Он и Она

Она встречала его так, как будто одного его ждала всю жизнь. Любовь золотым потоком лилась из ее души. Она разжигала костер любви, чтобы он грелся возле него и не   хотел уходить…

Она была угловата, неловка, чересчур застенчива и скромна. У нее был вид девочки, застигнутой за шалостью.

В ней была мечтательность, в которую он погружался, думая о ней.

«Мы любим тех, кто таит в себе некую таинственность, которой не достает нам самим», – думал он с тоской и отчаянием.

Он переливал свою энергию в ее хрупкое тело, в ее плененную душу.

– До встречи с тобой я чувствовал себя, как на платформе, – говорил он задумчиво. – Стою, в душе сквозняк, а мимо проносится чужая, прекрасная жизнь.

Его глаза были полны грустной нежности, и она тонула в них. Все остальное отступало, осыпалось, пропадало куда-то. Ничто не нарушало чудесную гармонию между ними.

Снег в сугробах еще темнел, как почерневший ноготь, но уже повсюду бушевала весна. Она прошивала прошлогоднюю листву шильцами травинок, разливалась голубым сиянием пролесков, полянами хрупких подснежников. Почки на сирени становились похожими на нахохлившихся воробьев – вот- вот проклюнутся.

Она все время была в полете и звала его за собой. Порой ему казалось, что вместе они проплывают, держась за руки, над белоснежными караванами облаков, над церквушками и зеленеющими полями. И так не хотелось возвращаться в привычное состояние обыденности.

Где-то он прочитал, что жизнь состоит не из количества прожитых лет, а из счастливых мгновений, которые запомнились.

Теперь он примерял эти слова к себе.

Она была юна, а он стыдился седины. У них не совпадали времена года. Внутри ее бушевала весна, а его душу заливали холодные осенние дожди со срывающимся снегом.

– Ты слышишь, как смеется листва? – спрашивала она. А ему казалось, что улицу бьет озноб. Она рассматривала звездочки снежинок, а он ворошил серую золу бессонницы. Ей роса казалась перламутром, а он думал, что розы плачут. Тополиный пух напоминал ему снег в июле, а она, будоража воображение, разглядывала отражения в зеркалах луж.

– Мы сами создаем и ясную погоду, и грозу, – щебетала она, – прежде всего в себе, но и вокруг себя тоже.

Деревья, цветы, запахи земли, красоты неба и свежих дуновений – все это великолепие она собирала и каждое утро дарила ему.

Она прыгала через ручей и читала стихи:

У капели – тяжесть запонок,
И сад слепит, как плес,
Обрызганный, закапанный
Миллионом синих слез.

А он думал, что все в мире соткано из случайностей, из хрупкого переплетения паутинок. Счастье недолговечно.

Иногда и он во сне бредил стихами:

Хочу тебя забыть,
Да только не получится…

Он на время проваливался в забытье сна, но поэтический родник упрямо пробивался через сознание:

Только ты, мой пожар, мое пламя,
 Можешь остывшую душу согреть.

Бывало, она пускалась в размышления.

– У человека есть несколько жизненных матриц: разделенная любовь, неразделенная любовь и любовный треугольник. Эти три варианта накладываются на разные характеры, на разных людей, и получается бурлящий суп из   человеческих страстей, – щебетала она, перебирая пальцами  его поседевшие на висках волосы.

В такие минуты ему меньше всего хотелось вступать в философские дебаты. Он просто любил. Может быть, впервые в жизни…

Его жена, которую сосватала ему мать, с годами стала злобной и раздражительной. А когда умерла от тяжелой болезни, он и вовсе замкнулся в себе, чувствуя, как с каждым днем черствеет душа.

И вдруг это восемнадцатилетнее счастье! Откуда она свалилась на его голову? Может быть, пришла из романтических грез, не сбывшихся в юности? Из предрассветных снов, в которых всегда теплится надежда? Его опустевшая душа обрела крылья для полета.
Вот она открыла дверь своим ключом. Какое счастье – она пришла!

И пусть любовь обречена
На то, что все пройдет.
Золой развеется она
И вмерзнет пеплом в лед.

Им было вместе хорошо
И страшно было врозь,
Ах, как же сладко и грешно
Им ночью не спалось!

От медных лучиков волос
До пламени ногтей
Мечталось ей почти до слез
Сгореть в любви своей.

Они вместе войдут в умытый весенним дождем мир. Они не расстанутся никогда.  Он это твердо решил.

Ведь все мы в ответе за тех, кого приручили…