Водовозова Майя Владимировна -

   
       —  «Человек потрясающей судьбы. Мужественная, добрая, профессионал высшей пробы. МУЗЫКАНТ!» (А.Шеленгда. Они тоже гостили на земле»)
      
    Многие из студентов, учившихся у мамы  (Елизаветы Борисовны Брюхачевой – доцента, заведующей кафедрой концертмейстерского мастерства Московской консерватории им. П.И.Чайковского),  но уже ее  окончивших , в течение долгих лет, а иные (Татьяна Афанасьевна Чубченко, Валентина Евлампиевна Дмитрова и др.) - и до самых последних дней жизни не теряли с ней связи. Самой любимой была Майя Владимировна Водовозова, «Майечка», как всегда называла ее мама. А для других близких ей людей  она была просто «Майка».

    Майя Владимировна Водовозова происходила не из обычной семьи. Прадед — Иван Фёдорович Токмаков (1838—1908), жил в приграничном с Китаем городе Кяхта и занимался торговлей чаем с Китаем. В 1885г., по совету врачей, Токмаковы переехали в Крым, в Алушту. Иван Фёдорович занялся виноградарством и на вырученные деньги построил в Алуште целый больничный комплекс. Одна из его дочерей — Елена Ивановна (1869-1945) — вышла замуж за священника Сергея Булгакова (1871-1944), известного философа и богослова, другая — Мария Ивановна (1869-1950) — за Николая Васильевича Водовозова (1871—1896), публициста, сына Водовозова Василия Ивановича (1825 – 1886), основателя новой русской педагогики. По его инициативе в учебных заведениях зазубривание по тетради теории словесности, продиктованной учителем, было заменено непосредственным изучением произведений русской и иностранной литературы. Он знал 10 языков, древних и современных.
      
     В начале шестидесятых годов 19-го века Василий Иванович, по приглашению К.Д.Ушинского (1824-1870/71, педагог-демократ, основоположник научной педагогики в России.), преподавал литературу в Смольном институте благородных девиц.  В 1871г. он выпустил «Книгу для первоначального чтения» совместно с «Книгой для учителя». Они быстро распространились в народных школах, первая в течение 20 лет разошлась в количестве более семисот тысяч экземпляров. Фамилии его и Марии Ивановны упоминаются в энциклопедических словарях.      
    
     Николай Васильевич и Мария Ивановна тоже занимались издательской деятельностью. Умер он рано, а она продолжала выпускать в свет учебники, книги для народного чтения, по истории, политэкономии, о рабочем классе и профсоюзном движении на Западе. Ее издательство первым начало печатать произведения В.И. Ленина. Оно перестало существовать в 1900г.: Мария Ивановна попала под надзор полиции и была выслана из Петербурга в Крым.
   
     Владимир Николаевич Водовозов (1895—1924), сын Марии Ивановны, отец Майи Владимировны, тоже умер рано. Мать Майи — Наталия Дмитриевна вышла замуж во второй раз. В 1943 г. отчима арестовали (он был крупным инженером), обвинили в связи с иностранцами и потребовали подписать признание в шпионской деятельности. Его предупредили, что, если не подпишет, посадят жену. Он не подписал. Тогда посадили Майкину маму, работавшую референтом-переводчиком в редакции газеты «Дейли - Телеграф». Ее тоже заставляли подписать выдуманное против нее обвинение, угрожали, что, если и она не подпишет, то посадят их дочь. Она не подписала.  Ее осудили на 8 лет пребывания  в исправительно-трудовых лагерях. И Майя, учившаяся тогда на пятом  курсе консерватории, тоже отказавшаяся подписать выдуманные показания против матери, с 1947 г. оказалась в одиночных камерах, переходя  из Лубянки — в Таганку,  из Таганки — в Лефортово. Там соседнюю камеру занимал особо секретный узник. Перестукиваясь через стенку, она узнала, что это был известный шведский правозащитник Рауль Валенберг.      
   
     Политзаключенная Сусанна Печуро вспоминает, как она какое-то время до объявления приговора сидела вместе с Майей в Лефортово: «Умная, интеллигентная, студентка последнего курса, сталинская стипендиатка, была под следствием 5 лет, никак не могли придумать статью.  В СИЗО  Майя тренировала руки: садилась к столу и на пальцах играла, называя ноты  вслух». Майю приговорили к ВМН — высшей мере наказания, т. е. к расстрелу. Но потом заменили приговор на 10 лет тюремного заключения. Там Майя  выучила английский  и французский языки (книги она получала из тюремной библиотеки).
 
     В чемодане на ее даче в Загорянке хранились перчатки, которые ей   кто-то кинул через забор во время прогулки по тюремному двору. Последние годы она провела во Владимирском централе, в той самой камере, которую перед нею занимала актриса Зоя Федорова. Ее в 1946 г. приговорили к 25 годам лагерей усиленного режима «за шпионаж». Она в 1955г. тоже была реабилитирована.  Но в 1981-м ее убили «при невыясненных обстоятельствах». (Сведения о семье Токмаковых и пребывании Майи в тюрьмах взяты из материалов книги А.Галиченко «Старинные усадьбы Крыма» и из воспоминаний С.Печуро).
    
     После реабилитации и освобождения Майя вернулась в консерваторию и   экстерном сдала государственные экзамены. Мама помогала ей заниматься.  Через какое-то время Майя привезла из заключения свою маму, Наталию Дмитриевну, а отчим так и умер в ссылке. Майе вернули квартиру и дачу: взамен большой отобранной — половину маленького финского домика на четырех сотках. Я отдыхала там одно лето с мамой и полуторагодовалым сыном.
   
     Окончив консерваторию, Майя Владимировна какое-то время не могла найти работу: не брали даже после  реабилитации. Не побоялась пригласить ее к себе на должность концертмейстера  в Музыкально-педагогический институт  имени Гнесиных (ныне Российская академия музыки им. Гнесиных) одна из его основательниц – Елена Фабиановна Гнесина. Потом Майя начала работать на Всесоюзном радио и Центральном телевидении, где через несколько лет стала главным концертмейстером. 
    
     В начале 60-х годов Майя Владимировна вышла замуж за студента, учившегося на вокальном факультете, Анатолия Николаевича Бойко. Он приехал из Бердянска, где работал токарем. Обладая хорошим баритоном, он смог поступить в институт и, по окончании,  был направлен в Новосибирскую оперу. Позже вернулся в Москву, работал в музыкальной редакции на радио. Потом его взял в свой Камерный оперный театр Б.А.Покровский.

     На каждый Майин день рождения  или на день рождения Анатолия Николаевича сочинялись стихи. Анатолий Николаевич не только пел, а, будучи  членом Союза журналистов, иногда       писал  заказанные редакцией  к юбилею какого-нибудь деятеля искусств  статьи или очерки. Любил  ездить на дачу, занимался ее обустройством. Я же сочиняла к подаркам поздравительные стихи. В день 60-летия  Майя купила и подарила ему его портрет в костюме графа Калиостро, написанный художницей (фамилии, к сожалению, не знаю) после одноименных спектаклей в Камерном оперном театре, где он исполнял эту роль.

          Вам подарили Ваш портрет,           Как сохранял Уальд Оскар
          Не постоявши за ценой.              В портрете Дориана Грея,
          Вы здесь навечно тет-а-тет          Так любящей супруги дар
          И с графом и с самим собой.         Поможет жить  Вам,  не старея.

    С 1969 г. и до последних дней своей жизни Майя Владимировна занималась с певцами в Оперной студии при Московском доме ученых, которую возглавляли сначала  П.Г.Лисициан,  потом  Иван Иванович Петров, выдающиеся русские басы, потом Елена Образцова. Петров считал Майю замечательным концертмейстером и называл ее  «…бессменным многолетним фортепьянным мотором».  Мама знала  И.И. Петрова еще тогда, когда он учился в музыкальном училище им. Глазунова (1938 – 1941), где она преподавала,  носил свою  настоящую фамилию - «Краузе», и называла его ласково «Ванечка». Он и в программах Большого театра   значился  как Краузе до тех пор, пока И.В. Сталин, присутствующий на спектакле «Иван Сусанин»,  не настоял, чтобы он поменял ее: Сусанин не мог быть Краузе. «Ванечка» взял фамилию своей жены.
 
     На сцене  Дома ученых участниками Оперной студии под Майкин аккомпанемент организовывались концерты и   даже ставились оперы: «Иоланта»   Чайковского,  «Алеко»  Рахманинова,  «Моцарт и Сальери»  Римского-Корсакова, отрывки из «Бориса Годунова»  Мусоргского,  «Свадьбы Фигаро» Моцарта и др.  Во время исполнения  оперы  «Алеко»  ( в паузах) И.И.Петров читал Пушкинский текст поэмы «Цыганы».  Звучали и отрывки  из любимого Майей жанра – оперетты.  Кроме «родной» сцены они выступали на самых высоких концертных площадках — в Колонном зале, зале им. П.И.Чайковского и Малом зале Московской консерватории.
 
     Наряду с кандидатами и докторами наук, состоявшими членами Дома ученых  (например, Кирой Цыбиной — кандидатом исторических наук, выпускницей МГК), там пели и поют до сих пор : Петр Лягин — ведущий специалист Института космических исследований РАН, Владимир Гребняк — инженер, летчик-испытатель, зам.командира эскадрильи и одновременно ( в прошлом) солист Театра имени К.Станиславского и В.Немировича- Данченко, где работала и Майя, получивший высшее музыкальное образование в Институте им.Гнесиных. Там, еще будучи студентом, он познакомился с Майей, а творческое общение  началось уже во время работы в театре (1970 г.).  С 1974г. Майя начала привлекать его к занятиям и выступлениям в Доме ученых. Творческие отношения переросли в дружеские и продолжались до последних дней ее жизни. Занимался с ней и Владимир Герц, с ее помощью благополучно завершивший обучение на вечернем отделении Московской консерватории и  ставший солистом Московской филармонии, а теперь и сам преподающий вокал.
   
     Майя Владимировна рассказывала В.Гребняку, что в шесть  с половиной лет мама    привела ее в Дом ученых в танцевальный кружок. Жили они тогда недалеко - на Кропоткинской набережной - в крошечном одноэтажном особнячке, где в подвале размещалась кухня. Разучивали танцевальные па под фортепьянный аккомпанемент. Майя в то время уже училась играть на рояле. Она обладала абсолютным слухом и прекрасной музыкальной памятью. И поэтому, когда, спустя год, работавшая с ними пианистка заболела, Майя села за инструмент и без всякого напряжения  сыграла все музыкальные мелодии, под которые дети занимались. Так в возрасте 7 – 8 лет она стала выполнять функции концертмейстера в Доме ученых, пока ей не нашли замену.
   
     Не было ни одного музея в Москве и под Москвой, где бы она ни организовывала  бесплатных концертов. И не только в Чеховском музее  на Садово-Кудринской, но и в Мелихово и Ялте.  Во всех концертах неизменно участвовали и К. Цыбина, и  П.Лягин и В. Гребняк, который был с ней в Ялте  на праздновании 80-летия Ялтинского музея, чтобы заменить в юбилейном концерте заболевшего И.С.Козловского.  Она  аккомпанировала многим известным певцам, принимала участие в Голубых огоньках, выступала в составе инструментального трио в ЦДРИ (Центральном доме работников искусств). Сохранилось (судя по перечисленным названиям в Интернете) много записей на аудиокассетах и дисках, на которых  звучит ее аккомпанемент. Майя считалась личным концертмейстером  С.Я. Лемешева и И.С. Козловского. Концертную программу Сергея Яковлевича  «День музыки П.И.Чайковского» целиком готовила с ним  Майя и, конечно, аккомпанировала ему и Ивану Семеновичу в концертах. Как-то раз, свидетельствуют очевидцы, Сергей Яковлевич и Иван Семенович горячо и всерьез спорили, чьим концертмейстером является Майя.

    В Доме-музее А.П. Чехова в Москве каждый год со дня его основания отмечались Чеховские даты — 29 января, день его рождения, и 15 июля, день его смерти. И обязательно устраивались литературно-музыкальные вечера. Организовывали  их не только чеховеды и литературоведы, но и мама и Майя, обеспечивающие музыкальную часть. В концертах всегда принимали участие студенты консерватории и окончившие ее пианисты и инструменталисты, а Майя, благодаря огромному количеству людей, вращающихся в ее орбите, приглашала чтецов и  вокалистов и аккомпанировала им сама.
   
    Она была очень энергичным человеком, планировала на каждый день столько дел, что для того, чтобы все успеть, в метро бежала по эскалатору не только вниз, но и вверх. Может быть, так она старалась наверстать потерянное не по ее вине время, но я уверена, что стоять, не двигаясь, она не могла органически.
 
              «Юле, что в клубе «Где? Когда?»
              Под музыку вертится
              И Водовозовой – всегда
              Покой им только снится».

     Это одно из шутливых стихотворений, которые сочинялись мной ( и не только мной) по случаю празднования дня ее рождения. Майя, несмотря на тяжелые, трудные годы, проведенные в тюрьмах, не потеряла чувства юмора. Она умела шутить, и рядом с ней было легко. Свой день рождения она праздновала дважды: сначала собирались родные и близкие, на второй день - ее ученики – певцы Оперной студии. И всегда здесь звучали сочиненные в ее честь стихи или тексты, положенные на всем известные классические романсы или популярные арии из опер.
      
     Когда у кого-нибудь возникали проблемы, все обращались за помощью к ней, и она всегда помогала, всегда могла выполнить просьбу потому,  что помогала всем, и в ответ никто никогда не отказывался выполнить ее просьбу, даже если она просила не для себя. О ее готовности помогать   В.Гребняк не мог не упомянуть в шутливом тексте, написанном им на рондо Фарлафа из оперы «Руслан и Людмила» тоже по случаю  какого-то из дней ее рождения:
 
         «О, радость! Я знал, я чувствовал заранее,
         Что мне лишь суждено пропеть про Майю рондо…
         Вот перед Вами она, как всегда,
         Грациозна, изящна, слегка матерящая,
         Каждому друг и товарищ, и мать,
         Клокотащая,  журчащая,  чаще бурлящая…
         
         При мысли обладать хоть чем,
         Только к Майе обратись ты –
         И заранее помчится,
         Не успев спросить – зачем»…
               
    Собираясь в очередной раз в отпуск в Тверскую область, в деревню Колпино, куда мы ездили с сыном, начиная с 1974 г., я попросила Майку попробовать найти для него седло для езды на лошади, т. к. там оно было только у бригадира, а в магазинах не продавалось. Майя, задумавшись, ответила: «Знаешь, а это даже интересно!» К сожалению, билеты на поезд мы заказали на число раньше того, когда из отпуска возвращался знакомый Майи, игравший в цирковом оркестре, и пообещавший, что седло будет! Если бы не это обстоятельство, сын (тогда еще школьник) с комфортом ездил бы в седле, снятом, по Майкиной просьбе, с цирковой лошади. Она была удивительным человеком.
      
     После смерти мамы и до последних дней своей жизни Майя всегда была рядом, знала обо всем, что с нами происходило, и старалась помочь. Так как у нас с деньгами было туговато, форму для занятий дзюдо сыну купила она, она же подарила ему клетку с волнистыми попугайчиками, о которых он мечтал (причем на птичий рынок она взяла с собой знатока птиц, чтобы не подсунули больных).

     В 1976г. она приезжала с концертной бригадой в пионерский лагерь Библиотеки им. В.И. Ленина, где я в то время работала и куда мы с сыном уехали на лето. Певцы, чтецы и Майка, по просьбе которой они согласились приехать в свой выходной день, на своих машинах (70 км туда и столько же обратно), выступали как на настоящих концертах — в вечерних платьях и смокингах. Они читали стихи, пели романсы, рассказывали много интересного о поэтах и композиторах. Ребята слушали, не дыша. А директор пионерлагеря никак не могла понять — как это? Почему — бесплатно?! А Майя поступила так, потому что она по-другому поступить не могла. К тому же, просила ее об этом я — дочь не только любимого педагога, но и близкого родного человека, которым всю ее жизнь была для нее  моя мама. Она бесконечно дорожила ее отношением к себе и не раз повторяла: «Всем, что я умею, и всем, что я имею, я обязана Елизавете Борисовне».
   
     В 1981г., когда я приходила  в себя после перенесенных операций  в  онкологическом Институте  им.Герцена, Майя  находила  время,  чтобы  съездить на центральный рынок, расположенный около старого цирка на Цветном бульваре, купить там свежую печенку, вернуться обратно, зажарить ее и привезти мне в больницу  (на Беговую улицу) к обеду еще теплую.  А дорога от дома  (она жила около ВДНХ) до рынка и обратно занимала не меньше двух часов, плюс от дома до больницы еще час. Из больницы она уже ехала по своим делам. Однажды, пока я ела, она пошла поговорить обо мне с заведующим отделением.,  который, как оказалось, тоже занимался в Оперной студии Дома ученых. Тогда дела мои были плохи. Выйдя неожиданно для нее в коридор, я увидела, что она плачет.
 
    Майя Владимировна очень любила копаться в земле. На дачу   она мчалась при первой же возможности, чтобы сразу же, переодевшись, схватить какой-нибудь садовый инвентарь (иногда просто вилку), сесть на низенькую скамеечку рядом с единственной грядкой и начать пропалывать укроп, петрушку и прочую зелень.
 
    Умерла Майя от рака поджелудочной железы. Она держалась очень мужественно с самого начала заболевания, определения диагноза, которому она отказывалась верить, и до конца. С последнего в ее жизни концерта пришлось возвращаться на такси – ей было очень плохо. Из предпоследних сил поднялась в квартиру, из последних сил  разделась и рухнула в постель. Почти сразу же у нее горлом пошла кровь. В перерыве между приступами она тихо сказала: «Это – финал». И больше ни муж, ни я, ни Татьяна Васильевна Жукова, с которой мы менялись, дежуря у Майи все сутки, оставшиеся ей на этом свете, – никто не услышал от нее ни одного слова.
   
    И.С.Козловский приходил попрощаться с ней в церковь, где ее отпевали в день похорон. Поминки проходили в фойе на первом этаже Дома ученых — от стены до стены стояли ряды из (не меньше шести) длинных столов с проходом посередине, столько людей пришли почтить ее память. А знали и любили ее еще больше. Майя Владимировна была таким человеком, которого невозможно забыть.
   
    Уже после ее смерти я поздравляла с юбилеем ее подругу детства - Иветту Аркадиевну Дунаеву. В молодости она танцевала на сцене Большого театра СССР. Потом преподавала, учила танцевать будущих фигуристов. Я сочинила для нее стихи ( см. "Стихи.ру Наталия Огнева2"),в которых все рифмы(около 80) были подобраны к слову Вета" и ,в шутливой форме рассказывала присутствующим, какая она была. Одна из строф - посерьезнее других- и описывает

 
                ...точный абрис силуэта:      
                Враг пошлости и трафарета,
                Диет, лекарств и лазарета,
                Не под стеклом и без багета
                И на краю без парапета,
                Но с твердым непреклонным «вето»
                На все, что супротив сюжета
                В жизнь воплощенного либретто
                ( а жанр — отнюдь не оперетта)».

     Это и точный абрис силуэта Майи.   
               
    
     Я уже поместила текст о Майе Владимировне на сайте «Проза.ру», но подумала, что ее образ будет неполным, если я не упомяну о ее отношении к вере в Бога. Мы никогда не говорили об этом, считалось, что, само собой разумеется, никто из нас, или почти никто, в него не верил. Тем более – Майя, которой в этой жизни досталось пережить столько трагических событий, сколько хватило бы на многих, и,  если их считать наказанием за что-то, посланным свыше, то, кого-кого, а Майю наказывать было не за что, и, значит, если это и наказание, то явно несправедливое.
    
    Тем более неожиданным для меня оказалась молитва святителя Филарета, митрополита Московского, текст которой она все время носила с собой. Уже после ее смерти  я нашла четвертушку бумаги от формата «А 4» , сложенную пополам и уже надорванную на сгибе, на которой с одной стороны был отксерокопирован портрет Филарета, сделанный неизвестным русским художником ХIХ в., а на обороте – сам текст молитвы:

    « Господи!  Не знаю, чего мне просить у Тебя! Ты  Один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя.
     Отче! Дажь рабу Твоему – чего и сам я просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения. Только предстою пред Тобою, сердце мое отверсто, Ты зриши нужды, которых я не зрю.
     Зри! – и сотвори со мною по милости Твоей! Порази и исцели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую пред Святою Твоею волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами.
     Приношу себя в жертву Тебе. Предаюсь Тебе. Нет у меня желания, кроме желания – исполнить волю Твою.
    Научи меня молиться. Сам во мне молись!    Аминь».


    Похоронена Майя Владимировна в Москве на Введенском кладбище .               


  Вы читали отрывок из книги воспоминаний «Сквозь столетия» Огневой Наталии Львовны, дочери Брюхачевой Е.Б.