Люк

Он  пришел…  Почти три месяца  недомолвок, недоговорок, непонимания. Только   теперь все  стало  ясно. Вилма удавилась  своей недогадливости. Достала утром из  шкафа диную трикотажную  юбку и теплый воздушный джемпер с объемным воротником. Поводя  зябко  плечами, еще укуталась  длинным  шарфом. Она  была  далека от желания  прихорашиваться, просто и привычно  дуло от окна. На  улице сверкало от солнца и голубизны внезапно открывшегося неба.

Когда столкнулись на вечере в «Ноктюрне», они даже не  разговаривали, так,  кивнули  настречу, обозначив, что вот, она  пришла –  и вот, он  здесь. Он – в тонком   ассиметричном  пиджаке с молнией и в  легком перегаре, она в длинной юбке и свитерке с объемным воротником, который скрывал  плечи  и подбородок.. Плавая в  человеческом  водовороте, глазами не теряли  друг  друга  из виду.  И все. Еще  через неделю или даже  две, на выступлении  новичков: совпала  реакция. Высоко поднялись его брови:«Вот  такие  вещи меня  выбешивют». - «Меня  тоже». Полуулыбка, разведены  ее руки. Конечно, это  мелочи. Но  совпадение в  мелочах не  забывается.
Вилма заглянула на  его страницу в  Фейсбуке. И тут  же замерзла.
«Смотрел, как твои границы стирались. Не могла? Теперь можешь, ты выгнула спину, почистила крестик. Не спала? И не будет спокойно  вместе. Твои мысли, как запах в Рив Гоше. Агилера пинает Гуччи за то, что он не Армани.... Все в прозрачный пакет - вот душа.
Для тебя. В крови лабутен на левой ноге, что истерла в погоне за призрачным счастьем. Цветок в волосах. Не Кармен! Манекен. Холодишь.
Выпьем за тебя. Я люблю тебя. Тебе можно соврать. По-простому, без сложных конструкций. Я хочу тебя. Опять вру. Ну, устрой же мне революцию!  С длинных страшных ресниц-великанов  твердые капли сыплются вниз. К лабутенам».
Пришлось  сделать вид, что  она этого не  видела. Про  себя  она назвала его  девушку  Некармен и не  осмелилась откликаться на текст. Да и вообще  ее как-то не волновала. Вполне возможно, он  ее придумал, чтоб казаться  роковым. Ее женский опыт говорил, что особо  больные на  данный  момент  люди свой недуг  замалчивают, а если говорят – значит, не смертельно.

А  потом    где-то  через  месяц не его стене появилась невыдуманное.
«Но была ли это любовь? Ощущение, что он хочет умереть возле нее было явно преувеличенным: он тогда виделся с ней лишь второй раз в жизни! Уж не истерия ли это человека, осознавшего свою неспособность к любви и потому разыгравшего перед самим собой это чувство? К тому же его подсознание оказалось столь малодушным, что избрало для своей комедии всего-навсего жалкую официантку из захолустного городка, не имевшую почти никакого шанса войти в его жизнь! Теперь он стоял у окна и воскрешал в памяти ту минуту. Что это могло быть еще, как не любовь, которая вот так пришла к нему заявить о себе?» Вилма  оставила отметку  эмпатии.
 «Да,  это  она».
Тогда ли  они стали переписываться? Тогда ли  они удивили  друг  друга тем,  что обоим  близок  Милан Кундера? И та  запись на стене  была  цитатой из Кундеры.
«Ты что читаешь? – «Невыносимую  легкость бытия». – «Любимое», - отозвалась Вилма.… -  «Но тот мир нельзя проецировать на наш. Ни в коем  случае,  слышите?» – «А я  осмеливаюсь, Дагмар». -

- «Если только ради полета фантазии и для гармонии в душе». – «Вот именно, Дагмар. -«А что делать, если я живу в другую эпоху?» – «Значит,экстраполировать! Может, этот роман поможет видеть в людях хорошее, Дагмар». – «Далось  вам  это  хорошее… Во  мне полно  черноты…»
Конечно, он сгущал  краски. Такой молодой, высокий. Летящий легкий облик, светлые  волосы, тонкие  черты  лица. Кто он, этот  европейский  мальчик, он приезжий?

А  может,  гораздо позже,  когда он  надолго пропал из  сети и не поzвлялся  в  «Ноктюрне».Этот культурный  центр  хоть и  большой, но все ходят  через холл, там не пройти незаметно.
Вилма  мерзла так, что  ее не спасали шубы и шарфы. Она писала длинную статью  мемуарного  характера. Подолу сидела ночью, пересматрматривала старые записи.   Лампа освещала ее  с одной  стороны, а с другой по-прежнему  было  окно, от которого  дуло. Она  очень уставала, и сны ей  снились длинные, запутанные, и во сне  не отдыхала она. Под главами  почернело, складки у  губ  стали  резе. Годы  давали  о себе  знать, седина проступала в русых  волосах.
Она описала  свой  сон и поставила  на стену Фейсбука маленький  фрагмент. Ну, там, где во сне приходила мать. Чувство горечи запоздалое…И ссылку на  текст. Назавтра  глянула – под ее  ссылкой  появилась  его  ссылка. Как  быстро-то! Значит, заглядывает тоже.
Общим был не  сюжет, а  странная атмосфера  вины.  Вилма писала  все  это  машинально, занятая  мыслями  о  незаконченной работе. Дышала на зябнущие  пальцы. А Дагмар   тоже  писал  машинально, занятый мыслями не о работе,  может, о Некармен. Они, как зыбкие   ночные  огни,  мелькали на  периферии  друг друга.
И снова провал во  времени и пространстве. Он не  появлялся. Снова уехал? Что  он  мотается  туда и сюда? Где он  работает, чтоб можно было так  мотаться?

Вилма  сжала  себя в кулачок и  закончила  мемуары. Теперь нужно было искать  место  для публикации. У нее опять потерялась банковская  карта. Почему такая  рассеянность?  Непростительно  же. Вечером он был  в сети, но молчал. И так  еще насколько дней.  Она почему-то рассердилась и  тоже не захотела идти на контакт.
«Я не мог приехать и позвонить. Перевернулся на  машине».
«Чего  только не придумают  люди, лишь бы не…»  Что  значит  «не? О  чем  это «не»?

Наверно, она  оскорбила его недоверием. Какая, по сути, разница -  перевернулся, не  перевернулся. Он  жив, вот что главное .Он  уже начал  говорить с ней по-человечески!  Страшно подумать, ведь были  же  моменты понимания, и тут они оборвались. Далась ей  машина  дурацкая. А вдруг  он  в  тот момент нуждался  в сочувствии? Может, у  человека  горе. Или  человек напился. Или тяжело  заболел…
Вилма  открыла  «Часовню», помолилась  за  чужого  человека Дагмара. Он  был  ей никто… но молиться  же можно за любого  человека.  Даже  если он тебя  бросил.  Даже  если виртуально.
Это  чувство  вины, будь оно неладно. Вилма написала: «Прости. Мы  больше не  увидимся». - «Куда я  денусь с  вашей подводной  лодки?»  Нет, он определенно  человек с юмором. Ну  да,  это идиома  безнадежности,  безвыходости. Это  значит, искра все  же проскочила? И  с того момента пошлая  песня  "Чайки" закрутилась в ее  утомленном  мозгу: «Куда  ты денешься, когда  разденешься, когда  согреешься в моих руках. В  словах  заблудишься.  Потом  забудешься,  Потом окажешься  на облаках». Полная  ерунда.

«Ты, оказывается,  способный  человек, Дагмар. Могу  помочь, если надо».
« Я вас очень уважаю и склоняю голову  перед  вашим творчеством. И  знаю, как  для вас это важно. Но  со  своими демонами я сам разберусь».
«Почему ничего не ответил на мой текст?»
« Как  же не ответил. Мой текст – это и  есть ответ».
«Ну, что с  тобой?» 
«Поговорить  бы надо. Не в  сети».

Вот он и пришел. Прямо  в офис, где по коридору  ходили  люди, щелкали  банкоматы, постреливали мобильники  и  поминутно  кто-то мог  войти.
На  улице  полыхала  хрустальная  зимняя яркость, как стеклянный  сосуд на  окне, пустой, состоящий  из  сотен бликов. От переполнения  светом  сосуд терял  свои четкие  очертания. Так и  гость, почему-то весь в  белом, и джинсы,  и строченая  короткая  куртка с кармашками на рукавах. Заклепки при движении вспыхивали нестерпимо острым металлическим  блеском. Как  иголки.
«Понимаю, что для вас много значит все это. Вы отдали  жизнь за это умение, понимание.  Но я не  хочу вас обманывать. Для  меня это забава, не  более. И ваш хваленый «Ноктюрн», и все  с этим  связанное. Но совсем не готов убить на это  жизнь. Нет, правда, я не  могу  дать вам того, что вы  от меня ждете. Люблю  себя. Узнал то, что нужно. А  вы  ждете, в ваших глазах  вопрос. Было бы  нечестно обещать вам. Да  мне и нечего  вам  обещать. Желаю вам счастья, успеха и других, более  достойных … учеников».
Подал  дорогую  коробку конфет, мягко  улыбнулся. И откланялся. "Работа на  волоске, личная жизнь рухнула, семья развалилась, жить негде, только  этих игр мне не хватало. А то, что я способный, я и сам знаю".

"Что ты наделал? - хотелось  кричать ей. - Ты не у меня  отпросился, у литературы. Я прощу  что  угодно, но она  ничего не прощает. Ты никогда не напишешь обещанный своей Некармен роман, ты не  сможешь.Этому надо  учиться, а тебе лень. Ты ударил по руке, которая  тебе  протянута. Что ты творишь?..."

Но как же подводная  лодка? Куда можно убежать  с подводной лодки в открытом  море, на  глубине триста метров? Так там, оказывается, всегда есть  аварийный люк.