Таежница

 
Мы шли по скалистому  берегу Ангары, но самой реки   пока  не  видели. Она  шумела где-то внизу, за  стволами  сосен и  густыми зарослями подлеска. Пробиваться через тайгу это не то же самое, что  идти через ухоженный  пригородный  лесок . Можете мне поверить. Приходилось перебираться через  стволы поваленных неизвестно когда  великанских сосен, обходить  кучи хвороста ,  продираться через переплетения сухих ветвей с  еще зелеными кустами. Мы спотыкались о выступающие  из  земли толстые  корни, прикрытые слоем  мха,  сухих сосновых  иголок, травы.
Корни   ангарской сосны не уходят в глубь  земли,  тут тонкий слой грунта .  Они   располагаются  веером   в нескольких метрах  от поверхности, и когда дерево падает,  вздымаются  высокой стеной  вместе с  землей,  кустами голубики, жарков,   грибами,  травой, мхом. И все это продолжает   расти.  А сзади – глубокая яма. Одним словом, прогулкой  этот поход  в тайгу группы  романтиков, только недавно приехавших строить Братскую ГЕС, и мерявших все  своим  европейским  опытом, назвать было никак нельзя.
- Еще  хорошо, что скоро осень, гнуса  и комаров поменьше. А то  вы бы и двух шагов  в тайгу не  сделали.-  «утешал» нас наш проводник, геолог Женя,   пряча насмешливую ухмылку и разглядывая наши искусаные физиономии, царапины и синяки на ногах  и истерзаные  полуботинки с носочками.- Говорил же я, обувь должна быть крепкая и удобная. И  плотные штаны, а не юбки!  Вот!   Он выставил  на  всеобщее обозрение ногу в грубом  сапоге, в который были заправлены его парусиновые брюки. – И  смазать лицо и руки  рипудином!
- Никогда  больше не  решусь на такое! – Клялась Леночка  Совенко, пухленькая блондинка,  щуря  голубые  глазки.- Комары мне всю голову искусали!
- Я же всем раздал накомарники! – удивился  Женя.
- У меня  под накомарником вся голова мокрая!- Продолжала жаловаться Леночка. Ее кудри размотались и повисли  неаккуратными прядями.
- А от  твоего рипудина на лице выступают красные пятна! Ужас! -  Жаловались  девушки.
Мне было легче. Я была в   спортивном костюме и ботинках. И в накомарнике. Наученная  горьким  опытом первых дней в  Братске, я теперь без накомарника  не  выходила из дому. Мы тогда   собрались на базар,  да, видно,  долго  собирались и  опоздали. Три   стола на  площади были  пусты. Только  тощий дед встряхивал и  собирал, не спеша,   пустые мешки да корзинки.
- Нам  бы  картошечки. Не знаете, где взять? - Спросил  Леня.-  Пять  дней  от  Москвы  пилили. Супчику хочется!
- Я свою продал,- посочувствовал  нам    дедушка. -Но если  хотите, можете у меня на огороде сами себе накопать.  Там еще  осталось. Мелкая, правда, да  я  совсем  уезжаю.
-   Вот хорошо! - обрадовались  мы, и пошли   за дедушкой.  - За годы эвакуации и после мы  так наловчились огородничать, что нам  стоило накопать немного картошки?
Пока  мы  трудились, дедуля  стоял на  крыльце своей  избы и посмеивался. А мы то и дело  отмахивались  от  нахальных микроскопических  мушек,  скопом   норовивших  залезть в глаза, уши и нос.  Их укусы были почти  нечувствительны, но   очень  мешали работать.
Довольные собой,  мы расплатились и унесли  в авоськах свою  добычу.
- Что-то у тебя ушко  распухло,  - Уже  по дороге  забеспокоился Леня.
- Да? А у тебя  оба  уха как  вареники! -Парировала я, силясь держать открытыми  глаза. Веки отяжелели и  норовили  сомкнуться.  К вечеру у меня  совсем  закрылись глаза, и поднялась  температура. Встревоженный  муж разыскал  в поселке фельдшера, и тот велел промывать  глаза   теплым  чаем.
- Утром  приду, проведаю. Должно  пройти. Что же вы без накомарников? Да еще  на  огороды?- Упрекнул  он.- В городе утром  распыляют  отраву, а на огородах — нет!
- Теперь  понятно, почему    дед  так  ухмылялся! Ну и коварный же тут народ!  И чего  они нас  так не любят?- Недоумевали мы.


- Давай сюда, скорей! – муж  протянул мне руку. Я  взобралась   вслед  за ним на  невысокий холм . И мне  открылся  неохватный  простор, прямо дух захватило. Тайга  лежала внизу  сплошным  зеленым  холмистым   ковром, без единого просвета.  И только под нами несся     плотный  поток, весь испещренный вдоль  длинными    гребнями пены . Отсюда, сверху, необьятное  тело реки казалось выпуклым посредине.  Словно громадная змея, проломив гранитные скалы,   мчалась вниз, к далекому Енисею, издавая победный рев!    Боже мой! И эту  силищу собираются укрощать  Леночка Совенко,  инженер – гидростроитель и иже с нею? Эти мальчики и девочки, только что окончившие  МИСИ? Смешно!
- Не туда смотришь!  Ты в воду вглядись! В реку!- Дернул      меня  за рукав Леня.
- И я всмотрелась и увидела.
По  всей ширине реки шла, как на  приступ,   преодолевая  встречное течение, стая огромных     рыб. Серебристо вспыхивали  их тела  у поверхности реки,  а  в  глубине они   казались   голубовато- серыми. Морды вытянуты вперед, выражение решительное. Наступательное. Едва шевелятся плавники и жабры и  только   ритмично  двигаются  мощные хвосты.
Для нас, жителей городов, видевших рыбу  иногда  на прилавках магазинов,  это было  фантастическое  зрелище.
.Тогда   не было еще ни  Ива  Кусто, ни телевизоров, ни  интернета.  Люди  могли  только  догадываться о том, что происходит под водой  рек,  морей и океанов.
- Стерлядь на нерест пошла, - сказал  рядом Женя.
- Да, впечатляет,  - протянул кто-то  сзади- Это она от самого Енисея? А что будет, когда  встанет  плотина?
-Женя пожал плечами. – Вот то-то и оно!
Вся группа   собралась к нам и стояла  притихшая, сраженная  этим зрелищем. Река  дышала  холодом. В один миг наши лица  стали влажными,  хоть  никаких  брызг и  не было.
- Тут существует  легенда.- Услышали мы  немного  погодя голос  Жени.-   Говорят,  что однажды  богатырь  Енисей  на своем пути к  океану,  увидел в Байкале   прекрасную  девушку. И  Ангара заметила  его и улыбнулась ему. Они полюбили друг друга.
Но  Байкал не захотел  отдавать  дочь  замуж за  дерзкого Енисея. И тогда  своевольная  Ангара  пробила  ограду  из гор и устремилась  вниз, к жениху. Долго бушевал старик, бросал ей вслед огромные  скалы.  Одна такая  застряла у Иркутска,  посреди  ее течения. Но ничто не смогло удержать  красавицу.
Женя помолчал, и  добавил с ноткой глубокого  сожаления:
- Только скоро эти скалы взорвут.  И остановят  реку.  Тут будет  водохранилище.  Вся    долина и старый  Братск  уйдут  под  воду.  Я вас специально сюда привел, чтобы знали, какая она, Ангара, на самом деле. А теперь пошли обратно.
Но  никто не двинулся с места.
Мы  чувствовали  себя  лилипутами в стране  великанов. И одновременно  становилось жаль, что  эта  дикая красота обречена на гибель.
- Да, недаром  говорят, что следом  за  геологами идет  цивилизация.   - Ты чего приуныл, Женя?- Сказал кто-то из мужчин.
- И  раззор, грязь, мусорные  свалки. Бараки ...- добавил грустно  геолог..
-  Не трусь, тут построят  прекрасный  город!
-  Должны пройти  столетия, чтобы  город стал прекрасным. Вы вот  из  европейских городов. Сколько  им лет? А  то, что  бывает  сначала, я уже видел...-
-  Где же  дикие звери?  Почему мы  ни одного не встретили?  - удивилась вдруг  Леночка.
- А ты кого хотела встретить? Медведя? –
Все засмеялись.
- Зверь здесь пока есть, не  беспокойтесь. Только  вам его не увидеть. Он-то вас чует.  Не сомневайтесь.   А встречи с людьми ему  никчему. 
Нам сразу стало как- то неуютно.
-  Летом он сыт,  В тайге достаточно корма.- успокоил нас  Женя.
Возвращались притихшие, задумчивые в наш временный лагерь  на станцию,  в старый  Братск, которому предстояло уйти на дно водохранилища . Деревянный  поселок, уже  полупустой,  угрюмый и печальный. Настороженный.  Но все равно было в нем что-то от поверженного  воина. Непросто  жилось  тут первопроходцам,  совсем непросто!    Это если  судить по  оградам из  целых   стволов, по  высоким  рубленым  избам        с  узкими окнами под крышей. Не окна -  бойницы!
Только  возле самой станции стояли  обычные  деревянные домики. В одном из них  ютилась  почта, в другом  - горсовет.
- А кто тут жил  раньше? - Поинтересовалась я, глядя на эти крепости.
- Точно не знаю. – ответил  Женя.-  Может — староверы.  Или сосланные. Крестьян опять же сюда  в прошлом веке  переселяли . Еще  при  царе.  Целыми деревнями.  Пошли!  Пора  поворачивать. А то засветло не дойдем!
Мы  бросили последний  взгляд  на  реку и  долину , и начали спускаться  с холма.
- - Дымком вроде потянуло. - Сказал кто-то.
Женя обернулся.
-Действительно... Впереди  открылся нам  низенький шалаш, укрытый  лапником,  прислонившийся к  сосне,  и перед ним   притушенный  костерок.
- Кто же  это тут устроился?  Кто –то  опытный, настоящий  таежник, если судить по  шалашу и костру. Видите,  раскопано до земли, чтобы пожара не было.- Обьяснял нам наш проводник. Он заглянул в шалаш.
- Ого, да тут ружье! Старинное!  Охотничье! А хозяина не видать...
- Ану не трожь! Не тобой положено! – раздался откуда- то сбоку, из-за   густого ельника., мальчишеский голос. А самого не видать.
- Выходи, мы тебя не тронем! - Позвал  Женя, жадно разглядывая    ископаемое  оружие. – Ну, где ты там?
- Шли бы себе. Тайга  не ваша.! –
Все смотрели на ельник, но сунутся туда никто  не решился. Мы уже по опыту знали, что здешний  ельник непробиваем.    Несгибаемые, колючие   ветви расположены  под прямым углом и  так густо, что через них не пролезет и мышь. Как же этот мальчонка туда  забрался?
Но оказалось, что это для нас  он   непролазен. Женя  в два шага очутился  около, запустил туда руку и  выволок  на свет...худенькую девушку в странной одежде.
Она первым делом выхватила из рук  опешившего  Жени  свое  оружие и уставилась на нас  одновременно враждебным и любопытствующим   взглядом. Стояла у своего шалаша и разглядывала нас. А мы  сгрудились возле  Жени.
На девушке  было надето  длинное, до колен,  подобие рубахи  из домотканой  ткани,  кожаные,  грубой выделки,  штаны и низкие  сапоги, явно не купленные в магазине. Светлая  коса, едва прикрытая   ветхим платком,  закручена на затылке.
- Что, белковать ходила? – спросил  геолог.- Тебя как кличут? Ты  из  Братска.? Покажи  документы.
- Белковать...- Презрительно  повторила  девушка.-  Она сейчас  линяет. И соболь тоже. . Не сезон. Агафья я.  А откуда, это  мое дело. И никаких ваших сатанинских бумаг у меня нету!
- С нами  пойдешь.  Там  проверят, что и как. И бердану твою   посмотрят!
Странно, но она  не спорила. Кивнула, закинула на плечо тощий мешок   и стала  затаптывать костер, забросала его землей.   Остаток пути она прошла рядом с Женей. Он пытался ее разговорить, но она  упорно  молчала.  И  оружие свое несла сама.

Нас поселили в эту  брошенную  избу, пока там, в новом  Братске,  где будет  ГЭС, достраивали  общежитие  ИТР. . Правда, когда нас  отправляли из Москвы, нам обещали  квартиры. Квартира, это  было именно то,  что нас привлекло, если не  считать  энтузиазма   строителей  коммунизма, романтики и свойственного  молодости   любопытства «А что там, за горизонтом?»    В Москве тоже больше  налегали на  энтузиазм  и романтику. Конечно, северные  надбавки и добавки  «за дальность» тоже  играли немаловажную роль.  Зарплата  получалась  приличная.
Но после  вчерашней встречи в тайге что –то переломилось в моем сознании.  Кто были те, что жили тут до нашего прихода?  Ведь  нас  посылали в глухую тайгу, « куда не  ступала  еще нога человека», как сказали нам  в  Москве.  И нам представлялось, что тут  безлюдье. Я смотрела на  стены  из серых  стволов  лиственницы, серебряных на свету, на грубые, но удобные полки, каменный, обмазаный  глиной отчаг,   широкие скамьи, почерневшие от старости. Этот дом был очень стар, но  не брошен, а оставлен,  как при  приближении  вражеской армии. И я впервые задумалась о том, что  тут жили, оказывается,  люди со своим укладом. Привычками. И вряд ли они были рады нашему нашествию.
А через  пару  дней я в этом убедилась.
Муж собрался на трассу . Ему предстояло строить  участок дороги от нового Братска на  200 километров  в направлении  на  Иркутск. Я поехала с ним. В кабине оказался и Женя со своими  кальками, которые  они с мужем сосредоточено изучали. Но только  мы отъехали, как вдруг машина  вильнула в сторону и остановилась.
- Ну вот опять! – чуть не заплакал наш водитель, с трудом высвобождая из  резины     странный неровный гвоздь..- Приехали!  Теперь снова покрышки клеить!
-  Может, колесо  поменяем? Недалеко же отъехали?- предложил мой муж, разглядывая  гвоздь. – Никогда такое не видел.  Он что, кованый?   Черный,  трехгранный.  Явно не фабричный!
- Здешние  умельцы  промышляют.- пояснил  Женя. – Тут сколько хочешь  богатой руды. Чем возить за тыщи  верст...
-А как они на дорогу попадают?
- Попадают..- Женя  повертел в руках  неуклюжую  самоделку.- Подкладывают местные  «партизаны». И я, пожалуй, знаю, кто. Сходим?- Предложил  геолог.
Они ушли. Я осталась одна   возле  покривившейся на бок машины. . Присела  на пенек у самой дороги.  Вот чего я не люблю, так  это  ждать!
Вдруг  рядом  что-то прошелестело. Я оглянулась. Полосатый зверек  размером с  кошку прижался  к   стволу   сосны и смотрел на меня с любопытством,  но  без страха. Принюхивался. Мордочка  симпатичная, курносенькая, а глаза -  черные  бусинки. И через всю спинку светлые  полоски на  коричневом  фоне. Ну, этот меня не съест! Куда ему!   И прогонять не хочется. Я протянула  руку. Зверек деликатно  обнюхал ее, чихнул и мгновенно исчез.
- С бурундучком познакомилась?- Услышала я голос Жени-  Они дружелюбные, людей не боятся.  На них же  не охотятся. Шкурка  слабая, ни на что не годится, и мясо несъедобное.
-  Ну что,- поинтересовалась я.- Поймали  партизана?
- Найти – то нашли,  - ответил задумчиво муж. – И поговорили....
- В милицию его надо, а вы беседу проводили! – Возмутилась я.
- Нет, не надо.  По этим людям стройка, как катком  прошлась. Как по нашим  - война. Вот представь себе. Он был известным  охотником, уважаемым человеком. Дом у него, еще дедом  построен. Хозяйство. Сейчас  он тут главный скорняк. Но зверь  ушел, ни  соболя, ни белки.  Да и охотники  перевелись. Работы нет. Жена, правда , умерла., но сын с семьей  с ним жил. Они  уехали, а старик не  захотел  бросать  отчий дом. Остался. Теперь его  дом снесут, куда ему податься? Им  кое -что   платят, компенсацию, так  сказать. Но на эти деньги  избу не  поставишь.  Придется ему доживать в бараке где-нибудь в Тайшете или  Вихоревке. А он не пьет, этим еще хуже. Вот такой расклад!
Так  мы получили первый  урок  освоения  тайги, Это отнюдь не  мирное событие  для местного люда, поняли мы.
- Прямо как  американский дикий  запад. – пробормотал задумчиво  муж.
- Ну, не так  страшно. - Засмеялся  Женя. – Индейцев здесь нет. Скальп  никто снимать не  станет.  Но и « «добро пожаловать» не услышим. Это  факт!
Вернулся  шофер с колесом, они втроем быстро  приладили его на место и мы тронулись. Ехать по  только что пробитой трасе все равно  что по бурному морю на катере в шторм. Наш вездеход мотало из стороны в сторону.  Немилосердно  трясло.. Он то  поднимал нос кверху, то проваливался в невидимые  ямы . Я прикусила язык, цеплялась за борта и в сердцах давала себе слово никогда больше не решаться на такие подвиги.
- Слушай, а куда ты дел ту девчонку, которую мы  выловили  в тайге? – Спросил как ни в чем не бывало  мой  Леонид. Тряска на него, похоже, не действовала.
_ - С ней  такая история. Наш   старик участковый ее порасспросил. Ну, она ему созналась, что  пришла  посмотреть, что  здесь происходит? Она в тайге родилась и выросла.  Вот и  интересуется. Хочет понять.  С ее родом наш  участковый вроде знаком. Она ему сказала, что будет пока жить в своем  шалаше. От нас ей ничего, дескать, не  надо.  Но  он не позволил, определил ее в палатку к девушкам – бетонщицам. Тут сейчас такой народ, что приходится держать  ухо востро. Всякой твари по паре. И бывшие  зеки, и расконвоированые,  и наемные, и комсомольцы- добровольцы.. И  просто  бандиты,  после  той  амнистии.  Эти пострашней любого зверя. Не ставить же ему охрану  у ее шалаша? Выписал ей какой-то документ.


Мы переезжаем    туда, где будут строить  ГЭС  и новый город.  Пакуемся. 
Я неумело, но старательно  складываю спальник. Муж наблюдает, качает головой и  быстро  сворачивает его  в плотный, аккуратный тючок. Все-то он умеет...
За нами приехали  маленькие   носатые  автобусы. Такие были в нашем городе    до войны.  Видно отправили  их  на  пенсию в  Сибирь. Знали бы те, кто это сделал, какие  здесь  дороги! Отнюдь не для таких старцев!
- Тут вездеходы нужны,- ругается шофер -  Час ездишь – полдня ремонтируешь...
Мы добираемся  до  цели  уже  в  кромешной  тьме.
« Квартиры» обернулись  большими  палатками. Дом  для итееровцев не успели  достроить.
- Придется еще немного потерпеть.- Неуверенно изрекает  муж. Вид у него такой, будто  он ожидает, что я  в него чем-нибудь запущу.
- Могли бы дождаться  жилья в старом Братске . В нашей  избе.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не  заплакать.
- Да ?  И каждый день по той дороге ехать  на работу? А когда работать.?
Поездка  была немногим лучше, чем  тогда на трассе. Единственное, что нас развлекало,  это местная живность,  которая  напрочь игнорировала пришельцев.
Какие-то зверушки  шныряли через просеку, заставляя  водителя  то и дело  тормозить.    А потом мы застряли  минут на  двадцать, пока  через просеку   степенно и   важно проследовала  черная  клуша с  целым  выводком черненьких цыплят. Она  ничуть не торопилась, полностью  игнорировала гудок, то и дело  останавливалась и ждала своих детишек, отставших или  разбежавшихся  по сторонам..
- Это кто? -  хором поинтересовались  пассажиры.
- Глухарка, – обьяснил, вздохнув, шофер.- Эх, не  сезон. Их бить сейчас  нельзя. А жаркое  из нее- объедение!
Автобус   остановился   у палаток. Мы   выгрузились и ждали коменданта.  Но долго никто не появлялся. Наконец  подошел   некто  в морском  поношенном  бушлате.  От него  разило  водкой. Он зажег  фонарь, поставил его  на высокий пень, и оглядел   притихшую  толпу.
- Он те   палатки  для  ИТР.  Остальные –для бетонного  завода. .Располагайтесь пока.  Свет подключат  завтра. И кастелянша   приползет, если  проспится. Мы сидели.  ждали, ждали. Ну и для сугреву  маленько  выпили. Да.
- Оно и видно...- съязвил   кто- то,  скрытый  темнотой.
- А что делать? Свет - то от генератора! А електрики   ушли  засветло. Не стали ждать. Им  завтра   с рання на работу. Отдохнуть надоть. А она   же в темноте  тюфяки и еще всякое  разное не  будет выдавать.
Леня не стал  раздумывать. Решительно  поволок наши узлы и чемодан в  палатку. Я  нехотя  последовала  за ним..  Он зажег  фонарь, стоявший у двери.
- Мне утром  в управление. Буду разбираться. Трасса как  пьяная. Зигзагами.
Он   подвинул две узкие железные кровати  к   странному сооружению посреди палатки, которое я  с недоумением разглядывала.
Это  была   огромная бочка, судя  по запаху,  из-под  бензина. . Она лежала на боку на низкой кирпичной  кладке.  В дно с одного  конца  была  врезана железная дверца на петлях, с другого  торчала труба и уходила в  крышу.  Верх бочки был небрежно и неровно ,наверно  молотком? сделан плоским.
- Давай, расстилай спальники..-  сказал муж. – Чего  стоишь?  Фонарь скоро погаснет, тут керосину  чуть. А я пойду,  поищу  чего-нибудь поесть. Горяченького!
- Можешь не стараться, вода есть, только ее греть на костре придется..
Мы разом обернулись. Они стояли у  входа, наши будущие соседи. Высокий парень в  ватнике и Катя, его  жена. -
-Пошли, земеля,  костер  спроворим, я  чайник  всегда с собой вожу. Пусть  девушки   устраиваются.  – Нас сюда  послали,  в семейную палатку.  Будем  знакомы -  Алексей   Кузьмин. Из  управления  главного механика. А это моя половина.
Мой Леня  кивнул и мужчины  вышли   
- У вас два спальника? – спросила   Катя, и это были первые слова, которые я от нее услышала.
- Угум!- Ответила я, теребя  сложенный  мужем тючок, который никак не желал раскрываться.
- А у нас  двухспальный.  На этих  узких койках его не расстелить. Разве  что на земле?
И мы обе посмотрели  вниз, на пол, который, к нашему удивлению,  оказался  из  досок, только  заляпанных засохшим  раствором, в песке и грязных следах   от сапог. Хорошо, что  в углу нашлась метла из  прутьев.  Такие я видела у наших киевских дворников. Пока Катя подметала, стараясь не очень  поднимать пыль, я расставила на  бочке-печке  кружки, положила   на газету слипшиеся  намертво  бочоночки карамели, хлеб и плавленные сырки. Катя добавила  банку  тушенки и пакетик с чаем.
Тут заскрипела   дверь и наши мужчины занесли закопченный по макушку  чайник и    алюминевые плошки  с  каким-то варевом, источавшим жидкий парок.
- Полевая  кухня прибыла! Армейская! Как на   учениях! – Объявили с радостным оживлением наши  мужья.  Встретились, видать, со старой    знакомой.- Счас распробуем!
- Неужели перловая? А?
- Она, родимая!  Шпранель!-  Радовался  чему-то  мой Леня.- Ты где  служил?
- Во  Владике. Морская  пехтура!
- Я в Карелии. Стройбат.
Мы уселись  вокруг бочки. Ужинали  под аккомпанемент  их  воспоминаний . А я отвлеклась, с  удивлением  приглядываясь к  нашему  жилью.
Это был любопытный гибрид  дачного домика с обычной большой палаткой.  Оказалось- с двумя палатками.
Сбили кое-как платформу из досок и такой же  сруб.   Пол  приподнят   на несколько  сантиметров над землей.
На стойках  закреплена  рама с дверью.  И вся эта конструкция  прикрыта обычной палаткой со слюдяным окошком.  Позже оказалось,  что  на ней лежит слой утеплителя, накрытый еще одной палаткой.  Но окна  не совпадают, и утром мы убедились,  что наше жилище освещает  днем  только узкая слюдяная  щель.
Когда все  в лагере стало  затихать,  слышней стал шум, на  который я раньше не  обращала  внимания.
- Говорили, здесь  поезда не ходят,- пробормотала я,    уже засыпая. – А они идут и идут!
-  Это  не поезда! – засмеялся  Леша.- Это  шумит Падун!
- Падун? 
- Ангарские  пороги!  Мы от них  далеко , а  рядом  не заснешь! Там такой грохот стоит! – Добавил  он сонным голосом.

Но долго спать не получилось.  Нас разбудили вопли, шум,  кто-то пробежал мимо палатки с криком:
- А где медики? Кто знает?
- Случилось что-то – Леня и Леша  оба дружно полезли из своих  мешков. Я помедлила, очень не  хотелось шевелиться,  открывать глаза.  Но любопытство  пересилило.
У последней  палатки  собиралась толпа, туда  быстро прошла мадсестра, неся перед собой  подносик с бинтами и ватой.
Я подошла поближе. Под  деревом, вблизи  от палаток, сидел на  земле парень в окровавленной и порваной  майке, вытирал рукой кровь с  лица и  плеча и  обогащал мой словарный  запас такими словосочетаниями, о существовании которых я  и не подозревала, хоть  мат  я , естественно,  слышала.  А у входа стояла босиком, чуть  пригнувшись, с кривым ножом, зажатым в кулаке,  давешняя таежница.  Глаза  прищурены, зубы ощерены. Ни дать, ни взять  дикая кошка!. На ее одежде  тоже  была кровь.
- Она ж меня убивала! - Вопил  раненый. - Она меня - ножом!
- Вот идиот, нашел, к кому   лезть! Ну, Танька его  теперь приласкает!- слышалось из   кружка   полуодетых  девчонок, собравшихся  у  входа в палатку. – Ишь, на свеженькое  потянуло!  А она ж психованная, за три дня двух слов не сказала!   Свернется  в уголке, что- то там пожует. Не знамо , что.
- Цельный день пропадает, на работу не ходит! Кто така– не  говорит! Даже страшно.
- Она его втихую и порезала!
И все  это  перемежалось таким   сочным  матом, что я только моргала. 
Раненого увели медики, а таежницу  - участковый. Только велел ей обуться. Она появилась из палатки  уже со своим мешком на плече,  и видно было, что сюда она не вернется.
Тут из толпы  вышел  Женя, догнал их и пошел рядом с  ней.
Мы вернулись  в свою  обитель, на дверях которой красовался выведенный  белой краской номер  двенадцать.
Уже рассвело, день  обещал быть солнечным . Но в палатке  было сумрачно и  неуютно. От голого железа кроватей сочился холод. Ни тебе стола, ни стула. Ни   тумбочки.  Все какое-то  ржавое,  серое,  пыльное. Один   погасший фонарь на  этой самой бочке-печке. И пара   мисок с алюминиевыми  ложками. Не мытых!
- Н-да..а! -  протянул  мой Леня .- С чего тут начинать, неизвестно.
-   Давай пожуем, чего  там осталось, и в управление. Будем  выяснять. А девушки пусть дождутся  коменданта, получат, что полагается.
Похоже  , Алексей ориентировался здесь  лучше нас с мужем.
Мы с Катей переглянулись   и пожали плечами. А что нам оставалось делать?
Я присела на железный край  кровати, силилась преодолеть  тоску.
Как бы я хотела сейчас  очутиться  в  нашей  коммуналке в Киеве, в  доставшейся  нам  после возвращения  из  эвакуации  11метровой  комнатенке. Я там  с  трудом умещалась на  детской раскладушке. Там еще  чудом  помещались родительская  тахта, стол,  он же письменный, пара стульев и  уродливый шкаф  без одной ножки, которую заменял  кирпич, стыдливо  задрапированный  иллюстрацией из  какого-то журнала. Но зато  был абажур, скатерть на столе, старенькие  гардины  над окном,   лысый коврик на тахте и  вышитые  мамой подушечки. Там пахло  домом, а тут – чуть  ли не тюрмой. Никакого сравнения с нашей  довоенной  квартирой! Но дом  наш в войну  разрушили , а  соседи   ушли в  Бабий  Яр...
Для  моего  мужа там   места не было.  И мы уехали строить  Братскую ГЭС.  Нам  обещали    квартиру, и мы  надеялись обменять ее  через пару  лет на  приличный город  на «материке». Такой был у нас план.
Но долго предаваться  ностальгии  не получилось. Явилась  комендантша.
Нам было велено идти за ней. И мы  пошли получать тюфяки, колючие солдатские  одеяла, плоские   ватные  подушки,  простыни и наволочки, еще  влажные – все  БеУ.
Я заикнулась, - Да они же неглаженные! – и получила в ответ   такой пренебрежительный  взгляд, что прикусила язык.
Комендантша  была крупная женщина в солдатской  гимнастерке,  сапогах и белом в крапинку  платочке на жирных  волосах, стянутых за уши., Широкобедрая, с внушительной  грудью и  командирским непререкаемым  басом.  Из тех, кто « коня на скаку остановит, в горящую  избу  войдет». Я и потом  никогда не  осмеливалась ей  перечить.  Катя пыталась,  но безрезультатно.
Мы получили  еще три  больничных  ветхих  тумбочки,  три табуретки и ведро  с тряпкой, и дотащили  все  это в  несколько приемов через овраг в свою палатку.
- Столов  пока  нетути. Как прибудут- скажу.! -   «2 туфякы  и два полотенцы.» - Дописала она,  и дала мне расписаться в толстой амбарной книге
- Слушай, Кать,  неужели нам тут долго  жить? - Спросила я в ужасе.
Катя пожала плечами.
- Кто знает?  На стройке это как получится. Сруб- то   готов, мы с Лешей ходили, видели. Там  красят уже  Но  ничего не  подключено. Ни вода, ни электричество. Пока что   тянут   ЛЕП -200 от Иркутской ГЭС. Вот когда они  придут, тогда  появится надежда.
- А когда  ж они заявятся?
Она пожала плечами. На лице  привычная  маска  терпения.  Для нее это  уже  вторая стройка.
-  Кто знает? - вздохнула  она. -... 500 километров  тайги   от Иркутска  до нас. Они  ставят  опоры , навешивают  провода. Тут быстро не управишься! Хорошо еще, что  трассу  заключенные  заранее пробили.
Здесь только и разговоров, что о трассах да дорогах. Это самое главное? А ГЭС? Мы же  приехали ее строить? Выходит, мой муж – инженер-строитель дорог,   сейчас главный?
Мы  дружно вздохнули и принялись  стелить  постели, греть  на  костре  воду   и мыть  заплесневелые тумбочки и табуретки.
Я вынула  из  чемодана  кружевную  салфетку, положила ее на  тумбочку между нашими кроватями, поставила маленькую вазочку и  атласную  алую коробку с  духами и одеколоном, подарок  мужа на  8 марта.
- Это ты напрасно, -   сказала  Катя. – Подождала бы  квартиру. Чего палатку  украшать?
Но мне  нестерпимо  хотелось  домашнего  уюта.  И я  ничего не спрятала.
Тут    отворилась  дверь, и  через порог переступил Женя. Из-за его плеча  на нас  с вызовом смотрели голубые  глаза  таежницы.
- Можно? - спросил  Женя. Он стоял уже  посреди палатки.
-» Здесь что? Не  принято  стучать?» - Подумала я.- Но  промолчала .
- Вот, прислали  к вам.  Больше  некуда, а  у вас  одна  койка  свободная.  К бетонщицам  она наотрез  отказалась. А остальные  палатки  мужские. Ее Агафьей зовут.
- Они  черноротые!  -  Подала голос Агафья- Им на том свете  горячие  сковороды лизать!
И удивила не только нас, но  и  Женю:
- Ты смотри! Заговорила! Может , и уживется  у  вас!
Он  свалил на пустую кровать, которую утром наши  мужья собирались вытащить,  да не успели, резиновые сапоги, связанные веревочкой, и  ватник . А  Агафья  неуверенно положила рядом свой мешок.
Так   таежница  Агафья оказалась в нашей палатке, и с ней запах  тайги и соснового  дыма!

Мы стояли, растерянные,  у здания Управления  строительства  под огромной  доской, которая  буквально  кричала на разные голоса: - Нужны  рабочие  руки!  Бетонщики, слесаря , водители, механики. Все на свете профессии. Но только  не  учителя. Катя  закончила  в Красноярске  учительский  институт, и  мечтала  работать  в детском  садике  воспитательницей. Но детских  садов  тоже  не  было. И вообще мы не туда  обратились.   Очень  занятая   женщина за столиком у входа  попросту  отмахнулась  от нас .
- Вы не  по адресу. Вам  в горсовет. Школы и сады не в нашем ведении. У нас  только  стройка.
- А где  горсовет?
- Так они  все еще в старом   Братске. Не переехали.
- А когда...
-  Да не знаю я!
- Ничего себе! -  Мы хорошо помнили  ту  дорогу. Что же нам, обратно  ехать?

Нет, Эта  земля  не принимала меня. И я ее  тоже .  Я была  здесь  чужая!  Сесть  в поезд и пусть он  умчит  меня  отсюда! Чем скорее, тем  лучше!
Но  Леня!  Захочет  ли он?
Тут и появилась  комендантша.
- Ты смотри! Я их час прождала, а они себе   здеся  проклаждаются! Вещи  в кладовую   -  сдать! Утречком  получите, что  требуется. А то без штанов  останетесь!  Палатки ж не запираются!
Мы   вместе  с комендантшей перебрались через  широкий  овраг к   нашей  палатке.
- Ну вот! Все вещи на  месте!- вздохнула я с облегчением.  И тут до меня дошло, что  наша палатка  благоухает, как   куст   сирени. Я подошла к тумбочке и осторожно открыла  атласную  коробку. Оба  флакона  лежали  на  своих местах. Пустые.
- Не понимаю! Зачем  было  выливать...
Комендантша  от негодования даже  сплюнула .
- Выливать! Как же!  Выпили  и  даже спасибо не  сказали! Кого тольки сюды присылають! Устроила  тут себе  ТЭЖЭ!
Катя  смотрела на меня с сочувствием и покачивала  головой. - Говорила  же я- не  оставляй …
Ну, это  уже  слишком!  Я разревелась.
Но комендантша не дала мне  выплакаться.
- Ану  за мной в кладовую!  И эта, местная!  Постель  получила, а расписываться не хочет! Ну что  с ей делать?
Агафья  сидела  на  скамье рядом  с  бараком - кладовой и, понурившись,  слушала кладовщика, того самого  мужика в морском  бушлате, который   нас встретил. Когда мы подошли,  она подняла голову.  Вид у нее был  беспомощный. Он совал ей в руку  карандаш и требовал, чтобы она  расписалась. Рядом  с ней на скамейке лежал  свернутый   тюфяк  и  одеяло.
Я встретилась с Таежницей глазами и мне  показалось, что  я  ее поняла.   Вышла   из кладовой  первая и быстро  спросила:
- Как  твоя  фамилия?- Агафья подняла на меня  полные  муки глаза..
- Лосевы  мы! -
На обороте квитанции я написала   большими  буквами: — Лосева -
- Иди, распишись.
Она  медлила.
Я подала ей  карандаш, показала, как его держать. Но она упрямо  ухватила  его  всей пятерней и вывела  большими корявыми буквами «Лос». Дальше дело не пошло, но и этого оказалось достаточно . Отчаявшийся ее уговорить кладовщик, глянул на  ее роспись, вздохнул, хлопнул себя по колену и отпустил нас во свояси.
Катя  остановилась  с какими-то  женщинами, а  мы  пошли  через овраг   « домой».
- Ты что, в школу  не ходила? - Спросила я
- Какая там школа в тайге.  Дед меня  пробовал учить, он  знал грамоту.  Псалмы  читал, молился по  псалтырю. Но  у него чуть  что не так- получай палкой  по голове или по рукам. Брат выдержал, а я убегала.
-  А чего  из дому  ушла?
- Так  никого  ж не осталось! Я мать похоронила, а утресь выхожу  - пес   мертвый лежит.  Брат  давно убег, по снегу.- Она  помолчала-   Я сюды к родне шла... Так их нету.  .А у вас  как   без  грамоты  жить?
Я представила себе одинокую  избушку в глухом  лесу и   как она  , таежница,  выносит  мать. Хоронить. Роет  могилу.  А на крыльце мертвая  собака,  единственное живое  существо, которое  с ней еще  оставалось, и  никого вокруг.  И  чуть не заплакала от ужаса  и сочувствия.
-Хочешь, я тебя научу читать и писать? Я же  учитель! И, честное  слово, бить не буду! Я никогда не бью своих учеников.
Агафья    посмотрела на меня с сомнением, подумала, но согласилась.
.-Оно бы хорошо... Да  только мне  завтра на работу в котлован. Дядька  сказал, что  платить за все нужно  деньгами.  А у меня только  шкурки  собольи. Ну куда мне их?
Старика  в поселке  я не нашла...
- Я буду тебя учить  без денег. И шкур мне не  надо. .
На  том мы  и порешили.

Легко сказать — научу. А где  взять  тетради, учебник? На худой  конец просто  какую-нибудь книгу? У меня  в вещах лежали две, но на  немецком. У Лени- «  Экскаваторы и др. строительные  машины». Но у Кати  нашелся учебник для  первого класса и русские народные  сказки  в ярком переплете, с картинками.
Так  мы с Катей начали  обучать  Агафью грамоте. Она возвращалась  из котлована усталая,   в заляпаном  раствором ватнике, снимала  сапоги, бросала на них брезентовые  рукавицы, мыла  на улице  лицо и руки из  умывальника, прибитого к сосне, быстро крестилась,  бормотала что-то  вполголоса в «красном» углу нашей  пыльной  палатки и решительно  садилась к столу  учиться.
О религии у нас  консенсуса не  было. Она  заикнулась было, но  мы  тогда  все  были  атеисты. Как же  иначе?  Нас  так  учили.  Правда. после  войны кое-что  изменилось. Но не для нас. . И вообще — что за блажь в наше  время  молиться!! 
Но  Агафью  мы  агитировать  боялись. Она вскидывалась и сверкала  глазами, стоило  об этом   только  заикнуться. А  нас  она  жалела, и, как я потом поняла, молилась  за нас.
Таежница  оказалась удивительно  способной.   Она с первого раза запомнила  все  буквы.( Подозреваю, кое-чему дед  ее все же научил.) Они у нее получались  криво и косо, но вполне  узнаваемо.  И читать она  начала не по складам, а сразу  все  слово, правда, очень меленно и ударение  попадало куда попало.   Сначала  прочитает, потом соображает, что  бы это могло  означать?  Вздохнет:: — Узнала!   И произнесет  слово,  как ей кажется,  правильно.  Руки  она  зажимала  между коленями, чтобы не рвались  елозить по строчкам, и выводила  тонким, не свойственным ей голоском:
-» Ветер, ветер, ты  могуч, ты  гоняешь стаи туч,
ты волнуешь сине  море, и гуляешь на просторе!»
- Это у нее от  деда, пройдет. -Понимали  мы с Катей
Писать она  не любила. Считала — не нужно ей это. Научилась  расписываться — и хватит.  Кому ей писать? Карандаш  держала  попрежнему  всей  пятерней и давила так, что  то и дело   ломался грифель и рвалась бумага.
А  к чтению пристрастилась. Русские народные  сказки   она одолевала — будто в гору поднималась, но   с  веселым  удовлетворением.  И каждый раз  бормотала  в конце  урока: - Вишь, это  тебе не псалмы  талдычить! 
Я  как-то спросила ее:
- Тебе нравятся  сказки?
- А как  же! -  ответила она. -  Это  ж про то, что я знаю! Ветер, и тучи и небо!    И слова  все  понятные. Это не про ваши  железяки! 
- Ты заметила, - спросила я Катю, - что   она  никогда не смеется? Ходит  хмурая, напряженная, как во вражеском  лагере..
- И вовсе не улыбается.- Подхватила  Катя. - Даже когда  Женя приходит.
Баню мы устроили  себе в палатке. Не хотели  дожидаться своей  очереди. Общая  баня  была в бараке  за кладовой. Мужских  два  дня и  один  женский. Там всегда на лавочках и  на земле  собиралась  огромная  очередь. Мужики немилосердно дымили  махоркой, и галдели  так,  что  даже в палатках  было  слышно И женщин  набиралось  порядочно. Каждая со своим  тазом  подмышкой.
А таежница   оказалась  вовсе не  худенькой,  когда  разделась.  Чуть выше  Кати ростом, с тонкой талией, крепкой небольшой  грудью,  влажные  льняные  волосы  по  плечам и спине  крупными  кольцами. Она состояла, казалось, из одних  мускулов,  и двигалась легко и  грациозно,   орудовала    черпаком , переставляла  ведра с водой. Щеки у нее  раскраснелись, синие глаза  сияли. 
Но вот когда мы начали одеваться и  она  вынула  из  своего  мешка  застиранную  грубую  рубаху и потянулась за своими  штанами, мы с Катей  дружно  запротестовали.  Эта  одежда  ей  совсем не  шла!  Нужно  было  придумать для нее  что-то другое.
-  Платье! - Обьявила я . - Нужно  платье с широкой  юбкой!  К платьям она относилась недоверчиво.  Мое ей  явно  было мало, но Катя  достала   из своего  узла  ситцевое в мелкий  цветочек,  отрезное,   с рукавами  фонариком и  воротничком  шалью. Не новое, конечно, но очень  симпатичное. Так  тогда  носили. Она  оглядела  его скептически и отложила в сторону. Даже не стала  примерять.
-В таком  как по  тайге  ходить?  За все  будет  цепляться. Не..е, мне мои  штаны  сподручней!
Пришлось отдать ей   запасные   брезентовые брюки. Мы с трудом уговорили ее надеть Ленину  блузу.  Вся надежда была на  лавку, которую еще  только строили.
- А твоя мать никогда не  носила  платьев? - спросила Катя.
Агафья  помедлила с ответом.-
- Мать  надевала длинную  юбку. Редко, правда.  Только на праздники. И горевала при этом. Плакала. Я ее в ней и  похоронила.
- А  отец? - спросила Катя. -  Ты о нем  никогда  не  поминаешь.
- Отец? -  Гаша  положила  черпак, и  выпрямилась.- Я его  не и видела  никогда.  Брата  он на плечах таскал.  Этот помнил. Он не  из наших был. Пришел — ушел. И дедовых племянников с собой увел. Дед его  не иначе, чем  сатанинское  отродье, и  не  называл.


Мужья  нашими делами не интересовались. Им было не  до нас . Оба  приходили  домой злые и   усталые.  Мылись, ужинали тем, что  мы с Агафьей  насобирали в тайге и принесли от щедрот  армейской  кухни,   закуривали на скамейке  под  сосной,  которую соорудили сами, и начинали  долгий  спор. Мой  муж аж кипел от негодования:
-   Наймушин опять забрал наши бульдозеры. Мы получили, а он забрал. Они, дескать, нужней в котловане! А на  совещании  ругал  мое начальство за то, что  дороги не строятся!  А как нам без машин  строить?  Не, надо нам поскорей  свое управление заиметь..
- А что делать?  Ведь главное для нас— ГЭС! - Защищал своего начальника Алексей. - Людей нет. Машины  выходят из строя,  пока  своим ходом от железки ползут — прямо в ремонт! Вот  если  бы дороги...
- Вот, вот! Все  упирается в дороги!  Знаешь, как  ТАМ  строят? Прежде всего инфраструктура... - Они оба оглядывались и, понизив голоса, начинали с вожделением описывать  западные  стройки.
Засиживались до темна, пока хватало в лампе  керосина.
Я как-то уловила  момент , когда  была одна в палатке, а  он  днем прибежал  домой за какой-то бумагой ,  и спросила:
- Может, нам   уехать отсюда?  Ты совсем уже  дошел.  Одни кости. Ты   везде найдешь  работу.  Снимем комнату... В каждом  поселке есть  школы, только тут  нету. Я не могу без  дела...
Он  обнял  меня, и я прижалась к его плечу, такому родному, надежному, теплому.
- Я совсем  тебя забросил...-  Прошептал он изменившимся голосом, целуя  меня , - Но ничего, леповцы уже  близко. Скоро перейдем в общежитие, будет отдельная комната.. А там  построят  дома, и мы  получим настоящую квартиру. .
-  На  мою просьбу  он не  ответил, и я  поняла, что  убежать не выйдет, он уже с головой  в своих проблемах. Несмотря ни на что, работа его  захватила и держит. А я без него не смогу уехать. Душа не  пускает.

- Котлован... Главное  для  всех, кто  сюда  добрался. Мы  пошли  туда, на  мыс,  на другой  день после приезда.
Стояли   на нашем  высоком  берегу, и смотрели   вниз.
- Ничего  интересного. - Решила я.-  Потеснили реку, оградили бетонными  стенами небольшой квадрат , и копошатся на дне  людишки, сверкает  сварка, ползают  бульдозеры.
Зато я не могла оторвать глаз от  Падуна. Как  он бушевал!  Огромные , злые  волны  набрасывались на  берег, на  тонувшие в белой пене  скалы,  высившиеся  поперек русла,  стремились своротить их, утопить, убрать с пути. Падун ревел ,  заглушая  шум от машин,  вздымая  валы. Берег вздрагивал. Что  Ангаре  котлован?  Казалось-  вот она сейчас   сокрушит эти  мокрые  клыки и запросто слизнет со своего бока  присосавшуюся  пьявку - котлован! И, свободная, помчится вниз,  к Енисею!
Нет, индустриальный  пейзаж меня совсем не привлекал.
Когда  Агафья  была  не на работе, мы уходили в тайгу. Здесь хорошо, привольно  дышалось. К накомарнику я   привыкла, и он мне  почти не мешал.  Пахло  сосной, ягодами. Кустики  голубики   склонили веточки, отягощенные крупными, сладкими плодами. Попадалась и земляника.  На полянках  сплошным ковром  краснела и наливалась    брусника. Ее собирали  необычным способом: садились посреди  такой  полянки и  широким деревянным  скребком водили  по низеньким  кустикам. Ягоды вместе с мелкими листиками ссыпали в  короба. Грибов  была  пропасть!   У  подножия  высоченных   сосен   лоснились   коричневые  шляпки  маслят. Грузди,  широкие, как подносы,  налитые  до краев  чистой  водой,  попадались на каждом шагу. В них  плавали хвоинки,  листья, как в маленьких озерах. Таежница    обламывала  такой  гриб и пила из него, как из  чаши. И нас учила  пить эту  вкуснейшую, воду.  Белые  грибы прятались под  ковром  прошлогодней хвои.
Агафья  разжигала неподалеку от палатки костер,  вешала над ним котелок и варила  грибной  суп , подбрасывала в него какие-то   травки. А мы с Катей —   немного  крупы или макарон и  смалец, который   выпрашивали у повара. Она  заливала  в кружках  бруснику  кипятком, и получался    душистый  чай. Кузьмины привезли с собой  несколько  пачек грузинского чая, но пачечки эти пропали вместе с моими духами.
- Чифиряют, сволочи, где-то! - сердился  каждый  раз  Алексей.- Чего ты, Кать, не припрятала? Ведь не первый же день на стройке? Где  теперь чай  достанешь? Магазинов — то  нет!
Так я узнала, что  такое  -чифирь!  А увидеть охмуренных им привелось  много позже.
Сказать по правде, Таежница заходила  в  палатку  только поспать или по делу.  И я ее хорошо понимала. Неуютное  было у нас  жилье!
Возле нашей  палатки вскоре появился  широкий стол из плохо оструганных досок и две  скамьи.  Обустраивались и наши соседи. Люди как люди. Между деревьями натянули веревки, болталось на ветру белье. Над оврагом  устроили душ, мыльный  ручеек  пробирался  по дну  между кустами. Дело шло к  осени, но было еще по-летнему тепло.
На огонек часто приходил и Женя. Мы догадывались о его  чувствах, но  он  Таежницу  побаивался,  руки держал на коленях,  старался ее разговорить.  А Агафья  насупится, не  смотрит в его сторону.  Ответит, как рублем подарит.  Но если  он  не приходил, она  то и дело  поднимала  голову и бросала быстрый взгляд на  тропу. Эта дорога  вела прямиком  в Индию- так в шутку называли индивидуальный   поселок , где шло  ни шатко ни валко  строительство собственных домов.  Братчане  ухитрялись привозить  срубы из  старого  Братска.  Это не запрещалось. Все равно   им предстояло  сгореть.
А за  Индией начиналась промзона и стояли балки  геологов.


- Давайте  быстрей, одевайтесь!  - прибежал к палатке  Леонид.  -  Лечу в старый Братск, дали на  два часа вертушку! У меня  дела на станции.  Сходите  в  Наробраз, Выясните.
Вертолет ! Я полечу на вертолете! В жизни еще не летала, разве что  во сне! Ура!
Брезентовая царапучая  куртка на плечи, сапоги. Сумка с  документами  и я готова.  Страшновато, непривычно. Но  Леня рядом. И Катя, она уже не раз летала, не  боится.
Вертолет  окутан  облаком  бензиновой вони, исцарапан,   в  ржавщине и в заплатах. Но Леня уже  забрался  по узкой  железной  лесенке. Стоит в открытых дверях и протягивает ко мне руки. Я медлю, оглядываюсь.  Группка   спорящих мужчин  торопливо  приближается к нам. Раздумывать и позориться некогда. Я решительно хватаюсь за железную ступеньку Но тут чьи-то сильные  руки подхватывают меня , передают Лене —  и вот я уже  сижу  внутри   железного дракона рядом с  мужем  и Катей. Окно за моей спиной, не очень — то удобно. Машина взревела и стала, болтаясь, подниматься.  Я  пересилила страх, вся изогнулась,  и  вижу глубоко  внизу реку, деревья, игрушечные машины, букашек-людей. Тайга, если смотреть сверху, похоже,  стоит по стойке смирно, опустив ветки. С земли они кажутся поднятыми вверх.
Летели  совсем недолго, и вот уже мы на земле,   чуть припорошенной снежком. Но это не страшно.  Солнце взойдет, и он растает. Это еще не  осень.  И леповцы  совсем близко, ждем их со дня на день. Мы уже сложили вещи.   Даже номера комнат  известны.  Наша на втором этаже, окна  на  Ангару.   Общежития для семейных. Три одинаковых деревянных  терема на  берегу  будущего водохранилища. Красная  крыша.   Длинный балкон И вход, как у  сказочных русских   теремов:  две широкие  лестницы сходятся  посредине, у крыльца. Я всякий раз, когда мы  сюда наведываемся, смотрю на дом с  мистическим  недоумением и  сама себе не верю. Рассказать  никому не решаюсь. Попробовала мужу, но он  только  засмеялся и прижал меня к себе.
- Ну и выдумщица ты у меня!  Фантазерка! -
Дело в том, что  однажды давно, по-моему еще в Киеве, мне приснился такой терем. И что я иду к нему вдоль  реки   по зеленому  лугу…   Я тогда не удивилась и не взволновалась,  просто не обратила  внимания. Как  же   этот терем оказался здесь, на берегу  Ангары?


У домов, занятых управлением  строительства,  суета,  идет погрузка мебели, они окончательно переезжают. А  горсовет почти пуст.  С трудом  нашли в конце коридора     районный  наробраз. И  неприветливую  женщину  в очках на  распухшем от насморка носу с  воспаленными глазами  Она все время держала  одну руку с платочком  у носа, а другой  перелистывала папки, занимавшие весь ее небольшой стол. Женщина  равнодушно   глянула на мой красный  диплом, трудовую книжку с одной- единственной записью о работе и  сообщила, что  да, школу уже  достраивают,  к зиме  обещают открыть, но пока неизвестно, сколько  будет учеников. И, кроме того,  у них уже все учительские ставки заняты.  Свои братчане без работы  сидят, ждут. А тут еще из центра понаехали. Жены  начальства.  Так что надежды мало.
Кате она  обещала , что  в садик ее возьмут.  Воспитательницей. Если  получится.
Обратно я летела, опустив нос. Обидно. Я тут лишняя. Но в то же время  мне стало  легче, я даже  обрадовалась.. Раз для меня  работы нет,  можно возвращаться  домой,  и все!  В самом деле, не могу же я сидеть  здесь  без дела?  Обещали же в Москве!   Разговор с Леней я отложила  до  возвращения в наше временное обиталище, к которому я никак не могла привыкнуть.  А тут еще

оказалось, что и работы для меня нет  и не будет!  Леонид встревожено  поглядывал на меня . Он прекрасно    понимал, что я переживаю и не знал, как меня утешить.

Ссориться  мы ушли в лес. У нас уже  сложился  обычай все проблемы  решать  в лесу за палаточным  городком .Я ничего не хотела слышать. Я хотела  домой! С ним  вместе, разумеется! Сколько людей  осталось после  войны без  жилья, и  все  как -то устроились! 
- Ну чего ты так ? - пыталась меня успокоить  догнавшая  нас Катя. - Мне же  тоже ничего  определенного не  обещали. И вообще- -Когда еще это  будет! Давай  пойдем с утра  в отдел кадров. Может быть, там для нас что-нибудь  найдется? Сама видишь,- Леониду  не с руки уезжать. Да и  не отпустят его! Он тут знаешь как нужен!  А сорветесь  без увольнения  - попадете  под суд!
С некоторых пор  Женя тоже  уводил нашу  Гашу в лес, на берег  Ангары. И возвращались они с  лукошком грибов  или ягод.
Они подружились, и мы радовались  этому. Она стала как-то  мягче. Раньше всех отодвигала от себя. Мол, я сама  по себе, я не с вами!  Теперь нам казалось, что она вошла в нашу  компанию. Но я-то чувствовала, что  это  не  совсем  так.


На этот раз в отделе кадров нас принял  пожилой мужичок  в военной гимнастерке с орденской колодкой на груди,  со шрамом  через щеку и костылем за стулом. Он  оживился, узнав, что  нам  нужна  работа,   оглядел нас, пожевал  задумчиво губами и сходу  предложил:
- Столовую открываем, пойдете  раздатчицами? Место хлебное, голодать не  будете. Или  в секретариат, там завал,  документов накопилась куча, а разбирать некому. Или вот — транспортный отдел, там необходим диспетчер. Да у нас работы!  Целый  полк  можем с ходу  принять!
Парень в забрызганом   раствором  комбинезоне, перебиравший  какие- то бумажки за соседним столом,  поднял голову,  оглядел нас синими веселыми глазами  и сходу  насел на  заведующего:
- Слушай, Владимич, а  пошли их к нам в  котлован!  На «виру- майну!» Я  опытных  вибраторщиков  от дела  отрываю...
- Ты что! Не видишь, кто  это?   Кто их писк наверху  услышит?
- Так  флажки же! И фонари!  И свисток...
В котлован? Это  меняло дело! Я — и в  котлован, о котором шумели все газеты Союза! Написать этак небрежно домой: « Я работаю в котловане, строю  Братскую ГЭС,  самую крупную в  мире!» А? Звучит! Голова моя сразу  пошла кругом.
А мужики  продолжали  спорить:
-Так у меня и ставки  такой нет -  флажками  махать! - отбивался  завкадрами.
- А  ты  пиши- бетонщицы!  И зарплата  высокая! - наседал на него  синеглазый. - А когда     бадья не ходит, могут арматуру  вязать!
Я  была  сходу  готова  завопить:  -Я согласна- но Катя  сдержано  промолвила: - Я с мужем посоветуюсь!
- Да, нужно  посоветоваться! - согласилась я.

У Леонида глаза полезли на лоб  от удивления : -
- Ты хоть понимаешь, что говоришь?  Это же  самое опасное  место  на стройке! И работа тяжелая, для мужских рук. Думаешь, чего там   скорая у лестницы  дежурит? Там камни сверху падают, только успевай  вертеться.» Майна- вира!» Ты хоть знаешь, что это такое?
- Не знаю, так научат! - Отбивалась я, Вон Гаша может
бетонщицей, а  я что,  — хуже?
Агафья, мастерившая что -то у стола, где  мы спорили, посмотрела на меня с сомнением  и покачала  головой.
- Не..е..е, ты не сдюжишь!  Ты  хлипкая. Куда  тебе!- Один  замок у бадьи открыть силенка  нужна. Ты  все равно  скоро   домой сбежишь. Я же вижу? Катя может и справится, а ты-не-е! Вон сколько  ваших уже  уехали!
Она  была  права.  Давно  испарились  из  Братска  Леночка  Совенко и ее друзья,  энтузиасты — романтики.  Теперь  здесь  серьезный  народ.  Настоящие  строители.
Мне  почудилось  пренебрежение  в ее голосе, и я  сходу завелась.  Катя, значит, сможет, а я нет? Я сбегу домой?- Я начисто забыла, что  именно это я  имела    все время в виду, и стала настаивать.
Тут в спор  вмешался  Алексей:
-  Я слышал в управлении, что  всех дорожников переводят на правый берег. Там будет ваша  база. Уже и палатки  строят.  Согласились  с вашими доводами, Леня.  Будет у вас свое  управление, независимое!  Поставят временный мост.  Потом все дороги пройдут по  плотине. Там подсчитали, что так  будет много дешевле!  Поселок  будет называться  Осиновка.
Это что  же получается?  Они все дождались переселения, а нам обратно в  палатки? В тайгу, на правый берег, где  ничего еще нет?
Город будет здесь, на  левом берегу. И школы, и клуб кончают  строить.    Нет уж!  Пойду  в котлован на эту самую  - как ее?-  Виру- майну! Пусть только  попробуют переселить  нас на правый берег!
Споры были долгие, но в результате  я пошла  в котлован под   опеку Агафьи,  а   Катя -  разбирать бумажки  в секретариат строительства.

Мы вышли из  осточертевшей палатки на рассвете.  С реки поднимался  холодный  туман.  В нем тонули    верхушки сосен,   постройки    вдоль берега.   Люди  шли сгорбившись, кутались в  ватники, покашливали, громко зевали.  Наверно только одна я  чуть ли не подпрыгивала от  возбуждения и,  чего там скрывать, от   страха.   Мы спустились  к прибрежным скалам, на которые будет опираться  плотина. Отсюда  начиналась  лестница в котлован. Железная, узкая,с  перилами из  металлических прутьев, она  висела на огромных  кручьях, ввинченных в скалу, и уходила  вертикально вниз, казалось, прямо в реку.  Кто смелый  да  ловкий, спускался лицом к реке, едва касаясь  руками   перил.  Но большинство - не спеша, лицом к скале, прижимаясь  животом к  ступеням. Эти сходни  гремели и раскачивались. Не было бы Агафьи, я бы тут же удрала  обратно.  Она придержала меня, пока  основной поток не   спустился.
- Ну давай!  И не боись!- - поощрила она меня. И я, дрожа, неуверенно двинулась  за ней вниз, судорожно  цепляясь за холодное железо.
- Не так уж и  страшно! - решила я, добравшись до  первой площадки. Она была не очень широкая, но человека два - три могли на ней , если понадобится, переждать. Площадок  было две, и от каждой из них вниз уходила своя  подвесная лестница на кручьях.
В  котловане  нас уже  ждал бригадир, тот самый синеглазый   молодец в черной робе, подпоясанный  широким ремнем, на котором чего только не болталось. Он еще раз подробно меня проинструктировал.
. И каждый из приведенных им примеров кончался плохо.
- Вон инженер  под бадью  угодил,  Билецкий, из управления. Его бетоном засыпало, еле живого откопали, в санчасти  лежит.
- Или девица, как ее? Из конструкторского. Каску одевать не хотела. Так ее камнем  чуть не убило...
Почему-то все  пострадавшие  оказывались  итееровцами.
И смотрел  при этом на меня с сомнением. Уверенности  мне это не прибавило, совсем наоборот.
Под конец он надвинул мне на  глаза  черную тяжелую каску, приказал не снимать ее ни в коем случае и вручил  два  флажка. 
Бетона в тот первый день моей работы не было, и я в брезентовых рукавицах, в которые можно было засунуть  не только две мои руки, но наверно и ногу, вязала  мягкой проволокой  арматуру, еще теплую после сварки.  Я  растерялась, озиралась  с любопытством и  изумлением.
Сверху котлован казался не больше комнаты. Тут же я  поразилась тому, какой он  огромный. Как футбольное поле. По самому дну ползали бульдозеры. Там было  мокро,  текли  мелкие  ручейки. Просачивалась  Ангара, шпионила. Шипела и искрила  сварка.    «Гладили» с оглушительным  шумом скалу  перфораторы.  Сверху  сыпались камни  и колючая  крошка. Что-то еще происходило, мне  непонятное.  Грохот оглушал и угнетал. Мне казалось все происходившее диким хаосом.
- Вибраторы молчат, а то еще хуже. - Прокричала мне  на ухо Гаша. - Становись  ко мне!  Буду тебя учить!  Рукавицы не снимай! - предостерегла  она меня. - Исцарапаешь  руки!
В тот первый день я  поднялась из котлована  едва живая, болело все: ноги, спина,  саднили   исцарапаные руки. Я , конечно, рукавицы эти чертовы  не раз  сбрасывала.  Они мне  очень мешали. В ушах стоял неумолчный грохот. Я даже не среагировала  на   приход  леповцев и праздник и суету по этому  поводу. Сбросила свою рабочую робу, смыла  ржавчину с рук,   свалилась  на кровать и уснула, не  поев.

Так я  и не смогла  привыкнуть к своей  работе, но через некоторое время стала кое в чем разбираться. Агафья  меня  заботливо  опекала. Не по росту  сильная и выносливая,  она, казалось, совсем не  уставала. Удивительно, как она   быстро сориентировалась.  Бетонщицы, к моему удивлению, слушались ее бесприкословно, и даже не решались при ней  материться. Стоило ей  поднять голову и глянуть, как затухала  любая ссора.  Она  на глазах становилась лидером. Даже  сам  наш синеглазый  бригадир Вася Камушкин это  заметил.  Но я-то видела, что  ей  здесь  плохо. Не  лучше, чем мне. Расслышала  однажды ее молитву:
-  Помоги Господи,  мочи нет  терпеть ! 
Бригадир  ходил все это время расстроеный, часто  взбирался наверх.  Уходил ругаться в  управление. Два раза  отправил  бадью с бетоном обратно.  Мы продолжали  вязать арматуру. А вибраторщики сидели на каменных глыбах , курили. И от нечего делать задевали  девчат.
- Чего это он такой сердитый? - поинтересовалась я.
-  Так бетон не идет! - объяснила   Гаша..- Не подвезли нужный цемент, какой-то особенный, для  плотин.   А требуют работу. Вася говорил — этот размоет.  Он вроде медленно  схватывается. Не знаю...  Бригадир  Иркутскую ГЭС строил. Он понимает.

Ну  и дождались. Пришли утром с чувством какой-то тревоги и неуверенности.  Не спеша  принялись за  работу.
- А у нас  водопровод  обьявился!  Можно даже  душ принять!- Сообщил чей-то веселый голос.
И действительно. В том углу, что к Падуну, плескался
широкий ручей, и  бетонная стена немного вроде сдвинулась   в сторону котлована.  Пришел  Камушкин.  Глянул.
- Всем на выход! - загремел вдруг его голос.  Он кинулся,, размахивая руками на  бульдозер, который  пытался завести водитель. Тот  не  давался, держался за руль.  Ручеек на глазах расширялся,  пенился. Бетонщицы  бросились к лестнице, мы с  Гашей за ними. То есть — я замешкалась, пыталась  понять, что  стряслось. А  Гаша, не раздумывая, схватила меня за рукав и поволокла. Все моторы враз смолкли, и стал слышен грозный голос  Падуна, заглушавший  людские  вопли.
Кто-то закричал: - Под скалу! Все под берег!-  Я прижалась к мокрому, холодному  камню.   Мимо,  обдав нас грязью, что-то с железным грохотом пронеслось  вниз . Я   была уже на первой площадке. Как я туда взлетела ? Не представляю. Тут нас  с руганью оттолкнули, и вверх   заспешили мужики.  Я  глянула вниз. Там  дна уже не было. Там бушевала Ангара, крутила бульдозер, как ребенок  игрушку, мелькнула в воде чья-то  голова,  плечо... Я  в ужасе  зажмурилась.
На   вторую площадку меня  втащили Камушкин и Гаша.  Камушкин поддавал сзади, а Гаша  волокла за шиворот, как  котенка. Я без сил опустилась  на  камни.   
- Все, приехали! - раздался чей-то голос. -Дальше  дороги нет. Сходни  вниз  свалились!
- Всем  садится  вдоль  скалы! - Скомандовал Вася — спиной к  берегу!
Мы очутились на  неширокой площадке, куда раньше спускался первый пролет лестницы.   А ее  на месте не было. Наверху  остались  висеть  свернутые  набок огромные  крючья.
Вот когда я по настоящему  испугалась, прижалась, дрожа, к плечу  Агафьи. Меня трясло. Я подобрала  под себя ноги. Только бы  подальше от  обрыва! Вниз я смотреть  не  решалась. Гаша  обняла  меня. Прижала к себе. Она  молилась в голос, крестилась, не скрываясь. Но на нас никто не  обращал внимания, никто ее и  не слышал, кроме меня.  Я тоже шептала  про себя что- то вроде:          «Господи помилуй и спаси!» Выходит, если припечет, так  мы все обращаемся к  Богу? Вот тогда я впервые  поняла это.
Шум  падающей воды, крики,  железный  лязг затыкал уши, ничего невозможно было   расслышать.
Вот так мы и просидели   на этом карнизе, дрожа от холода и страха, боясь сдвинутся  хоть на пядь,  до темноты.
Только Агафья озиралась, привставала, щупала  скалу над нами. Искала  выход?
- Да  угомонись  ты! -увещевал ее кто -то  боязливо.- Еще  соскользнем!
Там, наверху что-то мастерили, спешили. Слышался уверенный, грубый  командирский  бас.  Потом сверху спустили  флягу с водой, и передавали ее  вдоль   ряда. Я  с трудом отпила пару  глотков, окаменела, не чувствовала  ног, ничего не слышала, не видела, не воспринимала, и если  бы  Гаша не трясла меня время от времени за плечи., приговаривая что-то успокаивающее, и не  окрики с берега, где столпились родственники и мне чудился  голос мужа,  я бы , наверно,  не дождалась избавления.
Ближе к вечеру  нам  спустили  одеяла.  Что-то настойчиво  прокричал  бригадир. Гаша встала и меня заставила встать и переступать  на месте с ноги на ногу,  исполнять  диковинный танец.
- Давай, давай!  А то ноги  отнимутся! - командовала  она, . А потом мы опять сидели, укутанные в одеяла.
- Кран  ставят,- обьяснил кто-то, - Прежний в Падун  свалился. Хорошо, что не в котлован, а то  был бы  нам каюк! 
Избавление  пришло  под утро, когда уже  начало светать. Кран не удалось  поставить, и нас поднимали на  поясах, по одному. Командовали:
- Не раскачиваться!   Руками сильно не отталкиваться! Разобьет о берег. Берегись!
Я медленно ползла вверх  вдоль  щербатого гранита, защищаясь от него плечом и руками. Но все же пару раз меня крепко садануло о камень, синяки долго не сходили.
Я была одной из тех, кого сразу  увезли в больницу. Ноги  свело  болючей судорогой. Я была  в полусознании, и цеплялась за  Леню, не давала ему отойти  от меня ни на шаг..
В больничном  бараке потерпевшие  сидели  и лежали в коридоре  вдоль стен. Я заснула почти сразу, пристроив голову на  чье — то плечо. Проснулась от укола.  Надо  мной стояла  красавица в белом халате. Пшеничная  коса короной  вокруг  головы, синие глаза, яркое лицо. Она была  из прежней жизни.  Усталые, еще не отошедчие  от страха лица, испачканые, рваные ватники, синяки и царапины.И тут вдруг  она. Такой  контраст!  Я не отрывала  от нее  глаз.
И   Гаша. Гаша тоже  ходила  вдоль ряда, поила потерпевших из кружки и что-то говорила успокаивающее.Но тогда я ее не  слышала и не видела.  Это много позже , когда я  успокоилась, отдохнула и смогла  думать о  происшедшем,  когда  поняла, как близко  мы все были от гибели. Но ведь и она тоже была на волосок от смерти. Где  же она брала силы?
Красавица снова  подошла ко мне, протянула руку. От нее  пахло моими любимыми духами « Белая сирень»
- Ну вставай, поднимайся, рабочий  народ! Пошли потихоньку! Вдоль стеночки!  Там нас  уже ждут.
-Я не рабочий   народ, - пробормотала я .- Я учитель...
- Чего — учитель?  Математика?  Физика? - заинтересовалась она, даже  приостановилась.
-Немецкий, английский,- ответила я  едва слышно.
- А что  ты делала в котловане?
-  Работы  для меня нет... И не  обещают.
- Так, так.. А  фамилия  твоя? Где живешь?
Я что-то ответила, но без интереса. Я  твердо  решила  немедленно  уехать. Домой, домой! С меня достаточно!
У входа  она  передала меня с рук на руки  Леониду. Он почтительно   раскланялся, поблагодарил, и мы  потихоньку  тронулись в палаточный  городок.
- Ты знаешь, кто тебя  лечил?- спросил он  удивленно.- Это ж самого  начальника  строительства  жена!  Наймушина! Но  она  же  не врач?    Она, я слышал, ученый, биолог?
С этой встречи в больнице для меня началась  совсем  другая  жизнь, правда  не  сразу.
Нам,  потерпевшим, велели несколько дней  отдыхать, пока восстанавливали  котлован, и я вскоре  с удивлением   обнаружила, что вовсе никакой аварии и не  было Во всяком случае, так  сообщали  по радио и писали в газетах.  Так, небольшое  приключение, лестница  сорвалась.
А как же  те головы в бурлящей воде, которые я сама видела? Бульдозер крутило в водовороте?   Почему  тогда из котлована  выкачивают воду?
Все, кого я ни спрашивала, отводили глаза.
-  Не  приставай! Не нашего  это ума дело!
А Леня  увел меня  подальше  в лес и  предостерег:
- Ну что  ты  суешься ко всем без разбору со своими  вопросами? Сказано — не  было  аварии, значить не было! И никто ж  не погиб! Все на месте. Кому нужны  тут разные комиссии?
Он  отвернулся, пошевелил  губами, хотел что-то добавить, но передумал.Я видела, что он  смущен и  ему неприятен этот  разговор.
-  Разве кто-нибудь из расконвоированых? -  вопросительно произнес он.  -Так  ими лагерное  начальство  занимается! - Он помолчал.  -  Снабженцев уволили за  негодный  цемент . Да Камушкин схлопотал строгий  выговор. Хотя если  бы не он...  Вот! И забудь!    Теперь вопрос, как тебя из котлована  вызволить?   Или ты собираешься   обратно?
- Ни за что! -Запротестовала я.
Это  действительно  оказалось  совсем не просто.  Меня  не хотели отпускать, хоть   от меня было  мало толку.  После  долгих безрезультатных  хлопот,  я, отчаявшись,  подстерегла у  коттеджа начальника  его  жену. 
- На  ловца и зверь  бежит! - Сказала она, улыбаясь.- Хочешь  в  учебный  центр преподавателем?  У нас  аспиранты - заочники пока ездят на  консультации  в Иркутск.  А это  накладно и много  времени занимает.  Соглашайся!
- Да я хоть  сейчас!
Она  добилась, чтобы меня откомандировали  в  учебный  центр, ( Откомандировали, будто  военнообязанную!  Но  никто  не  удивлялся этому, и я  тоже решила, что так оно и должно быть.)     Я, наконец, занялась своим  делом:  вела  по вечерам  занятия с аспирантами и студентами - заочниками, их, оказывается, было  в Братске   немало.  Жена  самого всесильного начальника   создавала  учебный центр. Ей это  было не трудно . Не идти же ей учителем в школу?
Ну, а  с переселением нам  пришлось  подождать.   Правда, генераторы  исчезли, Нас подключили к ЛЭП, и тусклая лампочка  в палатке   светила теперь  без долгих перерывов. Но Катя оказалась права.. Три терема , которые красовались на берегу  реки,  были  без необходимой  начинки: ни водопровода, ни  слива, ни туалетов.  Не говоря уже про краны и батареи отопления.   
- Если не подвезут оборудование,  будете  зимовать в палатках.- «утешили» нас  строители.- Но  ничего страшного! Пока горят в топке  дрова, там тепло.
Ну что же.  Мы смирились. У меня была теперь  работа.  И, оказывается, уволится мы все равно не  могли . Но это уже совсем  другая история.


Это  произошло в тайге,  на  берегу  Ангары, ниже  по течению, где  еще и духу  цивилизации не   ощущалось.,  Был выходной, теплый солнечный день и  многие отправились в лес на пикники.
Осенняя тайга  приветлива  и гостеприимна,  гнус исчез совсем, и комариное  войско  сильно  поредело.  Не  тайга, а скатерть-самобранка! У немногочисленных кедров земля  усыпана шишками. Мелкие коричневые орешки  щелкают все, не только люди. Крупные ,  совсем не рыжие, а седые  белки, не стесняясь людей, набивают ими защечные  мешки. Суетятся  птицы-кедровки, ночью  жируют под кедрами  дикие кабаны. Самих кабанов  мы не  видели, но  их полосатые  детишки  бесстрашно  высовывали  пятачки из кустов. А ягод, грибов — не счесть! Но главное украшение леса — Жарки.  Золотисто-желтые, крупные, напоминающие  розу  цветы на высоких ножках,  огоньки по здешнему, они  словно  освещают   лес.
Мы   устроились  под  огромной сосной, собрали сушняк  и шишки для костра, под которым в золе пеклась  картошечка.  Когда  Агафья с нами, она не разрешает  ничего рубить,  ведет себя как хозяйка, и уже удостоилась  клички  «Адвокатша тайги» .  Это  Алеша ее  так назвал,  с легкой  долей насмешки. И пренебрежения. Для него она  была и оставалась  дикаркой. Он  принес  с собой   гитару, и  мы  пели знакомые  песни.

Мне нравилось смотреть  на  Гашу,  когда  мы  пели. Она  не  подпевала, нет..  Она  только  широко раскрывала свои  всегда   прицельно  прищуренные ярко голубые  глаза, лицо ее округлялось,   разжимались  сжатые в полоску губы.  И сразу   становилось  ясно, что  она самая  молодая  из нас.
Но в этот день  Женя и Гаша  были   почему-то  печальны  и задумчивы,  сидели  рядышком на  поваленном дереве и  молчали.
Мимо нас  прошла стайка  весело смеющейся и болтающей молодежи.  Впереди  шагал  паренек с топором в руках, и походя, даже не оглядываясь, бездумно  рубил блестящим лезвием  вершинки  совсем  молоденьким  сосенкам.
- Нет, ты  глянь, каков убивец! - вдруг  громко  возмутилась  Агафья.- Они ж тебе   ни на что и не  нужны! Ты ж их вот  бросил!  Почитай, целый  лес  сгубил!
Паренек  уставился на нас  с недоумением, и вся группа  приостановилась. Нам стало неловко. Мы тоже не поняли, почему  так рассердилась и разволновалась Гаша. Они постояли  и  пошли дальше, притихшие. Паренек  перестал махать  топором, взял его подмышку.
А  Агафья не унималась до самого дома, до нашей палатки.
- Все вы  такие, бездушные.  Для вас что  лес, что бревна- все едино. Что живое. Что нет... Ох, страшные  вы люди! Вон смотрите, девки идут. Кажная  по снопу  жарков  нарвала!  Вон та, так даже выдрала с корнями! Ведь  бросит в палатке  этакую красоту, а утром выметет в овраг. Ты возьми  пару  цветков, если не можешь просто  полюбоваться и пройти. Так нет!  Все, что увидели - снесли  ! - Гаша  чуть не плакала.
А я шла сзади  и видела, как она идет по лесу.  Ни за что не  цепляется.  Мимо куста идет — листик не  шелохнется.
Сухая ветка под ногой не затрещит.
И вдруг до   меня дошло, кого  она мне напоминает.  Мавка из
« Лисовой   песни»  Леси  Украинки! Ну конечно  же это  она! То  есть, конечно  не Мавка. Но  Пушкинская  русалка, что « на ветвях сидит». Или Рейнская, которая завлекает своим  пением  рыбаков! Все о них знают, и думают, что  это  сказка. Ан нет!    
У входа в палатку  они с   Женей задержались, и  долго спорили о чем -то своем вполголоса.
После   аварии она совсем  загрустила. Ходила  задумчивая, что-то решала для себя и не могла решить.

Вечерело. Уходящее  солнце разукрасило  легкие  облачка   сиреневым и розовым, а само  усаживалось в золотую  купель.
- Иди супу поешь,- позвала я. - С утра  ничего не ела, пропадала  целый день, разве  можно так?
Агафья вздохнула, оторвалась  от своих  мыслей, подошла к столу.
- Я в старый город ездила, к старику из милиции.  Не отдает  он  мое ружье. Я уже   даже  деньги ему  посулила. Так он обиделся! Говорит, записано оно у него. Теперь мне  нужно  - как это  он  сказал? Вот- «Разрешение на ношение  оружия». А кто мне его даст? Старик уже  не работает. Уволился. Там  другие.  Злющие, и слушать не стали, выгнали меня. Но  это ж мое  ружье!
- А зачем оно тебе?.- удивилась я. - В палатке его  оставлять нельзя.  Да и в общежитии тоже. Хотя когда оно еще будет, то  общежитие!
Я осторожно, как  Гаша меня учила, сняла котелок с огня,  налила в плошку.
- « Сколько месяцев я уже не  ела из приличной  тарелки!» - подумала я  про  себя. -» Видела  бы мама!»
- В горло не лезет.-  Агафья   опустила голову, отодвинула  плошку с  недоеденным супом.-
- Уйду я.  Не  могу я здесь   больше!   Душа  вашей  жизни  не принимает!
Она  помолчала.
- Все  друг-другу  враги.   Встретитесь-  зубы кажете, как  волки! Не-е , лесные  люди лучше. Ружье ладно  уж, пусть  пропадает.  У  меня  в тайге  дедово   припрятано. И патроны …- она  оглянулась. Но нас никто не  слышал, мы  были одни  у своего  стола.
- Ну куда ты пойдешь?  Сама же  говорила, что  твоих уже нет? И с работы не  отпустят! Видела же, как трудно  мне было  перевестись? А ты — уволиться!  Не  отпустят тебя!
- И спрашивать никого не буду!  Пусть они меня в тайге  ищут! Это вы привязанные. А в тайге  все  по  доброй воле! -
Действительно! Нам  по доброму  никуда не уйти.  Это мне  уже  объяснили — лучше  некуда.
Я оглянулась. У нее в глазах стояли  слезы.  Подрагивали  губы. И  глубокая  складка легла между  бровями.  Я поставила  котелок, подсела к ней, обняла  за плечи.
-   Что же ты будешь  одна в тайге  делать?
- Охотится. Меня  дед научил. Я белку в глаз  бью. На  рябчиков, зайцев силки ставлю. Ты ж видела?
Действительно! Пару  раз она  приносила  из тайги маленьких пестрых  птичек. Ошпаривала кипятком — перья легко  облетали_- отбрасывала тоненькие  косточки, и оставалась мясистая грудка, которую  мы с превеликим  удовольствием  уплетали!
-  В  факторию шкурки сдам — получу муку, макароны. Керосин. Спички. Как -нибудь проживу.
- Вот бы еще  собаку!- продолжала она. -  Без  собаки  нельзя. Плохо!
Она помолчала, вытерла  глаза  тыльной стороной  ладони.-
- А не получится-  на  Каменку  уйду, речка такая есть в горах. Там свои люди живут, они меня приймут.- Может, брат  вернулся. ...Тогда совсем  хорошо.-
Но в ее голосе звучала горечь.
- Нас, бетонщиц   в завод перевели. Панельный, называется. Я пошла, посмотрела. Это ж пещера! Дым стоит под потолком. Дышать  нечем. Не смогу я там! Мне  воля нужна, небо. Ветер!
Она подняла на меня мокрые глаза, длинные ресницы  слиплись в иголки.
- Вот  ты  мне  скажи, почему так? Почему  все на меня, как на  какое чудо, смотрят? Чем я хужее всех?  Ну пусть  девки  меня психоватой называют. Они сами...  Лаются меж собой. Дерутся. Наговаривают друг на дружку. Ладно!  Чего уж? Но Алексей Иваныч? Он же ученый? И другие. Если я в городе никогда не была, про транвай и метро  не слышала — так я, выходит, хуже  всех? Что ни скажу, он рукой  отмахивает, ровно я комар какой! И при Жене...
Я никогда не буду, как вы. Я знаю.  Но и он в тайге  не выживет. Ни в жисть!  В очках да с бумажками...
„ - «Так вот где , оказывается, собака зарыта!» - подумала я, и задала вопрос, который  давно   вертелся  у меня на языке, но я побаивалась его задать:
-  А что Женя? Он как?
- С Женей как... - она тяжко   вздохнула.. - С Женей.... Он со мной не пойдет, отказался.   Сказал — не выживет   в тайге.. С тоски помрет. Ему в город  охота, где  учился . В Сибирск, или как там. Не упомнила я...  Зимой поедет... Звал меня с собой. С  матерью  познакомить... Сказал, с ей будешь жить, учиться  пойдешь. Он  будет  приезжать... Я в городе  не смогу, ни в жисть! А он  в тайге... Говорит, не  любит  охоту... 
Она попыталась вытереть глаза  рукавом. Я подала ей платочек.  Она  скомкала его в кулаке и забыла.
- Мать у его  доктор. Разве  ж она меня приймет?  Он уедет.... Не  смогу я... в  колготне... Боязно  мне, а я не хочу  бояться!   Вы- то все  привыкли  … Друг дружку, начальство... А я не хочу! Не уживусь  я! Никогда...   Я  Таежница  и есть!- Она гордо выпрямила  плечи- Таежный  человек!


_ Агафья  ушла недели через  две.
Мы  собрались ее провожать. Она  долго  возилась с рюкзаком,  все что-то прилаживала, вздыхала... У ее ног  крутился и взлаивал  симпатичный   молодой  песик, белый, с черными  пятнами,  хвост  бубликом, глаза умные и веселые. Его  привел Женя. Отсутствовал  дня два, ходил к  евенкам, и  привел. Агафья  так была рада!  Даже  хмуриться   перестала.
- Теперь я не  одна! Он  обученный, я же вижу!
Я выпросила для нее у своих   студентов  сказки  Пушкина.
Но всех удивил Алеша .  Он  вручил ей пачку бумаги и коробочку  чертежных  карандашей! Это ж надо!
- Где  же ты достал такой дефицит? - всполошились  мы.
- В конструкторском  ! - похвастался  он. - Им целый контейнер  прибыл! Переживут! - Он  погладил  Гашу  по голове.
Ну, будь здоров!  Если что, возвращайся, мы  будем рады! Ты пиши  Женьке письма. Может, и он захочет в отшельники?!
Гаша на все только кивала,  растеряно  улыбалась.
- Я провожу тебя!-  предложил  Женя и  закинул на  плечо ее мешок.
Они  с Женей  ушли, а мы долго  смотрели  им  вслед.  Я украдкой  вытирала глаза. Катя тоже никак не могла  совладать со своим  носом, а  мой  Леонид  сказал  серьезно:
- Кажется, нам будет  ее не хватать !

Галина  Кисель.
Bremen