять лет, и сорок лет тоже. Очень важны, как и три дня, и девять , и сорок дней, и годовщина. Мам, я прошу тебя, отдай мою гитару Васе, на память обо мне.
              - Лёшенька, я всё сделаю, только разреши мне, чтобы твою гитару отдали ему после моей смерти? Нет сил с ней расстаться! А ещё я хотела тебя попросить часто на кладбище не приходить, хотя я там каждую неделю по субботам литию читаю. Я не хочу, чтобы ты увидел, во что превращается твоё красивое тело, твоё прекрасное лицо…
              - Не бойся, мама, я на это не смотрю. Ма, меня Ангел торопит, пора уходить. Я люблю тебя, мама…
               Я реву, прощаюсь, «люблю, люблю» говорю, читаю «Отче наш»… Яблочко по блюдечку всё медленнее катится, всё слабее…
              - Люблю тебя, Алёша, Алёшенька, люблю, люблю, - и вдруг стала «Богородице, Дево, радуйся» читать, и яблочко веселее побежало, опять стало буковки показывать:
              - Ты этой молитвой, мама, столько радости мне доставила!
              И я стала читать её снова и снова, и уходил от меня мой сыночек, ненаглядный мой, моя кровиночка, под эту молитву.
              Когда я немного отошла от этой годовщины, я вспомнила разговор с какой-то душой, ещё когда мы у сестрёнки с Алёшей жили. Эта душа мне посоветовала, чтобы, когда я пойду на кладбище, почаще читала именно молитву «Богородице, Дево, радуйся». Значит, эта молитва усопшим радость приносит. Так теперь и поступаю, всегда после литии Богородичную молитву читаю.
                А я и в самом деле, как только удалось руки вышиванием восстановить, стала шитьём заниматься. Сначала перешивала большие лоскуты ситцев, сатинов и прочих тканей, что накопились у нас ещё со времён, когда моя мама нашу троицу обшивала. Шила она прекрасно, дважды проходила курсы кройки и шитья при Домах офицеров. Могла сшить что угодно. Одно время, в начале пятидесятых годов в Забайкалье вместо нового обмундирования офицерам выдавали отрезы тканей, потому что служили по таким забытым Богом местам, куда ещё при царе на каторгу высылали, так что там военных ателье не было. Приходилось моей маме и брюки, и кители шить.
             Мне до её умения было далеко, кроить я так и не научилась, пользуюсь журналами мод с выкройками. Обшивала себя, и сестёр, и подруг, и племянницу, и сыночка. Вот я почти все эти лоскуты на платьица для девочек из детдома перешила, из лоскутов поменьше – в Дом малютки отнесла. Ткани новые, хотя по времени и старые, зато настоящие ситцы и сатины, не то что нынешняя крашеная марля под видом ситцев продаётся. Вот пока шью, кусочки подбираю, голова занята, тоска отступает. Отвезу свои произведения, порадуюсь, а пока домой возвращаюсь, радость кончается. Опять скандалить начинаю, почему же я не своим внукам и внучкам всё это шью?
              Когда навык шитья восстановился прилично, стала шить уже девушкам, Алёшиным подругам. Но больше всего мне почему-то хотелось шить детям новогодние карнавальные костюмы, это меня держало больше всего. И ещё держали пазлы с видами Питера, у меня их две коробки, Храм Спаса на Крови и Петергоф. И я, как джинн, постоянно воздвигаю и, налюбовавшись, разрушаю дворцы. До следующего тяжёлого приступа депрессии. А на пазлах – люди, и я всё выискиваю, где же тут мой Алёшенька, ведь мы там с ним были. Мечтаю о пазлах с видом Исаакиевского собора, и чтобы – летом, и чтобы были видны люди на лестницах и смотровой площадке, но таких в продаже нет.
               В конце сентября этого же года показали мне, где я буду обретаться после моей смерти. Комната в панельном доме, небольшая, с балконом. Вышла я на балкон, на перила облокотилась. Гляжу вниз – далеко, глубоко в бездну уходят бетонные стены огромного здания, гляжу вверх – то же самое, конца-края не видно. Посмотрела вперёд – толком ничего не видать, вроде бы обзор должен быть просторным, да только всё в слабо светящемся тумане, немножко выделяются маленькие облачка. Да, будет моя душа болтаться между Небом и Землёй, как пан Твардовский… Всё верно, я ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. И ни одной души вокруг меня, ни из окон никто не выглядывает, ни на балконах никого нет, ни снизу, ни сверху, ни справа, ни слева. И там мне – одиночество…Там, высоко, нет ничего, там также одиноко, как везде. Там, высоко, бег облаков к погасшей много лет назад звезде…
            А я стою на этом балконе и кричу-зову вдаль: «Алёша, Алёша!». Требую, чтобы его мне вернули. Здесь меня просто размазали, и там мне придётся в вечной тоске звать: «Алёша, Алёша!». Ну и перспективочка! Одно успокаивает – мы, то есть наши души, выросшие на нашем теле, эфирные существа, не вечные, мы одноразовые, как презервативы. Ну отвалят мне по грехам моим лет сто, а может, и меньше, вот сто лет и буду в тоске Лёшу звать?...
             Я решила для себя, что когда после моей смерти повидаюсь с Алёшей, с родителями, может быть, ещё потерплю, дождусь Лёшенькиного возвращения из новой жизни (надеюсь, он теперь подольше проживёт, хорошо и в радости!), и тогда попрошу, чтобы меня распылили. Аннигилировали. Я в новую жизнь не пойду, и не достойна, и не хочу больше, а угасать без подпитки белковым телом и превращаться в подобие саранчи не желаю! Попрощаюсь с моими любимыми – и в распыл! Кранты, амба, хана, а не Нирвана! Кстати, Нирвана переводится как угасание. А угасание – это деградация. А я и так не подарок, ещё тот деградент, так что в саранчу превратиться обречена. Нет уж, пусть распыляют!
              В сентябре этого года умерла свекровь, точнее, бывшая свекровь моей сестрёнки. Хоть и бросил её сын мою сестрёнку, его родители продолжали общаться с ней, любили её. А её дочка была их единственной внучкой. Так что дружба сохранялась на долгие годы. Теперь ещё и через неё я могла посылать подарки своему сыну.
               В сентябре, в самом начале, и я чуть было на Тот свет не ушла. Лето было ужасно жарким, а я люблю солёную рыбку, мяса я уже с 2008 года не ела, не могла убитого есть, хотя убитую рыбу ела постоянно. (Степень моего лицемерия).  До сих пор от рыбы отказаться не могу. Так вот, дождавшись окончания лета, я купила себе филе слабосолёной селёдочки. И отравилась. Солили-то её ещё по жаре, а я не сообразила. Ела с таким удовольствием, и на тебе! В общем, хлестало из меня и изо рта, и из противоположного отверстия почти без передышки. Я на карачках ползала до туалета и обратно, голова была как в тумане, ничего не соображала, только одно – ну вот, наконец-то Туда!
               В какой-то момент просветления подумала: «Приличные люди уходят прилично, от инфарктов, от инсультов, ну там под машину попадают… Я же не сообразила даже сестрёнке позвонить, а сейчас и сил на это нет. Вот найдут меня через несколько дней мёртвую, по уши в дерьме, вот будет хохма! А Алёше-то кто будет подарки отправлять?». И поползла я на кухню, там в аптечке были ещё Лёшины лекарства для ЖКТ, я ему на всякий случай и от диареи покупала, и антибиотики, и типа Бифиформа. Нашла противодиарейное средство, полегчало, стала сама себя лечить. И вылечила, хотя восстанавливалась я очень долго. Вот дали мне довольно ехидный шанс уйти, а я отказалась, только не таким макаром.
               Когда немного очухалась, стала срочно искать для Алёши информацию по строительству яхт, картинки с ними, с мотоциклами «Урал» с коляской, прицепы-трейлеры, автокран. Для девочек кучу самых разных лоскутов ткани, картинки и фото с подушками для плетения кружев, с коклюшками, булавками, схемы плетения, в общем, что смогла найти.  Что-то на цветном ксероксе распечатала, что-то в виде фотографий заказала, что-то из журналов и справочника по лодкам, катерам и яхтам выдрала. Всё приготовила, сожгла. Кстати позвонили Вася и Марина, пригласили нас с сестрёнкой прокатиться вдоль берега Реки. Прихватила я с собой резиновые сапоги, и мы поехали.
             В одном месте, где понижался берег, вышли погулять.
Я надела резиновые сапоги, зашла в воду и отправила Алёше, Любочке и Асе подарки. Я уже три года каждый месяц перед седьмым числом прохожу по набережной Реки, когда иду заказывать Алёше обедни. Каждый раз с грустью отмечала, что судов на Реке почти нет, одна-две баржи пройдут, один туристский теплоход, и то редко бывает, немного катеров, маленькие парусные или моторные лодки, речные трамвайчики. Яхт не видела ни разу. И вдруг смотрю – вдалеке идёт парусное судно, довольно большое. Спросила сестрёнку, не видит ли она парус, вдруг у меня глюки? Точно, шла большая парусная яхта. Вот так  я сразу получила сигнал, что к Алёше всё попало, все мои подарки!
             В начале октября во сне смотрела на себя в зеркало. Из рамы зеркала на меня глядела не я, а как-то слегка тревожно и с надеждой во взгляде молодая девушка. Светловолосая, голубоглазая, волосы длинные, убраны за спину. Глаза большие, красивые. И сама вся такая милая, хорошая, красивая мягкой красотой. Долго я тот сон в голове мусолила, и решила, что всё же это была Алёшина Любочка. И в самом деле чем-то похожа на Марину.
              Через месяц после сорока дней свекрови моей сестрёнки Алёша приходил к ней во сне, светлым подростком. Она его обнимала, гладила. А мне ничего такого не дают, что за мука! Я в своих снах всё хожу-брожу, ищу моего Алёшу, кричу: «Где мой Алёша? Где мой сын?» И всё решаю с кем-то вопросы о новой операции для него, о химиотерапии. В тоске, в слезах. Как-то приснилась мне чья-то свадьба, весёлая, молодые и красивые молодожёны, а я рюмку едва держу, дрожит в моих руках. В сердцах поставила её на стол и скандалю, почему наших детей такого счастья лишили? Мотнула головой вверх, потом вниз, кричу: «Все они гады, и  Вверху, и  Внизу!»
               Я сделала много фотографий Алёши, поместила в рамочки – и на стены. Мне так легче. Я с ним разговариваю, гляжу ему в глаза, любуюсь его лицом, улыбкой. Асина мама, наоборот, не может видеть фотографии Асеньки, даже на памятнике нет фотографии её доченьки. А у Алёши на памятнике довольно большая цветная фотография. Я рассуждала так: пройдёт кто-нибудь мимо, увидит фото молоденького парнишки, пожалеет его, помолится и Царствия Небесного пожелает. Вот не станет меня, кто будет приходить на его могилу? Пару раз в год друзья придут, возможно, а потом и приходить не будут, время идёт, у всех своя жизнь, свои заботы. Пусть хоть прохожие за сыночка моего помолятся, Бога за него попросят…
                Мне и самой важно ещё с дороги, ведущей на кладбище, видеть фото моего сыночка, словно и он на дорогу смотрит, меня высматривает. Я ему машу, шепчу: «Я иду, родной мой, ползёт к тебе твоя мамка!». Летом фотография тёплая, живая, зимой холодная, я её ладонями согреваю, целую. Иногда зима такая снежная, что памятник заносит почти доверху, заметает глаза моего ненаглядного сыночка. Я снег разгребаю, пусть его глаза на Белый свет беспрепятственно смотрят…Белым – белым кроет снегом зелень глаз твоих, белым – белым станет корень в волосах моих… Зато по снегу можно сыну письмо написать, про тоску-любовь свою рассказать. Впрочем, я и на зеркале в ванной комнате ему письма пишу, на запотевшем после душа стекле. А он мне не пишет, не отвечает, как в детстве: «Не отвецяю!»… Ясный мой свет, ты напиши мне слезою дождя на оконном стекле…
             Я перестала смотреть фильмы о войне. Не могу видеть, как погибают дети и молодёжь. Перестала читать книги, перечитываю только сказки, но и там нахожу места, которые у меня истерику могут вызвать. Вот стоит витязь на распутье…Перед ним камень в начале трёх дорог. Налево пойдёшь – в огне сгоришь, направо пойдёшь – в воде утонешь, прямо пойдёшь – убиту быть. Ничего себе выбор! Не хилый, блин…у нас на выбор дают, на людскую волю: хочешь – плачь, хочешь – утопись, хочешь – так пропади!
              Целый день смотрю каналы Культура и Детский Мир. Но и по Культуре тоже всегда найдётся, чем мне раны разбередить. И мультики не всегда спасают. Не могу смотреть более замечательный мультфильм «Лебеди Непрядвы». Шепчет пронзённый копьём Пересвет: «Больно, мама…» И слышит ответ матери:«А ты спи, светик, спи…» АААААААААААААааааааааааааааа!
Ведь и я, и я так же… Сын мой стонет: «Больно, мама, умираю, помоги…», а мама ничего, кроме стона, не слышит, поёт: «Спи, младенец мой прекрасный…»
               Господи, верни мне его, верни! Молчание. Где мой сын, Господи, где мой Алёша? В голове всплывает – Я не сторож сыну твоему…Мой сын! Моё дитя! Вернись! Вернись! Вернись! – Утрата, утрата…
                Точно не помню, когда мне приснился интересный сон, я его почему-то не записала. Но время от времени он всплывает в моей памяти. Словно я была у Алёши на небесах, но помню только момент, когда я возвращалась на землю, домой. Стою на краю неба, вокруг простор, облака, свет. Всё пространство пронизано струнами, в разные стороны, на разных уровнях, всё в струнах. Алёша советует мне при спуске держаться рукой за струну, так надежнее. А я попробовала ногой облако, оно меня прекрасно держало. И я струну отпустила и запрыгала вниз с облака на облако, а они небольшие, как ступеньки, как чьи-то следы, но надёжные…а по небу бегут, видишь, чьи-то следы, это может быть я, это может быть ты…
               
                2011 год.

                С 2011 года моя племянница с мужем живут в Питере. Им там нравится, возвращаться не собираются. Вот как интересно получилось – последняя в нашем роду вернулась туда, откуда родом наша мама. Сестрёнка ездила к ним в гости, вернулась счастливая, довольная. Она город нашей мамы очень любила, но со времён катастройки шансов на поездку туда у неё не было по чисто материальным причинам. И вот такой подарок от доченьки! Меня тоже племяшка приглашала приехать к ним, но я без Алёши никуда не хочу ехать, тем более туда, где мы с ним были счастливы. Поехать – значит совершить предательство, я так считаю. Я очень хочу в Питер, но только вместе с Алёшей. Только вместе. Мир, в котором нет тебя, сын мой, мне не нужен.
                А ещё с того же года в Питере живёт одна из Алёшиных подруг. Вышла замуж после окончания Универа и вместе с мужем уехала в Питер. В наш город она приезжала довольно часто, звонила мне, и все Алёшины друзья собирались у меня повидаться с ней. Однажды она рассказала, что была в Питере на концерте любимой Алёшиной группы «Воскресенье». Ей очень понравилось, концертом была очень довольна. Помолчав, добавила, что Алёшка лучше пел песни этой группы, они поют привычно, а Алёша столько души в их песни вкладывал! Я ещё раз остро пожалела своего сына, пожалела, что не получилось у него записать свой голос на диск…
                В конце января позвонила подруга. Она во сне ходила навестить своих умерших родственников. Идти не боялась, потому что рядом с ней летел ангел. Ангелу было лет 11-13, похож был на ангелочков, что рисовали старые мастера, но подросток, не младенец. Услышала чей-то голос: «Это Алёшка, Алёша!». Вгляделась она в лицо ангела – ясно проступили черты моего Алёши. Вот такой сон. Значит, если вначале Алёша сопровождал души животных, то теперь ему доверяют помогать душам живых людей в их приходе во снах к умершим…Ты летящий вдаль, вдаль Ангел…
             Третьего февраля наступил Новый год по восточному календарю. Какой сон я увидала, вот было бы здорово, если бы он сбылся! Я была в этом сне у сестрёнки, захожу в комнату, на диване вижу лежащего малыша, ему два-три месяца. Подбегаю к нему – это лежит мёртвый маленький Алёшенька. Я в тоске и любви глажу его, целую, и он задышал, открыл глазки, ожил! Я зову сестрёнку, мы Алёшу одеваем, а он растёт буквально на глазах! Беру его за руку, веду к себе домой, ему уже 7-8 лет. Спросил меня: «Ты мои джинсы поотдавала?». Отвечаю: «Есть джинсы, всё есть!» Когда подошли к подъезду, Алёше уже было лет 16. Больше ничего не запомнила, только помню, что удивилась, дом не мой, и квартира коммунальная на первом этаже. Эх, Господи, Ты же всё можешь, воплотил бы этот сон в жизнь, вернул бы мне Алёшеньку!...  Опять сослагательное наклонение, постоянно если бы да кабы…Мама, это правда, мама, это правда, мама, я опять живой! Ты уже не плачешь, ты уже не плачешь, мама, полетим со мной…
              Ровно через месяц видела во сне какого-то пожилого мужчину. Причём я точно понимала, что он всё может, любое чудо. И я смотрю на него пристально, внушаю: «Верните мне Алёшу, верните мне Алёшу, верните мне сына!» В общем, не даю покоя ни себе, ни Небесам! И не дам, не надейтесь! Видимо, Небеса на меня обиделись, и послали мне такой сон: нашу Землю должны уничтожить инопланетяне. Я бегу, пытаюсь спастись, несусь по коридору, увидела плачущего ребёнка. И поняла, что всё, конец, всем распыл!...Причастный к тайнам, плакал ребёнок, о том, что никто не придёт назад… И сама вспыхиваю и распадаюсь, и последняя мысль – бедные наши дети! В общем, Небеса мне объяснили, как ни ругайся, как ни протестуй, что захотим, то с вами и сделаем! И сына тебе не вернём! Бедные наши дети…люди больше не услышат ваши юные смешные голоса, теперь их слышат только Небеса… люди никогда не вспомнят ваши звонкие простые имена, теперь их помнит только тишина… 
              Алёша, Лёша, Лёшенька…зубами, ножами, слезами, мольбами тебя уже не вернуть…Каждый раз плачу, когда слышу песню группы «Пилигрим»: «…и я, не простивший, и я, не прощённый, осуждённый лететь один, мой сын обречённый глядит отстранённо, мой обречённый сын, обречённый сын…» Они поют – не рождённый сын, а у меня в голове своё -  обречённый… Чудом ко мне вернись!               
               Чуда она захотела, как же… В начале апреля – сон. Алёше лет десять, он обречён. У него две опухоли, но Лёша об этом не знает, я не говорю ему, как и раньше. Алёша считает, что опухоль одна, настраивается на операцию. Идём с ним по коридору. Лёшенька просит поесть. Заходим в чужую квартиру, на кухню. Я наливаю ему что-то в чашку, Алёша сидит, пьёт. Личико у него обиженное, глаза печальные, скорбная складка у губ. Говорит о будущей операции. Я стою рядом, меня шатает от отчаяния, потому что знаю, что операцию делать не будут. Глажу Алёшу по спине, где почки, говорю, что там ещё одна опухоль. А он всё равно надеется на операцию. А я стою, шатаюсь от горя, хочу умереть, кричу про себя, чтобы Алёша не расслышал: «Бог, я Тебя убью!».
                Вот до чего я дошла…весь день провалялась в слезах. А вечером узнала, что Вася и Марина своего первенца назвали Алёшей. Спасибо им за память, за дружбу, я правда даже не намекала на это, и в мыслях не держала, думала, что побоятся назвать Алёшей, не ждала этого. Господи, благослови нового человечка  по имени Алёша, пусть его судьба будет хорошей, по- человечески  хорошей!
                Однажды ранней весной я вернулась днём домой из магазина. На лестничной площадке стояли с растерянным видом трое молодых людей, два парня и девушка. Стояли раздетые, в футболках с коротким рукавом, в шортах, девушка в халатике, в тапочках на босу ногу, только на одном парне были кроссовки. Было холодно, везде на улицах ещё лежал снег. Оказалось, что это квартиранты из соседней квартиры, молодожёны, и их гость. Они вышли покурить на лестничную площадку, а дверь в квартиру захлопнулась. Соседи все на работе, хорошо, что я вовремя подошла, толком замёрзнуть не успели. Привела я их к себе, погреться и позвонить квартирной хозяйке. Но они снимали квартиру через агентство, знали только телефон агентства. Позвонили туда, им велели к ним приехать, тогда дадут телефон и адрес хозяйки.
               Одному из этой компании, квартиранту, я предложила Алёшину одежду – джинсы, куртку и шапку, кроссовки он взял у гостя. Джинсы пришлось подвернуть, Лёша был выше ростом, но куртка его едва сошлась на крепыше квартиранте. Он уехал. Я предложила гостям чай, мы ждали довольно долго. Я подошла к окну, посмотрела на дорогу. Сколько бессонных ночей я провела у этого окна, или летом на балконе, глядя на эту дорогу, мечтая, что вот сейчас из-за угла соседнего дома выйдет мой сын! И вот вижу, что из-за угла выходят Алёшина куртка, джинсы, шапочка….вот только в них не Алёша. Не знаю, как я удержалась от крика, нельзя же было напугать этих молодых людей своей внезапной истерикой! Одежду мне вернули, поблагодарили, попрощались и ушли. Вот тут я сорвалась на полную катушку! Только рот затыкала Алёшиной курткой, чтобы соседям не было слышно. Вот, исполнилась моя мечта, только вот так издевательски, трое суток лежала в слезах… А ещё говорят – мечтать не вредно. Ещё как вредно!
                И вообще, сколько всего люди придумали себе в утешение, а всё – враньё! Красота спасёт мир? Враньё, наши дети были красивые и телом, и душой, и где они, кого спасли своей красотой? Даже себя не спасли. Не родись красивым, а родись счастливым – пожалуй, эта поговорка верна. Доброта спасёт мир? Тоже враньё! Наши дети были добрыми, отзывчивыми, кого они спасли своей добротой? Даже себя не спасли. Нет худа без добра?  Тоже враки! Худа без добра – навалом! Любовь спасёт мир?  И это – враньё! Разве мы не любили своих детей, разве они не любили нас? И никого не защитила вдали обещанная встреча, и никого не защитила рука, манящая вдали… И Алёшу моего любили, и Асеньку любили, и очень сильно. Нюша семь лет не могла ни с кем встречаться, за ней ухаживали, но она подсознательно всех сравнивала с Алёшей и её сердце не могло ожить… Семь лет! Только на восьмой год немного оттаяло её сердечко.
                Господи, даруй ей счастье, только хорошее, человеческое (а то у вас Там странные понятия о счастье), она этого заслуживает! Все эти годы она со мной, не забывает меня, помогает мне с уборкой, моет окна, покупает продукты, если я болею. И друзья Алёшины тоже не оставляют меня своими заботами. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты. Вот такой был мой Алёшенька, разве же он не был достоин нормальной долгой жизни на Белом свете?  И не спасли его ни любовь, ни верная дружба…
              Я наконец поняла, кто может спасти мир. Только тёмные, если они откажутся от тьмы. Пошёл вор на свою тёмную работу – и вдруг взял да передумал, не украл. И вообще воровать перестал. Пошёл маньяк на свою страшную работу – и пожалел жертву, не убил, и больше бы никого не убивал никогда. Захотел мошенник кого-нибудь облапошить – и передумал, и больше бы никогда никого не обманул, не подставил. Стали бы все честно выполнять свой долг, без взяток, без обвесов и обсчётов, стали бы нормально жить, по Заповедям Христовым. Алкаши завязали бы с пьянкой, наркоманы бросили бы наркотики. Вот тогда только мир начнёт спасаться.   
               Только для этого нужно, чтобы в стране было много хорошей нормальной работы для молодёжи, вообще для людей, чтобы нормально работали заводы, фабрики, колхозы и совхозы, чтобы люди чувствовали свою нужность и полезность. При Советской власти вышедших из тюрем оступившихся людей милиция брала под белы ручки и водила по предприятиям до тех пор, пока не устраивали их на работу, да ещё с предоставлением общежития, и многие не возвращались на свои кривые дороги. А сейчас они никому не нужны, да что тут говорить, не нужны никому и те, кто не пошёл тёмными путями. Полная свобода, ищи сам себе работу, жильё и так далее, и так далее.
               Главное – соблюдать первую Заповедь – не убий! Тогда ни одна чёрная душа не пойдёт в жизнь, ведь душа эта уйдёт на Тот свет своей смертью, и останется Там до  своего конца. Поэтому и смертную казнь нужно отменить по всему миру. Пусть всякие маньяки и убийцы сидят пожизненно, в нормальных условиях, пусть им дают читать самые лучшие книги на свете. И очень хорошо охраняют!   
               Если негодяй покается, душа его станет светлее, и на Том свете место её пребывания будет светлее. Если не покается, злоба его будет вынужденно направлена на самого себя, в итоге он сам разрушит свою душу, и никогда она не будет больше выдана к рождению. Значит, новые люди-человеки, наши дети, будут рождаться с нормальной судьбой, смертельных болезней и уродств у детей больше не будет. Насколько лучше станет человечество!
                А ещё будет шанс у невинно осуждённых на то, что правда восторжествует, поздно или рано. Лучше бы пораньше! Но будет шанс. Жаль только, что слишком многие выбирают кривые тёмные дороги. А дело не в дороге, которую мы выбираем, а в том, что внутри нас заставляет выбирать ту или иную дорогу. Мы нынче удивляемся, почему детей наших, внуков и правнуков победителей фашистской чумы, так тянет в нацизм? Так где-то с 70-х годов в жизнь идут убитые на войне души. Наших солдат, почти сразу после смерти за отчизну, заслуженно выдали в жизнь, а захватчики сначала отработали за свои преступления на Том свете, потом их стали выдавать в жизнь. А почему у нас? Вот мечтал какой-нибудь фриц  о куске земли на Украине или в России, там он и могилу получил – тоже ведь земельный надел, и в рождение на нашей земле вышел. А мы всё недоумеваем, почему они так любят немецкую военную форму, песни фашистские орут… Попозже и бандеровцев с власовцами в жизнь выдавать начали. Вот и получили мы разгул нацизма и национализма! Да ещё их умело поворачивают в сторону язычества, благодарный для этого человеческий материал.
                Отсюда и наступление на христианство по всему миру, особенно на православие. К сожалению, наши священники и учёные историки, археологи и прочие, не обращают внимания на засилье книг об язычестве, очерняющих христианство. Считают, что на эту  чушь не стоит обращать внимания? Ещё как стоит, несколько поколений упустите, вместо дороги к храму они выберут дорогу совсем в другом направлении, увы… Молодёжь эта в основном в Интернете сидит, книги эти  псевдонаучные читает. Вот взяли бы учёные вместе со священниками, прочитали бы эти «научные» опусы, и на их же сайтах буквально постранично написали бы разбор этих творений, просто и доходчиво, с фотоматериалами, с данными археологии. Это просто необходимо сделать! Я пыталась было на некоторых неонацистских сайтах оставлять свой комментарий, когда у меня появился компьютер, но меня быстро занесли в чёрный список. Странно, в моих комментариях не было ни одного непечатного слова.
                Я раньше никогда не проходила мимо подростков, пьющих пиво, мимо курящих девчонок. Я не ругалась, но старалась спокойно объяснить им, что спиваться начинают именно с пива, а девочкам ведь со временем понадобится родить ребёнка, поэтому не нужно травить свой организм. Теперь же прохожу молча. Только рот открою, чтобы сказать им своё «фе», как тут же в голове возникает весёленькая песенка – кто не курит и не пьёт, тот молоденьким умрёт…
                А ещё нынче почему-то развелась особенная порода  молодых мамочек. Орут на своих детей так, словно те убили кого-нибудь, по меньшей мере. А всего-то шлёпнулись и колготки запачкали. Выведут эти мамочки детишек на прогулку, нарядно одетых, никаких песочниц, никаких горок! Шаг влево, шаг вправо – расстрел на месте! Мамочки кричат на них нечеловеческим голосом, даже я, старая, подскакиваю от неожиданности и боюсь неадекватно отреагировать, как собачка в «Ералаше». И ничего этим мамочкам не говорю. Скажу, а мне в ответ: «А где твой сын? Иди и воспитывай его, как хочешь, а нам не мешай!». Так что закрываю свой рот и молча иду дальше… 
                И вновь меня подразнили надеждой, что скоро умру. Надежда – королева горемык… Вижу во сне моё мёртвое тело, накрытое с головой простынёй, душа моя рядом бродит, зовёт: «Алёша, Алёша!» Вот так все эти годы хожу, брожу, зову: «Алёша, Алёша!» Отнимают у нас детей наших, а нас оставляют. И оставшиеся попадают в Ад. Бредут по этой жизни, извиняясь, что ещё не Там. Мне стыдно перед сыном, что я всё ещё жива, тело живо, хотя душа моя умерла вместе с ним. Зачем я всё ещё болтаюсь по Белу свету? Прошлое погибло, будущее уничтожено, счастья нет, всё химера – а живи! Всё изведано, нового ничего нет, старое не повторится – а живи! Люди, не способные более ждать и надеяться, не хотят жить, потому что жизнь имеет смысл только тогда, когда тебя любит ребёнок. Дитя даёт полноту и радость жизни! Лёшенька, ну хоть ты пожалей свою старую мамку! Посмотри, какая я стала, моё разбитое сердце срослось криво, и в нём поселились злоба и зависть, а ведь я при тебе никогда не была злой и завистливой! Солнце моё, взгляни на меня! Моя ладонь превратилась в кулак…Я каждый день прохожу через твою казнь и каждый день казню сама себя – страшная жизнь! Забери меня к себе!
               На светлый праздник Пасхи снова показали мне во сне, что люди пытаются спастись от злого инопланетного разума. Много народа, детишек, все прячутся, убегают, и я с ними. В этой сутолоке появился Алёша, двадцатилетний, худенький, но не больной. Теперь мы с ним пытаемся спастись вдвоём. Так я и не поняла, проснувшись, спаслись ли, скорее всего – нет… Не для меня придёт Пасха, но в круг родня не соберётся, «Христос Воскрес» из церкви льётся, но радость та не для меня…
               А тяжёлые сны продолжаются, мучают меня. То Алёшу из детского садика чужая тётка украла, то шёл вроде со мной и вдруг пропал, и я всё ищу, ищу его, мечусь в поисках по городу. То веду его больничными коридорами на УЗИ и переживаю, вдруг снова опухоль обнаружат? Днём сама себе работу ищу, шью целый день для малышей, занята по уши. А вечером наваливается тоска, я фотографии пересматриваю, вспоминаю наши самые счастливые, самые хорошие минутки, голос Лёшин слушаю – вроде бы отпустит немного. А ночью сон не приходит, не помогает из действительности выпасть, а придёт – и там меня замучают тоской и безысходностью. Не знаю, куда себя засунуть. Слишком жестоко, отняв единственное дитя, оставлять жить матерей. Или всё это входит в программу нашей казни, карму, блин, отрабатываем… Чью?  Когда я, наконец, умру, и на Том свете разделят наши души, мою и душу подсадки, я на неё, наверное, с кулаками накинусь. Уж коли была так грешна, не лезла бы на рожон, помирала бы своей смертью, и никогда бы больше в жизнь не пошла, и не обрекла бы нового ребёнка на такую страшную судьбу.
             На Лёшенькин день рождения я отвезла в детский дом его детский аккордеончик. Мне удалось найти мастера-музыканта, который аккордеон отремонтировал. Он мне сыграл на этом инструменте, звук был замечательный! Мастер сказал, что я могу продать аккордеон, и меньше семи тысяч за него чтобы не брала, а больше – пожалуйста, он сам найдёт мне покупателя. Деньги мне были нужны, разумеется, но тогда аккордеончик не проявился бы у Алёши, поэтому я твёрдо решила подарить его в детдом. Я там однажды видела, как воспитанник этого дома играл на пианино, значит, их там учат музыке. Очень хочется надеяться, что инструмент этот из детдома не уплыл в неизвестном направлении, и что образ его теперь у Алёши.
              А ещё я надеюсь, что новогодние костюмы, сшитые моими руками, не валяются там без дела, а радуют детей на праздник. Мне говорили, что у них ещё есть драмкружок, может, мои труды и там пригодятся.
               На 19 мая, день Алёшиного крещения, видела сон. Кладбище, на нём много народа, сидят за столами у могил, поминают своих. Мы с сестрёнкой тоже у Алёшиной могилы. Вдруг сестрёнка говорит: «Вот он!». А я почти его не вижу, какой-то смутный силуэт, но всё равно обнимаю, целую его. Спрашиваю его о чём-то, но Алёша молчит. Тогда я хватаю какую-то длинную палочку, что ли, держу двумя пальцами, палочка раскачивается, словно маятник. Задаю вопросы, сын с помощью маятника отвечает – да или нет. Почти ничего не помню, один вопрос всплыл в памяти: « Будешь ли мне сниться?». Маятник качается: «Да». Ещё спрашиваю: «С Любочкой познакомишь?». Ответ – да. Я кричу: «Я не могу без тебя, забери меня с собой!». Молчит мой сыночек, маятник не качается. Плачу: «Неужели я должна все эти годы жить?» Маятник качнулся – да…Сон я в тетрадку записала, и запамятовала.
              На родительскую субботу перед Троицей видела Алёшу маленьким, мы с ним зашли в какое-то здание, внутри оно переделано в церковь. На скамьях сидели люди и готовились к исповеди. Стояло несколько аналоев, на них лежали Евангелия. Мы там недолго побыли, когда выходили, Лёша сказал, что это бывшая школа. Больше сна не помню. Но сходить на исповедь даже в голову не пришло. Вот поехали мы с сестрёнкой на кладбище, там народа много, сидят за столами, поминают своих близких, убирают могилы, всё приводят в порядок. Но вся эта картина почему-то не напомнила мне мой сон на Алёшино крещение. Дома я металась по квартире, места себе не находила, выла, скулила, слезами умывалась, и так почти до утра. Едва уснула. На Троицу метания и тоска продолжались, я снова поехала к Алёше. Покоя не было.
                Вернулась домой, села перечитывать записанные сны, и прочла о сне с поминающим народом на кладбище и маятником в моей руке… Ох, как я себя ругала нехорошими словами! Схватилась за блюдечко с янтарным яблочком, ответили мне, сказали, что Алёши нет, но что он приходил вчера, в субботу.  Вот так…убила бы себя! Что-то ему было очень нужно, А я разрешённое мне с ним общение проморгала… Вот и представьте себе моё душевное состояние…Дура старая!
             Спустя пару недель во сне стояла на коленях перед Алёшиным памятником, целовала его фотографию. Целую, целую, целую.. Вдруг губы его живыми стали, зашевелились, еле слышно: «Мама, мама…» Я опять целую: «Алёша, Алёша!» И только его губы: «Мама, мама…» Я: «Алёша, Алёша, что, сынок?» В ответ только: «Мама, мама, мама…» Ну как была старая дура, так и осталась. Горбатого могила исправит…
             Забыла рассказать, что той же весной довелось мне пообщаться с экстрасенсом, что к Алёше приходил. Прицепилась я к нему с вопросом – когда же наконец-то я сдохну? Он снова разложил карты Таро. Три раза он по-разному раскладывал эти карты, все три раза выходило одно и то же. Выходили мне три карты. На одной – две старушки с клюшками. На другой – рука в церкви свечу ставит. На третьей – кладбищенские ворота, к ним протянута рука с денежкой на ладони. Пообещал, что придётся мне  жить ещё четыре года. Со мной случилась истерика, зачем же так долго меня мучить? Когда я пишу эти строки, срок этот  уже прошёл, а я всё тут, на Белом свете, небо копчу, пенсию на удобрение перевожу…
               Две старушки с клюшками – это ясно, это мои сёстры-инвалидки. Только помощи им от меня мало, я сама часто болею. Иногда продукты куплю, принесу, когда младшей совсем невмоготу. А так она сама со всем справляется, чувство долга у неё превыше всего, старшая при ней живёт, как в санатории. Когда младшая лежит в больнице, я живу в их квартире, пасу старшую. Вот и вся помощь. Причём когда младшей плохо, мне тоже непременно «не фонтан». Например, у сестрёнки треснули два позвонка, у неё остеопороз. Она по квартире ползала на коленках, потом на костылях, потом прошла операцию по восстановлению позвонков. Так ведь почти день в день с её бедой я гробанулась в ванной, ударилась рёбрами и спиной, думала, рёбра сломала. Почти год у меня левая рука не поднималась и не могла двигаться в сторону, словно парализованная. Пришлось долго ходить на физиопроцедуры на позвоночник, прежде чем смогла более-менее рукой этой владеть. Так какой же из меня был помощник моей сестрёнке? Никакой! Было бы из-за чего держать меня на Этом свете!
              Рука со свечой в церкви – тоже понятно. Сёстры-то мои не в состоянии по церквам ходить, хожу я, всем нашим родным и друзьям, ушедшим на Тот свет, обедни заказываю, на Родительские субботы списки подаю, молитвы по ним читаю.
               Ох уж эти Родительские дни! Только больше тоски мне добавляют! У всех нормальных людей – правильный день, едут навестить на кладбищах своих родителей. А у таких ненормальных, как я – неправильный день, едем, как в пионерский лагерь, навещать своих детей. Только в пионерском лагере дети родителей ждут, концерт для них готовят, а в нашем случае концерт-истерику дарим мы нашим детям… Нас неправильно решили! !!! Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети…
             Рука с монетой перед кладбищем – из той же серии, да ещё на мне уход за могилами, и каждую субботу я там читаю литию. За все эти годы я только несколько раз не могла быть на кладбище в субботу, из-за того, что мне бывает иногда слишком плохо. Тогда я еду в воскресенье, но всё равно еду, читаю литию. А что я ещё могу сделать, чем могу помочь моим дорогим родным? Только маме и папе я смогла заказать «вечные» обедни, на большее денег не хватает.
           В субботу 9 июля 2011 года я читала на кладбище литию. Читала, стоя под зонтом, вокруг текла с неба вода, настоящий ливень, с зонта дождь лил просто стеной. Сухими у меня были только голова и плечи, всё остальное мокрое. Была сильная гроза, молнии так и сверкали… Но я прочитала литию, «Богородице, Дево, радуйся», и как обычно, завершила молитвой за детей. За всех живущих детей на Белом свете, которую читала каждый день после молитв за Алёшу. В конце моей молитвы были слова:
           - Я прошу Тебя, Господи, чтобы никакое злое, страшное, чёрное горе не омрачало дней детей и молодёжи! Помилосердствуй, Господи, спаси, сохрани и помилуй всех детей на Белом свете, чтобы они не потеряли доверия к жизни, а главное, доверия к Тебе, Господи, и не потеряли способности радоваться Твоему Божьему миру (как потеряла эту способность я, грешная)!
             Добиралась я до автобуса почти по колено в воде, но доехала домой благополучно. В воскресенье днём включила телевизор, и мне стало плохо… Я по уши в воде молила Бога пощадить детей и молодёжь, а мне с экрана говорят, что с теплоходом «Булгария» случилась беда, и много детей и молодёжи утонуло в Волге. Выходит, мне вообще нельзя молиться за живых? Выходит, мои искренние молитвы исполняются с точностью до наоборот? Целый день я сходила с ума, вечером сказала, стоя перед иконами, что больше молиться вообще не буду, ни за живых, ни за умерших. Всё, баста! Попросила у сына прощения и заткнула свой фонтан. Так, без молитвы, прошло более десяти дней.
              И вдруг однажды вечером, в 22 часа (а это время, когда начал умирать мой Алёша), зазвонил будильник. Я никаких будильников не заводила, мне с моим режимом это ни к чему. Пользовалась я только теми часами, которые незадолго до смерти купил Алёша, теми, которые сами обнулились в день его последней муки. Стала искать по ящикам. Нашла звеневший будильник. Как только нашла, звон прекратился. Это были маленькие часы, плоские, автомобильные, которые давным-давно принёс мне мой сын, когда сломался наш старенький будильник, чтобы я не просыпала на работу. У этих часиков давным-давно выдохлась батарейка, они много лет молчали, да и время завода там оставалось на пять утра, с тех пор не менялось. И вдруг они зазвонили сами собой, в часы, когда у меня стали отнимать мою кровиночку…
              И с тех пор они в это время, в 22 часа, звонили каждый день целых два года. А батарейку я и не меняла. Я поняла это чудо как просьбу Алёши о молитве, взяла себя за шиворот и потащила к иконам, молиться. Мне было трудно делать это, но я дала себе поблажку только в утренней молитве, чтобы не скандалить целый день, а вечернюю молитву читала неукоснительно.
              В этом же году почти в один день с Алёшей умер отец моей давней хорошей подруги. Накануне его девяти дней я так просила Бога, святых и этого человека, чтобы Алёша приснился! Видно, он меня пожалел, хотя сон почти сразу стёрли из памяти, но всё же запомнила, что Лёшенька был двадцатилетним, выглядел хорошо, говорили мы с ним о посадке  цветов. Я даже в руке детский совочек держала, в общем, собиралась что-то посадить. После этого сна я решила посадить через дорожку от могил папы и Алёши (а они в последнем ряду, за дорожкой граница кладбища), что-нибудь для Алёши, чтобы мои посадки проявились у его дома, Там. Решила посадить черёмуху, сирень, шиповник, жасмин. Пусть, думаю, у него с весны до лета возле дома будут цвести деревца и кусты, наполнять воздух чудесными ароматами.
                В конце августа приснилось, что разговаривала с Алёшей по телефону. Вроде он у меня учится в Питере, так же на музпеде, и скоро должен на каникулы приехать. И почти сразу сон сменился. Мужчина держит на руках чудесного младенца, говорит мне, что
это Младенец Христос, он взял Младенца из иконы, прогуляться. Я этому Младенцу ручку целую, прошу: «Младенец Христос, помоги Алёше!» Всё повторяю и повторяю. Малыша уносят, а я всё пристаю ко всем окружающим, спрашиваю, какой иконе молиться?
             Через несколько дней во сне была в храме с сестрёнкой. Мы пришли к иконе Матроны Московской. Святая вышла из иконы, стала меня слушать. Я всё просила её об Алёше, чтобы мне его вернули, и просила за сестрёнку. Говорила, что она очень хороший человек, пусть она живёт! (За несколько дней до этого сна у сестрёнки был сильный сердечный приступ). «Не нужно её Туда, ведь есть же я, я! Меня – Туда!» Матрона слушала меня очень внимательно.
              Буквально через день мне отомстили за хорошие сны. Опять показали Алёшу измождённого, в больнице, под капельницей, ему плохо, рвота. А я бегаю возле него, хлопочу. Просыпаюсь, сами понимаете, в каком состоянии. Какие всё же сволочи наши «пастухи», психологи Нижнего мира. И так уже меня лишили счастья, радости, надежд, куда больше? Нет, обязательно надо травить ещё и после самых страшных потерь…Нескончаемая цепь страданий? Зачем? Ведь и так уже сломана…В сердце моём – пусто, во веки веков – пусто…
               В середине сентября была годовщина смерти свекрови моей сестрёнки. Вот она меня выручила, я ей обедню заказала, вечером перед годовщиной читала по ней Псалтырь и заупокойную молитву, просила, чтобы помогла Алёше мне присниться. Сон стали стирать из памяти почти сразу, как проснулась, но всё же я запомнила, что стояла рядом с Алёшей и обнимала его, и он выглядел хорошо.
               И в октябре видела во сне Алёшу хорошим, выздоровевшим, хотя и водила его по Онкоцентру в том городе, где вторую операцию делали. Я хотела показать его Саше, чтобы и Саша порадовался, что Алёша здоров. Накануне вечером смотрела по телевизору концерт Вячеслава Бутусова, возможно, что и Саша его смотрел, вспомнил, как хорошо Алёша пел песни Бутусова, наши воспоминания пересеклись и помогли Алёше прорваться ко мне во сне.
             В конце октября приснилась мне Ася. Я держала в руках её фотографию. Асенька была абсолютно узнаваема, только волосы светлые и глаза голубые. Я гладила на фото её волосы и всё повторяла:
            - Асенька, найдись, найдись!
            Вдруг она с фотографии спрашивает:
           - Почему вы говорите – найдись?
           - Вернись к родителям, к нам!
           Ася печально вздохнула, опустила голову. А на фотографии внизу была надпись – Сан.Гор.Ключ. Когда я перебирала в голове этот сон, вспомнила, что ещё год назад во сне мы с Алёшей навещали Асю, она тогда была больна, но нам разрешили вынести её наверх, на террасу, на свежий воздух. Алёша вынес Асю на руках, положил на скамью. Всё это было на горе, сверху был виден какой-то старинный город, внизу текла не очень большая речка, всё зелено, красиво. Вот я сопоставила эти два сна, посмотрела в Интернете у соседей, где находится санаторий Горячий ключ, и решила, что Асенька пошла  в жизнь в Пятигорске. Или готовится пойти туда родиться. У Аси папа был с грузинского побережья Чёрного моря, Ася часто там бывала у родных, Кавказ любила, но любила и Россию. Таким светлым душам, как у Аси, позволяют выбирать из нескольких вариантов, а тёмные души не спрашивают, где они хотят родиться, куда «пастухи» захотят, туда и засунут, карму отрабатывать. Вот Асенька и выбрала российскую часть Кавказа.
             В начале ноября видела во сне Н.С.Хрущёва – чего ради? Вроде бы он на пенсии и живёт в нашем городе. Я к нему сильно приставала, всё требовала, раз у него такие связи в Москве, пусть найдёт Алёше хирурга, который сделает сыну третью операцию. Наверное, меня и после моей смерти не оставит беспокойство и тревога за Алёшу, всё буду пытаться его спасти…
             Немного погодя наконец-то увидела во сне Алёшу с гитарой. Он полулежал на кровати, я сидела рядом и всё просила сыграть и спеть «Закат», и целовала ему ногу  чуть ниже колена. Лёша только собрался заиграть, как меня пулей из сна выбросили. Вот так всегда – стоит увидеть Алёшу хорошо – вон из сна, а умирающего, обречённого, измученного – смотри хоть всю ночь…Гады!
             Хорошо, что мои умершие родные иногда меня выручают. Вот и на 20 декабря, на годовщину смерти моей ленинградской двоюродной тёти, в чьей квартире мы жили с Алёшей в наш благословенный счастливый приезд в Питер, мне удалось хорошо увидеть Алёшеньку. Разумеется, накануне я заказала ей обедню, с вечера помолилась о ней, попросила помочь повидаться с Алёшей. Во сне видела нашу квартиру, проданную потом мною, и там были и Алёша, и папа. Мы с Алёшей занимались уборкой, и вдруг Алёша запел, громко, красиво, именно его голос, его немного нечёткое «р», пропел всего пару фраз, а что, я не запомнила… Я сказала ему:
              - Как здорово ты поёшь!   Помнишь, ты в Нижнем Новгороде пел под гитару девушке с радио? Она мне потом сказала, что ничего лучше не слышала!
                Алёша так хорошо, радостно заулыбался, чуть смущённо. Был он двадцатилетним, красивым, здоровым, как перед второй операцией. Спасибо, дорогая моя тётушка, за помощь во встрече с сыном!
              На следующий день после католического Рождества снова удалось во сне повидаться с Алёшей. Видела его двадцатилетним, но он был болен, я несла его на руках, он был очень лёгкий. Страшная мстя за добрый сон накануне? Хожу я с ним по кладбищу, но летнему, там гуляет много народа, я ко всем пристаю, умоляю всех заступиться за Алёшу перед Богом, чтобы сын мой выздоровел. Говорю всем:
            - Посмотрите, какой сынок у меня хороший, добрый, душа у него добрая, ему бы жить да жить!
              Сама стараюсь не подходить к месту наших могил, чтобы Алёша не увидел, что уже умер, не смотря на все мои мольбы… Интересно, что большая часть людей гуляет, а небольшое количество остаётся лежать на своих могилах. Вскоре подъехали автобусы, из них тоже вышло много людей. Я поняла, что они вернулись со службы в церкви, они тоже с этого кладбища, но видимо, им было заказано в церквах, вот они и были там на службе.
               Я и к ним с той же мольбой, отмолить моего Алёшеньку. Часть взрослых и много детей пошли по широкой лестнице в красивое здание, там должен быть праздничный концерт для детей. Я тоже, с Алёшей на руках, пошла с ними. Все рассаживаются в зале, а я иду к сцене, встала перед ней, Алёшу рядом поставила, за руку его держу, всё о том же молю:
               - Упросите Бога, видите, какой сынок у меня славный, он достоин жить!
               Умоляю, умоляю, умоляю – и проснулась. Днём срочно отвезла приготовленные подарки в детдом, не дожидаясь конца года. С тех пор отвожу подарки 24 декабря, там, кстати, как раз новогодние утренники начинаются.

                2012 год.

             На 1 января 2012 года видела во сне больничный коридор. За одной из дверей – я это точно знала – в палате лежал мой Алёша после операции. Меня к нему не пускали. Я скандалила, ругалась, объясняла, что всегда выхаживала Алёшу после операции! Так и не пустили, не дали с ним повидаться… Зато в конце месяца позвонила Нюша, рассказала, что видела во сне Алёшу, разговаривала с ним долго. Алёша лежал, она сидела рядом. Алёша выглядел хорошо, улыбался. Говорили долго, но о чём, Нюша не запомнила, но всё было спокойно. Я порадовалась. Ведь всё время прошу Алёшу, ежели он не может ко мне прорваться во сне, то хотя бы почаще снился тёте, двоюродной сестрёнке и друзьям, они мне сон перескажут, и мне будет чуточку полегче…
             На 1 февраля точно долго видела во сне Алёшу, но резко проснулась, сон почти весь исчез из памяти, запомнила только последние эпизоды. Мы с Алёшей сидели друг против друга, я держала его руки в своих руках, спрашивала, правильно ли я за него молюсь? Ведь я всё время прошу его возвращения, даже прочитала немного из моей за него молитвы:
             - Могу ли я так за тебя молиться? Не вредно ли тебе?
             Он задумался, вроде бы ему всё равно. Так я и не поняла, думала-думала, решила, раз резко не возразил, могу по-прежнему молиться за него так, как молюсь. Дело в том, что у меня язык не поворачивается говорить про сына – покой, Господи, его душу. Ну не могу это слово про него говорить, мне больно. Вот моя молитва:
              - Живи, Господи, душу неповинно замученного, ни за что ни про что так рано отнятого с Белого света раба Твоего Алексия, вырванного из его молодой жизни, из его радости, счастья, из его надежд, из его талантов, из его доброты, красоты, чистоты, из его любви и дружбы, из его счастья земного семейного не состоявшегося, из его обязанности продления нашего рода, передачи памяти о нём из поколения в поколение, молитвы за него; вырванного из моей жизни, унесшего с собой на Тот свет и в могилу мои радость, счастье, любовь, мечты и надежды, всех моих не рождённых, не состоявшихся внуков и правнуков, единственного сына моего Алёшеньки. Прости прегрешения его вольные и невольные, совершенные им пред Тобой, даруй ему Царствие Небесное! Но, Господи, в миллиард в миллиардной степени раз было бы лучше, если мой сынок хочет ко мне вернуться, ко всем тем, кто любит его, скучает и тоскует по нему, даровать Алёше воскрешение и возвращение ко мне, матери его! Таким, каким его отняли, только живым и совершенно здоровым, душой, телом и разумом! Для долгой, хорошей, замечательной, доброй, полезной и счастливой человеческой жизни на Белом свете в Твою славу, в творчестве, учёбе, труде, помощи людям, особенно детям, в дружбе, любви и радости, в счастии быть сыном, мужем, отцом, дедом и прадедом, в памяти о нашей семье, в молитве за неё, а самое главное – в Твою Славу, Господи!
               Раз сынок мой мне не возразил, я так и продолжаю читать эту молитву каждый вечер. Прости меня, Господи, по другому у меня не получается, я не могу иначе…
               В следующий раз удалось повидаться во сне с Алёшей только на 11 апреля. Зато довольно неплохо. Алёша выглядел хорошо, я ему показывала новую квартиру.
              - Смотри, - говорила я ему, - даже плитка в ванной бежевая, как ты и хотел. Оставайся!
              А он всё равно собрался уходить, сложил в пакет бельё и что-то ещё для себя. Значит, уйдёт… А я всё прошу его остаться, обнимаю, целую – и проснулась… Милое моё солнышко родное, где, в каких краях встречусь я с тобою… Зато я теперь знала, что подарить Алёше на его день рождения. Купила комплект мужского белого белья, носки, отвезла в детский дом.
             В начале весны 2012 года Васенька подарил мне свой старый компьютер. Подключили Интернет, завели мне страницы в Майле и ВКонтакте. Записали мне в тетрадку, как пользоваться, по пунктам, потому что мой склероз ничего запомнить не мог. Друзья Алешины сказали, что распишут мне всё подробно, как для новичков. А я потребовала, чтобы расписали всё, как для придурков. Буквально чтобы разжевали каждое движение, на что нажать, куда кликнуть. Всё так и сделали. Но я и до сих пор не юзер, а лузер.  Прислали мне ВКонтакте приглашения в друзья, стала я общаться с ним по компу. Какой же Вася молодец! Этот подарок так много мне дал! Ко мне стали приходить заявки в друзья от Алёшиных одноклассников, однокашников. Многие присылали мне фотографии Алёши, которых у меня раньше не было. Присылали небольшие записи с мобильных телефонов, особенно по душе пришлась запись, на которой Алёша играет на гитаре и поёт «Я здесь».
              Каждое новое фото, новая запись, были для меня словно маленькое свидание с сыном в этой моей тюрьме-существовании. Ведь меня продолжали травить снами с больным и обречённым Алёшей, а общение с его друзьями помогало мне держаться на плаву. Вот, например, однажды получила сообщение от Марины, что видела она Алёшу во сне, здорового крепкого, красивого, весёлого. Они с Алёшей гуляли по заливу солнечным днём, много разговаривали, смеялись. Вот так я получала от сыночка хорошие весточки.
                Перед Алёшиным двадцатипятилетием мне взбрело в голову, что, возможно, мне разрешат поговорить с сыном, всё-таки не рядовой день рождения, 25 лет! По привычной схеме я читала Псалтырь, просила разрешить мне с сыночком пообщаться.  На день рождения помянуть Алёшу приходили его друзья, снова звенела Алёшина гитара, было много песен. После ухода гостей я взялась за старое, за белое блюдечко и янтарное яблочко. И так обрадовалась, когда на мой призыв мне ответили:
              - Это я, мама, Алёша.
              Слёзы полились градом, от радости в зобу дыханье спёрло, стала я с сыночком разговаривать. Но не почувствовала того тепла, той любви, что чувствовала раньше в беседах с ним. Что-то не то, какая-то холодность и отстранённость от меня, что ли.
              - Алёша, это точно ты?
              Пауза. Потом признание:
             - Нет…Я Тимур.
              Конечно, я ещё больше разревелась. Я так мечтала поговорить с сыном! Всхлипывая, стала что-то бормотать о том, что по его вине погиб мой Алёша, но раз Тимур был тогда с ним вместе, я должна любить и его…
               - Мне не нужна твоя любовь. Мне нужна молитва в мечети.
               Больно, как же мне было больно! Настолько, что из всей беседы я запомнила только тот фрагмент. Конечно, ведь я была только одной из череды матерей того многоразового человека, который прожил много реинкарнаций, который в своей предпоследней жизни был Тимуром, а в последней – моим Алёшей. Но ведь я была не просто одной из многих, я была последней!  Видимо, он считал меня виновной в том, что продержался в этот раз на Белом свете так мало, и совершенно, ни капли, не любил меня. Ну что ж, Бог ему судья… Просьбу я его выполнила, стараюсь и сейчас выполнять эту просьбу по возможности. Хорошо, что в мечети мне лишних вопросов не задают, берут записку и деньги, читают молитву. Говорят мне, что им нравится, что христианка заботится о памяти знакомого мусульманина. Если бы они знали, как мне это больно и трудно…
             Моему Алёше на его последний живой день рождения друзья подарили среди прочего кошелёк с эмблемой «Мерседеса», Алёша им пользовался до последнего. Потом я стала пользоваться этим кошельком. Там лежал Алёшин последний проездной билет, несколько его записок, симка, которой пользовались во время нашей последней поездки в Москву. Бывало, я просто брала его в руки, гладила, Алёшин же! А привычки у меня по-прежнему советские, при покупках возле кассы я кладу кошелёк на продукты, потом начинаю упаковывать сумки. Как-то раз неподалёку от меня крутились подростки-цыганки. Прошли мимо меня, и дома я обнаружила, что кошелька нет. Побежала в магазин. Там никто ничего похожего на мой кошелёк не видел. Искала вокруг магазина. Деньги забрали, а пустой кошелёк-то им зачем? Мне ведь не денег было жалко, хотя там лежали последние остатки от пенсии. Мне было жалко сам кошелёк, ведь его держали Алёшины руки, там лежали его записочки. Словно оборвалась ещё одна ниточка от меня к сыну… Я болела после этого почти две недели, так мне было больно….какая же я всё-таки дура!
              Несколько  раз  я видела во сне наше кладбище разорённым, со снесёнными памятниками. Эти сны в какой-то степени сбылись. С наших могил всё время что-нибудь да прихватизировали, на нескольких могилах уронили памятники, один даже разбился. Приходилось мне вызывать милицию, чтобы отыскали родных привести захоронения в порядок.
              В октябре видела Алёшу, хорошим, не больным, в его сером костюме, в котором похоронен. От сна запомнила, что должна что-то передать на поезд в Москву, чтобы это напечатали в типографии. Всю голову себе потом сломала, что же я должна напечатать? Так и не поняла. Потом был сон с разговором с кем-то, что я буду делать, если Алёша сойдёт с ума, и его поместят в дом для умалишённых. Я знаю, что сыну там будет плохо, но говорю, что оставлю его там на время, а сама поеду по святым местам и буду его отмаливать, отмаливать, отмаливать. Вернусь – и если не отмолила, буду с ним до конца. Проснулась, наревелась.
               Потом вспомнила, что когда была Алёшенькой беременна, прочитала статью о том, что чем старше первородящая мама, тем больше шансов родить ребёнка-дауна. Да я сама каждый вечер после работы на остановке видела детишек, не блещущих разумом, рядом была спецшкола. Я тогда твёрдо решила для себя, что вряд ли сама справлюсь вырастить такого ребёнка, поэтому определю его в специнтернат, где их лечат, учат специалисты, а сама устроюсь туда хотя бы уборщицей, и буду всё время рядом с ним. Наверное, мне так и планировали на Том свете, но из-за моего решения изменили судьбу сына на более крутую, и «пастухи» от щедрот своих отвалили ему рак.
                На следующую ночь, (а точнее – утро, так как я по-прежнему засыпала под утро) я увидела во сне и папу, и Алёшу. Стоим рядышком, разговариваем. Папа мне говорит, что мы все можем в жизнь пойти, снова друг у друга родиться и опять быть вместе. Алёша кивает…(Слёзы, расставаний боль, и гитары звон я возьму с собой, чтобы потом, через сотни лет, встретившись опять, мне тебя обнять и сказать: «Надо лишь ждать»…). А я с горечью объясняю им, что в жизнь больше не пойду, не дамся. Меня эта нынешняя жизнь так обломала, что больше я в неё не хочу и не пойду!...Опять игра, опять кино, снова выход на «бис», плетёт судьбу веретено за чертою кулис… какую судьбу наплетёт это веретено?
               После я весь день вспоминала этот сон. Лёшенька, пойми, даже если нас пожалеют, выдадут вначале в жизнь тебя, а потом и мне позволят родиться твоей дочкой, что я, вот такая, бесталанная, со сломанной душой, дам этому новому существу, новому маленькому человеку? Мы, новые, не будем помнить своей прошлой жизни, и ты будешь удивляться и переживать, почему у тебя такая бестолковая, унылая, некрасивая дочка, серенькая мышка, моль бледная? Да потому, что я по дороге разочарований вновь разочарованной пойду, по дороге разочарований на крутой отчаянья утёс…
              Во мне не осталось и следа прежней жизнерадостной идиотки, для меня слова Вера, Надежда, Любовь остались только словами. И всё это я потащу на Белый свет? И вот этот ужас будет моим подарком новому человечку? Мне её заранее жаль до слёз… Нет, родной, не обижайся, в жизнь я больше не пойду! И не забывай про мою отчаянную невезучесть, её у меня – море, и бороться с нею бессмысленно.
              Через неделю сон был и тяжёлый, и с крупицей надежды. Алёше лет 6 – 7, мы с ним в больнице, Лёша опять обречён. Я решаю, чтобы он не мучился, дать смертельную дозу какого-то лекарства и ему, и себе, убить обоих. Лёшенька лежит на больничной высокой кровати, улыбается мне, глядит так по-доброму, а я его заранее обмываю. Вдруг приходит женщина – врач, говорит мне, что узнала о новом лекарстве для Алёши, очень хорошем, что сейчас пойдёт нам его оформлять, и что лекарство это нам должно обязательно помочь. Тогда я беру Алёшу за руку и веду его гулять, по больничному двору. Со двора видны море, зелень, так красиво. Я понимаю, что мы то ли в Италии, то ли в Греции, говорю Лёшеньке:
              - Посмотри, как красиво! Зелёные деревья на белых высоких берегах, синее море!
               Идём с ним рядышком, держась за руки. Проснулась. Господи, вот так бы случилось бы в жизни, а, Господи? Тебе же сделать так было бы раз плюнуть! Только пожелай! А Ты не пожелал и не пожалел…
                А в конце года с памятника у Алёши спёрли подаренный ему кем-то из друзей серебряный крестик. Так крепко был приклеен, и всё же кто-то прихватизировал, блин… Разумеется, проехалось это по мне здорово, и сон потом приснился тяжёлый. Алёша в больнице, лежит на кровати, спит. Я подошла, встала рядом на колени, из-под одеяла виден худенький локоть. Я его осторожно целую, в локоть, потом обнимаю, целую в лицо. И локоть, и лицо тёплые, но Лёшенька очень худенький, лёгкий…Лёша просыпается, обнимает и целует меня. Я его беру на руки, он почти ничего не весит. Устроился Алёша у меня на коленях, на руках уютно, клубочком, как в детстве. Я его укутываю, целую, убаюкиваю… В палату заглядывают люди, дети, с опаской смотрят на Алёшу. Я их успокаиваю, говорю, что у Алёши инфекции нет. Какая-то женщина посмотрела, как сынок устроился у меня на руках, сказала: «Как маленький…». А я возразила: «Ну да, маленький, метр восемьдесят пять, вот!». Так я и сидела, держа его на руках. Алёша уснул, а я – проснулась.

                2013 год.

              Так и продолжалось из месяца в месяц, в снах – обречённый сын, тупая от отчаяния, но ужасно деловая мама – я, всё бегаю, ищу ему врачей, хирургов, вожу на УЗИ, по дороге другим несчастным родителям про книгу  Валентины Травинки  о голубой глине рассказываю, собираюсь продавать и эту малосемейку, фиг с ней, как- нибудь проживём, лишь бы Алёшу спасти! И при этом, зануда такая, всё внушаю сыну, что, несмотря ни на что, необходимо учиться, получить образование, всё беспокоюсь о его будущем. Эй, Алёшино будущее, где ты? Ау! Ты куда, блин, провалилось?
              Стоит хоть раз мельком увидеть Алёшу хорошо, как «пастухи» тут же ошибку исправляют. Покажут Алёшу умирающим, лежащим без сознания, изо рта кровь льётся на пол, с пола на балкон, с балкона – на землю. А у меня снова – тупое отчаяние, пустота, пустота…моей душе покоя нет, весь день я жду кого-то, без сна встречаю я рассвет, и всё из-за кого-то… с вечера до утра жду, торчу возле окна или на балконе, увижу издали силуэт высокого, худощавого парнишки, вся замру…бывает, даже одет похоже, но вспыхнет огонёк сигареты – не он, всмотрюсь – походка не та, не он…
               Я на исповеди ходить перестала, раз в год попаду – и ладно, всё равно чувства облегчения нет никакого, слова священника не утешают. Говорят мне, что Богу виднее, что возможно, сына впереди ждало что-то страшное, поэтому его с Бела света пораньше прибрали, что, возможно, ранней смертью его от чего-то спасли. Странное спасение, которое никого не щадит…
              - Тогда скажите мне, - отвечала я, - что за сволочи пишут такие страшные судьбы нашим детям, коли гестаповские пытки и мучительная смерть ранняя кажутся благом по сравнению с тем, что их ещё ожидало?
                Иезуитство какое-то, право слово, казуистика и софистика. Я простой, обыкновенный человек, это не для моего понимания. Я считаю, что ежели мы научимся ЭТО понимать, нас всех можно смело отправлять в дурдом, мозги у нас будут уже не человеческие.
               В конце мая приснился очень тяжёлый сон. Словно я в комнате милиции. Молодая женщина показывает мне фотографии. Фотки не простые, движущиеся. На них мой Алёша, страшно избитый, его раздевают, видимо, снимали в приёмном покое больницы. На Алёше огромные синяки, с руки снимают перчатки – даже пальцы синие, распухшие. Я кричу: «Не может быть! Я всё время была рядом с ним, не было такого, его не избивали!». Дама эта мне отвечает: «Ты была с ним только последнее время, а что было раньше – не знаешь!». Я не верю, возмущаюсь. С конца комнаты какая-то молоденькая девушка поддержала меня, крикнула, что они всё врут! Проснулась я с жуткой головной болью.
               Да, забыла сказать, что в этом году ко мне вернулись мои сильные головные боли, от которых удалось при Алёше избавиться с помощью голубой глины. А вернулись они из-за моего бунта, я поняла. С крыши дома, где живут мои сёстры, прыгнул совсем ещё молоденький парнишка. Разбился насмерть. Получил от любимой девчонки отказ, от ворот поворот, и в юношеском максималистском отчаянии убил себя…Был он сирота, не было ему утешения…К вопросу об ангелах-хранителях: ну что им стоило подставить мальчишке по пути на крышу какого-нибудь приятеля, который  утащил бы его хотя бы залить за воротник и завить горе верёвочкой? Потом прорыдаться, потом проспаться, а на другой день пойти и помириться с любимой – все были бы живы и здоровы, в том числе и моя голова. Но тому, кто сам, добровольно, падает в Ад, добрые ангелы не причинят никакого вреда, никогда, никогда…
               Ведь ангелам ничего не стоит развести жертву с палачом во времени и пространстве хотя бы на десять минут и на полметра, и сколько детей осталось бы живо!  Меня так страшно возмутило это невмешательство во зло, что я долго ругалась и придиралась к Богу и всем святым Его. Несколько месяцев я приходила к сёстрам не по прямой дороге, а в обход, лишь бы не проходить по месту гибели мальчишки… Господи, Ты же Избавитель, что ж не избавил-то? После первого же дня моей ругани и на тёмных, и на светлых ко мне вернулись мои головные боли. И чем дальше, тем хуже. И не спрашивай никого, по ком звонит колокол…..
                В начале июня во сне я спасала какую-то молодую американскую миллионершу от бандитов. Спасла. Знаю, что выполнит любую мою просьбу. Раньше я бы ни за что благодарности в виде денег или подарков не взяла бы, я мзду не беру, а вот теперь думаю, попрошу её Алёшу клонировать, только без гена рака. Всё обдумывала во сне, что если она мне поможет, как умолить Господа, чтобы в его новое тело вернулась именно Алёшина душа.
              До конца июля мне не давали увидеть Алёшу во сне, опять наказали, гады! Тогда после вечерней молитвы я стала говорить Алёше, что если он ко мне не прорвётся, я вновь перестану молиться! Что ж, кинули кость собаке…шла я во сне по анфиладе тёмных комнат, но каждая была немного светлее предыдущей, шла и шла, и наконец-то увидела Алёшу. Пусть мельком, но увидела, что он не избитый, хороший, светлый. И на том спасибо!
               Однажды в магазине я встретила свою подругу по горю, маму несчастного Алёшиного маленького дружка, умершего, когда им ещё и пяти лет не было. Не видела я её с тех пор, как сбежала из нашей с Алёшей квартиры. Стоим, смотрим друг на друга, а по лицам слёзы катятся… Одни я в мире подсмотрел святые искренние  слёзы – то слёзы бедных матерей, им не забыть своих детей… Время – плохой доктор, не лечит. 22 года прошло после смерти малыша, а боль в сердце матери не утихает. Она, бедная, так же, как и я, все эти годы смотрит на ровесников сыночка, на то, какие они стали большие, сильные, учатся, работают, женятся, внуков своим матерям дарят, и больно и обидно становится за наших бедных детей, слёзы становятся с каждым годом всё горше и солонее…Время лечит? Очередное враньё. Просто боль из острой становится тупой, но никуда не уходит. Время совсем не лечит, просто учит жить с болью, а я разучилась учиться, давно!... На всю оставшуюся жизнь нам хватит горя и печали. Где те, кого мы потеряли на всю оставшуюся жизнь?
               Мы обе одинаково несчастны. А наши дети? Они одинаково несчастны? Один умер, не приходя в сознание, второй умер, не переставая стонать от боли…вот уж действительно, всё относительно, всё, всё, всё… Нас неправильно решили. Нас нужно было помножить, а нас – разделили! Но ей легче, у неё есть доченьки, а у меня – никого…Значит, и мы неодинаково несчастны. У неё есть смысл жизни, а у меня – нет, потерян навсегда. Ползу по жизни, как израненный солдат, всё никак не могу истечь кровью…
              За два дня до Алёшиной годовщины наконец-то увидела неплохой сон. Словно был 2007 год, Алёша от меня уехал, не предупредив и не попрощавшись. Уехал путешествовать автостопом по Европе. Зато образ его мне показали хороший. Лёше 20 лет, высокий, худой, но не истощённый, в джинсах, футболке, косухе, казаках, с гитарой за спиной. Ничего, кроме гитары, с собой не взял. Долгое время уже прошло, но он мне ни разу не позвонил. Зато, хоть и не часто, звонил Васе. Лёша уже доехал до Англии. Я беспокоюсь, на что же он живёт? Ведь на тяжёлую работу у него просто не хватит сил. Наверное, играет и поёт в переходах и на углах улиц, на еду и ночлег хватает. Знаю, что многие девушки там в него влюбляются. Ещё бы, он же у меня такой красивый! Пой и играй так, Алёша, чтобы ласковые очи, не спросясь, глядели на тебя! Но почему же он мне не звонит? А, всё равно – сон хороший!
                А сам тот год, 2007, был плохой, страшный для нас, матерей, ещё более страшный для наших ещё более несчастных детей. Год этот был объявлен Годом ребёнка. И скольких детей мы потеряли! Год, когда вы навсегда уходили из дома… не ищи меня, мать, ушёл тень обнимать…
                Ну, раз увидела неплохой сон, надо меня наказать! Новый сон – ужасный, словно стою я у разрытой Алёшиной могилы, держу моего мёртвого сыночка на руках, ему годик – два, не больше, обнимаю его, целую, укачиваю. Крошечные признаки жизни появляются в нём, а я изливаю на него всю мою любовь!
                В конце же августа вижу во сне, что моё место на кладбище рядом с Алёшей занято свежей могилой, фото на надгробии мужское, как сейчас принято говорить, лицо кавказской национальности. Я кричу, ругаюсь! Это же моё место! Тут возле меня появился Алёша, двадцатилетний. Выглядел он хорошо, обнимал меня, утешал. Сказал, что захоронение временное, потом этого мужика перезахоронят. Меня это мало успокаивает, шумлю вовсю. Появилась какая-то молодая женщина, которая всё это безобразие провернула. Я ей пытаюсь втолковать, как больно  матери, потерявшей ребёнка, узнать, что ещё и место её рядом с дитём заняли. Она меня не понимает. Я ей говорю: «Не дай вам Бог когда-нибудь меня понять, не дай Бог!». Вот такой сон…. Что-то  последнее время во всех тяжёлых снах меня мучает какая-то молодая женщина, не иначе, как мой персональный «пастух», психолог нижнего мира – баба! Неужели же она, когда жила свои жизни  на Белом свете, никогда не была матерью? Но не может же она меня пасти каждую ночь, у «пастухов» обычно несколько подопечных, поэтому время от времени мне удаётся увидеть хороший сон.
               Вот в начале сентября видела своего Алёшеньку хорошо. Сидел он напротив меня, попросил меня позвонить в Универ, на кафедру, но почему-то юридическую. Попросил позвать к телефону преподавателя. Я позвонила, попросила и передала трубку Алёше.

 Он о чём-то говорил по телефону, посматривал при этом на меня так  хорошо, по-доброму, улыбался мне глазами. Чётко запомнила один его ответ:
             - Нет! Мама не подведёт! Она будет биться за меня до последнего!
               Я тут же, во сне, подумала:
               - Ещё бы, я через такое прошла, я видела сына моего в гробу, но не смирилась, и вообще жить без него дальше не собираюсь! Как другие могут, пройдя через такое, жить дальше и искать каких-то радостей? Неправда, не могут! Эта радость у них – искусственная, всё враньё и эрзац, подделка!
               Хороший сон. Но моя «пастушка» спохватилась, не положено мне ни кванта милосердия! Приснилось мне почти через месяц, что из-за продажи моей квартиры живём мы все вместе, и я, и  Алёша, и сестрёнка, и Тата. Алёша – болен, обречён, но пока об том не знает. Ему лет 10-11. Невдалеке, над соседними домами, повалил густой чёрный дым, клубясь, поднялся в небо. Мы недоумеваем – взрыв? Пожар? Вдруг из этой чёрной тучи в нашем направлении поскакали лошади, прямо по небу, очень реалистичные. К чему это знамение, думаем мы, вряд ли к добру. Пришёл какой-то соседский парнишка, я с ним разговариваю об Лёшиной болезни. Вдруг слышу – Алёша рыдает. Он услышал нас и всё понял… Нет на свете горше плача тех, кого на свете нет…  его беру на колени, отвлекаю, утешаю. Лёша просит меня купить ему пистолет, так серьёзно смотрит мне в глаза. Я понимаю, для чего ему этот пистолет. Объясняю сыночку, что покупать не на что, дорого, придётся и эту квартиру продать. Сама всё время про себя молюсь: «Господи, пощади его, Господи, пожалей его, Господи, исцели его…!» А потом, в отчаянии: «Господи, тогда убей нас обоих вместе, вместе!»
              Хорошо, сестрёнка позвонила мне, вытащила меня из этого кошмара. Алёша, видимо, меня пожалел, приснился на 10 октября хорошо. Выглядел сынок мой замечательно, с ним была его девушка, высокая, светловолосая, голубоглазая  . Шли все вместе к нам домой, и они первые в подъезд зашли, а дальше – не помню. Но сон был для меня славным, вот и Любочку его повидала, и Лёшеньку!
               И догадайтесь с трёх раз, что мне приснилось через несколько дней? Правильно, опять Алёша умер. В больнице. А я в тупом состоянии хожу по заводу, оформляю дни на похороны. Тупая, молчу, двигаюсь, как автомат, делаю, что нужно, в полной безысходности…
                Кстати, сон с занятой моей могилой сбылся своеобразно. От дорожки, идущей рядом с оградами нашего ряда могил, осталась только узенькая тропинка. Кладбищенское начальство прокопало глубокую канаву по дорожке, длиной где-то оград на пятнадцать. Наша ограда – одиннадцатая. Когда я это безобразие увидела, сорвалась в рёв. Даже летом-то будет тяжело занести меня в гробу к моему месту рядом с Алёшей, а зимой так вообще невозможно! Побежала я по инстанциям, в администрацию города, в городскую ритуальную службу. Удалось привезти на место представителей этих заведений. Вначале они вешали мне лапшу на уши, что так положено, кладбища надо отделять от другого пространства.
                - Тогда поставьте забор, - отвечала я.
                - Нет средств, - отвечают мне.
             - Тогда валяйте, прокопайте канаву по всему периметру кладбища, что за огрызок возле наших могил?
                Почесали в затылке:
               - Ах, извините, перепутали, это дренажная канава, так положено.
                - Тогда засыпьте её песком и гравием, будет настоящая дренажная канава.
                Почесали в затылке, переглянулись, честно признались, что канаву выкопали, чтобы больше никого не хоронили.
                - Так без вашего разрешения никто и не похоронит, вы же разрешения и даёте! Блин!!! И вообще, вы что, не в России живёте? Законом предусмотрено обеспечивать спецслужбами родственные захоронения, вы просто обязаны соблюдать законы РФ!
                Бесполезно… Единственный плюс от всей этой истории – это принятие такого закона и в нашей республике. А канава и ныне там. На Радоницу в неё с тропинки съезжают пожилые люди, с клюшками, грязь-то, глина – скользкие! А ещё при облагораживании захоронений приходится не подвозить на машине памятники, цемент и плитку к могилам, а таскать на своём горбу. Вот когда пожалела, что у меня нет денег. Наняла бы бригаду, засыпали бы к такой-то бабушке эту канаву и заасфальтировали бы дорожку. И я могла бы спокойно помереть в любое время года. Правда, главный инженер городской ритуальной службы дал мне слово, что меня в любом случае похоронят возле моего сына. А я ему пообещала, что если он этого не сделает, буду сниться ему каждую ночь в самом кошмарном виде! Но он уже много лет занимается смертями человеческими, к жмурикам привык, и поэтому в загробный мир и призраков не верит. Счастливый человек…
                В конце октября слышала во сне игру гитары, совсем чуть-чуть, но так красиво! Спасибо, Алёшенька!
                В пику тому сну через несколько дней увидала, что Алёшину гитару украл какой-то цыган. Я его долго преследовала, догнала в каком-то подвале, но гитару таки отняла!
                В ноябре во сне держала на руках младенца, это был мой Алёшенька. Сидела я на скамейке в зелёном сквере, рядом проходили офицеры в морской форме. Подумала, не Кронштадт ли это?  Лёше так полюбился Питер, может, он решил родиться в семье морского офицера? Тут же началась какая-то морока с утерянными старым капитаном документами и деньгами, я их нашла под скамейкой. Оставила Лёшу на скамейке, балда, пошла приставать к прохожим, не знают ли этого капитана? Никто не знает. Я начинаю догадываться, что всё это подстроено, лишь бы отнять у меня Алёшу. Кажется, на скамейке его уже не оказалось, потому что запомнила, как с горечью говорила: «Даже на пару миллиметров посчастливее быть не дают!»
                В середине декабря был интересный сон. Приснилось мне, что плыву я на каком-то грузовом корабле. По палубе гуляют люди. Капитан неподалёку. Я сижу за столом. Подходят ко мне две женщины, моложе меня лет на десять. Одна просит меня устроить спиритический сеанс, поговорить с её умершей дочерью. Я спрашиваю, знает ли она, что поговорить можно только на сорок дней, на год, на три года и на девять лет? И что надо сорок дней перед этим читать Псалтырь и просить об этом Бога? Женщина ответила, что знает, и что сегодня как раз сорок дней. Я собираюсь устроить этот сеанс, а сама с виноватым видом всё поглядываю на капитана. Знаю, что у него давно умерла маленькая дочка, но я же ему ни разу не предложила с ней поговорить. Сам сеанс не помню, вроде бы сразу появились девушка и маленькая девочка, их все увидели, все радостно обнимаются, пошёл галдёж, толпа набежала, все рады встрече. Тут же появился и Алёша, двадцатилетний, хороший, весёлый, улыбается. Я к нему через толпу пробилась, радуюсь, что вижу его, обнимаю, целую…срочно из сна выкинули, не позволено мне радоваться, низззззя!
             Наяву я предложила однажды Асиной маме перед годовщиной поговорить с доченькой. Только предупредила, чтобы потом на исповеди обязательно сказала священнику об этом.  Но Асина мама не решилась нарушить её покой, а может, побоялась. Это же грех. Я же уже ничего не боюсь, отбоялась, хотя точно знаю, что за общение с душами мне круто придётся на Том свете, отвечать придётся по полной, но мне уже давно на это наплевать, можно подумать, мне на Этом свете не круто досталось?
              И вообще, какого хрена меня засунули в такие жизненные и смертельные обстоятельства? Я что-то не припомню, чтобы я об этом просила. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. И ввели, и не избавили. Так что отвечать будете со мной за компанию! Не виноватая яяяяааа! Вы сами меня в этот угол загнали! Когда люди совершенно ограблены, они ищут спасения у потусторонних сил…
               Через неделю держала во сне фотографию. На фото – трое, крупный мужчина в тёмном костюме, рядом юноша, похожий на Алёшу, в белом кителе, белой фуражке. Рядом с ним – подросток лет тринадцати, в белой гимнастёрке и фуражке. Я кому-то объясняю, что это два моих сына, один был бы военный моряк, другой – суворовец, но – не состоялось…Не состоявшееся, не сбывшееся…Говорю, что оба были бы военные, ведь они из семьи офицеров.
               Когда проснулась, наревелась, и вспомнила, что в дни моей молодости у меня были два приступа странной боли внизу живота, очень сильной, я мучилась чуть ли не по часу, словно что-то из меня выталкивали, потом резко всё проходило. А ведь по-женски у меня никогда ничего не болело, никаких проблем даже в особенные дни. Пауза между этими приступами была где-то в три или четыре года. Вот теперь я лежала и соображала. Значит, так.
              По Закону Космоса убитые человеком выдаются в жизнь. Наверняка одновременно идут в жизнь и квантовая подсадка, многоразовая, и эфирная душа. Квантовая, судя по воспоминаниям  о нескольких моих прошлых жизнях, начиная с Древнего Рима, досталась мне. А эфирная – досталась другой девчонке-бедолаге. Она вышла замуж и родила двух сыновей. Видимо, и у неё сыны были отняты. Опять за грехи прошлой жизни расплатились ни в чём не повинные новые жизни. Бесчеловечный закон! Так что мои странные боли были скорее всего родами моего несчастного двойника, не иначе.
              На 28 декабря во сне подралась с двумя мужиками, они меня к Алёше не пускали. Одного отколотила, наорала на него и прогнала, а второго чуть не придушила. Пробилась я в концертный зал, подошла к сцене, а на сцене – мой Алёша. Вокруг аппаратура, музыкальные  инструменты. Только что закончилась репетиция. Алёша только что играл на гитаре и пел. У него теперь рок-группа, Лёша – руководитель. Алёша поставил гитару на сцену, поглядел на меня и улыбнулся, спокойно и хорошо.  Я слышала только последние аккорды музыки и голоса, ещё пока дралась. Мелодия красивая, но я, как всегда, не запомнила. И сразу из сна выбросили…
              Неподалёку от Алёши пару лет назад похоронили шестнадцатилетнего мальчика, его тоже убил рак…Нэ одна я така маты, сына ся позбула…Мне многие говорили, что таких несчастных детей и матерей полным-полно. Странные люди, неужели думают, что мне от этого легче? Мне от этого – только тяжелее! Потому что такого быть не должно!!!!!! Летом, перед Троицей, я узнала у родителей бедного мальчика, что сын их играл на трубе. Вот теперь я знаю одного из музыкантов Алёшиной группы, и иногда заказываю ему обедни и пишу его имя в поминальных записках.

                2014 год.

           В феврале, на моё проклятое седьмое число, 6 лет и 6 месяцев, как отняли Алёшу, меня, видимо, снова во сне травили. Сон не помню, помню только чувство тоски, отчаяния, обречённости и убитой надежды. Так, надо срочно учиться ругаться матом, на Том свете пригодится выяснять отношения с моими «пастухами»!
            В начале марта сынок мой постарался, сон мне приснился неплохой. Где-то я сижу, жду прихода Алёши. Вдруг вижу – пришёл! Двадцатилетний, выглядит хорошо, улыбается. В руках держит коробку с роллами. Мне принёс, золотко моё! Я к нему кинулась, обняла, попыталась поцеловать – выкинули из сна. С тех пор я стараюсь раз в месяц, после получения пенсии, покупать коробку с роллами, приглашать Алёшу со мной поесть. И чего они такие дорогие? Покупала бы чаще, они мне нравятся. Но!  Неделю после пенсии живут старушки весело, а потом начинают жмотиться и денежки считать… А всё-таки ощущение от этого сна, радости встречи, было хорошее, спасибо, Алёшенька!
              Однажды ВКонтакте я завела в поиск Алёшино имя и фамилию. И нашла  более трёхсот Алексеев с нашей фамилией. Разных возрастов. Почти треть из них были такие же молодые, как и мой сын. Стала я просто просматривать их аватарки. Многие осуществили Алёшины мечты. Есть фото Алёшек в обнимку с молодой женой, есть с маленькими детьми на руках, есть на байках, есть на сцене с гитарой. Ах, мальчики, мальчики, какие же вы счастливые! Пусть всё так и будет в ваших долгих хороших жизнях! И как всегда, радость за других обернулась мне слезами за моего Алёшу…Мне бесконечно жаль твоих не сбывшихся желаний…Всем, что б было потом, смерть тебя обделила… Он начал робко с ноты «до», но не допел её, не до…недораспробывал вино и даже недопригубил, и ту, которая одна, не долюбил, не долюбил…Не долетел, не доскакал, а звёздный знак его – Телец- холодный Млечный путь лакал…
             Вот он, весь трагизм смерти благородного юноши, ничего не успевшего сделать со своей жизнью. Не дали ни одного шанса! Алёшины друзья уже все отучились, работали, обзавелись семьями, появились малыши…как хорошо, Господи, как хорошо! Почему же нашим детям – плохо, почему же им только могилы и достались?...Не пытайся узнать, за что, не пытайся понять – зачем…
            Накануне Алёшиного дня рождения я поехала в городской женский монастырь, заказать ему годовую обедню. Монахиня, принимающая заказы, меня уже давно узнавала, только я подходила к окошечку, она мне кивала, здоровалась и говорила: «Алёше пришли заказывать?» В этот раз от неё я узнала, что монастырь получил благословение на «вечные» обедни. Я так обрадовалась, вот только денег у  меня было только на годовую, а до пенсии ещё десять дней. Монахиня предложила мне заказать годовую, а после пенсии прийти с квитанцией, доплатить и переоформить на «вечную». Так и поступили.
              После получения пенсии отправилась я в монастырь, «вечную» заказывать. Иду по дороге к монастырю, и вдруг мне на голову спикировала большая чёрная птица, ударила меня по голове и улетела, я даже не увидела, что за птица такая?  А я ношу на голове толстый поролоновый, обтянутый чёрным бархатом, ободок. И плюс мой всегдашний чёрный платок. Так что удар был смягчён ободком. В общем-то удар был не хилый, но я быстро восстановилась и благополучно дошла до монастыря. Меня это происшествие даже рассмешило. Я – в своём репертуаре, как всегда, на бедного Макарку все шишки валятся, и как всегда – по голове! Главное – я наконец-то выполнила все Алёшины просьбы, заказала три «вечные» обедни. Иду довольная, надеюсь, что в этом году всё-таки сдохну! Эти строчки я пишу в январе 2016 года, я всё ещё здесь… Я так и не поняла, почему третья обедня для моего сына вызвала такую странную реакцию у тёмных? Почему именно нужно три «вечных» обедни, да за третью ещё приходится так расплачиваться? Может, третья идёт не Алёше, а его подсадке, Тимуру? Если это так, понятно, но Тимур из другой оперы, ему нужна молитва в мечети, странно.
              И всё же какой мой Алёшенька человечный, ведь муку принял и смерть раннюю из-за этого злосчастного Тимура, а всё же о нём позаботился… В ту же ночь во сне кто-то тёмный напал на меня, пришлось драться. В доме, где нет детей, заводятся призраки, приходится сражаться…
              Через неделю увидела славный сон. Я забирала Алёшу из больницы, он выздоровел. Что-то складываю, упаковываю. Собираются Алёшины друзья. Лёшенька подошёл ко мне, хороший, весёлый, добрые глаза, радостная улыбка, в своём же возрасте, двадцатилетний. Пришёл меня поторопить. Я его спрашиваю, все ли собрались? Ответил, что ещё не все, но скоро подойдут. Девочки ему к выписке в подарок новые летние джинсы купили, лёгкие, светлые. Алёша говорит:
             - Мам, - и слегка замялся, - я насчёт учёбы…
            - Что, не хочешь на музпед?
             - Нет…
            - Ну и не надо, сначала полностью выздоровей, окрепни.
            Лёша обрадовался, обнял меня, с такой любовью мы упёрлись друг в друга лбами, стоим, улыбаемся, радуемся друг другу.
            - А чем ты хочешь заняться? Вот, пока ты болел, некоторые твои друзья и по второму образованию получили. Впрочем, как хочешь, можешь и в Москву к другу своему поехать, он тоже без образования, бросил институт. Будешь с ним вместе бытовую технику продавать.
            - Уж если что-то и продавать, мама, то лучше продавать атомную технику и технологии.
             - Здорово, а где у нас этому учат?
             При этом идём мы с Алёшей рядышком и так хорошо разговариваем! Спасибо за сон, сынуля!
              И ещё он меня порадовал, приснился прямо на годовщину, на 7 августа. Словно были мы с ним в гостях у какой-то дамы, министра здравоохранения. За столом было много народа. Мы сидели рядышком, Лёшенька – в своём возрасте, выглядел хорошо, был спокойный, но молчал, не разговаривал. Видимо, во сне этом я выглядела молодо, потому что какая-то женщина всё строила глазки Алёше, и всё говорила мне: «Ваш муж, ваш муж». Я отвечаю: «Мой сын!» Она удивлённо смотрит на меня и на него, соображает, во сколько же лет я его родила. Я ей объяснила, что родила в 36 лет. В общем, сон хороший, жаль только, что голоса сыночка не услышала.
              Иногда мне показывали во сне вроде бы Алёшу, но всё поведение было не его, какая-то приблатнённость во всём, и возраст прыгает в одном и том же сне, от подростка до юноши, и лицо всё время меняется, сквозь Алёшины черты пробиваются чужие. К чему Им этот обман?  Или это самодеятельность очередного полтергейста - вампира? Мол, мамка растает, приголубит, обнимет покрепче, можно спокойно энергию с неё качать.
             До моей беременности мне частенько такое безобразие устраивали, да моя подсадка не дремала, почти будила меня, и в пограничном состоянии между явью и навью я обнаруживала на себе очередного энергетического вампира. Стоило этому засранцу обнаружить, что я его вижу, начиналось вешание лапши на уши по поводу большой, но чистой любви ко мне, только лежи и не сопротивляйся, обедать не мешай. Не в моём характере не сопротивляться, я хватала это безобразие за башку, за самый кумпол, там, где находится «дыра Брамы», и непременно левой рукой, и энергия потоком возвращалась ко мне. Паразит орал, корчился, вопил и уменьшался под моей рукой до размера куклы, а потом я его выкидывала с постели.
               А если я в драке пускала в ход и правую руку, тогда паразит долго пульсировал, то уменьшаясь, то увеличиваясь – правая рука даёт, левая забирает – пока я не соображала перейти только на левую руку. Тогда идёт резкое уменьшение незваного гостя, и можно его отшвырнуть.  Самый же эффективный способ – держать энергетического вампира левой рукой, а правой его крестить, и если получится, то ещё и молитву читать. Много лет такое не происходило, а тут кто-то взялся за старое, да ещё и под Алёшу косит, гад ползучий!
              В этом же году моя подруга, навестив меня, оставила мне читать журналы «Караван». Всё равно, говорит, не спишь по ночам, почитай. Сама я никаких журналов и газет больше не покупаю, разве что только «Телесемь». Вот от тоски бессонной я стала я эти журналы почитывать. И вдруг в одном из номеров прочитала рассказ одной известной актрисы, у которой тоже умер молодой ещё сын, правда, в отличие от моего, старше и успел оставить маме своей внучку. Жил он уже давно не с мамой, умер неожиданно, повидаться и проститься с ним, живым, у неё не вышло. Мучило это её сильно. А у неё был духовник, пожилой священник. Вот он и посоветовал несчастной матери написать сыну письмо, сжечь его, и пепел отправить по текущей воде. Вот так-то! А я все эти годы, после разговора с Алёшей на его первую годовщину, так и поступала. Но почти никому не говорила, что делаю для него, и как.
Ведь кто-то мог решить, что я совсем язычницей стала, кто-то мог посчитать, что бедная мамка совсем свихнулась. Оказывается, старые священники об этом знают! Эх, вот бы  и нашим потеряшкам  разрешили нам письма писать! Я Алёше в письмах и адрес свой новый сообщала, и напоминала номер его мобильника, и городской номер телефона давала, и пароль в Майле, и про страницу ВКонтакте тоже…нет ничего, не отвецяю… Господи, ну разреши им, пожалуйста, нам письма присылать, а? Ты же милосердный, а ?
               В этом году на моей любимой Украине началась война. Опять гибли дети, молодёжь. Опять насилие, ломали не только тела, но и души. Мне стала сниться война, вместе с Алёшей я всё пыталась кого-то спасать. Хотя бы во сне спасти кого-нибудь, наяву у меня не получилось. Вспомнила, когда мне было 13 лет, мы жили тогда на Западной Украине, в ДОСах. ДОС – это дом офицерского состава. Дома были построены для офицеров и их семей, офицеров Красной Армии, ещё до войны. Во время войны там жили немецкие офицеры. Однажды мы с подружкой, устраивая «секрет», нашли обломанный значок с орлом и свастикой почти возле самого нашего дома.
               Помните, что такое «секрет»? Роешь ямку в укромном уголочке, кладёшь туда фольгу от конфет, цветные стёклышки, красивые камушки, всё это закрываешь осколком прозрачного стекла и засыпаешь землёй. Через пару дней приходишь на это место, соблюдая все правила конспирации, разгребаешь землю, и под лучами солнца так красиво сверкает твой смешной, глупый маленький детский «секрет»…
            Там же, уже в 14 лет, я видела во сне, что во дворе нашего дома фашист собирается расстрелять мою маму. Я пытаюсь загородить маму собой, но гад этот меня отшвыривает, и прошивает мамину грудь автоматной очередью.  Вот с нынешними мозгами я бы побежала в церковь и немедленно бы заказала маме обедню о здравии. А тогда это мне в голову, разумеется, не пришло. Я просто подумала (а я была любительницей фантастики, читала её запоем), что такая трагедия в самом деле могла случиться во дворе нашего дома в 1941 году, и петля времени задела мои детские сны. А через неделю у моей мамы случился первый инфаркт… Вот так. Так что в снах своих спасти мне мало кого удавалось, но всё же я пыталась, как могла.
              А ведь и в самом деле в июне 1941 года во дворах этих ДОСов расстреливали семьи офицеров, только ещё не немецкие солдаты, а свои, доморощенные националисты. Мир тесен, когда мы приехали в этот наш город с Украины, соседкой по дому, но в другом подъезде, была одинокая женщина, тётя Дуся. До войны она была женой офицера, жила в 1941 году именно в тех ДОСах, в которых в шестидесятые годы жила наша семья. Была она тогда беременная, а старший сынок, лет десяти, был в июне 41 года в пионерском лагере в лесах вокруг того городка.
             Так вот её и расстреливали, но только тяжело ранили, ребёночка она потеряла, её саму, едва живую, подобрали соседи и вывезли в эвакуацию в наш город. Сын старший пропал без вести, но потом судьба его выяснилась. Страшная судьба. Тётя Дуся давала мне читать газету со статьёй о героях-пионерах тех мест. Сын её был в партизанском отряде, работал связным между отрядом и подпольщиками в городке. Там работал известный талантливый врач – доктор Михайлов. Он лечил местное население и даже делал сложные операции немецким раненым солдатам, когда пасовали немецкие врачи. Доктора Михайлова эти врачи уважали, и помогали ему медикаментами для его городской больницы. А доктор часть медикаментов переправлял в партизанский отряд через мальчишек – связных.
             Доктора выдал какой-то бандеровец, и на мальчиков была организована засада. Доктора Михайлова повесили на глазах тех, кого он лечил. А героев-пионеров замучили, закатовали до смерти, пытаясь выведать у них проходы в партизанский отряд.  Муж тёти Дуси был убит в первых же боях, и она на всю жизнь осталась одна. Жила она на первом этаже, и вся радость её была в маленьком палисаднике под окном, полном прекрасными цветами. К сожалению, наши пацанята, играя в войнушку, частенько топтали этот палисадничек, а ведь растущие там цветы были для тёти Дуси словно детки.
            Трагедия на Донбассе, война, кровь, боль и разруха сильно по мне проехались…Опять фашизм? Опять нацизм? Из каких щелей повылезли эти тараканы? Я помню свою школьную жизнь на Украине, наш класс – сплошной интернационал по составу, школа была в военном городке. Ни разу в классе не возникали конфликты на национальной почве. И язык украинский, мову, мы учили с охотой, красивая речь, прекрасные песни, замечательная литература. Перегибов с изучением языка не было, если кто-то из учеников прибывал к нам из других республик, или из-за границы в 6 классе и старше, их освобождали от обязательного изучения языка, чтобы не портить хорошие отметки в аттестате по другим дисциплинам.
             В общем, украинские разборки разбередили мне остатки моей сгоревшей души. Когда был сбит малазийский Боинг, с большим количеством детей, я взбунтовалась вновь. Бросила молиться. Будильник больше не звонил, я продержалась без молитв недели две, а то и больше.
            И вот я вижу во сне, что мой Алёша погиб на Украине, сражаясь с нацистами. Мы с сестрёнкой едем его хоронить. Дали нам грузовик, водитель пожилой, седой. У меня в руках лопата, сестрёнку сажаю в кабину, сама лезу в кузов. Еду копать могилу моему сыночку…А в каком  состоянии я была в этом сне, и в каком проснулась, объяснять не надо, и козе понятно…
              Я вернулась к молитве, но только за Алёшу, за всех детей больше не молюсь, бесполезно. Глас вопиющего в пустыне… От всей молитвы за детей оставила только одну фразу: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилосердствуй, спаси, сохрани и помилуй детей и молодёжь!».
               Однажды в субботу я, как обычно, поехала на кладбище. Иду по дороге к нему и спохватываюсь, что оставила дома помянник с текстом литии. Первый раз за всё время! Склероз, ничего не поделаешь…Иду, сожалею, сама себя ругаю. Меня догоняет авто, останавливается, окликают меня. Гляжу – Лёшин друг Геня решил навестить Алёшу. Я обрадовалась, что Лёшеньку моего не забывают. Он меня подвёз к кладбищу, по дороге я ему на себя нажаловалась, вот мол, дура старая, не могу литию сегодня прочитать. А он, человек воцерковлённый, оказывается, литию наизусть знает, так что мои дорогие без литии не остались, Геня её и прочитал. Удивительный случай!
                В декабре видела  во сне, что лежу в больнице, возле меня Лёшин друг – одноклассник сидит, он тоже медик, как и Вася. Он в белом халате, разговаривает со мной о выписке. Я настаиваю, что сначала меня должен осмотреть психиатр, ты забыл, что я с прибабахом? И даже пальцами возле своего виска покрутила. А ведь надо было в этом сне на выписку соглашаться, может, померла бы. Получается, что сама же настояла остаться на Белом свете, пока окончательно не свихнусь… А ещё видела во сне строящуюся церковь. Я спросила строителей, какая будет церковь? Мне ответили, что в честь святого Владимира. Я сказала, что по всей стране церкви в честь воинов строят, наверное, будет война…
             
               
                2015 год.
          
              В начале 2015 года, на Святки, я гадала. У меня был только один вопрос – когда же я наконец умру? С этой мыслью я лила воск и жгла бумагу. Пламя уменьшилось,  превращавшаяся в пепел бумага показала движущуюся картинку. Старуха с клюшкой, в ободранной юбке, то есть нищая, а вокруг много кошачьих головёнок, движутся, ушки шевелятся. Ну, точно про меня – старая, нищая, с кучей кошек. Получается, что весь год  ещё предстоит заботиться о кошках? Воск же показал другую картинку. Опять нищая старуха, рядом фигура с большой круглой головой (нимб?) и крыльями за спиной, а между этими фигурами – раскрытая книга. Так ничего и не поняла. Чтобы всё это значило?
            Позже я снова увидела во сне сына своего умирающим, рядом с ним гроб, и хотя Алёша мне что-то ещё говорит, он должен лечь в гроб и умереть. Я его слов не слышу, обнимаю его за плечи, пытаюсь о чём-то спросить, тоска, тоска, тоска… Но в момент просыпания в голове возникло что-то про мини-трактор.
             Вот мне и занятие, отвлекающее немного от горя, ведь стараться надо для сына, раз ему нужно, значит, надо послать. Занималась этим, к тому же приближался Алёшин день рождения. Собрала картинки, схемы, чертежи, изображения различных навесных орудий и по строительству, и по сельскому хозяйству, в общем, что смогла. Было через кого отправить, в ноябре предыдущего года умерла наша соседка по дому, в котором столько лет жили мы с Алёшей. Она его хорошо знала, любила и жалела его. Я всё сделала, как положено, отправила. После отправки проходила мимо мужского монастыря. Из ворот выехал навстречу мне маленький трактор, очень симпатичный, такой, какой я Алёше и отправила. Ага, Лёшенька всё получил! И перед днём его рождения во сне мне ребята, его друзья, показали новую видеозапись с Алёшей. Лёша на видео хороший, не измождённый, улыбался.
                Через неделю ещё одна ниточка, связывавшая меня с Алёшей, порвалась… На девятнадцатом году жизни умерла наша с Лёшей кошка Муся. Я похоронила её через тропинку и канаву почти напротив Алёши, думаю, что она теперь с ним, ведь кошка наша его очень любила. Муся разговаривала с Алёшей подолгу, больше ни с кем не говорила. Бывало, Алёша уложит её себе на колени пузиком вверх, в глазки её поглядит, и спрашивает: «Муся, да?» А кошка ему отвечает, да так выразительно, столько ему всего наговорит! Алёша слушает её внимательно, кивает головой, поддакивает…Смешно было на них смотреть и слушать эти удивительные беседы. Так что, я думаю, Муся  живёт в доме у Алёши, теперь они могут и в самом деле разговаривать друг с другом…
                В мае же, в день Алёшиного крещения, его класс понёс ещё одну потерю. Внезапно умер бывший Алёшин одноклассник, тоже Алексей. Сердце остановилось. Только ему удалось оставить своим родителям в утешение маленького внука. Да только осиротил его, молодую жену и родителей. Не верно, не он осиротил, его и их всех осиротили Те, что пишут нашим детям такие судьбы.
                Почти до конца июня я не видела во сне Алёшу, ни разу. А тут у меня ещё и комп заглючил, на рабочий стол меня ещё пускал, а в Майл или Вконтакт – не пропускал, сколько не перезагружайся! Ну ни в какую! А приближались сорок дней новопреставленному Алексею. Я переживала, нужно же напомнить одноклассникам об этом, чтобы ему побольше заказали, помянули, свечи поставили. Сама я, конечно, заказала, но молодёжи напомнить тоже нужно, верно? За два дня до этой скорбной даты (кстати, это был день выпускного бала наших детей), я ещё раз попыталась войти Вконтакт – и всё получилось! Я отправила сообщения и друзьям, и в группу нашего класса. Сразу после этого всё отключилось. Заработал комп только через неделю, когда приехал Алёшин друг, компьютерщик, и починил его. Выходит, наши дорогие дети могут влиять на электронику? Так почему же им не дают с нами связываться? Нечестно…
              И вот на сорок дней этого Алексея мне приснился наконец и мой Алёшенька. Он сидел за столом с каким-то парнишкой, я потом поняла, что это и был умерший одноклассник. Они сидели рядышком, хорошо разговаривали. Только сон был очень короткий, Алёша мой успел мне сказать, что я виновата сама, сама не дала толком увидеться. Проснулась я, подумала, и поняла, что да, сама виновата. Алексею-то этому я заказала обедню, а моему Алёшеньке – нет, то есть не дала крепкой связки для возможности повидаться со мной подольше с помощью его одноклассника.  Вот такая я старая дура…
               После Лёшенькиной годовщины я во сне кому-то доказывала, что Алёша работу найдёт, закончит Университет, и найдёт. Мне возражали, что работы сейчас для молодёжи почти нет. Я своё – дадим объявление о преподавании игры на гитаре. Мне отвечали, что таких объявлений много. Я своё – но ведь он преподаватель с высшим образованием, найдёт учеников. К тому же у него инвалидность 1 группы, можно жить на пенсию. Всё мне пытаются доказать, что Алёше нет смысла возвращаться. Неужели Там всё же обсуждают вариант его возвращения? Вот было бы здорово!
             Да и вообще вернули бы всех наших детей, для начала молодёжь, по всему Белу свету! Чтобы они нам всё рассказали, как Там, на Том свете, мозги на место бы нам поставили. Вначале рассказали бы своим друзьям и знакомым, те – своим друзьям и знакомым, те – своим, как круги по воде! А то какой только лапши на уши не вешают нынче молодёжи! Особенно хорошо бы вернуть погибших радикальных исламистов, чтобы они объяснили своим приятелям-головорезам, террористам-смертникам, что ни в какой Рай с гуриями они не попадут! Особенно последние. Мало того, что они – убийцы, так ещё и самоубийцы! И сидеть им в глубокой и чёрной жопе всё своё оставшееся существование, вот так. А убитых головорезов волей-неволей, по Закону Космоса, в жизнь выдадут. И судьбы новые им писать будут те, кому они головы отрезали, те, кого они живьём сжигали, топили. Если их новые тела-носители прогнутся под их нрав, значит, впереди такая же смерть, как у их жертв, да столько раз, сколько людей они убили. А если новое тело с новой душой не прогнутся под свою мерзкую подсадку, возникшее противоречие приведёт к смертельной неизлечимой болезни.
             Как вам такая невесёлая перспективочка? Бедные новые дети, бедные их родители! Сколько муки предстоит получить! Око за око, зуб за зуб, редко какая душа светла настолько, что не пожелает страшной смерти своему палачу! Я с этим столкнулась…И так по кругу, виток за витком…колесо Сансары…
              А потом вернули бы и всех остальных, и маленьких детей, всех, кого родители любят, не забывают, и ждут, и ждут. К сожалению, многих забывают, не ждут. На нашем кладбище столько детских заброшенных могил! Я вот старая, больная и безденежная, сама с уходом за этими могилками не справлюсь. А хорошо бы создать такое общество, по уходу за детскими могилками. Хотя бы пару раз в год приводить могилки в порядок, посадить красивые многолетники, поправить ограды и памятники. Жалко детишек, жалко…
              Да, открою вам «страшную тайну» - Там, в высших слоях Квантового мира, у Бога–Творца – самый настоящий коммунизм. Вот так. А мы, придурки, от него отказались…
              Дней через десять после Алёшиной годовщины позвонила соседка по нашему с Алёшей дому. Сказала, что в почтовом ящике она нашла извещение с почты на заказное письмо на имя Алёши. Девушка эта, понимая, что мне тяжело возвращаться в наш покинутый дом, сама привезла мне это извещение. Но всё равно мне пришлось ехать в наш район на почту. Меня держало то, что  эту годовщину я просидела на антидепрессантах, поэтому я пока не срывалась.
              Мне пришлось достать Алёшино свидетельство о смерти, снять с него копию. Моя сестрёнка не отпустила меня одну, поехала со мной. На почте, разумеется, письма мне не выдали, не положено, но хотя бы посмотрели, откуда письмо. Оказалось, из администрации района города. Скорее всего, речь идёт о штрафе, так объяснили мне работники почты. Ну, отправились мы с сестрёнкой в администрацию. Там очень долго искали копию этого письма, наконец объявили нам, что мой Алёша должен выплатить штраф за дебоширство.
               Оказалось, что мой сын по-прежнему проживает в нашей давно уже проданной квартире, буянит, ведёт себя неподобающим образом, в связи с чем было заявление нескольких соседей в полицию. Можете представить себе моё состояние?
              - Значит, Господь Алёшу пожалел, вернул его к жизни, поселил в родной дом и теперь Алёша на радостях гуляет и гудит на всю катушку? А это точно, что Алёша?
                Мне зачитали данные из полиции. Точно, фамилия, имя, отчество, дата рождения, адрес и паспортные данные – все Алёшины. Тогда сестрёнка подала им свидетельство о смерти. Там сильно удивились, как это так, не может быть! Уже восемь лет нет юноши на Белом свете, а всё виновен… Стали разбираться. Оказалось, что по жалобе соседей приходил участковый полицейский (ох, честно признаюсь, писать «полицейский» для меня просто каторга, так и тянет написать – «полицай», я ведь семь лет на Западной Украине прожила, это слово там ругательное), этот мужественный полицейский дежурный никого дома не застал. А может, ему просто не открыли. Тогда, чтобы облегчить свою задачу, он просто пробил по базе данных, не было ли приводов у обитателей этой нехорошей квартиры. И обнаружил, что был привод, в августе 2006 года. Помните, я рассказывала, что как-то прождала сына во дворе дома почти до утра? Когда на День города Алёша пел в сквере под гитару, мимо шли парнишки, утащившие флаги, украшавшие город, со столбов, и в полном восторге от Алёшиного пения сложили эти знамёна к ногам Алёши и его друзей. И ушли. Зато через десять минут пришла милиция и отвела ни в чём не повинную троицу в ментовку.
               Смешное приключение больно аукнулось мне спустя девять лет. Так мой сын даже после смерти попал в хулиганы…Интересно, если теперь милиция называется полицией, то как же называются братки – партизаны, что ли?
               Я узнала, что к этому времени покупательница моей квартиры, благополучно и мирно прожив там эти годы, смогла купить своей семье уже трёхкомнатную квартиру, а новый покупатель пустил в нашу тихую гавань студентов, вот они и вели развесёлую молодую жизнь. И я вновь недели две проболела, и душевно, и физически, никакие антидепрессанты не помогли, но за ними заслуга того, что я весь поход по инстанциям продержалась без слёз…сухие глаза без дна, без дна, долгая ночь без сна, без сна… А квартиру жаль -  жаль, что она превратилась в шалман. Мы много лет были там счастливы, было там и горе, но были и радости.
               В сентябре во сне стою возле окна, на первом этаже какого-то дома. Подъехал юноша на байке, в плаще с капюшоном на голове, идёт в дом. Я к нему бегу, в щёчку чмокаю. Смотрю – славный парнишка, но не Алёша. Я спрашиваю: «А где же Алёша?» В это время зашёл в комнату и мой сынок, я его тоже в щёчку поцеловала. Алёша сказал, что ему нужен журнальный столик, попросил прислать его, как обычно. Я предложила, что можно купить и подарить столик сестрёнке, к нему ведь попадёт? Алёша ответил: «Да, конечно». Я резко проснулась. Видимо, повидала я обоих Алексеев, и своего, и одноклассника Лёшиного. Думаю, мой Алёша помог ему создать мотоцикл. Но Алёша помог и мне. Полученное от сына задание отвлекло меня от обычных слёз. Я отправила ему, как всегда, информацию в виде печатной продукции из рекламных проспектов, а в октябре, на день рождения сестрёнки, купила ей в подарок недорогой журнальный столик. И было на моей душе немножко поспокойнее.
              В конце лета была у меня интересная встреча во дворе дома, вызвавшая у меня ностальгический приступ по Украине. Согнувшись в три погибели, пожилая женщина кормила дворовых кошек, и ласково разговаривала с ними на чистейшей, певучей, милой моему сердцу украинской мове. Я не смогла пройти мимо, у меня впервые за эти годы сжало сердце по-хорошему. Поздоровалась я с ней, сказала, что так рада услышать почти родную речь! Женщина выпрямилась, но точно это назвать – выпрямилась – не могу, потому что она осталась сильно согнутой в пояснице, больше выпрямиться у неё не получалось.
               Рассказала она мне, что только несколько лет как приехала в наш город из-под Харькова. Приехала к дочери, которая уже много лет здесь жила, после получения высшего образования в Харькове дочь была направлена на работу в наш город, здесь вышла замуж, здесь и осела. Моя собеседница овдовела, и дочка перевезла её к себе. Женщина была такая приятная, с добрыми глазами, с красивым лицом почти без морщин. Я решила, что она даже моложе моих лет.
              Оказалось, что в начале войны ей уже было почти пять  лет, и она хорошо помнит войну. Показав на свою спину, объяснила мне, что это память о войне, и рассказала мне печальную историю. Жили они под Харьковом, был у них свой дом. Отец её воевал в Красной Армии, был ещё братишка-подросток. И вот как-то её мама увидела, что по улице идут немцы с бандеровцами и полицаем, выгоняют из домов подростков и молодёжь, сгоняют их и собираются всех отправить в Германию на работы. Мама её успела открыть окошко, выходящее в огород, и далее, через поле, в лес, и дать возможность сыну убежать. Бандеровцы зашли в хату, увидели вдали мелькавшую рубашку убегающего парнишки, стали стрелять ему вслед, мама бросилась на них, не давая стрелять. Брату удалось убежать в лес, а маму забили прикладами до смерти. Собеседница же моя, малышка, бросилась защищать свою мамочку, и получила страшный удар прикладом в поясницу. Очнулась уже у соседей…
               Маму похоронили, девочку оставили у себя, вырастили. Молодой организм справился с травмой, но с возрастом памятка бандеровская стала всё больше о себе напоминать, и в конце концов согнула бедняжку почти под прямым углом. Поговорили мы с ней с сожалением о том, что творится на бедной, поглупевшей Украине. И обе пришли к выводу, что самую страшную ошибку Украина совершила, назначив в герои пособников фашистов, именно с той точки пошёл отсчёт деградации такой чудесной в прошлом страны. Она, как и я, была целиком на стороне ополченцев Донбасса, ведь именно они первыми встали на передовую линию борьбы с неофашизмом.
                В октябре этого года было сорок лет, как отняли у нас нашу маму. А Алёша во время разговора с ним на три года сказал, что очень важны умершим ещё и девять лет, и сорок лет. Мы с  сестрами давно уже планировали поменять у мамы ограду, решили сброситься втроём и сделать. Сколько мастерских мы обошли, но ничего по карману трём пенсионеркам не нашли. Пришлось просто привести в порядок старую ограду. Трудов ушло много, но получилось хорошо. В прошедшие годы мы отремонтировали постамент, постелили плитку. Сам памятник у мамы был из ленинградского гранита, отец специально такой заказал на год после маминой смерти. Мама у нас была из Ленинграда, всю жизнь любила свой родной город.
             Всё у мамы теперь выглядело хорошо, одна беда – та часть кладбища была вся в высоких деревьях, в основном – ели, поэтому цветы там не росли, света не хватало. Но мы застелили цветник искусственной травой, и сочетание насыщенного зелёного цвета травы с красновато-коричневым гранитом было красивым. Надеюсь, маме всё понравилось. А ещё я постаралась заказать на её  сороковую годовщину побольше обеден и самой маме, и всей её семье, в большинстве погибшей в блокаду. Мы пригласили священника на мамину могилу, он отслужил по нашей любимой маме литию. На поминальный стол поставили всё, что любила наша мама и, конечно же, кисель. На Руси принято поминать усопших не водкой, а киселём.
                И через неделю во сне видела своего Алёшу, но маленьким. Он сидел за столом с большим количеством народа и пил кисель. А ещё на столе стояли и блины, тоже поминальная еда. Я всех оделяла едой, делала бутерброды, раздавала их и блины. Подходили всё новые люди, я всех оделяла едой. Когда проснулась, поняла, что всё мы сделали правильно, помянув всех родных по маминой линии.
               В конце октября я опять чуть было не отказалась молиться. Снова отправили на Тот свет много молодёжи и детишек, взорвав самолёт над Синаем. Жертва над святым местом? И что, после этого ужаса убийства неповинных людей прекратились? Что-то не заметно… Ох, как я скандалила, шумела на Небеса! Эй, Начальник! Где Твои ангелы –хранители? А?! Предположим, часть хранителей ушла в отпуск, как и их подопечные, часть маленечко загуляла, часть решила хорошенько выспаться, что ли, а остальные-то где были? Что делали? Что, трудно было переделать взрывчатку в пластилин? Вам всем это – пара пустяков! На сколько меньше горя было бы на Белом свете!
                И «пастухи» снова за меня взялись. То приснится, что Алёша у меня пропал, потерялся, навсегда. Я в отчаянии, с ума схожу. Вдруг он появляется, ему 12 лет. Я к нему, с радостью:
            - Ты вернулся! Тебя отпустили? А почему двенадцатилетним? Что, жизнь по другому сложится, не будет этой страшной болезни и операции в тринадцать лет? Нас пожалели?
              А он так печально отвечает: «Будет..» Я скандалю, ну зачем же ещё? Почему же меня всё время – против шерсти?
               То приснится, что гуляю с сыном, лет десяти, по кладбищу, и теряю его там. Замучили меня совсем эти сны. Наконец в середине декабря повидала Алёшу хорошо. Двадцатилетнего, не больного, говорили с ним о Ромео и Джульетте и вообще о первой любви. Лёшенька сказал, что и у него первая любовь была так же прекрасна и радостна, как у них. Так по-дружески, хорошо с ним разговаривали…
              Благодаря этому сну я новогодние дни полегче перенесла, ведь праздником Новый год перестал для меня быть после Алёшиной смерти. Только тоска и печаль, что вот и ещё один год без Алёши… Сна у меня всё так же не было нормального (жизнь бессонная, ты да я , я да ты…), ни ночью, ни днём, только под утро до обеда…Снова сумерки бродят бессонные, снова застят мне стёкла оконные… Днём ещё можно как-то себя занять, ночью уже и глаза не глядят, и голова гудит, стоит встать – шатает. Пыталась сама себе команды отдавать. Строго себе внушаю – спать, спать! В голове возникает – двери отворяются, спать, спать, спать, над тобой склоняется плачущая мать, детские ладони ей не целовать… Слёзы, слёзы, плачь, переходящий в вой. Следующей ночью командую себе поласковей – дура ты старая, засыпай! В голове сразу возникает Алёшин голос, поёт: «Засыпай, на руках у меня засыпай, засыпай под пенье дождя, далеко, там, где неба кончается край ты найдёшь потерянный рай…» Я себе снова – да спи же, спи! Тут же слышу свой голос, поющий: «Спи, младенец мой прекрасный, баюшки-баю», и Алёшин стон… Встаю, тащусь на кухню, дрожащими руками вкалываю себе димедрол.
             Немного погодя усну. Бывает что и не усну, тогда пью столовую ложку  корвалола. Развезёт, усну. А бывает, что и не усну. И так бывает до 7 – 8 утра. Мне бы обыкновенного люминала, почему его больше не выпускают? От всего этого я измоталась, озверела, всякую веру в милость богов потеряла. О, этот мир – какой измерить мерой ограбленные души и умы: не верим, оттого что жили верой, не ждём, затем что чуда ждали мы. Всё, что наполняло мою жизнь - умерло, для чего же я осталась? Плыть, как бревно, по течению, утратив желания, не видя смысла дальнейшей жизни? Небо, отпусти его домой, сыночка моего, верни мне смысл жизни и радость бытия возле родного моего человека! Как меня достала эта ненужная мне свобода от забот о моём сыне! Непонятная свобода обручем сдавила грудь, и не ясно, что мне делать -  или плыть, или тонуть…
             Даже радость дарить ему подарки (а ведь это такая радостная радость!) – у меня отнята. Я мелкой рысью проскакиваю мимо мужских отделов в магазинах, чтобы не сорваться в слёзы, а раньше долго выбирала, что сыну по душе, а мне по карману, и мне было хорошо… Однажды я забрела в большой супермаркет, в поисках мебельной фурнитуры – сломалась ручка от кухонного шкафчика. И вдруг, завернув за угол, увидела отдел с музыкальными товарами, гитары, гитары, гитары… Меня просто отчаянно затрясло, я вылетела из маркета на улицу, и там уже разревелась.
              Надо заново придумать некий смысл бытия? А на фига? У меня был естественный смысл жизни, никакой искусственный смысл ему не равноценен.  Индейская мудрость: даже мёртвая рыба может плыть по течению. Это точно про меня… Где-то я прочитала, что для будущего мы встаём ото сна. А если лично для меня нет будущего? Наверное, поэтому я не могу уснуть? Потому что не хочу просыпаться? Вернись, Лёшенька, вернись, ангел мой! Качнутся крылья за спиной, когда войдёшь в мой спящий дом, точнее, в мой не спящий дом. А может, Лёшенька, ты приходишь в начале дня, когда я наконец-то выключаюсь под действием таблеток и спирта, приходишь, а я не в силах этого почувствовать, не в силах увидеть твоих крыльев, твоего чудесного светлого лица, услышать твой родной голос? Имею уши, но не слышу, имею глаза, но не вижу. Ведь мой дом, как могила, как каменный склеп, потому что я глух, потому что я слеп… Наверное, мне ампутировали душу, и протезом её не заменить.

                2016 год.

              В начале года позвонил Рэм, рассказал, что видел во сне Алёшу. Во дворе дома, где живёт Рэмка, есть каток, вот он и видел Алёшу на этом катке, на коньках, здорового, весёлого. Они болтали, смеялись, только Рэм не запомнил, о чём говорили. Запомнил только, что Алёша просил передать мне привет. «Пастухи» срочно спохватились и выдали мне опять тяжёлый сон. Лёшеньке лет 18 – 20, мы только что с ним вернулись из Питера. Алёша обречён, даже уже не может есть. Я предлагаю ему сварить клюквенный морс, а лучше киселёк, всё посытнее. Лёша соглашается, я суечусь, по кухне мечусь, в глухой тоске…глухой тоски моей не множь… Проснулась с очень высоким давлением. Нашла в морозилке горсточку клюквы, сварила маленькую кастрюльку морса. Один стакан для Алёши налила, второй сама выпила.
             На следующий день было Крещение, я ходила в церковь за крещенской святой водой. Зашла на рынок, купила клюкву, пошла к сёстрам, мы сварили вкусный клюквенный кисель, помянули Алёшу и всех наших родных и знакомых, ушедших с Белого света.
             Больше сынок мой с тех пор не снился. Я уже вся извелась. Каждый вечер, после молитв за Алёшу, целую его фотографию, желаю ему доброй ночи, и умоляю присниться мне. Я ведь живу от сна до сна. Удастся по-хорошему повидать сына, и мне на душе полегче, я более работоспособна, а когда долго не снится, ничего толком делать не могу… Лёшенька, ты забыл обо мне, своей мамке несчастной? В твоей душе нет больше места для меня? Ты теперь от меня свободен? Словно птица в небесах? Ты свободен, ты забыл, что значит страх? Ты свободен, с вольным ветром наравне? Ты свободен? Почему лишь в смертном сне…?
              А я от тебя не свободна, и не хочу быть свободной от тебя такой страшной ценой.  Лёша, Лёшенька, я тебя не отпускаю! Я бы отпустила тебя хоть в Америку, хоть в монастырь, но только не на Тот свет! В жизнь бы я отпустила тебя, в жизнь, но только не в смерть! Да кто нас спрашивает, делают с нами, что хотят! Нет никакой свободы ни на Этом, ни на Том свете, это точно. Нет свободы воли, есть иллюзия свободы воли. Беспощадные победители взяли страшную дань, меня сломали, но не смирили, не отпущу тебя! И ты – не отпускай мою руку, держи! Вот такая я не смиренная. Ну что ж, говорят, для особо несговорчивых особ и в раю есть райский карцер… Да я же и не возражаю, карцер так карцер. Что ж так долго ждать-то? Чего на Тот свет не забираете? Ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться…
                Душа умерла, а тело бессмысленно бродит. Нет смысла в живых оставаться. Как я сама себе осточертела! И тот, который во мне сидит, изрядно мне надоел! Острая боль переходит в тупую, но не исчезает. Отчаяние переходит через тоску в злость, но не исчезает. Ничто на Земле не проходит бесследно…
                Некоторые дни ещё ничего, быстро проходят в делах и заботах. Дни, в которые я больна, и не могу ничего делать, проходят мучительно. Ничто не отвлекает тогда от тяжёлых воспоминаний, от мрачных мыслей. Память, память….вот ведь какой крутой склероз у меня развился, а самое страшное не забывается…но пройдёт день и ночь, и настанет час, захлестнёт, как волна, как беда…Закричит, позовёт наша память нас – не уйти от неё никуда…
               Но хуже всего бессонными ночами, столько лет бессонных ночей! Я никогда не любила алкоголиков и наркоманов, не понимала, как можно самим себе добровольно могилу рыть? Не понимала… а теперь понимаю, сама стала ночной алкоголичкой и наркоманкой. То на димедроле сижу, то корвалол на спирту глушу. С каждым годом всё хуже и хуже. Отравила меня моя страшная реальность. После потери Алёши моя душа неизлечимо больна. И нет доктора, который бы мне помог. Доктор один – Смерть, да что-то её скорая помощь сломалась, видно, по дороге, не везёт мне целебный порошок. Человек и кошка порошок тот примут – и тоска отступит, и печаль пройдёт… Пройдёт ли? Думаю, что и на Тот свет унесу я с собой свою тоску и печали.
               Алёше моему очень нравился фильм «Эффект бабочки». Герою этого фильма несколько раз давали шанс изменить тяжёлую реальность. Наверное, этим фильм и нравился Алёше, давал надежду, что судьбу можно исправить. Бессонными ночами, в комнате с серым потолком, без права на надежду, я снова и снова перебирала свои ошибки. И молила Господа: разреши мне кое-что исправить в моей жизни, а? Вот разрешила бы я моему Алёше сразу поступить на музпед? По нему тогда бы не проехались моё огорчение, его переживания, и, возможно, второй операции не было бы, не было бы для неё морального толчка? А, спохватывалась я, ведь ещё было бы обязательно, чтобы я с самого начала струсила и не стала отмаливать Ину? Значит, такого страшного наказания не последовало бы, Лёшенька не заболел бы краснухой? А, мне же ещё нужно было обязательно отказаться пасти старшую сестру, пока младшая лежала в больнице, пусть бы её пасла племянница, ведь краснуха бушевала в основном в том районе, где жили сёстры?
                Нет, наверняка нужно было исправить всё пораньше, и не пришлось бы мне общаться с душами, мне бы и в голову такое не пришло… А ещё, когда я пошла в декретный отпуск, не стала бы носить в подвал связки журналов, не попала бы на сохранение, и не  выгнали бы из меня сына восьмимесячного, и не было бы этой его сильной аллергии, и не попадали бы мы тогда в реанимацию с отёком Квинке…если бы да кабы. Кабы Волга-речка да вспять побежала, кабы можно было жизнь начать сначала… Потом думала, что ежели по грехам моей прошлой жизни в тело моего сыночка всё равно бы засунули обречённую на раннюю смерть душу?  Значит, исправить можно только отказавшись вообще позволить себе любить, не зачать ребёнка. Точно, герой фильма «Эффект бабочки» исправил ситуацию только тогда, когда отказался от своей любви. Наверное, и мне следовало так же поступить, отказаться от попытки исправить свою судьбу и преодолеть одиночество рождением ребёнка. У Марка Твена сказано – если ты вздумаешь развязать узел предопределения, то завяжешь узел на собственной шее…
                Я и сейчас плакала бы от одиночества, но не так страшно и не такими кровавыми слезами, как теперь, а главное, моё дитя не приняло бы мук и раннюю смерть. Но тогда не было бы и Алёшиной души? Как узнать, может, он тоже хочет, чтобы его не было? А вдруг Лёша хочет, чтобы он был? О чём же мне молить Господа? Спрашиваю – и нет мне ответа… Господи, переведи назад стрелки моих часов, только память сохрани, чтобы я не сделала рокового шага. А потом, если хочешь, маятник тронь рукой, буду доживать. А не захочешь, не запускай маятник, пусть меня не станет ТОГДА, в ТО время. Никто не имеет права пережить собственное дитя!
                И на вопросы нет ответов…если боги молчат, значит, выгоды нет, чтоб на каждый вопрос люди знали ответ. Дождутся эти боги, что захотят ответить, а никто их и не спросит. И на ответы – нет вопросов… В общем, чем больше я обо всём этом думала, тем больше приходила к выводу, что лучше бы меня самой вовсе не было. За всю мою жизнь радости я никому не принесла, даже родителям, хотя они меня, разумеется, любили и такую, бесполезную.
              Я вспомнила одну итальянскую сказку о семье с тремя дочерьми, семье, которой ни в чём не везло. Тогда одна старушка объяснила матери, что причина в несчастливости одной из дочерей. Её надо вычислить и выгнать из дому, тогда у всех остальных жизнь наладится. А вычислить очень просто. Рано утром, пока дочки спят, посмотреть, кто из них спит, скрестив руки на груди. Вот такая сказка. Я же точно помню, что ещё в детстве частенько просыпалась со скрещёнными на груди руками.
             - Ага, - подумала я, - лучше было бы для всей нашей семьи, чтобы меня вообще не было на Белом свете! Лучше бы вместо меня родился долгожданный сыночек, потом младшая сестрёнка, и всё у моих любимых родителей было бы хорошо!
               Опять сплошное сослагательное наклонение… Но ничего не поделаешь – раз вы начали с ошибки, беды не исправишь, и никто вам не скажет, чем вы кончите. С куриными мозгами хватишь горя…
               Года через три после смерти моего сыночка младшая сестрёнка вдруг стала писать стихи. Поначалу только об Алёше, посвящённые ему и мне…Что-то в небе Твоём не так, и не хочешь Ты дать ответ. Мать жива, седина в висках, а сынка молодого – нет… Дальше – больше, стала писать стихи и на другие темы. Конечно, она прекрасно понимает, что это не «высокая поэзия», но у неё есть хорошие стихи, удачные строфы, душевный отклик на всё, что вокруг происходит, воспоминания детства и юности, пейзажные зарисовки, мистика. Фантазия у неё здорово работает, я же ничего придумать не могу, только изложить факты, которые имели место быть, почти канцелярским языком.
              Уезжая в Питер, её дочь оставила дома тот компьютер, который взяла на память об Алёше. Сестрёнка тоже освоила комп в какой-то мере, тоже была страница Вконтакте. У меня по соседству живёт молоденький парнишка, когда я переехала в малосемейку, мы с ним подружились. Он ещё со школы увлекался журналистикой, много читал, любил поэзию. Я его познакомила со стихами моей сестрёнки, и он уговорил её открыть страничку в Стихи.ру. Долго уговаривал, она стеснялась выставлять свои стихи на всеобщее обозрение. Хорошо, что уговорили её это сделать, теперь у неё есть свой круг читателей, с некоторыми сестрёнка просто подружилась. После отъезда доченьки ей было одиноко, общение в основном со старшей сестрой, а она из-за инсульта плохо говорит, поэзией никогда не увлекалась, равнодушна к ней. Со мной разговаривать – только душу травить, я все свои разговоры сворачиваю на Алёшу. А теперь у неё появилась замечательная отдушина, хорошие друзья – единомышленники.
                Через некоторое время мне пришло в голову, что на сестрёнкиной странице в Стихире можно разместить и Алёшины стихи. Несколько стихотворений я нашла в его тетрадях, среди записей лекций, а так же на разрозненных листочках. Стихи написаны Алёшиной рукой, есть его правка, но он ли их написал, или просто Лёша записывал под диктовку друзей? Возле некоторых текстов песен для его группы было записано: музыка Алёши, слова Волка, слова Белки. В мобильнике был телефон Волка, Белки не было. Я связалась с Лёшиным товарищем по телефону, потом Вконтакте. Отправила ему тексты, которые были без указания автора, спросила, кто это написал. Он отметил, какие тексты его, о Белке он ничего не знал, кто же это? Тогда я заводила в Интернете, а сестрёнка в Стихире, первые строчки стихов, но ничего такого там
не было. Всё-таки я решила, что это – Алёшины стихи, выбрала более-менее законченные и сестрёнка выложила их на своей странице с указанием, что это стихи её рано ушедшего племянника.
               Стихи читателям понравились, Лёшу хвалили, жалели, сочувствовали. Мне было приятно, что и таким способом вспоминают Алёшу. Приведу одно из его стихотворений:
                Весна.
                ...Напьёшься берёзовым соком,
                Забудешь дорогу домой,
                Волной, электрическим током
                Сольёшься с безмолвной тоской.
                И будешь ходить по могилам
                Среди деревянных крестов -
                Покажется кладбище милым,
                Как сень придорожных лесов.
                Под вечер заснёшь на кровати
                Из мягкой зелёной травы,
                Поддавшись волшебной сонате
                Шумящей от ветра листвы...
                А утром ты рано проснёшься,
                Как только забрезжит рассвет,
                Печально себе улыбнёшься,
                Как будто тебя уже нет...

И приписка внизу : Тьфу! На лирику потянуло, блин! Весна... И дата 24 апреля 2004 года.
               Ещё в 11 классе. Наверное, тогда, когда он прочитал свои медицинские документы, тогда, когда было снято его фото на выпускной альбом,с печальными глазами и трагическим складом губ.......

 Думаю, что это точно Алёшино стихотворение,во всяком случае, ни в Стихире, ни в Интернете вообще я его не нашла, проверяла.А если не его, да простится мне это....Он тогда ещё не был знаком с Белкой, только в Универе. Мне кажется, что девочка та, Белка, любила Алёшу. У него в тетрадях есть несколько стихотворений с пометкой авторства
- Белка. Возможно, ей он рассказал о своей болезни. Потому что в её стихах есть строчки:
                Боль обнимает за плечи меня,
                Вспомню ошибки вчерашнего дня,
                Вспомню тот глупый, наивный порыв,
                В сердце моём ты останешься жив.
                Сердце – не камень, но может, пока
                Переживу, только дрогнет рука…
                Я запихаю в кулак эту дрожь –
                Может быть, всё-таки ты не умрёшь?...
              Спасибо моему соседу, теперь Алёша останется и в своих стихах. Парнишка этот сейчас заканчивает журфак Университета, он очень толковый и креативный. Нынче он редко заглядывает ко мне, большая нагрузка, а раньше частенько меня навещал. Мне нравилось с ним общаться, мы много говорили о литературе, о жизни. Я ему рассказывала о своей и Алёшиной судьбе, о чудесах, которые с нами случались, о помощи святых, о моём общении с душами.
               Несколько лет мой сосед уговаривал меня записать всю эту тяжёлую историю. Но мне становилось плохо только от одной мысли об этом. Рука не поднималась, не слушалась, сразу набегали слёзы, мысли путались. Но с годами, когда я отправляла Алёше подарки – информацию, я смогла писать ему письма на Тот свет, тяжело было, но писала. После смерти нашей с Алёшей кошки Муси, после того, как порвалась ещё одна ниточка, протянутая от
меня к сыну, я решила заставить себя написать эту печальную повесть.
                А ещё в начале 2015 года кошки мои расколотили кувшин, в котором всегда была налита кипячёная вода, кувшин, который много лет был у нас с Алёшей, из которого Лёшка пил прямо из горловины, а мне так нравилось смотреть, как он вкусно, взахлёб, пьёт свежую воду. И вот не стало и этого кувшина. Скажете – какой пустяк! Это не пустяк, ведь его касались руки и губы любимого потерянного сына, это не пустяк для несчастной матери. Я понимаю, ничто не вечно под Луной… На Алёшином мобильнике стёрлись сами по себе некоторые его записи, например, исчезло время на будильнике. Там было Алёшей установлено время звонка к первой паре, в больницу и т.п. Само по себе исчезло, я ведь ничего не трогала, боялась ненароком стереть.
                Ниточки, связывавшие меня с Алёшей, с памятью о нём, рвутся и рвутся… Пройдёт время, не станет и меня, жизнь пойдёт дальше, у всех свои житейские проблемы, память об Алёше побледнеет и совсем исчезнет. Се ля ви…
                И я всё-таки смогла заставить себя рассказать эту историю одной казни. Вот только от меня язык почти протокольный, просто излагаю последовательность событий, а то, что творится в моей душе, я смогла передать только чужими словами, за что прошу у авторов этих слов прощения, сама я не способна на передачу эмоций, у меня душа пуста…
                Подвигло на это меня и моё гадание на Святки в 2015 году. Раскрытая книга между ангелом и мной. Значит, пока я всё это не напишу, на Тот свет меня не отправят? Так подумала я, и это тоже дало мне знак, что я просто обязана всё это написать, и не только в память о сыне, но чтобы и другие матери не повторяли моих страшных и глупых ошибок. Чтобы молодёжь, увлекающаяся спиритизмом, отказалась бы от этой практики, потому что ни с кем умнее бывших алкашей и тунеядцев им пообщаться не удастся, а энергии из них вытянут много.
               Когда мы с Алёшей жили у сестёр после его второй операции, сестрёнка специально принесла мне почитать книгу о спиритизме, ей тоже не нравилось, что я этим занимаюсь. Почитала я эту книгу, ну, удивительно, что никто из медиумов не имел никакого понятия, с кем имеют дело. Все думали, что общаются с высшим разумом, и часами записывали за душами прописные истины, давая этой шушере спокойно, не спеша, обедать, насыщаясь энергией человека. Но я-то с  самого начала знала, благодаря В.Лавровой, с кем общаюсь, да только мне деваться было некуда. Поэтому я и не советую другим заниматься спиритизмом.
              Ещё смущало меня то, что я могу невольно погасить радость жизни у молодых чувствительных натур, они могут заразиться моим отчаянием, моей тоской, могут отказаться любить, рожать. Но ведь  я рассказывала многое Алёшиным друзьям и подругам, и никто из них не отказался от любви, от замужества и женитьбы, спокойно рожают и растят своих малышей. Но факт, что многие из них стали фаталистами после потери таких чудесных друзей, как Лёша и Ася. Часто слышу я от них слова – у каждого своя судьба, и ничего тут не поделаешь… Но это не от меня, это от случившейся беды, это не от моего влияния, это от печальных судеб человеческих. Поэтому я и решилась всё рассказать.
              А тем, которым всё же придётся попасть в беду ( ну зачем, Господи, а?), я от чистого сердца советую молиться, может, именно вам дадут шанс отмолить своего ребёнка. Бороться и надеяться надо до последнего. Помните правило – не верь, не бойся, не проси? Так ведь смотря у кого просить, кого бояться и кому верить.  Если князьям мира сего – всё верно. А в отношении Бога и святых его – и верь, и бойся жить не по Заповедям, и проси. Никогда не бойтесь просить о помощи. Не все же писарчуки наших судеб такие жестокие ненавистники, какой достался моему сыну. К тому же вы сможете, в отличие от меня, найти нужные слова, и тогда смягчится обозлённое сердце писаря, и судьба вашего ребёнка изменится в лучшую сторону, потому что писарь откажется от мести, значит, света в нём прибавится.
              Нам не дано знать, что ждёт нас в этой жизни. Ну, то, что всех нас ждёт смерть, мы знаем наверняка, у жизни со смертью ещё не окончены счёты свои. Каждый из нас надеется, что смерть придёт попозже, когда уже самим будет неприятно смотреть на свою старую рожу в зеркале, когда надоест постоянно болеть и переводить пенсию на удобрение, когда пачками начинают уходить на Тот свет друзья – сверстники. Вот тогда – милости просим! Уже почти и не страшно. Страшно, когда умирают молодые – и маленькие, и подростки, и молодёжь, и зрелые, полные сил и талантов люди, оставляющие сиротами маленьких детей. Вот это – страшно. И именно этого не должно быть!
              Хоть в этом вы со мной согласны? Тогда повторяйте каждое утро и каждый вечер – Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, спаси, сохрани и помилуй детей и молодёжь! А то я одна прошу об этом почти семь лет ДО и девятый год ПОСЛЕ. Глас вопиющего в пустыне…
              Ох, как не нравятся мне игры Верхних с Нижними, ох как не нравятся! Они играют, а по всему Белому свету плачут дети и их матери. Никакой Мир не стоит капли детских слёз! А у этих игроков лозунг «Цель оправдывает средства», знакомый лозунг иезуитов. И в нашей земной жизни политики всего нашего голубого шарика тоже в игры играют. Послушайте любое политическое ток-шоу, какое слово чаще всего звучит? Правильно, - игра. Им игры – а нам слёзы! И ничего мы сделать не можем? Мы можем хотя бы в молитве протестовать против этого! Люди мы или кто?...Человек рождён, чтобы жить, страдать и умереть, ему уготован трагический удел. В конечном счёте опровергнуть этого нельзя. Но мы должны опровергать это всю свою жизнь!...Это сказал замечательный писатель, Томас Вулф. И расплатился за эти слова ранней смертью…
              Сколько должен сын прожить, Господь, что ж так мало? Дай ему хотя бы шанс всё начать сначала! Вот сейчас, Господи, Ты же ясно видишь, какая чудесная душа у моего сына, неужели раньше это было не понятно? Ну принял мой сын муку за чужого, незнакомого нам бандита, ладно, но ведь можно же было 5 апреля 2007 года заменить ему подсадку? В тот день, когда он катался по полу от невыносимой боли, что же Ты не даровал ему шанс? Погрузил бы в глубокий обморок и заменил подсадку, и всё у него и у меня стало бы хорошо. Опять, блин, сослагательное наклонение…да, опять и опять, снова и снова. Милосердия, Господи, милосердия!!! Нет ответа…Не жалеют ни детей, ни матерей.   
             Строго следят инквизиторы за справедливостью приговора, лишнего написать не дадут – но следят и за его исполнением, а они не милосердны. А Господь не вмешивается в наши тёмные разборки, что заслужили, то и получили. Угол отражения равен углу падения. Но мы же другие, мы же новые люди, не запихивайте в нас при рождении чужие грешные души, и нам не придётся платить по чужим счетам. Вы считаете всё это высшей справедливостью? А мы считаем высшей несправедливостью! Я лично считаю несправедливостью и то, что нас, оставшихся без любимых детей в тоскливой,  ставшей для нас адом, действительности, заставляют так долго влачить своё никчёмное жалкое существование.
             Как-то раз на церковных ступенях я увидела старуху, которая громко просила Бога простить её за то, что она собирается сделать с собой. Я пройти мимо не смогла, подошла к ней, спросила, что у неё стряслось? Оказалось, что эта старая женщина потеряла всех своих родных и близких. Всех пережила. И давно уже из ума выжила. У неё мания, что врачи над ней издеваются, подсовывают ей слуховой аппарат, который вечно нашёптывает ей  угрозы, не даёт ей покоя. Вначале решила бедная старушка, что наймёт киллера и закажет ему убить врача, потом убить работников медтехники, которые меняют и чинят ей слуховой аппарат, а травля со стороны этих новых аппаратов всё продолжается. Потом всё же решила убить себя. Я пыталась с ней разговаривать, но всё было бесполезно. Чем кончилась эта печальная история – не знаю.
            Я это рассказала к тому, что нельзя нас, сумасшедших, заставлять жить так долго, что жизнь эта становится в тягость и себе, и окружающим. Сколько таких никому не нужных старикашек и старушенций болтается по Белу свету! А на кладбищах всё прибавляются и прибавляются детские могилы… Вот вам и высшая справедливость… Нет правды на земле, но нет её и выше! Ну вот что я здесь делаю? Мой парус оборван, корабль затонул, мой ветер удачи меня обманул, давно пора на Тот свет убираться, а всё на Этом! Лёшенька, хоть ты пожалей меня, замолви за меня словечко, я ведь не прошу о продлении жизни, я прошу наоборот! Посмотри на меня с небес, посмотри – у твоей могилы сидит твоя мать-старуха, и вся жизнь её – разбитое корыто… Сын мой милый, видишь ли меня?  Горе есть, а счастья нет, а было, было. Счастья нет, радости нет, надежды нет, мечты нет – как быстро тают замки в облаках! Любви нет, детей нет, а жить на Земле без детей невозможно, жить на Земле без любви невозможно, жить на Земле без мечты невозможно – это я точно тебе говорю…можно только существовать.
             Я же, ещё когда  жила и была живая, никому ничего хорошего не принесла, тем более сейчас, когда я мёртвая, никому ничего хорошего не принесу. Попытка спасти сына не удалась, даже попытка помочь Рэмке провалилась, потому что, пройдя через несколько трагических потерь тех, кого он любил, Рэм сломался и вернулся на круги своя. От судьбы не уйдёшь, ещё раз убедилась. Прощай, Рэм, мы всё больше расходимся в разные стороны. Прощай, у каждого отряда своя дорога, свой позор и своя слава.
           Но мы же не растения, в конце концов! Мы – люди, обыкновенные люди, во многом грешные люди, но – люди, мы должны пытаться брыкаться и протестовать до тех пор, пока нас не сломают. И даже после слома мы можем хотя бы высказать своё «фе», раз уж больше ничего не в силах сделать. Вот я и высказываю… И заржали кони, возражая тем, кто в океане их топил…
             А в голове гвоздём – как же так? Как же так случилось? Почему? П о ч е м у ? ПОЧЕМУ?  Какой-то абсурд, нонсенс, абракадабра, противоестественно, нелепо, несправедливо, неправильно, неправильно, неправильно. ТАК не должно было случиться! Это против природы, когда родители хоронят своих детей! Я не такая грамотная, как Ты, Господи, так объясни мне, зачем пропала моя жизнь? Зачем пропала жизнь моего сына? Ответ – нет мозгов, нельзя иметь детей – меня не устраивает! Откуда нам знать, что у нас нет мозгов? Вроде учились нормально, книги умные и хорошие читали, фильмы замечательные смотрели, на выставки, в музеи да в театры ходили, почему же  нет мозгов? Скажи тогда, Господи, что мы должны учить в школах, что читать, что смотреть, чтобы мозги появились и нам разрешили иметь детей, иметь, а не терять?
             А не давайте нам детей, пока не поумнеем! Чего ради мы так странно устроены, что лет с тринадцати начинает «играть гормон», бедные подростки свихиваются на сексе (мы, что ли, его придумали?), развитие тела начинает преобладать над развитием души. Совершаем непоправимые ошибки – и платим, и платим, и платим……нет мозгов – нет детей! С увеличением продолжительности жизни должен увеличиваться срок начала полового созревания. Лет с двадцати пяти – пожалуйста, мы уже относительно умные (я – исключение, до сих пор не поумнела), вот тогда и влюблённости, и секс, и дети. Ну вот почему меня не спросили, когда мир строили? А? Господи, Ты же создал нас по Своему образу и подобию, так какого лешего нижняя наша часть преобладает над верхней?
              А-а, это сделано специально, иначе фиг бы мы плодились и размножались!!! Чтобы получить хотя бы одну годную к бессмертию душу, нужно произвести белковым телам минимум миллион душ, попробуй при таких темпах, какие предлагаю я, пополнить космическую цивилизацию, которая уже давно, перейдя на энергетический уровень, способность размножаться потеряла. А, Господи? Нет ответа… 
              Тогда ответь, пожалуйста, кто посылает к нам чудовищ, которые стегают нас кнутом, которые убивают нас и при этом уверяют, что мы – бессмертны? Божий мир могут принять только дураки, не задающие вопросов, счастливые дураки, надеждой будущих благ не обольщающиеся, боязнью грядущих бедствий не терзающиеся?
              Господи, но ведь Тебе дураки-то и не нужны, для этого и существуют все эти испытания и муки, весь этот отсев, чтобы перемолоть наши души, отобрать годных для новой жизни, для новых испытаний, для нового помола и отсева и так далее, и так далее.  Видимо, задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира. Для этого  злые волшебники стараются изо всех сил, ведь они подчинены добрым. Как стараются тёмные силы, чтобы сломать наши души, они думают, что стараются для себя, набирая себе рабов, а в итоге оказывается, что стараются они для Бога, облегчая Ему задачу по подбору кадров для пополнения космической цивилизации. А нам от этого не легче, нисколько. Большая цитата:
              «- И в трагических концах есть своё величие. Они заставляют задуматься оставшихся в живых.
               -  Что же тут величественного? Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных. Терпеть я этого не могу!»
               И я тоже! Сколько дорог должен пройти человек, прежде чем вы назовёте его человеком? Чтобы некоторые стали бессмертными, миллионы должны умереть? Господи, а можно Тебя попросить, чтобы мы, люди, отвечали за свои ошибки и поступки сами, не перекладывая ответственность на новых людей – по Закону джунглей – каждый сам за себя? Иначе получается нечестно и несправедливо! Получается, что большинство получает новую жизнь в наказание, а ничтожное меньшинство – в награду? Что же нас не спросили, когда свет строили?
                Что мы видим вокруг себя? Маленькие, ни в чём не повинные дети, нормальные подростки, светлые юноши и девушки проходят через Гестапо, через муки физические и душевные, через раннюю смерть. А тёмные душой, жадные, эгоистичные люди, беспощадные убийцы и маньяки обладают прекрасным здоровьем и долголетием. Парадокс! У-уу! Попал я в беду! Всю жизнь предавался пороку, и вот умираю до сроку – на восьмидесятом году! У-уу!
              А в церквах нам объясняют – Господь долготерпелив, долго ждёт, когда человек, овца заблудшая, вдруг поумнеет, покается, от зла откажется. А сколько эта паршивая овца горя другим принесёт – уже не важно? Какая-то нечеловеческая логика…но мы-то – человеки, нам это понять невозможно. Лучшие умирают молодыми – так пытаются объяснить люди ранние смерти детей. Господу, мол, нужны хорошие люди. А нам не нужны, что ли?
             Однажды в церкви какой-то мужик, услышав мой разговор со знакомой служительницей, заявил, что Господь попущает смерти детей, чтобы нас, их родителей, вразумить, добавить нам житейского опыта, сделать лучше. Странный какой-то мужик попался, он что, не знает, что ли, что опыт не улучшил никого, те – кого улучшил, врут безбожно! Опыт – это знание того, что уже исправить невозможно…Вот спасибо, объяснил! Душу мою сломали и изуродовали, чтобы её вразумить? Вразумить, отняв остатки разума? Как можно вразумить то, что сломалось так, что и склеить невозможно? Я ему ответила, что вот сейчас очередной маньяк страшно издевается и жестоко убивает очередного ребёнка, и всё это именно Господь попущает? Спросила:
             - А вы вообще Бога уважаете?
             - Разумеется!
             - Так как же вы смеете думать, что Он так жесток? Уважаете, а сами выставляете Его монстром? Он просто не лезет в тёмные разборки между людьми бывшими, настоящими и будущими, о чём я лично сильно сожалею…
               Махнул он на меня рукой, повернулся и ушёл. Чего ещё тратить время на разговоры с выжившей из ума старухой? Ну и хорошо, а то ещё доведёт, что я кидаться на него буду, лучше разойтись от греха подальше. Оставь меня, старушку, я в печали…
              И в самом деле – сумасшедшая, давно ненормальная склеротическая старая карга – а забвения нет! Жить с ясной памятью о том, что случилось с сыном – слишком больно….а забвения – нет! Мы рождаемся вместе со своими детьми и умираем вместе с ними, даже если тело до сих пор живёт. Живо тело и бродит, видит Белый свет, но это тело опустело… Наверное, есть люди, стойкие в любой беде. У каждого свой стержень. Я из тех, у кого этот стержень сломали, поэтому мне лучше умереть. Нет для таких, как я, жизни на земле, и лучше нам лежать в могиле. Всё мое будущее – в прошлом. Существую в будущем прошедшем времени. Всё моё оставшееся существование превратилось в усталость, безнадежность и злость.
            Девятый год, как умерло моё сердце, давно пора умереть и телу, и не вижу причины горевать по мне, да и некому горевать. Господи, отпусти меня к Алёше!... Я путь свой сама устелила пожарами, ядом, отчаяньем, страхами, ранами, кровью без крови, ожогами шалыми – Алёша, не отпускай мою руку, держи! И вот так, за руку, и приведи меня к себе, ладно? Я жду……..
            Ах, когда б я пташкой да летать умела, я б тогда на небо к сыну улетела. Сиротинкой бедной на крылечко села – здравствуй, мой сыночек, мамка прилетела! А ты обними меня, поговори со мной, сыграй мне на гитаре и спой для меня. Больше всего на свете я люблю слышать смех моего сына, его голос, его пение, видеть его лицо, смотреть ему в глаза и снова и снова слушать его голос… Я больше тебя не прошу ни о чём, играй, музыкант, играй мне ещё!
            Опустела без тебя Земля… Опустела без тебя душа моя… И стал весь опустевший мир один сиротский дом… Я стала чужой сама себе, мне всё кажется, что я прожила чужую жизнь, не свою, где-то я сбилась со своего пути, попала на чужую дорогу…долгая дорога, да и та не моя. Я ведь была такой жизнерадостной идиоткой , в нашем доме всегда были друзья, были весёлые и душевные разговоры, были путешествия и дальние страны, были книги и выставки, были театры и музеи, не богатая, но хорошая жизнь – как же я попала на чужую дорогу?... Уходит жизнь чужим путём, и одиноким стал мой дом, и пусто за моим столом… И пусто в голове, в душе, в сердце, остались всего лишь словами моя вера, надежда, любовь…
             Всё чаще звучит в голове моей песня, которую часто пел мой Алёша – разбежавшись, прыгну со скалы, вот я был, и вот меня не стало… И меня всё зовут мимо кладбища сомнений на крутой отчаянья утёс! Но нельзя, нельзя, нельзя, терпи, терпи, терпи! Есть у меня мой маяк у вечности на краю – мой Алёша, мой сынок, моя кровиночка! Хочешь увидеть своего роднулечку? Терпи………………….
 Остаток терпения колотится в левом боку…
              Ничего мне на свете не надо, только видеть тебя, милый мой! Забери меня к себе, мой сын, потому что я нуждаюсь в твоей любви. Ты и радость моя, и моя беда, ты и счастье моё, и моё горе. Дом без тебя – дом без любви и радости. Ты – луч света в душе твоей матери и последняя звезда рода. Нет в доме моём без тебя ни музыки, ни пенья, безутешность и безысходность… А быть твоей мамой было для меня самым большим счастьем на свете! Катастрофически тебя не хватает мне!...Это сущий ад – дать женщине такого чудесного ребёнка и потом отнять его! Не дари, планируя отнять… Все годы без дитя моего были пустыми и серыми. Чем больше внутри нас солнца, тем ярче жизнь вокруг. А моё солнце погасили. Поэтому всё теперь для  меня серое.
              Сегодня у меня не осталось ничего, кроме отчаяния, тоски и ощущения внутренней и внешней отчуждённости от всего. Осталась только любовь к моему сыну. Оттого, что человек умер, его нельзя перестать любить, особенно если для меня он был лучше всех живых, понимаете? Восемь лет я умоляла Бога, чтобы вернул мне Алёшу. И в утренней, и в вечерней молитве, и каждый раз, когда посмотрю на часы и вновь увижу одинаковое время, а эта история продолжается до сих пор. Ну а теперь, с начала этого года, с той же просьбой я пристаю к Алёше, раз Бог не слышит, может, мой сыночек пожалеет меня? Сын мой милый, слышишь ли меня? Если он уже не хочет ко мне возвращаться, молю его прийти ко мне хотя бы на минуточку, только чтобы я его увидела и услышала его родной голос, и пусть сам мне всё объяснит и расскажет. А я постараюсь понять его, даже если мне будет очень горько. Нет ответа… Вот уже середина марта, а Лёшенька даже не снится мне. Алёша, Алёшенька, сквозь тоннели сна прилети домой, родненький! Я тоскую по тебе, сынок! И жалею, и зову, и плачу…
              Осуждённым за преступления дано получать и посылать письма, разрешают иногда свидания. Уехавшим далеко друг от друга тоже можно переписываться, созваниваться, общаться ВКонтакте, видеться по скайпу. Нам же ничего этого не разрешено. Господи, помилосердствуй, дай такую возможность видеться и говорить с отнятыми у нас детьми, хотя бы с теми, кто в этой жизни ничего плохого не совершил! Один раз в месяц хотя бы? А? Пусть это будет в церквах, выдели специальный день, научи священников особой службе, выдели в церкви местечко для свиданий. А, Господи? Жалко Тебе, что ли? Нет ответа…
             А-а, ведь не только наши дети наказаны, наказаны и мы, их родители, и наказаны этой страшной разлукой пожизненно. Это ж надо, какие мы, блин, преступники – пожизненное наказание. Нам вернули наши пули все сполна! Ну-ка, расскажите мне ещё раз про ангелов-хранителей и про любящего всех нас Бога? А я послушаю. Эх, выыыыыы! Что взирать на небеса? Что молить неумолимых? Возвращу ль невозвратимых?... И так из века в век, никакой жалости и никакого милосердия. Скажи за меня, умница Омар Хайям!....О жестокое небо, безжалостный бог, ты ещё никогда никому не помог.  Если видишь, что сердце обуглено горем – ты немедля ещё добавляешь ожог… Но я-то знаю, что Бог тут ни при чём, за это я к Нему не придираюсь. Я придираюсь к Нему за то, что не вмешивается, за то, что Сам написал Закон «Око за око, зуб за зуб» и переделывать этот закон не желает, за то, что собственного сына на смерть послал, а мир от этого не стал лучше, наш мир, земной. Да, небесный Мир, атмосферная цивилизация Мир появилась после мученической кончины Его сына, но мы-то, мамки и наши дети, живём в Биосфере, и так нам всем бывает больно и горько!
             А ещё и ворчать не смей, мол, противишься воле Бога….Избави нас от словесе мятежна… Я не воле Господа противлюсь, я противлюсь воле тех, кто пишет детям такие страшные судьбы. В сборнике китайских легенд я прочитала, что судебные законы, существующие в нашем мире, в нашей жизни, сочетаются с решениями духов из тёмного мира. Блин! Вы что, боги, чтобы решать, кому из нас жить, а кому умереть? Вы что, боги, чтобы решать, кому мучиться, а кому жить счастливо? И не придерёшься, всякое лыко в строку уложено, всякий наш грех учтён. Творим зло, так давайте сами за него и расплачиваться, нечего новому человеку платить по старым счетам, несправедливо!!!!! О, как ничтожны ты и я перед нависшею судьбою!
            «…Несчастный день, когда я был рождён на этот свет! Несчастное чрево, носившее меня! Несчастные недра, принявшие меня! Несчастные сосцы, питавшие меня! Несчастные ноги, поддерживающие меня! Несчастные руки, носившие меня, и воспитывающие меня, пока я не возрос: ибо зачат я в несчастии и во грехе родила меня матерь моя…»
           ( О ножки, стучавшие в сердце моё, о ручки, сжимавшие грудь! Где вы? Где ты, моя кровиночка, моё дитятко?)
            …Жаль мне всех, кто жил, кто живёт и будет жить, раздувая своими молитвами бесполезное пламя алтарей, вопиющее их надеждами к глухому духу, посылая крохотные ракеты своей веры в далёкую вечность и чая помилования, помощи и избавления на вращающемся и забытом уголке Земли. Утрата! Утрата!...
            Говорят, настоящие экстрасенсы видят, что у матери отнято её дитя, потому что даже у самых старых они видят  кровоточащую оборванную пуповину… вивисекция какая-то, режут по живому. Значит, мы существуем после утраты, истекая кровью. Кровь людская не водица, а, Господи? Существуем, не живём, потому что человек не может жить на свете, если у него впереди нет ничего радостного. Истинным стимулом человеческой жизни является завтрашняя радость. Её-то у нас и отняли, вырвали с кровью…
           …Выкатилась ли когда-нибудь из Всевидящего Ока  хоть одна человеческая слеза? Да, конечно, но только по собственному Сыну. Какая буря с проливным дождём поднялась над Иерусалимом, когда люди казнили Его Сына! Помните картину Сальвадора Дали, распятие, единственная картина подобного рода, где казнь Сына показана сверху, словно Его Отец смотрел на этот ужас с Небес? Он плакал, даже рыдал, ливень слёз! И это при том, что точно знал, что Сын его воскреснет, что Пречистая Мати, полуживая от горя, увидит своё дорогое Дитя, обнимет Его, наговорится с Ним, налюбуется на Него, живого! А мы-то, мы-то, простые мамки, папки, дедушки, бабушки… нам даже во сне не дают толком увидеть своё дитятко, запомнить разговоры с ним. А ещё и на Том свете мало шансов повидаться с нашими дорогими потерями. Отправят их снова в жизнь, а мы-то ещё здесь болтаемся, влачимся…
              Придёт наконец наш час, а ребёнок наш даже встретить нас не придёт, а если и дадут нам шанс, что дитя наше нас дождётся, то жить-то на Том свете всё равно мы будем не рядом, они – выше, мы – значительно ниже, увы… Даже в смерти нашей нам не будет милосердия. Да я смерти не боюсь, если мой ребёнок прошёл через ЭТО, то чего мне бояться? Я боюсь, а точнее, не боюсь, а почти знаю, что и после моей смерти мне не будет милосердия ни на Земле, ни Там. Боюсь на Земле, что не похоронят меня рядом с моей радостью, кровиночкой моей, ведь люди, занимающиеся похоронами, равнодушны не менее ангелов смерти. И  совершенно  не уверена, что Алёше позволят дождаться меня, встретить меня, мою душу, лишат меня радости встречи с самым дорогим мне человеком во всей Вселенной! Вот и все мои страхи, а больше я ничего не боюсь. А ещё я страшно не хочу пережить свою сестрёнку. Если я уйду раньше её, я буду спокойна, что тело моё ляжет в землю рядом с моим Алёшенькой, она сделает всё, чтобы хоть в этом душа моя была спокойна.
               Я с каждым годом становлюсь всё оторваннее от нашего мира. Да, я существую в суете, заставляю себя что-то делать, чтобы хоть немного отвлечься от тоски и слёз. Суета сует… И всё равно – всё, что я вижу, всё, что я слышу, содержит скрытый привкус боли, сложными, неуловимыми ассоциациями приводит к ней. Сколько боли, сколько…  Сколько ещё будет боли? При Алёше всё, что меня окружало, было налито полнотой жизни, каким-то высшим смыслом. А без него – утрата, утрата, пустота… Когда у меня был ты, мой сынок, я чувствовала, что двери в Рай открыты людям, не смотря ни на что! С твоим уходом эта дверь захлопнулась для меня, навсегда, навечно. Не плачь по мне, сын мой, меня уже дааавно нет!
               Какая-то чужая старуха смотрит на меня из зеркала, живу я в чужом доме, в чужой квартире, вокруг меня чужие стены, чужая мебель – всё чужое. Уходит жизнь чужим путём… Еда – и та чужая. В пачке с маслом обнаруживаю маргарин, повидло непонятно из чего сделано, правда написано, с таким-то и таким-то вкусом, конфеты тоже в основном со вкусом, всё эрзац и подделка, всё чужое. Непонятно что в банках со сгущёнкой, даже рыбные консервы какие-то странные. Чужой мир стал, не мой…
              Вот сейчас до меня дошло, кому может пригодиться мой рассказ. Психиатрам. В качестве пособия по изучению больного разума.
               Я разучилась видеть красоту Божьего мира. Раньше, бывало, иду на работу, совершенно не проспавшаяся, или возвращаюсь с работы уставшая, но смотрю вокруг и вижу природу, слышу её голоса. «Как прекрасен, Господи, Твой мир, наша Земля!» - приходила в голову мысль. И Алёша открывал мне глаза на красоту природы, он сам умел её видеть, и умел показать и мне. Теперь же, посмотрев вокруг на деревья, кусты, цветы, на муравейники, стрекоз, птиц – я слышу, как беспрестанно шевелятся миллиарды челюстей, пережёвывая друг друга…И все вокруг друг друга жрут, и ты всё ждёшь, что ты когда-нибудь умрёшь…
              Сижу у могилы сына, вдруг прилетит прекрасная бабочка, сядет на меня – я пошевелиться боюсь, хочу, чтобы подольше посидела. Маленькая радость…улетит она, а в моей голове – вот сейчас где-нибудь птице или стрекозе попадётся. Слушаю, как птицы поют – послушай птиц, они щебечут, о чём допеть я не успел – сразу в памяти мёртвый птенец возле могилы моего сыночка, погибшие лягушата, почему-то именно у моих родных могил. Или падающие с неба тысячи мёртвых дроздов – помните этот странный и страшный феномен? Всё вокруг меня отравлено моей бедой, моим горем.
               Не заживает душа моя, не заживает мой разум, не заживает моё сердце… Да что там, не заживает даже ноготь на мизинце моей правой руки. После того, как отняли у меня сына моего, появилась на ногте трещина. Иногда она бывает поменьше, иногда доходит до лунки ногтя, но никогда не заживает. Я даже к дерматологу обращалась, сдавала анализ, ничего не нашли, причину не выявили. Так и хожу с трещиной девятый год…
                Чувствуется, в какое отчаяние я впала? Это потому, что не снится Алёшенька по-хорошему с нового года! Только обречённым, умирающим… В конце февраля, правда, приснился непонятный сон. Алёши точно там не было, но перед тем, как проснуться, я вдруг поняла, что Алёша занят, он помогает какой-то молоденькой девушке-скрипачке, вытаскивает её из земли. А как именно помогает – Там на более светлое место подняться, или же Здесь помогает не умереть от смертельной болезни – не поняла. Но ведь это очень важно и хорошо, Лёшенька, золотой мой, помогай! А я потерплю, подожду. Побежала по церквам Алёше побольше обеден заказать, ему это сейчас так нужно!
                И всё же невозможность хорошо увидеть сына во сне меня мучила. 19 марта я не выдержала, и развыступалась на кладбище. Обычно, когда я прихожу туда, то ещё на входе, на углу, желаю всем Царствия Небесного, прошу Господа спасти, сохранить и помиловать нас всех, грешных, и живых, и мёртвых, но особенно детей и молодёжь. Те же слова я говорю перед уходом. В этот день, уходя, я нашумела на население кладбища:
              - Вот, - корила я их, - я тут за вас раз в неделю столько лет Бога прошу, и вообще комендантом работаю. Памятники свалят – я милицию вызываю. Буря деревья на ограды повалит – я мужичков с бензопилой из ритуальной службы вызываю, вожу их по кладбищу, показываю, где порядок навести. Стараюсь, блин, для вас. «Богородице, Дево, радуйся» громко читаю, чтобы побольше вас слышало. А вы мне не можете всем скопом помочь с сыном повидаться! Я же тоскую по нему! Скажите, я его люблю, жизнь без него равна нулю! Совесть у вас есть? А сколько раз я падала на ровном месте, когда по обстоятельствам разным приходилось по незнакомым людям литию читать! Как только не за родных прочитаю – так непременно гробанусь!
                И это – чистая правда. Когда в последний раз пришлось по просьбе подруги читать литию на могиле её родственницы, я заранее пошла в церковь, просить на это благословения у священника. Насмешила я его своей просьбой, но всё же он благословение дал. Только тогда всё обошлось без падения. В общем, выступила я на углу кладбища довольно круто, развернулась и ушла домой.
               На следующий же день, на воскресенье, такой радостный сон приснился! Жаль, быстро начали стирать его из памяти, но кое-что всё же запомнила. Пришёл ко мне домой мой Алёшенька, хороший, здоровый, красивый, весёлый! В косухе, джинсах, казаках. Лёша был с кем-то ещё, кто-то его сопровождал, но я совсем на провожатого внимания не обратила. Никого я не видела, только его! Только Алёшеньку! Мы долго ходили с сыночком по комнате, разговаривали. А о чём – стёрли! Потом сидели за журнальным столиком, тоже разговаривали. Бумаги какие-то на столе лежали, мы их перебирали. Содержание бумаг и разговор тоже стёрли. Потом помню, что на полке, на высоте Алёшиного роста, появилась большая цветная фотография Алёши и его провожатого, лица крупным планом, и размер лиц именно такой, какого размера было лицо Алёши при жизни.
                Я целую это фото, целую родное лицо, а оно становится объёмным, высовывается из рамки, становится такое живое, тёплое, родное! Я его целую в щёчку, своей щекой к его прижимаюсь, опять целую, ухо Лёшино близко к моим губам, и я тихо-тихо шепчу: «Так бы почаще, Лёшенька, почаще!» Он в ответ тоже тихо шепчет мне на ухо: «Не знаю, мама, не знаю, очень трудно…» Я опять: «А ты постарайся, родненький!» Он всё тише: «Очень тяжело, но буду стараться…» Я: «Спасибо, Алёшенька, спасибо!» - и вытащили из сна…
                Вот и всё. И я немного воспрянула духом. И почти перестала ругаться с Небом. Вот видите, как мне мало надо! Только долго в этом состоянии мне не пришлось пребывать. По ящику продолжают врать о войне, вместо Вестей и Новостей – одни Горести. Опять на войну посылают мальчишек, опять мальчишки уходят на войну добровольцами, с одной стороны – по зову чистого сердца, с другой – по запудренным мозгам. Опять зовут идти вперёд, а где перёд – опять соврали. И гибнут, и муку принимают, а у свихнувшихся радикальных исламистов ещё и сами отцы своих детей в смертники отдают, совсем офонарели…
               Эй, старые и толстые дядьки, а почему бы вам самим не пойти повоевать, раз вам так войны хочется! Быстренько взяли в ручки по дубине и мелкой рысью на поле Армагеддона стенка на стенку, кто круче! А мальчишки пусть дома сидят, в школу ходят, ума-разума набираются.
              И снова Ангелы кричат – прости, прощай! Плавится душа, как свеча, разлилась по сердцу печаль… И снова у Ангелов смерти работы -  невпроворот. Книги священные толкуются вкривь и вкось, сект религиозных развелось – немеряно, и все друг другу горло режут. И все заявляют, что Истина – только у них! Да ладно вам, дальше полуправды нам идти не дано. Даже от полуправды мы творим немало глупостей. А уж если бы знали всю правду целиком, то вообще не смогли бы жить. Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, тот умножает скорбь. Искусство, сказки, легенды, вера нам даны, чтобы не умереть от истины.
              Уже пару лет я общаюсь ВКонтакте с некоторыми молодыми людьми. Совсем молоденькими! Вы представить себе не можете, как им не нравится наша современная действительность! Они тоже ищут Бога, но не в Писаниях. Для чего мы созданы? – спрашивают они. Я им отвечаю, что на наших телах Бог выращивает души для пополнения космической цивилизации. Нет, тётка, всё ты врёшь! Одни из них считают, что наши души – топливо для богов. Другие считают, что наши души – жратва для богов. Совсем молоденькие, через страшные потери не проходили, а я, старая дура, убитая жизнью и смертью, оказываюсь оптимистичнее их. А может, правы именно они?  А во мне ещё где-то на дне разбитого сердца трепыхаются остатки моего прежнего жизнерадостного идиотизма?
              Им бы, по возрасту первых любовей, «Песнь песней» бы читать, а они предпочитают «Апокалипсис». Люди, а, добрые люди, вам не жаль наших молодых? И это ведь ещё думающая и читающая часть молодёжи. Правильно делает не думающая и не читающая часть – пьёт да пляшет, они на подсознательном уровне чувствуют, что жизнь у них у всех будет короткая и ничего хорошего от будущего не ждут! Может, так и нужно – просто жить и жить, столько, сколько отпущено свыше. Жить, конечно, здорово, но и здорово трудно. Хорошо, что большинство молодёжи жить всё-таки не боится…Дерева вы мои, дерева, что вам головы гнуть, горевать, до беды, до поры шумны ваши шатры… Они подсознательно знают, что умножение познания умножает скорбь, вот и не желают умножать мудрость. Жить надо, как дети, вот только кто же их кормить-то будет, когда не станет на Белом свете их кормильцев? Учиться всё дороже и дороже, работы всё меньше и меньше, как они могут доверять будущему? Я говорю им: «Ну что вы все такие мрачные, живите весело и делайте доброе в жизни своей». «А на что нам жить, - отвечают они, - на какие шиши?»
                Пока они школьники и студенты, родители кормят, а дальше что? Дальше – тишина…..? А вы  всё удивляетесь, откуда у молодёжи тоска по Советскому Союзу, которого они даже не застали. Или наоборот, тоска по кому-то типа Гитлера (не к ночи будь помянут!), по железной руке, которая порядок в стране наведёт. Упаси Господь от такой железной руки! Всё-таки мне везёт, общаюсь я с разной молодёжью, но в основном с хорошими, толковыми, внимательными ко мне, старой перечнице, заботливыми. Они мне нравятся, и пусть их будет побольше и живут они подольше! А дети их пусть станут лучше своих родителей, а внуки их – лучше своих! И когда-нибудь станет это время добрей. Как будет хорошо на Белом свете! Поставь, Господи, планку, которая будет отсеивать души, не годные для выхода в рождение в новом теле! Я знаю точно, что у Тебя, Господи, в высших сферах и квантового, и эфирного миров – коммунизм, самый настоящий. Если перестанут выдавать в жизнь сволочей, и в нашем мире, в Биосфере, со времен наши потомки построят коммунистические общество.
               В противном случае мы просто разрушим наш земной мир, нашу Землю, нашу Биосферу. Жаль мне до слёз, что строить новое, замечательное общество, не придётся моим потомкам. Их нет. Мы кончились пшиком. Последний листик на древе нашего рода оторвали – и в землю…засохнет скоро и вся веточка, на которой вырос этот листочек. Маленькая деточка – золотая веточка… А могло быть, могло… Видно, правильно часто пел мой Алёша – мы все родились для того, чтобы завтра сдохнуть…
               Мне нравится смотреть на детей – как они украшают наш мир! Цветы жизни – как же можно отправлять их в смерть? Мне нравится смотреть на молодёжь – весна жизни, красота, сила, радость, любовь – как же можно отправлять их в смерть? Молодость – солнечная пора жизни, время душевной чистоты, смелости, любви. То есть молодость – это безоговорочное приятие жизни и отрицание смерти. Так за что же их – в смерть? Как хорошо, что они есть, что они живут! Так и должно быть, именно так!... Слава нашим детям, нашей молодёжи, которые живут себе и живут, как будто они бессмертны! Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придёт конец!
                Пощади, Отец наш Небесный, детей и молодёжь!
                Как мучает меня незавершённость молодых жизней наших утраченных детей! Зачем они пришли в наш мир – чтобы умереть  молодыми? В этом завершённость их жизни? В это смысл их жизни и смерти? Какой-то нечеловеческий смысл… Не понимаю, не принимаю, и не приму никогда! Нечеловеческие законы я не признаю! Я признаю законы, которые приносят радость. Законы, которые приносят горе – не признаю! Пепел детей Хатыни, Освенцима, Майданека, Хиросимы, Одесского Дома профсоюзов и прочих мест смерти детей стучит в моё сердце! И мука моего сына, моего Алёши, тоже стучит в моё сердце! Не признаю!!!
               И опять мне твердят, что Бог попущает смерть детей, чтобы нас уму-разуму научить.А вы видели списки погибших в Доме Профсоюзов в Одессе? Самых молоденьких девочек звали Христина и две Кристины....открытым текстом нам указывают, кто их погубил - слуги Антихристовы. На самом деле это всё только сводит с ума-разума, окончательно и бесповоротно. Где же смысл? Единственное, что я научилась понимать, так это «Чёрный квадрат» Малевича и «Крик» Мунка. И что, ради этого замучили моего сына?
               Верни мне, Отец мой Небесный, моё утраченное дитя, мою радость, моего Алёшеньку! Мне и дышать трудно, и глядеть трудно, вот как я устала без него. После того, как отняли его у меня, я не была счастлива ни одну минуту за всё это время. Я не могу больше пропадать тут одна! Я жду его, жду каждый день, каждую ночь, каждый час, каждую минуту. Жду на рассвете, и утром, и днём, и ввечеру, и в полночь, от зари до зари, от ночи до ночи – жду. Возврати мне сына, возврати! Надежды нет? Но есть ожидание. Время чудес ещё не прошло? Или осталось время только  для злых чудес? Для добрых совсем не осталось времени? Когда вернутся наши утраченные дети, когда они вернутся? Утоли моя печали, утоли…
              А кресты, на которых распято прошлое, по-прежнему отбрасывают на землю печальные тени…
              Тогда забери меня с лица Земли, отправь меня к моему сыну! Пусть встретит мою душу Алёша, пусть проводит к Престолу Твоему (где же дивная та дорога, обязательно покажи), я непременно должна сказать Тебе, Отче, что дети и молодёжь муку и смерть раннюю принимать не должны! А больше мне сказать Тебе нечего, разве что прощения попросить за мои грехи да вымолить для сына моего следующую жизнь хорошую, долгую, нормальную, добрую, людям полезную, да всю – в Твою Славу, Господи!
              Ты же видишь душу его, Господи, он заслуживает именно такой жизни! Не отправляй его на Землю с миссией, в конце которой снова выпадет моему сыну мука и смерть ранняя, не нужно больше, и так он муки принял – на тысячу новых жизней хватит, пощади сына моего!
               Боги не щадят, и люди не щадят….после Троицы вновь ограбили мои родные могилы, выдрали вазы с цветами, и не только у нас, ещё с десяток могил обчистили. Ещё один удар по моей израненной душе. Эх, люди, люди…
              Я подсчитала свой истинный возраст. Мне было почти пятьдесят лет, когда сына моего приговорили к смерти. Итак, шесть с половиной лет я жила, как на фронте, сражаясь за него. Значит, год – за два, итого тринадцать лет. Плюсуем. Получаем 63 года. Сейчас девять лет существую, как в аду. Год за три? Или год за пять лет? Умножаем. Получаем ещё 45 лет. Плюсуем. Получаем 108 лет. Вот сколько мне сейчас! Может, хватит? Куда уж больше-то?...Я не люблю фатального исхода – мне его отвалили. Я не люблю, когда стреляют в спину, я так же против выстрелов в упор – моему сыну досталось и это. Я не люблю сломанные крылья – а их сломали и сыну, и мне. Я не люблю насилья и бессилья – и хлебнули мы это полной чашей. Пусть впереди большие перемены – я это никогда не полюблю!
                А я заканчиваю эту печальную повесть, историю одной казни. Не знаю, что ещё будет в моём существовании, может, будет новая беда. Да только самое страшное со мной уже произошло… Уйти бы мне поскорее к Алёше, без сожаления покину я пропавшую страну моего былого счастья. Где же застрял тот синий троллейбус, что всех подберёт, потерпевших в ночи крушенье, крушенье?
                Унесу я свою любовь к сыну на Тот свет, а больше ничего светлого за моей душой не осталось. Только любовь… у людей любовь разная, а моя одна на века, звёздочка моя ясная, как ты от меня далека! А ведь мы всегда помнили, что вдвоём вдвойне веселей даже проплывать по небу, а не только жить на Земле!
               Сердечность наших связей на Земле даёт надежду на встречу и за гранью жизни. Мы встретимся? Мы встретимся?... Всё, что было – свет мой, чистый и святой; всё, что было – рок мой, жадный и слепой; всё, что будет – крест мой, семь кругов пройти мне в огненной пустыне…..
                Господи, да будет БОЛЯ Твоя! И всё-таки ещё раз скажу, что дети и молодёжь умирать рано, погибать и муку телесную и душевную получать не должны!!! Пожалуйста, пусть больше никто никогда не умрёт, пожалуйста, пусть больше никто никого не убьёт!
                А лучше всего – верни мне моего сыночка Алёшеньку, я больше не могу пропадать тут одна!....Коль наследник есть – тогда человек потомством своим бессмертен вовек!...Даруй Алёше продолжение рода, чтобы память о нём была в род и род!
                Вот и всё.
 
                В С Ё .
 
                Отче, я всё сделала? Мне можно не жить?

                Опустела без тебя Земля……




                Май 2015 – июнь 2016 г.