Похоть пола. 3. Опасность

               
           (Из книги «Изнанка любви, или Опыт трепанации греха...»)

                Возможность мучить нам щекочет ноздри
                Как трупный запах стае воронья .
                П. Шелли
               
                Порок — это, возможно, сердцевина человека.
                Ж. Батай 
               
               
      «Идея секса позволяет вскрыть то, что делает власть властью. Совершенно невозможно понимать эту власть только как закон и табу. Секс – это сила, которая возникает, чтобы подчинить нас, и секрет заключается в том, что эта сила лежит в основе всех наших поступков. Было бы ошибкой полагать, что секс – автономная сила, которая производит только вторичный и внешний эффект там, где секс соприкасается с властью. Напротив, секс – это наиболее спекулятивный, наиболее идеальный и глубинный элемент в развертывании сексуальности, который властно организует тело, его зрелость, его силу, энергию, чувственность и удовольствие» (М. Фуко).
    
    «Общество не знает более страшной угрозы для своей культуры, чем высвобождение сексуальных влечений». «История цивилизации, без всяких сомнений, однозначно показывает, что существует некая внутренняя связь между жестокостью и сексуальным инстинктом» (З. Фрейд). «Половое сношение никогда не приносило добра человеку, и счастлив он, если эти отношения не принесли ему вреда» (Эпикур).  «...Если половая жизнь способна служить источником величайших добродетелей, до самопожертвования включительно, то с другой стороны, в ее чувственной силе кроется та опасность, что она может перейти во всепоглощающую страсть, быть источником величайших пороков» (Р. Крафт-Эбинг).
   
    «Сексуальный акт окружен опасностями, запретами, фрустрациями и отвратительной физиологией» (О. Кернберг). Здесь «в бездне низменных позывов плоти» (Р. Крафт-Эбинг) «величайшей скотины в мире» (В. Ключевский) «царит непроницаемая тьма» (У. Хёйстад), роятся «страшные желания» (З. Фрейд), хранится «взрывчатый материал невообразимой силы» (Л. Андреев), царствует «чудный аромат свирепых преступлений» (Ф. Ницше), «неистовство скрытой пагубы, укоренившейся в самых недрах твоего естества» (Л. Сенека).
   
    «Всякий, кто утверждает, что все влюбленные руководствуются с начала до конца собственными интересами, говорит хорошо и верно, ибо все действия начинаются в субъекте и в нем завершаются...» (Т. де Арагон). За оболочкой порядочности «скрываются потаенные желания животного начала», «чувство власти над другим» (А. Новых). «Так как природа предназначила мужчине агрессивную роль в половой жизни, для него существует постоянно опасность переступить границы, налагаемые на него в этом отношении обычаями и законами (Р. Крафт-Эбинг).
   
    «У разных людей сексуальные желания проявляются с разной силой отчасти потому, что уровень тестостерона передается по наследству. Кроме того, концентрация этого гормона меняется в разные дни, недели, годы и моменты жизненного цикла. Более того: на то, когда, где и как часто мы испытываем сексуальное желание, влияют баланс тестостерона, эстрогена и других веществ, участвующих в физиологических процессах, а также социальные условия и целый ряд других факторов. Тем не менее тестостерон – главное условие сексуального аппетита. Это древнее, как человечество, химическое вещество способно взять мозг в плен, лишив его возможности мыслить. Как писал поэт Тони Хогланд, «пока существует влечение, мы все остаемся в опасности» (Х. Фишер).
    
    По Фоме Аквинскому сладострастные удовольствия более всего развращают разум. «Обожание желаний ведет к страшному развитию эгоизма, к жестокости чисто дьявольской. Пышная, гордая цивилизация – плод долгих усилий человечества – может дойти на этом пути до безумия, в котором и заглохнет жизнь» (М. Меньшиков). Достаточно вспомнить безумства на половой почве перед ожидаемым концом света, происходившие в темные времена.
   
    «Мы обедаем в компании, мы едим и одновременно общаемся, едим и читаем газету или смотрим телевизор. Но та деятельность, которая облегчает наше сексуальное желание, обычно блокирует все другие функции». «Когда в нашей крови кипит огонь желания и в особенности, когда приближается кульминация, остальной мир перестает для нас существовать. Все наши мысли сосредоточены на желании. Мозг требует притока большого количества крови. В связи с этим говорят, что у мужчин имеется два органа, нуждающихся в интенсивном кровоснабжении, но подчас крови хватает только на один» (С. Блэкберн).
   
    «С самого начала Кант отмечает, что половая любовь – опасный элемент человеческой природы. Ведь она делает другого объектом его аппетита, так как вызывает желание наслаждаться его плотью. Взятый как таковой, секс означает деградацию человеческой природы, он ставит человека на опасную грань с животным» (В. Шестаков).

    Ассоциации похоти с грязью и отвращением окончательно утвердились до  Августина. По  Августину, нет более порочного органа, чем пенис.
    «Христианство закрепило за мужским членом статус «воплощения телесной скверны». В половом акте «усматривали различные аспекты: и возвышенные и низкие. Весь он был зримым воплощением творческого начала, связующим звеном между человеком и божественным, каноном для телесного и духовного начала, что подразумевало единение с вечностью». «Его же и боялись из-за явного пренебрежения нормами морали» (Д. Фридман). «Ниже пояса нет ни власти, ни закона», в другой редакции – «ни веры, ни закона» (итал.), «там и мат и лай, там ад и рай» (Е. Евтушенко).
   
    «В отношениях между полами нет ничего предосудительного, а есть только противокультурное» (А. де Сад). «Культура способна воздействовать на страсть лишь путем обуздания и торможения. Каждый шаг к культуре совершается за счет наслаждения» (А. Шопенгауэр).
   
    «Среди открытий конца XIX в. эпохальным событием стало то, что Фрейд обнаружил ключ к пониманию целой системы сил, определяющих структуру личности, а также то, что некоторые из этих сил противоречат друг другу. Открытия бессознательных процессов, а также динамической структуры личности позволили Фрейду высветить радикально новые, глубинные корни человеческого поведения. Правда, они вызвали определенную тревогу, ибо с этого момента стало невозможно прикрываться добрыми намерениями; они были опасными, ибо общество было до самого основания потрясено тем, что каждый мог узнать о себе и других все, что угодно» (Э. Фромм).
   
    «Я привез вам чуму» – заявил Фрейд по приезде с лекциями в Нью- Йорк, после того как препарировал то, что лицемерно упрятывалось в маску тайны любви. «Нет никого, кто подобно мне, вызывал бы в воображении людей такое количество несчастий от этих полусмиренных демонов, обитающих в душе человека, искал бы путей, чтобы сразиться с ними и мог рассчитывать остаться невредимым». «Общество ни в чем не усматривает такой угрозы культуре, как в высвобождении его с его прямыми, первоначальными целями».
   
    «Мы всегда признавали в сексуальном инстинкте компонент садизма». «Наличие этой агрессивной склонности, которую мы можем ощутить в самих себе и с правом предположить у других, есть тот фактор, который нарушает наши отношения с ближними и принуждает культуру к ее высоким требованиям. В силу этой изначальной враждебности людей друг к другу, культурному обществу постоянно грозит развал. Общие трудовые интересы не могли бы удержать культуру от этого развала, так как страсти первичных позывов сильнее разумных интересов. Культура должна мобилизовать все свои силы, чтобы поставить предел агрессивным первичным позывам человека и затормозить их проявления путем создания нужных психических реакций. Отсюда применение всевозможных средств для идентификаций и ингибированных любовных отношений, отсюда ограничение сексуальной жизни, а также и то идеальное требование любви к ближнему, как к самому себе, которое на самом деле тем и оправдано, что ничто другое в такой степени не противоречит исконной природе человека. При всех стараниях это культурное устремление пока достигло не очень многого. Культура надеется избежать наиболее резких проявлений грубой силы тем, что она сама сохраняет за собой право применять силу по отношению к преступникам, но закон ничего не может поделать с более осмотрительными и утонченными проявлениями человеческой агрессивности» (З. Фрейд).
   
    «У нас только один враг – темная, агрессивная и воинственная часть нашей души» – повторяет его ученица Л. Андреас-Саломе. «И как бы не относились к трудам Фрейда, вряд ли кто-то станет наивно полагать, что его произведения как раз и послужили отправной точкой для подобного развития событий; он всего лишь предсказал это. Таким образом, сравнительно небольшое число людей, – из тех, кто обращается за психотерапевтической помощью, в то время как у них самих происходит борьба за внутреннюю интеграцию, – представляет очень показательный и важный барометр таких конфликтов под психологическим покровом общества. К подобному барометру следует относиться серьезно, поскольку это один из лучших показателей нарушений и проблем, которые еще не разразились повсеместно в нашем обществе, но вскоре это может произойти». «...Когда человек пытается преодолеть свои личные ограничения, когда он совершает грех, страстно желая чего-то, тогда он становится опасен» (Р. Мей).
     «Главная опасность инстинкта состоит в его спонтанности» (К. Лоренц). «Либидо трансформируется в садизм. Утрата цели, которую преследует действительная любовь, приводит к ненависти. Таким образом, появляется агрессия с сексуальными целями, например, сексуальное убийство»(В. Райх).
   
     «Невроз – это болезнь и, следовательно, вид страдания, который нарушает функционирование принципа удовольствия. Он препятствует прямому удовлетворению либидозных влечений и дает эго дополнительное преимущество. Лечение, следовательно, – это попытка восстановить первенство принципа удовольствия». «Поэтому будьте свидетелем трудностей, с которыми сталкиваются психоаналитические теоретики, когда они пытаются сослаться, например, на свободу акта как на свидетельство его здоровья, и чистосердечия и последовательности основателя – Фрейда, который утверждал, что все, что психоанализ может сделать в терапии, – это дать пациенту иллюзию свободы». «Неудивительно, поэтому, обнаружить, что один из более искушенных современных теоретиков по этой проблеме отвергает все критерии здоровья, которые имеют отношение к содержанию психических актов» (Д. Нидлман).
   
    Злодейство половой агрессии – универсальное свойство человеческой природы, служащее самоутверждению ее зоологической составляющей. «Термин враждебная агрессия приложим к тем случаям проявления агрессии, когда главной целью агрессора является причинение страданий жертве. Люди, проявляющие враждебную агрессию, просто стремятся причинить зло или ущерб тому, на кого они нападают. Понятие инструментальная агрессия, наоборот, характеризует случаи, когда агрессоры нападают на других людей, преследуя цели, не связанные с причинением вреда. Иными словами, для лиц, проявляющих инструментальную агрессию, нанесение ущерба другим не является самоцелью. Скорее они используют агрессивные действия в качестве инструмента для осуществления различных желаний.
    Цели, не предполагающие причинения ущерба, стоящие за многими агрессивными действиями, включают принуждение и самоутверждение» (З. Фрейд).

    «Самый мощный афродизиак – это власть над другими» (А. де Сад). Ведь насильник получает удовольствие от знания того, что она ничего не может с ним поделать. Злодейство «подразумевает такую психологическую сложность вселенной, в которой даже злодей является не просто злом; вместе со своей жертвой он пойман в паутину страстей и судьбы, которая не подчиняется его «контролю, и потому он сам является жертвой» (С. Жижек). «Конечно, и без всего этого специфического «чувства вины» в человеке достаточно войн и междоусобиц среди влечений, и чем богаче, шире и одареннее человек, тем, может быть, эти войны сильнее и тем болезненнее» (Л. Андреас-Саломе). «Поверьте мне: похоть разрушит вашу сексуальную жизнь» (М. Гангор).
   
    «Огромный пенис – атрибут не гуманной человечности, а зверинности» (В. Шестаков). «Для Фрейда пенис олицетворял собой самое мощное, творческое, интеллектуальное и прекрасное, а также уродливое, иррациональное и звериное, что есть в любом из нас». «По З. Фрейду подсознание – это адский котел конфликтов, а любая психическая деятельность направляется фаллической энергией – даже у маленьких девочек, признаются они в этом или нет, нравится им это или нет»               (Д. Фридман).
   
    «Зигмунд Фрейд считал садистские и мазохистские импульсы проявлениями любовной жизни, связанными с ее сложностью, природностью, неподконтрольностью культурному развитию. Поступки маркиза де Сада и его фантазии, казавшиеся современникам исключительно проявлением извращенной личности, оказались сексуальными установками, свойственными – в больше или меньшей мере – всем людям. Не говоря уже о том, что жертвы нередко готовы стать палачами, тяга к тому, чтобы мучить, может совпасть с желанием, чтобы тебя терзали, – я уж не говорю о столь распространенном самомучительстве, самотерзании...» (И. Гарин).
   
    «Жестокое и безжалостное использование разума наводит на мысль, что природа сама по себе не добра и не прекрасна. А тогда что мешает представить ее, как Де Сад, в виде беспощадного чудовища, алчущего плоти и крови? Разве человеческая история не дает множества наглядных примеров в подтверждение этого? Иными словами, жестокость заложена в самой природе человека, страдание – это средство достижения удовольствия, единственной цели в этом мире, озаренном безжалостным светом безграничного разума, который населяет мир своими кошмарами. Телесная Красота уже никак не соотносится с духовным миром, она лишь выражает жестокое наслаждение палача или мучения жертвы, без всяких моральных прикрас: царство зла торжествует над миром» (У. Эко).
   
    «Садизм (и мазохизм) как сексуальные извращения представляют собой только малую долю той огромной сферы, где эти явления никак не связаны с сексом. Несексуальное садистское поведение проявляется в том, чтобы найти беспомощное и беззащитное существо (человека или животное) и доставить ему физические страдания вплоть до лишения его жизни. Военнопленные, рабы, побежденные враги, дети, больные (особенно умалишенные), те, кто сидят в тюрьмах, беззащитные цветные, собаки – все они были предметом физического садизма, часто включая жесточайшие пытки. Начиная от жестоких зрелищ в Риме и до практики современных полицейских команд, пытки всегда применялись под прикрытием осуществления религиозных или политических целей, иногда же – совершенно открыто ради увеселения толпы. Римский Колизей – это на самом деле один из величайших памятников человеческого садизма.
   
    Одно из широко распространенных проявлений несексуального садизма – жестокое обращение с детьми... шкала зверств по отношению к детям очень велика – от нанесения незначительных телесных повреждений до истязаний, пыток и убийств. Мы практически не знаем, как часто встречаются подобные зверства, так как данные, имеющиеся у нас в распоряжении, доходят до нас из общественных источников (например, из полиции, куда поступают звонки из больниц или от соседей). Но ясно одно, что количество зарегистрированных случаев представляет сотую часть от общего числа... В наиболее интенсивной форме садизм проявляется тогда, когда ребенок еще беззащитен, но уже начинает проявлять свою волю и противодействует желанию взрослого полностью подчинить его себе.
    
    Душевная жестокость, психический садизм, желание унизить другого человека и обидеть его распространены, пожалуй, еще больше, чем физический садизм. Данный вид садистских действий наименее рискованный, ведь это же совсем не то, что физическое насилие, это же «только» слова. С другой стороны, вызванные таким путем душевные страдания могут быть такими же или даже еще более сильными, чем физические» (Э. Фромм).
   
    По де Саду «попытки людей примирить свои стремления в попытках обнаружить общий интерес, всегда фальшивы. Ибо не существует иной реальности, кроме замкнутого в себе человека, враждебного всякому, кто покусится на его суверенность. Свободный человек не в состоянии предпочесть добро просто потому, что его нет ни на пустых небесах, ни на лишенной справедливости Земле, ни на идеальном горизонте; его невозможно найти нигде. Зло торжествует повсюду, и есть лишь один путь отстоять себя перед ним: принять его» (И. Гарин).
   
    «Маркиз де Сад превратил причинение боли в разновидность удовольствия; жестокость, по сути, есть универсальный источник наслаждения для тех, кто не способен развить в себе более сложные умения» (М. Чиксентмихайи). «Заслуга Сада не только в том, что он во всеуслышание заявил о том, в чем, каждый со стыдом признается самому себе, но и в том, что он не смирился». «Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени; правду об отношении человека к человеку» (С. де Бовуар). «Но в том-то и дело, что человек отличается от животных именно тем, что он убийца. Это единственный представитель приматов, который без биологических и экономических причин мучит и убивает своих соплеменников и еще находит в этом удовлетворение»(Э. Фромм).
   
    «Человек имеет злую природу» (Сюнь-цзы), «разрушительное в человеке как тайна» (П. Гуревич) – это от испуга. В предисловии к капитальному труду Э. Фромма «Анатомия человеческой деструктивности» П. Гуревич отмечает: «Глубочайшее открытие Фромма, обоснованное им во многих работах, состоит в том, что подлинные корни садизма в отнюдь не в деформации полового чувства. Данная склонность, так же как и мазохизм, имеет поразительное личностное выражение. Иначе говоря, человек оказывается садистом вовсе не потому, что его любовное чувство подверглось деформации. Он таков по природе и за пределами любви. Человек хочет контролировать, мучить, унижать другого. Это его сокровенное побуждение. И оно находит выражение не только в сексуальной сфере».
   
    «Все рассуждения наши заключаются тем, что мы сдаемся на волю чувств» (Б. Паскаль). «В плотской любви нет места для почтения и уважения к любимому существу, вот почему она будит в человеке зверя, все равно, охвачен он гневом или порывом страсти» (А. Доде). «Гениталии не проделали вместе с остальными телесными формами путь к красоте, они остались животными. Любовь сегодня в основе своей так же животна, как была когда-то... Это мерзко, но это истинно» (З. Фрейд).
   
    «Половое влечение не способно объединять людей» (З. Фрейд). «В этом плане необходимо считаться с тем, что невротические заболевания могут быть связаны с конфликтами, обусловленными не только столкновением сексуальных влечений с нравственными ограничениями, но и тем отвращением к гениталиям, которые имеют место у некоторых людей. Гениталии другого пола сами по себе могут быть предметом отвращения и это составляет «характерную черту всех истеричных больных» (В. Лейбин).
   
    «Удовольствие от дефекации, наслаждение от дефекации и формирует анально-компульсивный характер и невроз навязчивых состояний... К анальности закономерно примешивается садизм» (В. Руднев). «Анальная эротика» (З. Фрейд), «мысленный садизм» (Р. Крафт-Эбинг), да еще с «самой  информативной частью тела» (Д. Саймонс)  – лицом... на такую изощренную подлость никто, кроме человека, не способен.               
   
    «Паскаль отмечал, что мы не можем любить другого за то, чем он является на самом деле, мы любим его только за то добро, которое он приносит нам» (В. Шестаков). «Важнейшим фактором, влияющим на качество и стабильность любви, является степень сопряженной с ней ненависти, агрессивных целей, противостоящим целям привязанности, т. е. характер амбивалентности чувств» (Б. Мур, Б. Файн). Это означает, что подтекстом, глубинной причиной нашей любви и привязанности к конкретному человеку  является его способность лучше других вызывать аппетит осквернения промежностью. «Высшее и глубочайшее ощущение в жизни,  доступное нам, – судорога  полового акта» (Л. Андреев). «...Я полагаю, что не учитывая связей между трудом и эротизмом, эротизмом и войной, мы не сможем коснуться глубинного свойства политических проблем, на заднем плане которых всегда скрывается ужас. Я покажу, что эти противоположные формы человеческой деятельности черпают энергетические ресурсы из одних и тех же источников...» (Ж. Батай).   
   
    По-пастырски. «Известно, что реакция чувственности относится к личности не как к личности, а только как к «плоти и полу» некой конкретной личности, и при этом именно «как к возможному объекту использования». «Присущая любви ценность личности подменяется исключительно сексуальной ценностью, на ней концентрируется переживание в целом».
    «...Сексуальное сближение и сожительство есть отрицание любви личностей, ибо в их основе лежит характерная для чистой чувственности направляющая реакция на «использование».
    «Похоть плоти это постоянная склонность видеть человека другого пола только сквозь призму ценности sexus, как «объект возможного использования». Похоть плоти означает, таким образом, дремлющую в человеке готовность перевернуть объективную систему ценностей».
    «Усмиряя похоть плоти, человек должен сдерживать возбуждение чувственной власти вожделения (appetitus concupiscibilis), а тем самым умерять разного рода ощущения или чувства, связанные с этим возбуждением, ибо они сопутствуют реакциям чувственности. Ведь известно, что именно оттуда рождаются поступки, действия внутреннего или внешнего характера, которые легко приходят в противоречие с принципами любви личности, поскольку, опираясь исключительно на сексуальной ценности личности, имеют целью только ее использование» (Иоанн Павел II).
    
    По-научному. «...Интегративная функция коитуса и оргазма также несет в себе полярные элементы любви и ненависти, поскольку способность к полному переживанию заботы о любимом человеке (подразумевающей подлинные, глубокие человеческие отношения) предполагает соединение любви и ненависти – то есть толерантности к амбивалентности. Кажется, что такая амбивалентность, характерная для стабильных значимых человеческих отношений, активируется в сексуальном акте, когда смешиваются сексуальное и агрессивное возбуждение».
    «Сексуальное возбуждение может быть максимальным при выражении желания «использовать» и «быть используемым» сексуально другим человеком» (О. Кернберг).
   
    «Бестиализм (лат.bestia – животное, зверь; бестия) – преобладание  животных инстинктов. Термин использовался Н. А. Бердяевым для обозначения людей, у которых высокий интеллект сочетается со склонностью к насилию и жестокости» (Жмуров В. А. Большая энциклопедия психиатрии, 2-е изд., 2012).  «Бастиализм  (нравственное озверение человечества) – утрата современным человечеством нравственных норм и утверждение морали, оправдывающей и рационализирующей расширение насилия, что чревато возвращением человека к досоциальным формам жизни и угрожает даже самому его существованию» (slovarnik.ru).               
    
    Комментарий. Терминология, как минимум, отражает сам факт существования явления. Тот факт, что человек считает соитие высшим удовольствием, – достаточное  доказательство того, что «выпуская на волю»  очередную порции семени, он не просто сбрасывает напряжение, а, нормируя свою жестокость и прячась от взглядов таких же как он, отдает себе отчет в том, что занимается грязным делом. Любовь и ее избирательность – это пробуждение инстинкта осквернения. Оргазм – вершина удовлетворения  аппетита к анально-генитальному унижению сексуального объекта. И как бы человек ни укрощал в себе зверя, он понимает, что только месть жертвы и незримое присутствие других сдерживает его неуемное желание унизить жертву самым грязным, чем он располагает – промежностью. Половой акт потому и есть ключ к природе человека, что он вскрывает содержание высшего для него удовольствия – унижения другого. Злая шутка природы, совместившей органы размножения с органами испражнения, предоставила человеку возможность стать свиньей, и он, преодолевая стыд, этой возможностью пользуется. Неизбежная «победа животного разума»  над личностью – залог  неистребимости лжи и разрушения в «невидимой войне» добра и зла в человеческой душе. Наша личность – всего  лишь «раб животного начала», «проводник животного эгоизма» (А. Новых).  «Претворять в жизнь жестокость – значит  испытывать наивысшее наслаждение» (Ф. Ницше). «Секс – это способ унизить и морально уничтожить жертву» (LiveJournal). «Я всю жизнь не мог себе даже представить иной любви и до того дошел, что иногда теперь думаю, что любовь-то и заключается в добровольно дарованном от любимого предмета праве над ним тиранствовать» (Ф. Достоевский).
    «А стали бы люди обременять себя сексом, если бы вы отняли у них мечты об унижении и мести?» (Д. Стейд).