Сашка

Не зря бабка Стася говорила, что негоже называть девку мальчишескими именами. Вот и Сашка выросла "своим парнем": и крыс с мальчишками ловит, и по деревьям что тот бельчонок скачет, и не скажешь, что по весне уж шестнадцать сравнялось. Другие девицы и щёки уже тайком румянят, поясами талии осиные подчёркивают, волосы укладывают в замысловатые причёски... Мальчишки на них засматриваются, ромашки дарят, жён себе присматривают.

Сашку-то, говорит эта же бабка Стася, замуж не позовут: рябая, маленькая, пухлая, с жиденькими волосёнками, что едва плеч касаются. Была бы хоть хозяйкой... Так ни готовить, ни убирать не умеет, лишь научилась бегать, что тот ветер в поле, да свистеть Соловьём Разбойником.

— Александра, — учила бабка, — ты слабой будь, нежной. Что проку с того, что упадёшь, поранишься, а даже не пожалуешься? Мальчики-то слабеньких любят.

Сашка лишь засмеётся, запрокинув немного голову, да убежит к Пашке с Ванькой на речку.

— Тебе бы похудеть, Сашенька, заплести косы, — мягко корит мать, — чай уже не шесть лет.

Сашка немного обиженно фыркает, прячет в глубь комода платье и ныряет в старый комбинезон с потёртыми коленями. Почему это ей срочно нужно разряжаться в цветастые аляпистые платья, опускать ресницы при встрече с мальчишками и кокетничать? Да и играть за селом в казаков-разбойников гораздо веселее, чем вышивать.

Лишь умерший полгода назад отец её не корил. Радовался, что есть с кем на рыбалку съездить да велосипеды ремонтировать.

— Неужели она никогда не повзрослеет? Как же её образумить? — жаловалась иногда Сашкина мама бабке Стасе.
— На всё своё время, Анна, на всё своё время.

И время пришло на двадцать первое лето, когда небо расцвело гулом самолётов и немного дрожащим голосом Левитана из радио.

Рябая пухлая Сашка смешно смотрелась в форме, а бабка Стася и Анна рыдали у развалин церкви и кляли себя за то, что разрешили Сашке пройти обучение стрельбе год назад. А Сашка не плакала, только стояла бледная, словно мел, сжимая в кармане тайком подаренный бабкой крестик. Пашка с Ванькой тоже стояли рядом и форма им шла, и бледными они не были. Переговаривались громко, что, мол, поскорее бы на фронт, да фрицам показать, кто такие русские.

Провожали новоиспечённых солдат всей деревней. Дети дрожащими руками сунули им бледные полевые цветы, бабы, не стесняясь, мелко крестили...

Опустела деревня без молодёжи.
Опустел дом без Сашки.

Никто вихрем не носился по двору, пугая кур. Сашка носилась где-то там на передовой, чтобы в родную деревню не пошёл враг. Бабка Стася же подоставала припрятанные много лет назад иконы и ежедневно била перед ними поклоны. Анна лишь смеялась над ней, а потом, когда в деревню зашли фрицы, торжествуя, насилуя, круша и разрушая, сама стала перед образами, дабы незнакомый ей ранее Бог сохранил Сашку от всего.

И Бог услышал. Спустя четыре страшных года вернулась Сашка.

Рябая тощая Сашка с жиденькими волосами, заплетёнными в замысловатую косу, дабы скрыть седые пряди, вошла в деревню вместе с горсткой выживших. А Пашки и Ваньки рядом не было, а у Сашки на шее три жетона. Она говорит, мол, не дожили до победы трёх недель. Голос у Сашки дрожит, Сашка рыдает громко и взахлёб. У неё нет больше двух почти-что-братьев и двух пальцев на правой руке. Скулы у Сашки вот-вот прорвут кожу, из-под гимнастёрки виднеются бинты и шрамы.Сашка прикрывается руками и просит не смотреть.

... Александра стройна и умна, умеет готовить и убирать, носит юбки и платья.

Бабка Стася говорит, что она стала совсем взрослой, говорит, что такую девку мигом сведут со двора.

... А Сашка боится ярких вспышек, громких звуков и кричит по ночам.