Остров. Часть 4. Глава 1

ЧАСТЬ IV.

ДУГЛАС.



Ватаге буйной и воинственной
Так много сложено историй.
Но всех страшней и всех таинственней
Для смелых пенителей моря,
О том, что в мире есть окраина,
Туда, за тропик Козерога! -
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога.
 
Н. Гумилев.


Глава I.




     Жара. ...жара. Порывы налетавшего ветерка дышали зноем. Не приносили облегченья и только закручивались маленькими смерчами невесть от куда взявшейся пыли, на почти до блеска выметенном плацу военного городка.  Горячий камень под ногами слепил и обдавал жаром духовки.  Солнце раскалило пространство и казалось, глумясь, посылало свои безжалостные лучи... на очевидно абсолютно безразличного к ним человека в летней форме английского морского офицера.   

Уже который раз Дуглас Макдедли ожидал того   момента, когда лейтенант с крестницами греческого магната появится у дверей госпиталя. Он вполне мог и не мерить ленивыми шагами плиты этой раскаленной террасы на краю горного кряжа, куря очередную сигару и подставляя лицо последним лучам катящегося к закату солнца. При желании о любых передвижениях девушек ему бы сообщили незамедлительно в любом месте острова, но он предпочел созерцательное уединение на обочине всегда безлюдной горной дороги.

     Дуг любил этот предзакатный час. Любил эту каменистую террасу у дороги, откуда, хорошо просматривалось все опаленное солнцем плоскогорье. Любил смотреть, как закат окрашивает небо и море во все оттенки красного.  Любил те минуты, когда южная, летняя ночь стремительно накатывалась на остров. Как почти одновременно со звездами загорались огоньки военного городка. Любил нисходящее в эти минуты и на него, и на все вокруг умиротворение и покой.

Но все эти дни умиротворение и покой в нем странно совмещались с холодной, расчетливой ненавистью.  Ненавистью, которая слишком долго не имела конкретного лица и потому распространялась на целый слой английского общества. Ненавистью застарелой, привычной, как боль старых ран. Ненавистью, от которой также мучительно хотелось избавиться. Ненавистью, которая наконец обрела бесспорно достойные объекты возмездия.  И та игра, которую он теперь вел, была, пожалуй, единственным лекарством от его почти неизлечимой болезни. Эта    ненависть заставила его начать этот, неожиданно получивший трагическое начало спектакль. 

Проще всего было бросить распутных красавиц и их крестного на произвол судьбы еще там в море. И в лучшем случае они окончили бы свой жизненный путь в Каирском или Александрийском борделе, ну а Теодоракис вряд ли бы дожил до ближайшего берега. Судьба остальных подручных «Верховного Жреца», самой яхты и ее команды была заведомо печальной. И ненависть Дугласа, казалось, могла бы быть на этом удовлетворена «божьей карой» за все их преступления. Тем более, что «к божьему проведению» он имел некоторое отношение. Однако он не мог оставить это дело. В течение восьми месяцев он скрупулезно собирал данные о «Жрецах» и их подручных.

Стали ясны все основные эпизоды их деятельности, начиная со знакомства четы де Гре с греком Георгом на Паросе в конце двадцатых. Вся канва событий прояснилась. Были известны имена непосредственных участников и услужливых помощников влиятельного грека по всему миру. Был понятен практически незыблемый порядок испытаний «неофитов». В каждом конкретном случае менялся сценарий в зависимости от испытуемого, но суть испытания оставалась одна и та же. Однако было не понятно, зачем это делалось.

Испытуемыми всегда были молодые мужчины из того слоя английского общества, который по традиции еще русской литературы можно было бы назвать  интеллигенцией. Женские роли в зависимости от сценария исполняли, как профессиональные актрисы, так и привлеченные на разных условиях молодые женщины, часто откровенные авантюристки или проститутки. Но главную роль до войны бессменно исполняла Бет де Гре. Никому другому Георг ее не доверял. В те годы, когда Бет не имела возможности принять участие в «действе» испытания отменялись.

В первые годы Бет бесконечно долго держала «испытуемых» на расстоянии, хотя и позволяла им в развитии любовной связи каждый раз заходить все дальше и дальше. Обычно «испытуемого» ловили на измене «возлюбленной» с другой женщиной. И оскорбленная «возлюбленная» отправляла «испытуемого» на круги уготованного ему ада.      

После войны «Жрецы» возобновили испытания, но теперь главные роли исполняли Лиза и Тесс. К лету сорок восьмого года Бет подготовила дочерей к участию в летних «постановках». Ослепительные светло-русые красавицы своим фиалковым взором не могли не заворожить любого мужчину. А малейший намек на благосклонность с их стороны, быстро делал этого мужчину их покорным рабом. Но главным было то, что «испытуемый», часто очень долго, а иногда до конца постановки и не подозревал, что имеет дело с двумя поразительно похожими друг на друга женщинами.  Исключением были только те случаи, когда мужчину заведомо заставляли сделать выбор между двумя практически одинаковыми красавицами.

Таким образом, суть сценария испытания изменилась только в составе основных действующих лиц. Измена возлюбленной с практически неотличимой от нее женщиной, не была главным в испытании, она только усиливала вину. Главным оставалась измена с другой женщиной. Иногда, как в случае с Ламолем и Речел их знакомили задолго до самого «испытания». И всегда женщина должна была стать возлюбленной, которую бросали ради новой любви и с которой тем ни менее изменяли, уже признавшись в любви к одной из сестер. Окутав все это соответствующим мистическим ореолом «испытуемого» ставили на грань сумасшествия.

Дуглас не понимал главного, не видел смысла во всем происходящем. Подбор очередного «испытуемого» и постановка нового «действа» требовали колоссальных усилий и не малых средств, но бывали случаи, когда спектакль проваливался на начальной стадии. К тому же чаще всего «неофит» после «Суда» становился судьям, просто не интересен.  Дружеские отношения «Жрецы» сохранили с очень небольшим числом испытуемых. Все они любили Бет де Гре. Все они были теперь высокопоставленными чиновниками Британской империи. Но все без исключения прошедшие испытание до конца, больше всего стремились к дружбе с роковыми красавицами и их жестоким родственником. Это оставалось для Дуга загадкой, тем более, что все это он сам видел на примере близкого друга.

Личное знакомство с Теодоракисом и его подручными только подтвердило, что в достижении поставленной цели «Жрецы» не будут стесняться в любых доступных им средствах, и Дуглас прекрасно понимал, что их необходимо было окончательно в этих средствах ограничить.

Он спокойно ждал своего часа, подспудно сознавая, что близость его доставляет ему неожиданное удовольствие – удовольствие от сознания, что, наконец, появилась надежда избавиться от казалось неизлечимой болезни.   А пока у него было время вспомнить, о том, что свело их всех на этом дышащем летним зноем каменистом островке. Судьба к нему теперь благоволила, но если бы не та случайная встреча в конце октября прошлого года, остров и все, чем они   владели теперь, могло остаться только сказочным миражем.  Впрочем, утро 31 октября 1953 года не сулило ему ничего хорошего.

***
    
Новый день и опять все то, что он так ненавидел.  Лондонская осень. Мелкий нудный дождь. Проклятая серая пелена туманов, пропитанная всепроникающей сыростью и запахом каменноугольной гари. Ковер мокрой опавшей листвы, жалкой в своем ежегодном увядании, как брошенные на волю дождя и ветра, когда-то роскошные декорации, теперь никому не нужной пьесы.  Такие же сумрачные, как осенний день лица прохожих, мокрые зонты и ощущение, что солнца здесь уже больше не будет никогда.

     Дуг много часов бесцельно бродил по городу, прекрасно понимая, что решить его проблему может только случай. Продажные греки слукавили в очередной раз.  Бумаги, полученные из Афин, казалось должны были бы обрадовать. Официальное согласие и все прочие документы на покупку острова были у него в руках, но теперь остров казался еще недоступнее, чем когда-либо.
    
     Насмешка судьбы, а скорее треклятого чиновника заключалась в том, что пока бумаги тащились по лабиринтам афинской бюрократии, стоимость острова увеличилась в десять раз. Найти пол сотни тысяч фунтов стерлингов для Дуга было затруднительно.  Денег, скопленных за годы службы империи, хватало на многое, но не на такую покупку. Выходом из положения была бы продажа калифорнийского поместья, но он давно дал себе зарок, что продавать поместье, и тем более лондонский дом, будет только в самом крайнем случае.  Впрочем, такой крайний случай был не за горами -  срок выплаты стоимости острова истекал в начале следующего года. И хотя он был абсолютно уверен, что претендентов на этот клочок земли, тем более по указанной цене, не найдется, торги, аукционы и вообще какой-либо интерес к острову необходимо было исключить.

***
    
Первый раз Остров Дуг увидел в октябре сорок четвертого года с борта самолета, заходившего на боевой курс для выброски десанта.  За несколько минут до этого очередная волна английских бомбардировщиков, в который уже раз перепахала остров ковровым бомбометанием.  Последние, слабые признаки сопротивления немцев добивались сосредоточенными ударами корабельной артиллерии. Он командовал спецотрядом «коммандос», который стал острием десанта, шедшего на штурм островной базы.

     Раздался сигнал из кабины пилотов, и его парни устремились к земле. Уже делая шаг в пустоту за бортом самолета, он отчетливо увидел: Плывущие купала парашютов на фоне дыма горящих строений и фонтанов огня и щебня поднимаемых последними разрывами снарядов.  Десантные корабли, на голубовато-серой глади моря, устремившиеся к единственной гавани острова. Не естественно мирную, тронутую осенними красками зелень на вершине горы, тем более странную на фоне хаоса разрушений, царившего на нижнем плоскогорье.

Шелковый хлопок, развернувшегося купола парашюта, привычным рывком замедлил падение. С еще значительной высоты Дуг видел, как его «коммандос» сразу после приземления разворачиваются в боевые порядки, готовясь к решающему броску. Прикидывал, где удобнее приземлиться, чтобы сразу начать руководить операцией. Отметил про себя, что немцы даже не пытаются встретить десант огнем.  И тем неожиданней была череда мощных взрывов, опоясывавших остров со всех сторон.  Первой мыслью было, что по уже испытанной нелепости войны корабельная артиллерия продолжила обстрел, но над кораблями не было, ни облачка, а взрывы продолжали вздымать пласты земли на плоскогорье и в районе горной дороги к вершине.

     На глазах наступающих англичан, немцы подорвали практически все сооружения базы, представлявшие, хоть какую ни будь ценность для союзников.  Оказались взорваны не только здания и подземные ангары аэродрома, были уничтожены остатки береговых фортов, зенитные комплексы, обширные участки горной дороги. В щебень и искореженный метал, были превращены все жилые и административные помещения, складские пакгаузы, транспортные и подъемные механизмы, как в гавани, так и на плоскогорье.

     Судьба гарнизона была очевидной - ни одного живого защитника острова англичанам увидеть так и не довелось.  Немцы, а вернее их командиры предпочли гибель английскому плену. Правда, несколько позже, при подведении итогов операции на флагманском авианосце, Дуг узнал, что командиры все же умирать не собирались. Примерно через час после гибели базы, английские самолеты-разведчики засекли в районе острова немецкую подводную лодку, стремившуюся ускользнуть из района боев, и совместными усилиями авиации и кораблей потопили ее. Ничего более значительного в районе острова с тех пор не происходило и координаты гибели субмарины оказались последней памятной записью в дневнике Дуга о боевых действиях англичан в районе острова.

     Операция закончилась неожиданно быстро. Но инерция армейского приказа гнала волны транспортных самолетов, сбрасывавших на остров тонны военных грузов.  Заставляла морских пехотинцев нести заметные потери в кораблях и людях при прорыве через минные заграждения в гавань, а потом карабкаться на непреступные береговые кручи острова.

     В общем, бессмысленная суета вокруг острова продолжалась еще около недели, пока где-то в верхах не решили, что после уничтожения базы и гарнизона, этот клочок суши никакой реальной ценности для англичан не представляет. Однако к этому времени остатки взлетной полосы и все свободные площадки в гавани были завалены ставшим вдруг никому не нужными армейским имуществом. Высадившиеся войска начинали обстоятельное обустройство планировавшейся базы.

***
    
Приказ остановил нелепую деятельность.  Морская пехота поспешно возвращалась на корабли. Грузы, завезенные флотом в гавань, с проклятьями и опять не без потерь вывезли, но все, что сбросила авиация вывезти оказалось практически не возможно, вниз в гавань удалось спустить только самое ценное из легкого вооружения и снаряжения.  Вся громоздкая техника и грузы были оставлены до лучших времен, а в результате оказались брошены навсегда.   

В конце октября пришел приказ о полной эвакуации войск с острова. На плато оставались еще значительные материальные запасы, но видимые разрушения были столь велики, а транспортировка чего-либо с острова или тем более постоянное снабжение его представляли такие сложности, что командованием было принято решение о нецелесообразности дальнейшего использования его в военных целях.  На архипелаге и в самой континентальной Греции было достаточно военных баз, общее состояние которых было несравненно лучше, а размещение войск для развития дальнейших операций удобнее, чем на острове.  К тому же стратегические цели, поставленные перед наступающими английскими войсками не оставляли времени для внимания к разрушенной базе, к тому же оказавшейся в крайне неудобном месте.

     Остров - древний потухший вулкан, формой напоминал грушу, ориентированную плоскогорным уширением на запад. В длину он имел чуть более четырех миль, а в ширину немногим меньше.  С запада обрывистые края плоскогорья высотой двести пятьдесят - двести семьдесят футов постепенно поднимались к востоку до высоты более семисот футов и постепенно переходили в крутой конус горы поднимавшейся на высоту до трех тысяч футов.

     Очевидно, остров был когда-то значительно больше, и о былых его размерах теперь можно было судить только по многочисленным грядам рифов и коварных мелей опоясывавших его вокруг на расстоянии до десятка миль. Подъем уровня моря, много веков назад затопили большую его часть.      Остров был негостеприимен. Берега крутые, местами отвесные, не имеющие удобных естественных подъемов. Пляжи незначительной ширины. Береговая линия слабо изрезанная, бухты и заливы отсутствовали. 

Немцы углубили и расчистили единственное понижение дна моря на юго-востоке острова и создали небольшую искусственную гавань, используя на западе естественные отмели, а с востока построив мощный мол длиной около 500 ярдов.  Вдоль мола проложили судоходный канал глубиной футов в пятьдесят и шириной до четырехсот.    

Западное плато встречало моряков полным отсутствием источников воды. Травяная растительность выгорала полностью к июлю месяцу.  Кустарники  и  угнетенные  средиземноморские  сосны росли только на северных склонах узких и крутых расселин,  где влага сохранялась дольше.

     На горной вершине растительность была несравненно  богаче и жила в течение лета за счет естественной конденсации влаги в пологой чаше кратера и продуманной  системе  полива  созданной прежними обитателями  острова  еще  не одно десятилетие назад. Там росли не только разнообразные кустарники, но и древние кипарисы, средиземноморские сосны и даже ливанский кедр. Немцами в кратере были сделаны посадки различных плодовых и декоративных деревьев, которые практически сохранились полностью, как и прелестный, почти полностью скрытый в отвесных скалах поселок. По всему было видно,  что прежние хозяева - итальянцы, а позднее немцы устраивались здесь основательно, на долгие годы.

Но взорванная горная дорога скрыла от рядовых «томи» красоты и удобства вершины,  а генералы рвались на континент. Все ожидавшиеся от  этой операции награды и отличия были получены. Новые же можно было заслужить только в успешных операциях в  Греции,  и поэтому тяжкий, и неблагодарный труд, на проклятом богом острове,  никого не прельщал. Так, что войска уходили с острова с охотой.

     Выжженное, открытое ветрам, голое плоскогорье и приближающаяся  зима, делали слишком реальной перспективу зазимовать в палатках. Укрыться было негде.  Все  без  исключения  наземные сооружения на плоскогорье были уничтожены авиацией и корабельной артиллерией.  Офицерский поселок на  вершине  горы  был  в прекрасном  состоянии,  но разрушенная канатная дорога и взорванная в нескольких местах горная,  делали его практически недоступным  без альпинистского снаряжения, и о размещении в нем хотя бы части гарнизона не могло быть и речи.  Подземелья, которые уцелели  после взрывов,  при каждой попытке проникнуть в них,  приводили в ужас даже видавших виды коммандос Дуга, и  никто даже не помышлял о размещении в них не только на зиму,  но даже и на обычную ночевку. Кроме того, острый недостаток воды на острове и сложности с подвозом любых грузов ставили гарнизона просто в опасное  положение.  Солдат  наступающей армии  манила  более приятная  перспектива зазимовать в обжитом, теплом и удобном жилье, оставленном противником на континенте.

     Дуг сам был причастен к большинству рапортов, на основании которых было принято решение об эвакуации войск,  однако странное чувство преследовало Дуга все это время. Он чего-то не понимал.  Во всем что, происходило на остове, в первую очередь в том  колоссальном  труде,  который был в остров вложен за годы войны,  отсутствовало главное - логика,  а отсутствие  логики  в своих замысла для немцев было необычно. Кроме того настораживало полное отсутствие пленных после операции. Не удалось найти ни  одного живого свидетеля того,  что происходило на острове. Эсесовцы не только взорвали крепостные казематы вместе  с собой, были полностью уничтожены узники концентрационного лагеря,  и весь гражданский персонал.

     Заваленные взрывами  штольни были непросто братскими могилами жертв и палачей,  они продолжали нести смерть  и  после гибели своих строителей,  не один солдат уже подорвался на минах-ловушках в подземельях.  Но страшнее было другое, немцы непросто  взорвали штольни с людьми. В штольни и ходы сообщения были пущены отравляющие вещества и следы «табуна»  обнаруживались  практически  везде,  а в некоторых казематах концентрация была высока на столько,  что спускаться под землю без противогазов  и  защитных  костюмов,  запрещено было еще в первые дни после штурма.  Дугу было очевидно,  что остров  имел  какую-то тайну и немцы стремились любой ценой сохранить ее.
               
***
    
Подобные мысли, по всей видимости, приходили  в  голову  не только ему.  Хотя возможно,  сработала привычка его командиров доводить дело до конца. Поэтому, когда пришел, приказ его подразделению  остаться на острове до особого распоряжения и провести тщательное обследование остатков крепости,  Дуг воспринял его  с  удовлетворением  и  приступил  к делу с непонятным для большинства своих парней рвением.

     Собрав офицеров своего штаба и обсудив между  собой  приказ, Дуг не мог ни констатировать, что перспектива продолжения знакомства с проклятыми подземельями,  ни у кого воодушевления не вызвала. Но прибывшие от командования новые документы и карты, имевшиеся у разведки корпуса,  а  также  аэрофотоснимки острова, как  до штурма, так и после него, изучали с привычной тщательностью. Коммандос имели колоссальный опыт войны и вопросы,  требовавшие  решения  были  скорее технического и бытового плана.  Проблем с инженерным оборудованием не  возникало,  его было с избытком. Главным был вопрос - где разместить людей?

     О подземельях  даже  не  приходилось говорить.  В хорошем состоянии оставались дома офицеров на горе, хотя многое из того, что можно было из них вынести на себе, ушло в вещмешки наиболее предприимчивых мародеров. Однако попасть туда было мудрено.  Горная дорога оставалась труднопроходимой.   Впрочем,  командир  саперного  взвода гарантировали, что сможет восстановить передвижение по дороге за неделю, и настроение сразу  изменилось к лучшему.  Вопрос размещения был решен. Виллы наверху были достойны изысканного курорта. Учитывая размеры помещений, решили,  что на горе постоянно будет находиться на отдыхе до двух третей отряда,  посменно меняя дежурных и поисковиков внизу.

     К этому времени, то есть к началу ноября, на острове  остались только люди Дуга.  Саперы, используя легкие металлические мосты,  восстановили движение по дороге, и примерно  за два  часа  с горы можно было спуститься вниз,  или за три подняться наверх.  В отряде  началась  размеренная  гарнизонная жизнь, но Дуг от вопросов связанных с ней ушел с первого дня и полностью взял на себя все, что касалось казематов крепости.    

Практически ежедневно,  несколькими  группами  его   бойцы продвигались по подземельям. На карте отмечались все новые ходы, штольни,  бункера.  Все яснее становилась обстановка, но и цена знаний увеличивалась,  за первую неделю потеряли трех человек.  Мины-ловушки  срабатывали   в самых неожиданных случаях. Около мины можно было пройти несколько раз без всякого вреда, и взрывалась она неожиданно без всякого видимого повода.

     Стало ясно,  что самыми безопасными были пути, проложенные через завалы, возникшие при взрыве крепости,  там большая часть мин  уже сработала.  При расчистке Дуг обратил внимание на то, что практически нигде взрывы фугасов не разрушили сводов, порода, засыпавшая штольни была заранее приготовлена в вертикальных шурфах.  Взрывы разрушали только дно такого шурфа, и порода закупоривала  проход,  при  этом  практически все оборудование взорванного каземата или штольни  оставалось  целым.  Основная часть  погибших находилась на своих местах по боевому расписанию, и смерть наступила от больших доз отравляющих веществ.

     Внимательно изучив,  массивы  породы, уничтожившие ангары, ему стало ясно,  что и она была заготовлена на склоне горы заранее, искусно замаскирована, и предназначалась не для уничтожения техники,  а только для маскировки входов в сами  ангары. То  есть  было  логичным  предположить,  что сами ангары не пострадали и самолеты, находящиеся в них целы.

     К середине  ноября основная часть схемы крепости была готова.  Что-то подсказало ему запретить попытки проникновения в ангары  и  штольни  концлагеря.  Повод к этому был более,  чем серьезный, в результате взрывов мин, опять был выброс ядовитых газов и из троих погибших двое скончались от смертельной дозы нервно -паралитического газа.

     Дуг приказал нанести на схему  все  обнаруженные  завалы, фугасы,  мины-ловушки, места, наиболее отравленные газами. В результате была  обнаружена  еще  одна  странность  -  наибольшие опасности  подстерегали на подходах к двум тупиковым штольням. Штольни были абсолютно пусты,  но охранялись так, будто  в  них хранились секреты.  Когда он наложил схему  на  карту  острова,  стало ясно, что штольни ведут прямо в центр горы. Если предположить что штольни не тупики, а замурованные проходы, становилось  понятно  направление поиска тайны острова.  Узнать,  что скрывается в центре горы, было несомненно важно, но  своими умозаключениями  Дуг предусмотрительно, ни с кем в этот раз не поделился. Большинство  же  его подчиненных только и мечтало о прекращении вылазок в подземелья,  опасных и бесплодных  с  их точки зрения.

     Здесь в нем проснулся тот нюх авантюриста, который в свое время занес  его деда на Клондайк.  Он прекрасно понимал,  что груды  оружия  и армейского снаряжения  были  не главной ценностью  острова.  К  тому же не требовалось большой прозорливости,  чтобы понять,  что к оружию после войны  будут относиться,  как  к простому металлолому.  Дуг чувствовал,  что немцы скрыли здесь,  что-то для них особо ценное и  по  этому, когда  в  начале  декабря  пришел приказ о срочной эвакуации на континент, он сделал вид, что искренне разделяет радость своих солдат. Однако выполняя якобы секретное распоряжение, принял меры к тому чтобы максимально осложнить доступ всем,  кто  попытается проникнуть на остров после них. Благо мин и взрывчатки было не занимать, а схемы минирования передавать кому-либо в его планы не входило.  Последние мины, на оконечности мола, он активировал сам,  когда в арьергарде катеров покидал остров. Дуг надеялся на возвращение и не желал незваных гостей.

***

    Война в Европе окончилась майской ночью сорок пятого. Впрочем, Дугу предстояло еще не один год терять своих людей во льдах Антарктиды, в кошмарных джунглях Бирмы и Малайи на островах Тихого океана и в горах Палестины, в песках Аравии и африканской саване, теперь, правда, в роли секретного агента «его величества». Служил добросовестно,  но прошло не слишком много времени и он, не мог не констатировать, что  интересы  Британии  слишком  часто подменяются интересами тех,  кто владел реальной властью. Не мог не видеть той грязи, в которой его заставляли копаться ради бредовых идей высших чиновников или наживы власть имущих.

Случай позволил ему ознакомиться со сверхсекретными документами времен прошедшей войны. Низость  людей обличенных в своих странах высшей властью, и бросивших свои народы в адское пламя мировой бойни потрясла его. Не виновных среди них не было. Можно было говорить только о  размерах этой вины. Больше всего его удивила Англия – родина его предков, которой Дуглас честно служил  уже без малого десяток лет.

Он никогда не симпатизировал русским большевикам, но хорошо  понимал, что именно на их плечи пришлась основная тяжесть победы в этой войне в Европе, да и в немалой степени  в Азии, и его поразила подлость английской дипломатии в самый разгар войны. В тот самый период, когда русские сошлись с немцами в смертельной схватке на Волге, Черчилль всерьез обдумывал возможность заключения сепаратного мира с Гитлером. Генетическая ненависть к России, призрачная возможность стереть эту страну с географических карт, толкала его на прямой сговор с врагом, который, покончив с Россией, недолго бы церемонился  и с Англией. Только нежелание нацисткой  верхушки, уверенной в скорой победе над большевиками, идти на сговор сорвало планы Черчилля, но и потом англичане сделали все возможное, чтобы потери русских в этой войне были катастрофическими, и Россия уже не могла бы возродиться как  великая держава. Впрочем, и его соотечественники были не лучше.

Дуглас   убедиться в этом еще в сорок третьем перед вторжением в Италию. Американцы ради сиюминутной выгоды не погнушались союзом с откровенными уголовниками. Впрочем, иезуитский принцип «Цель оправдывает средства» лег в основу деятельности практически всех участников войны. И Дугу пришлось обучать методам партизанской войны членов сицилийской «Мафии» и неаполитанской «Коморы».

Мафиози люто ненавидели Муссолини, который многие годы вел с ними непримиримую борьбу и охотно пришли на помощь его врагам. Западные союзники опасались и без того сильного «красного» подполья в Италии  и уголовники показались меньшим злом. Итальянцев обучили мастерству диверсантов в специальных лагерях, вооружили и вернули на родину. К моменту высадки союзнических войск в Сицилии, на острове, действовало широко разветвленное «уголовное партизанское движение».

Плоды деятельности союзников на юге Италии долгие десятилетия будут головной болью для итальянского правительства. Мафия почувствовала себя хозяйкой Сицилии, и только усилия «красных партизан» пришедших на помощь правительству смогли загнать уголовников в подполье. Однако навыки, полученные от союзников, мафиози широко использовали в своей повседневной практике. Взрывы и стрельба на улицах итальянских городов стали обычным явлением.

Еще подлее вели себя американцы в отношении русских. Уже в сорок пятом, когда «красные» армии штурмовали границы Рейха, один из руководителей американской разведки Аллен Даллес вел в Швейцарии секретные переговоры с представителями Гимлера. Американцы так боялись «Красной чумы» в Европе, что были готовы пойти на сделку с «коричневыми».  Переговоры остановил окрик из Москвы, а точнее стремительное наступление русских. Когда русские танки ворвались в Берлин, говорить стало не о  чем.

Однако, более всего его удивили русские. Правители страны, одержавшей великую победу в чудовищной войне. Страны обескровленный войной, потерявшей миллионы солдат, оказались способны на сговор с недавними врагами. Эту информацию Дуг получил неожиданно, занимаясь чисто рутинной работой по подготовке материалов для конференции по международному статусу Антарктики. Назревал явный международный конфликт, связанный с правом собственности на  этот  огромный  кусок  льда.

Дуга привлекли, как участника секретной  антарктической операции в ноябре сорок пятого года и у Дугласа опять появился повод вспомнить маленький остров в Средиземном  море, который его люди штурмовали в конце сорок четвертого года.

Он сначала не понимал, чего от него ждут, но то, что он нашел в архивах разведки, ошеломило даже его. Пресловутая База 211, которой ему пришлось заниматься  в конце сорок пятого не только в очередной раз «показала зубы», она нашла для себя неожиданных союзников.

Дуглас, знал о неудаче американской антарктической экспедиции сорок седьмого года, и хорошо понимал, какой отпор могут дать окопавшиеся там немцы, но тогда это его не заинтересовало. Теперь его поразили закрытые материалы, связанные с этой экспедицией.

Целый год  американцы собирали информацию, и в конце сорок шестого года к берегам Антарктиды была отправлена довольно странная экспедиция. Это была четвертая антарктическая экспедиция прославленного адмирала Берда. Началась она в конце января сорок седьмого года, однако третьего марта  только что начатую экспедицию свернули, и корабли поспешно взяли курс домой.

Адмирал Берд встретил у берегов Антарктиды ожесточенное сопротивление. Потерял несколько кораблей, тринадцать самолетов и минимум сорок человек личного состава и  потому приказал отступить. Утверждалось, что эскадра подверглась нападению летающих дисков со свастикой на борту, а зенитная артиллерия оказалась бессильной против этих воздушных машин...

В диски со свастикой Дуг не поверил, но какой отпор может дать хорошо оснащенная немецкая база  он знал на собственном опыте и поэтому серьезно отнесся к словам Берда  на заседании срочно учрежденной президентской комиссии:  «Прекращение экспедиции было вызвано действиями вражеской авиации...»    

Американцы явно темнили, тем более, что стало известно, что они дважды до пятидесятого года бесславно  пытались повторить  попытку Берда и только после того когда им стало ясно, что силой  эту проблему не решить, они пригласили мировое сообщество сесть за стол переговоров о статусе Антарктиды.

Дуглас не  верил, что даже очень хорошо оснащенная база немцев в Антарктике могла в течение многих лет противостоять США без помощи извне. Был кто-то, кто эту помощь им оказывал. Он доложил о своих сомнениях своему руководству,  но  оно отказалось даже обсуждать этот вопрос, как впрочем, и все другие вопросы на эту тему. Но тех, кто мог помочь нацистам он все-таки нашел.

Эскадре адмирала Ричарда Берда противостоял прекрасно оснащенный и руководимый компетентными полярными адмиралами... Антарктический флот русских! В архивах отыскались документы, проливающие свет на некоторые моменты первой официальной советской антарктической экспедиции сорок шестого – сорок седьмого годов, прибывшей к берегам Новой Швабии на дизель - электроходе "Слава". Командовал экспедицией известный полярник, а подчинялись ему, как минимум четыре  полных генерала, известные полярные ассы – ветераны недавней войны.

Экспедиция русских базировалась в районе оазиса Ширмахера, где  на берегу моря Лазарева была построена антарктическая база флота.  На суше возвели не только капитальные дома, в которых могли разместиться до тысячи человек. Но главным был добротный аэродром с металлическими взлетными полосами и бетонированными ангарами для обслуживания самолетов.

Осознав размеры русского присутствия в Антарктиде Дуг, вначале  пришел к простой и логичной мысли – русские опередили Берда и первыми захватили построенную немцами базу, а когда американцы попытались влезть в их дела дали им жесткий отпор. Однако, изучая новые материалы, Дуглас был вынужден отказаться от этой мысли, то, что заполучили русские в Антарктиде, мало соответствовала тому, что он узнал о Базе 211 в сорок пятом.

Но русская антарктическая база находилась на территории «Новой Швабии», а стало быть, в районе немецкой Базы.  И если немцы всю войну топившие посторонние суда в этом районе,  в сорок седьмом дали по носу Берду, то почему они мирно уживались с русскими? Тем более, что русские в прошедшей войне были самыми непримиримыми  врагами Германии.

     Все поставила на свои места попавшая на глаза в том же архиве подшивка газет за август тридцать девятого года. Аршинный заголовок «Пакт Молотова Риббентропа» как будто убрал пелену с глаз. Также как и тогда Сталин, по-видимому, договорился с немцами. Он еще до войны был обеспокоен попытками других стран присвоить антарктические территории, и теперь союз с бывшими врагами сулил выгоды. Немцы рассматривали  Антарктический флот русских как своего союзника в обороне «Новой Швабии», а у русских развязывались руки в освоении Антарктиды.

К тому же то, что какие-то сепаратные  переговоры по Антарктиде ведут американцы, подтвердил и начальник Дуга, приказавший ему прекратить его изыскания. В конце концов, к началу 50-х все вопросы на эту тему вызывали у начальства только раздражение. Похоже, американцы с немцами договорились тоже.

Впрочем, во всей этой истории не было ничего нового. И англичане, и американцы активно сотрудничали с бывшими нацистами после войны. Под суд попали только откровенно одиозные личности или те, кого было решено сделать «козлами отпущения» по той или иной причине. Все специалисты, особенно  инженеры и конструкторы, быстро нашли себе приличную работу. Ну а за наиболее талантливых шла откровенная борьба между американскими и английскими разведслужбами. В русской же  зоне оккупации специалистов просто арестовывали и вывозили на работу в Россию. 

Всем этим Дугласу приходилось заниматься не однократно. И он убедился, что среди немцев и итальянцев, людей, чьи руки были не запятнаны преступлениями, оказалось подавляющее большинство. Многие из них были настоящими патриотами, осуждавшими фашистскую верхушку, но не хотевшими из-за нее предавать родину. Он везде встречал людей, для которых были важны простые и ясные человеческие ценности, а не идеология, которой прикрывались сомнительные дела. Тем более, что после войны особенно заговорили о ценностях  западного мира.  У Дуга было более чем достаточно поводов понять, что все декларации  о христианских ценностях западного мира были и остаются дымовой завесой, под прикрытием которой обделываются грязные делишки.

Все это  не могло не вызывать отвращения. Целые народы становились игрушками в грязных руках не добросовестных политиков, для которых часто мелкие частные интересы становились важнее интересов всего мира. Гордость шотландского аристократа, солдата прошедшего великую войну, дедовское воспитание не позволяли мириться с подлостью, и Дуглас только ждал случая порвать со своей службой.

     Все решил очередной вызов в Лондон.  На месте своего старого начальника он увидел канцелярскую крысу, всю войну просиживавшую штаны в министерстве,  а вместо делового разговора  о работе получил унизительный допрос о происхождении и своих довоенных связях. Позднее он узнал, что кое-кто из физиков, старых друзей деда, попал в немилость из-за утечки атомных секретов.  И хотя обвинить его было не в чем,  Дуга явно  вынуждали подать в отставку. Пролитая кровь и годы безупречной службы ничего не значили для министерских параноиков.  Он понимал необходимость  разорвать  порочный круг, в который попал и в начале пятьдесят второго в отставку подал. Она была принята неожиданно быстро  - Англию задело поветрие,  зародившееся на его родине.  Начиналась «охота на ведьм», и английские чиновники косо поглядывали на американца.

    То, как охотно приняли его отставку, добавило очередную каплю яда в его сердце. Те, кто правил этой страной забыли его заслуги, как и заслуги других ветеранов. Приличная военная пенсия, назначенная отставному коммандеру, полностью успокоило то, что они считали совестью. А, впрочем, ни на что другое Дуглас и не рассчитывал.