Пейзаж
Вот зимний пейзаж. Глядите. Красота! Слева направо наискось белое поле делить надвое глухой давно некрашеный и крепкий только с виду, деревянный забор. Слева за забором на среднем плане возвышается деревянный дом с башенкой. У крыльца стоят молодая привлекательная женщина с муфтой и девочка лет пяти или шести в шубке, шапочке с помпоном и изящных валяных сапожках. На заднем плане заснеженный еловый лес. Глядите, как низко опустились под тяжестью снеговых подушек лапчатые ветки! Над зубчатой кромкой леса виднеется узкая полоска синего неба. От калитки в заборе, между высоких отвалов снега вьется к крыльцу глубокая тропинка.
II
Морозно. На щеках женщины и девочки цветет зимний румянец. Белый парок регулярно выходит изо полуоткрытых ртов. Обе немного запыхались. Видимо, вернулись недавно с лыжной прогулки, пусть и не соответствует этому одежда, пусть не видать нигде лыжных палок и лыж... Пусть!
(Может статься, что оставлены они за домом, за пределами видимости).
Тихо. Мороз крепчает. Вот на забор села ворона. Замерзла и упала с него. Другая ворона села на забор и тоже упала замёрзно. Третья ворона села на забор, замерзла, но не упала, а рухнул забор. Во всю свою длину от
III
переднего плана до самой задней перспективы. Нет, в самом деле! А четвёртая ворона, села на башенку дома, замерзла и упала вместе с башенкой вниз. Девочка и женщина ничего не заметили, так как башенка упала по ту сторону дома, и звук падения скрал глубокий снег. Дом заметно пошатнулся. Вот кто-то завозился наверху, за срезом картины. Посыпался пушистый снег, девочка и женщина подняли головы и увидели, что дом качается. Они отбежали подальше. И вовремя! Через пять-шесть секунд дом стал обрушаться, обрушался, обрушался да и обрушился: сложился, как карточный домик. Бу-бух! И останки его стали нелепо топорщиться из снега некрашенными изломами, деревянными углами, кусками стен, потолков, полов, оконными рамами, перекошенным дверными коробками...
IV
Прошел первый испуг. Подросла девочка. Подтаяли на весеннем солнце снеговые подушки, просветлела даль, спорадически почернела земля. Женщина уже в демисезонном пальто. Она принимается поднимать забор. Она поднимает его на переднем плане, он валится на заднем. Она поднимает его на среднем, он падает на переднем. Она пытается, широко расставив руки, поднимать его на двух планах одновременно, но не хватает ни сил, ни рук…
Но вот и пора тщетных усилий канула в Лету. Подросла дочь и стала матери помощницей. Их совместные усилия уже не кажутся такими тщетными. Забор валится, но, как бы, все неохотнее и неохотнее. Наконец, в один из погожих дней он встает на место во всю свою длину.
...Потом настала очередь дома. Вороны больше не могли помешать им.
– Как так? Куда же они подевались?
– А вот так, повывелись.
– Нет, правда, куда?
– Туда.
– Но в самом деле?
– Перестреляли они всех ворон на пять лье в околотке из двустволок.
– Ну, прям.
– Да, вот так. Два месяца девочка (уже прямо надо сказать девушка) и её мать ходили в стрелковый клуб и
V
тренировались на тарелочках. Девушка едва не стала чемпионкой страны, а у женщины случился роман с инструктором. Ничего удивительного – она чертовски хороша! Он чуть не сделал ей предложение, уже и кольцо купил, но в тот день в клубном ресторане под названием «Гранд-кафе» вспыхнул пожар. Нет, нет, никто не пострадал. Но одна неприятность всё же случилась. В том пожаре у некой посетительницы сгорели полтора миллиона рублей, которые она взяла утром из шкапа на карманные расходы, м-дя. В день у неё около полутора миллионов рублей как раз и выходило. В сумочке оставила. На разное. М-дя.
Я почему говорю «м-дя». Это вовсе не оттого, что я там, к примеру, завидую богачке (бывают ведь и покруче) или злорадствую финансовой утрате (потере). Вовсе нет. Я почти скорблю их, ведь они не достались никому. Тут не столько человеческое «м-дя», сколько авторское. Потому что тут меня обычно прерывают иронично-насмешливые, недоверчивые смешки снизу. Прям мешки письмами приходят.
VI
Иначе говоря, не верят люди, честные труженики, врачи и ортопеды, учителя и милиционеры, дворники и колхозники, что можно потратить 1.5 млн. рублей в день, так, просто, за здорово живешь, не приобретая ни дач, ни квартир, ни машин, ни подобного.
Увы, отвечаю я. Сгорели, значит возможно. Факт. Не с потолка же взялась такая сумма, а из протокола. И вынужден от словесности перейти к арифметике, от слов к цифрам, так как, признаться, самому мне становиться жутко интересно, на что можно за день потратить такую суммищу: привычно, буднично, обыденно, взяв запросто из шкапа.
Давайте смотреть вместе. Мне, кажется, это будет поучительно и захватывающе. Во-первых, дело происходит в Москве. А там этих денег просто завались. Даже все по чемоданам, банкам и чулкам не распихать, приходится вывозить за границу. Известный факт. Шутка ли сказать, одних долларовых миллиардеров в Москве 107 штук (первое место в мире). Тоже факт.
Смотрим далее. Если чашка кофе стоит, предположим (слышал я о таких чашках кофе), 3000 рублей, средний чек в ресторане – 29631 рубль, а наша женщина выпивает за день 18 чашек кофе и принимает пищу 7 (семь) раз, она довольно упитана, если двигатель её машины имеет объем 6 литров и жрет на 100 километров 80 литров бензина, скажем по 45 рублей, а проезжает она в день 200 километров (Москва большая), если
VII
выкуривает она при этом в день по две пачки лучших сигарет, а на тарифе «Платиновый свисток» выговаривает 10 000 (округленно), если её pocket dog, которая тоже спаслась из пожара, сжирает в день корма на 3000 рублей, уф, то... То уже предварительно получается... Сколько бы вы думали, а? А вот мы сейчас подсчитаем.
Подсчет
3000 х 18 = 54 000
29631 х 7 = 207 417
2 х 80 х 45 = 7200
2 х 40 х 24 = 1920
1 х 10000 = 10 000
1х 3000 = 3000
Итого: 283 537 рублей 00 копеек
Неплохо, да, для начала!? Снизу продолжают недоверчиво (и несколько натянуто и нервно) ухмыляться, мол, мети, метла, мети, неси, пустозвон, околесицу, пой ласточка пой, неужели это может быть правдой, чтобы собачка на 3000 сжирала. В день. Золотом она, что ли, срёт? Я не обращаю на ухмылки и грубость внимания и продолжаю прибавлять.
Помыть машину – 5000, причесать собачку – 2000, причесаться самой – 8000, купить топик – 25000, побаловать себя пироженкой – 4200, подать в церкви – 25103 рубля 38 копеек,
VIII
итого получается 352 840 рублей 38 копеек. О! Восклицаю я победоносно, но тут начинаю, признаться, буксовать. Отказывает потребительское воображение. Начинаю, честно говоря, мямлить про липосакцию, фитнес, подтяжку лица, ежедневный разврат, какие-то взятки (тоже ежедневные, обыденные), наркотики-кокаин, посещение музеев и концертов («Но не кажный же день!» – отчаянно округляются глаза снизу на «музеев и концертов»; вынужден согласиться)...
– Колечко, опять же ежедневно новое себе, – говорю, – покупает (их у неё уже 2341 штука) за... я набираю побольше воздуха. – За 700 000 рублей! – выпаливаю я несколько испуганно, не представляя, существуют ли в природе такие колечки и как они могут выглядеть, с дом что ли, с машину, и носят ли их на пальцах... Может быть, ног?
Оказывается, и не такие существуют. Потому что сверху начинают хохотать, смеются надо мной.
– Дорогое! – хохочут сверху все 107 долларовых миллиардеров и так и хватаются за животики.
(Они собрались для этого все вместе, представьте себе – 107 долларовых миллиардеров! Не просто толпа, а толпа миллиардеров. Такое зрелище увидеть – умереть можно. Это какое же средоточие силы духа, трудолюбия, ума, решительности и удачи! Вы видели когда-нибудь толпу миллиардеров, вот так, просто на улице? От них исходило бы такое сияние, что солнце щурилось бы, ослеплённое. Аномалии должны какие-то происходить в том месте, где они собрались, сияния... Воздух, например, очищаться, от выхлопных газов?! Ржавчина сходить?! Да-а-а-а-а-а-а-а. Солнце в зенит возвращаться, излечиваться смертельные болезни... Помыслить страшно! И притяжение. Какое это было бы притяжение. К этакому благородному средоточию, как опилки к магниту, стянулись бы прочие жители Москвы, России и ближнего зарубежья. Толпа стояла бы вокруг, сдерживаемая полицейским оцеплением, и восхищенно взирала бы, точно на прибытие марсиан или чудо какое. Но не долго: злоба, порожденная завистью появилась бы на лицах, возбуждение этакое стало бы охватывать толпу. А миллиардеры глядели бы немного растерянно, смущенно. «Чем заслужили мы такое». «Как можно испытывать такие негативные чувства?» - можно было бы прочитать на их умных благородных лицах. Но, конечно, страха они бы не испытывали. Некоторые даже закатали бы рукава на мускулистых руках, готовясь дать отпор. Некоторые порывались бы подойти к оцеплению и вразумить неразумных: мол не завидуйте нам, а трудитесь честно 24 часа в сутки, как это делали мы, учитесь хорошо, как мы учились — и будет вам воздано сторицей. Если не в этой, так в будущей жизни. Но более сдержанные товарищи удержали бы таких. Бесполезны слова.
А потом все 107 вдруг повернулись бы лицом внутрь круга и стали бы шептаться, как на Что? Где? Когда? Или КВН. И решили бы: издать книгу по своим жизням. Найти талантливого писателя и снабдить его истинной правдой о способах покорения вершин. Пусть напишет. О, какая это была бы книга! Это была бы такая книга, что все люди на Земле стали бы лучше, трудолюбивей.)
Но пока, вне сослагательного наклонения, миллиардеры ржут, заливаются. Снизу начинают им вторить. Складывается известное положение. Верхи ржут, низы хохочут. Вам это ничего не напоминает?
– Книжку ещё себе может купить, инкунабулу. – совсем тихо мямлю я. – Ибо известная библиофилка...
Ржут-хохочут пуще прежнего.
Тогда я беру свой маленький стульчик, свой маленький столик, свой крошечный старенький ноут и к чертям собачьим схожу с их чертовой социальной лестницы! И надо сказать вовремя. Потому что некоторые верхи с покатухи начинают скатываться вниз. Им покатываться совершенно противопоказано. И сбивают низы, как кегли.
IX
Теперь, что касается «маленький стульчик», «маленький столик» и все такое прочее. Так тут всё просто – мне так представилось. От социального давления. Потому что по правде говоря, ноут у меня не крошечный. Если им шарахнуть по голове, да углом в висок, то можно убить. А стулом даже в висок попадать не нужно, чтобы расшибить голову. А столом и подавно – я его один с трудом поднимаю. У меня вообще все нормального размера. Я и сам нормального размера, ну может быть, за исключением воображения. Да, всё у меня нормального размера, и нечего тут скалиться! А то поскатываетесь вниз!
– Ладно уж, пойдем, нормального размера. – говорит мне Марфа Корнукова, говорит ласково, та самая привлекательная женщина с муфтой.
X
Она уводит меня в пейзаж. Он летний в соответствии с временем года. Светит солнце. Поют птицы. Зеленеет трава.
– Тут у меня пасека. – показывает мне Марфа хозяйство.
Без муфты, ей-ей, она нравится мне куда больше, здоровая, ласковая и работящая.
– Там я чернику садовую завела. – указывает она рукой. – Голубику. Ягода в два раза больше лесной.
– Есть ещё сады. – подхватывает дочка. – Оранжереи, лемуры, страусы, эвкалиптовая роща. А в лесу нашем грибов и ягод видимо невидимо. И земляники.
Девушка, дочь, просто красавица. Так и напрашивается на комплимент. Но я только краснею от удовольствия и расплываюсь в улыбке. Я уже в неё влюблен.
– Все есть, только дом на место поставить и можно жить-поживать. – говорит Марфа.
И мы ставим на место дом. У него теперь все новое и три башни. И все три стрелковые. В каждой наготове заряженная двустволка. Поэтому ни воронье, ни люди нам не досаждают.
XI
Проходит какое-то время. Я по-хозяйски обхожу пейзаж. В будущем году заведу в наливном пруду форелей. Столярничаю. Хожу на охоту. Жмурюсь на солнце, подозреваю, что Наталья скоро объявит мне, что беременна.
Свидетельство о публикации №217012801757