Наш октябрь

Зачарованные места рождают потрясающих людей.

Где-то в рязанской области есть село Константиново, 3 октября подарившее свету Сергея Есенина (и подарившее свет - ему!). Так не хочется говорить громко. Так не хочется. Хочется тише, как можно тише, в гармонии с атмосферой этого прекрасного села.

Невероятно всё складывается. Удивительной красоты село, знаменитое на всю Россию благодаря таланту, некогда раскрывшемуся в нём. Ведь это место можно было бы превратить в "бизнес-галерею". Но ничто его не коснулось. Ничто его не затронуло. Плывут густые, поистине сказочные облака, тяжелеют щедро обсыпанные плодами ветви яблонь, пестреют домики, спокойно разливается Ока. Разливается...и ни шелеста берёз, ни запаха роз, ничего не ощущается, кроме грандиозности этого отвеса над рекой, и неба - над ним.

Приезжают люди. Но все замирают в этой атмосфере нетронутости. Это место не задето временем. Завораживающий клочок земли, вырванный из движущейся жизни в вечную жизнь.

Бегают дети - загорелые и светловолосые. Не Московские, не Рязанские и даже не сегодняшние, а те, что - тогда, и всегда. Продают ягоды и рыбу. Зачарованные места рождают потрясающих людей.

Мой муж родился в Чусовом. В Пермь он приехал учиться, а после, остался здесь жить. На его Родине я была всего раз – одной ранней осенью, когда мы вместе ездили знакомиться с его родителями. Это был не лучший период для первой поездки в новый город – шли дожди, дороги Чусового были размыты. Под пасмурным небом мы гуляли в резиновых сапогах. Но я помню, что ещё тогда я почувствовала особенную атмосферу этого маленького городка: когда стояла около алевшего рябинового куста и удивлялась тому, откуда же среди этих серых туч, мрачного неба и неприглядных домиков взялось такое яркое пятно? Ещё тогда пришла мне в голову мысль: зачарованные места рождают потрясающих людей.

Почему же я начала свой рассказ именно с этой даты – 3 октября? (Благодаря ей и родилась эта аналогия). 3 октября у нас умерла кошка. Эта кошка прожила в нашей семье шестнадцать лет. Два года назад у неё обнаружили саркому кости – опухоль появилась внутри челюсти. Мне советовали сразу усыпить её. Даже не затем, чтобы избавить от мучений себя, а затем, чтобы животное не мучилось. Я не смогла. Ей, видимо, суждено было пройти через это до конца.

У кошки сместились зубы, и перекосилась челюсть. С каждым днём её внешнее состояние всё ухудшалось и ухудшалось: щёку разносило и появлялось кровотечение. Причём, кровотечение могло возникнуть в любой момент: во время еды или сна, и кошка могла так и лежать с окровавленной головой. Я переступала порог квартиры и сразу же чувствовала тошнотворный запах. Последний год существовать рядом со всем этим было просто невыносимо: везде, где она находилась, дышать было невозможно. Мы постоянно проветривали комнаты, закрывались в кухне на периоды завтраков, обедов и ужинов. Кошку впускали после. Но в последние дни она не могла дойти и до кухни, поэтому тарелку с её едой приносили в ту комнату, где она лежала. При этом, и до туалета она зачастую была дойти не в силах. Я всё смотрела на кошку и думала: какой же человеческий у неё остаётся взгляд. Ведь она будто всё понимала, и старалась ради нас дойти, доползти, и будто бы просила прощения за то, что совсем немощна. Если она добиралась до своего лотка, то не могла подняться, и очень часто мы находили её там: лежащую внутри. Кошка была ещё и длинношёрстная, и при поднятии с её шерсти всё стекало.

Вместе со мной, мужем и сыном жили мои родители. У отца стали возникать постоянные вспышки гнева. Он пинал это и без того умирающее животное, а в лучшем случае, кричал: «Ну, воняет! Ну, воняет же! Усыпите её, наконец!» Тогда я впервые задумалась о том, как с таким человеком всю жизнь прожила моя мать. Была ли она счастлива? Любовь это или терпение? Нет, это не было привычкой. Несмотря на его вспыльчивость, я видела, что мать не сможет без него, как и он без неё. Я подумала, что с моими родителями вряд ли случится такая же ситуация, как с кошкой: если они умрут, то только в один день, потому что даже физически, не то чтобы эмоционально, не смогут друг без друга.

Мой пятнадцатилетний сын, глядя на деда, тоже начал приговаривать: «Усыпите её, усыпите! Пахнет, пахнет!» В этом плане он, почему-то, брал пример именно с него. То ли из-за того, что сын пребывал в подростковом возрасте, то ли из-за того, что это было генетически заложено, я стала наблюдать у него постоянные перепады настроения: резкие, яркие. А ситуация с кошкой только усилила их. Он ограждал себя от кошки. Я понимала, что ему тяжело, и сама хотела его оградить. Однако, задумывалась.

Для меня уход за больным созданием превратился в муку. Вытирая очередные лужи, я стала ловить себя на том, что уже сама думаю: «Когда же ты уже умрёшь?» Бывали моменты, когда кошка засыпала, и могла пролежать в одной позе несколько суток. Тогда я с постыдным для себя облегчением думала: «Неужели, отмучалась?» Но нет, наша мужественная кошка вновь открывала глаза и вновь находила в себе силы дойти до миски с едой. Этот период – когда каждый день я была готова проститься с кошкой, длился полгода.

Поразительнее всех выдерживал испытание мой муж. Очень спокойно, и даже с улыбкой. Он никогда не жаловался, он никогда не ругался и не возмущался. Я не видела его рассерженным или усталым. Это я поняла уже после: он был полон бесконечной любви – не столько к этой кошке, сколько ко всем нам. Именно нас он хотел уберечь от мучений и переживаний. Он начал мыть её каждый день. Наша кошка всегда боялась воды, поэтому и мы сперва боялись: как перенесёт? Но не было выхода. И мужу она давалась, давалась с пониманием, будто бы хотела сказать: «Мне это очень неприятно. Но чтобы вам не было неприятно, я потерплю, я потерплю». Муж всегда уносил и укладывал кошку на подстилку, если она падала где-нибудь посреди квартиры, не в силах доползти до своего места. Он брал её на руки, не брезгуя (а мы все даже не садились на те диваны, на которых лежала она!), и качал, как маленького ребёнка, когда у неё образовывалось кровотечение или начинались приступы жуткой боли. Он мог терпеливо, по ложечке вливать ей в перекошенный рот еду, когда она уже совсем не могла есть. Он спасал меня от этого. А я всё думала: за что же такую, с такими тёмными мыслями он так любит? Чем же я достойна такого мужа?

Но сама кошка удивляла меня не меньше. Нам всем было плохо, но ей – ещё хуже. Она настолько благородно, настолько кротко выдерживала все мучения, что я задумывалась: а каждый ли человек смог бы? В её взгляде всегда была вина, и, быть может, мольба: не мучайте себя! Спасите себя! В юности она была такой красивой кошкой, а в кого превратилась? Она это осознавала, но была терпелива. Каждая ли женщина так смогла бы? Ведь это просто невыносимо: из потрясающе красивого создания превратиться в уродца-калеку. Это было её крестом, её испытанием.

Муж успокаивал меня, говоря, что обязательно должен существовать кошачий рай. За такие муки положено вознаграждение. Не может того быть, что мы, люди, живущие с ними на земле, будем жить в раю без них. Это было бы несправедливо. И, хотя и говорят, что у животных нет души, мы были уверены, что у нашей кошки её не может не быть.

Мы с мужем очень боялись, что кошка дотянет до зимы и умрёт зимой. Тогда будет очень тяжело её похоронить: мёрзлая земля почти не поддаётся. Но, к нашей радости (всё же, я скажу именно так), умерла она осенью, 3 октября. Удивительно всё сложилось: никто из нас не застал её смерти, кроме мужа. Родители были в больнице, сын в школе, а я – на работе. У мужа был выходной. В какой-то момент ему показалось, что наша кошка вздыхает так, как будто бы этот вздох – последний. Он испугался, что она так и умрёт – валяющаяся на полу посреди душной комнаты. Но это был не последний вздох. Тогда он взял её на руки, уложил на её подстилку, и отнёс эту подстилку в свой рабочий кабинет – на подоконник. Там он приоткрыл окно – чтобы последние минуты она могла подышать свежим воздухом. И, бывает же так, именно в этот момент выглянуло солнце. Муж радовался тому, что напоследок она увидит ещё и свет, который не видела уже очень давно. Кошка лежала, немного зажмурившись, а он сидел рядом и спокойно работал за компьютером. Наверное, он всегда был так спокоен, потому что знал, что для этого существа он делает всё возможное. Он слышал её последний вздох. Этот вздох был человеческим.

Я вернулась с работы через полчаса после её смерти и ещё застала её на подстилке на подоконнике: в солнечных лучах и даже с немного переливающейся на солнце свалянной шерстью. Мы похоронили её в Балатовском лесу.

В деревнях и сёлах животные, чувствуя приближающуюся смерть, покидают свои убежища. Это они нас берегут, нас. Ведь мы, люди, даже и не представляем порой, через какие муки им приходится проходить. У нашей кошки не было выхода. Но в её испытании я увидела всех нас. Я увидела.

Октябрь 2016.