Рано гасить свечи

У Олега Васильевича год назад умерла жена. В квартире, где сам воздух был пропитан уютом, теплом, вкусными запахами пирогов, теперь гулял стылый ветер одиночества.

   Он задувал в душу, отчего она сжималась, как птенец на морозе. Померкли все краски жизни.

 Ольга Ивановна, с которой они прожили тридцать лет, теперь жила в его благодарной памяти. Она  приходила  в сны – бежала в своем синем платье по ромашковому лугу, позировала перед фотоаппаратом в горах, забираясь на крутую скалу. Он каждый раз боялся, чтобы она не сорвалась в пропасть. А утром просыпался в холодном поту.

 Олег Васильевич с трудом заставлял себя встать, поджарить яичницу и идти в институт, где его, преподавателя английского языка, ждали студенты.

 Потом приходил домой и словно проваливался в пустоту. Не хотелось ни двигаться, ни читать, ни включать телевизор, ни отвечать на телефонные звонки. Он ложился на диван и, скованный скорбью, лежал в каком-то непонятном полусне.

Жизнь замерла, ничто не радовало. Тяжело, когда опускаются руки, когда не видишь света в конце тоннеля. Олег Васильевич чувствовал, как с каждым днем черствеет душа.

 Взрослые дети – сын и дочь – жили в Москве. Когда Ольга Ивановна была жива, они приезжали на Новый год, на семейные торжества. Последний раз семья собиралась два года назад на юбилей Олега Васильевича, ему исполнилось пятьдесят пять. Но Ольга была уже больна, и веселого праздника не получилось.

Внуки-школьники любили приезжать к деду на каникулы. Олег Васильевич приучал их к спорту. Зимой они ходили по снежным тропам, а летом с ночевкой отправлялись на Бештау. Разбивали палатку на седловине, у ручья, разводили костер. Варили  кулеш,  рецепт  которого  Олег  Васильевич  помнил еще с детства. Мальчишки с удовольствием ели эту вкусную пшенную кашу с тушенкой, пили чай с дымком, который на костре всегда получается особенным.

 Утром они поднимались на вершину горы встречать рассвет. Любовались завораживающей картиной, когда из-за кромки горизонта стремительно вставало багровое солнце, золотило все окрест. Притихшие внуки ели арбуз и чувствовали себя самыми счастливыми на свете. И Олег Васильевич радовался вместе с ними. А потом были телефонные звонки с восторженными воспоминаниями, фотографии, выложенные в Интернете, и желание снова приехать к деду.

 Но теперь он и внуков не приглашал. Утомляли суета и шум. За год он заметно сдал, осунулся, помрачнел. Плечи сгорбились, на висках проступила седина. А тут еще и болезни навалились.

 Однажды, поднимаясь по лестнице в свою квартиру, Олег Васильевич почувствовал резкую боль в сердце. Отдышавшись, он с трудом дошел до телефона, вызвал «скорую помощь».

– Одними таблетками не обойтись, – сказала врач с тревогой в голосе, – уколы нужны, а еще лучше капельницы.

– Может, повременим с больницей, – простонал Олег Ва- сильевич. – За мной и ухаживать-то некому.

– А у Вас есть, кому делать уколы? – спросила врач.

 И тут Олег Васильевич вспомнил о Верочке, недавней выпускнице медицинского училища, дочери соседки.

 Когда Ольга Ивановна болела, Вера ходила к ним. И уколы делала, и капельницы ставила. Жена говорила, что у нее рука легкая.

 Верочка пришла в тот же вечер. Она сходила в аптеку, купила все необходимое, поставила капельницу и тихо села на стул возле кровати Олега Васильевича, глядя, как по тонкой резиновой трубочке скользят капли лекарства.

 В свои девятнадцать лет Вера не была красавицей, скорее наоборот. Маленькие, глубоко посаженные глаза, белесые ресницы, соломенная челка, веснушки на носу, хрупкая фигура.
 
 Но во всем ее облике была какая-то удивительная чистота, наивность и непосредственность, беззащитность и доверчивость, что сразу вызывало симпатию.
Общаться с ней было легко и просто. Верочка кормила Олега Васильевича борщом или куриной лапшой («мы сварили, я налила Вам тарелочку»), проветривала комнату, протирала пол, ходила в магазин.

– Мне совсем нетрудно, – говорила она. – Вам свежий воздух нужен и хорошее питание. Так Вы быстрее поправитесь. Олег Васильевич ждал ее каждый вечер. Поставив капельницу, Вера не отходила от его кровати ни на минуту.

 Несколько вечеров он молчал, погруженный в свои невеселые мысли. А потом, чтобы прервать тягостное молчание, стал вполголоса, не открывая  глаз,  рассказывать  юной  медсестре о чудесах света: о Великой Китайской стене и висячих садах Семирамиды, о пирамидах Хеопса и красоте беломраморного мавзолея Тадж-Махал, о самой большой в мире статуе Христа-Искупителя, вознесенной над Атлантическим океаном.

 В молодости он был страстным путешественником. Вместе с Ольгой Ивановной они побывали во многих уголках мира.

 В лице Веры Олег Васильевич нашел благодарного слушателя. Она, как губка, впитывала его слова.

 Иногда по его просьбе Верочка брала из книжного шкафа томик Есенина или Блока. Она читала стихи тихим голосом, но так выразительно и проникновенно, словно сама погружалась в поэтическое кружево и при этом чувствовала себя очень счастливой.

 Олег Васильевич рассказывал Вере о своих любимых книгах, и по его просьбе она читала ему вслух рассказы Чехова.

 Он прикрывал глаза и с наслаждением слушал ее.

«…солнце уже выглянуло. Полоса света, подкравшись сзади, шмыгнула через бричку и лошадей, и вдруг вся широкая степь сбросила с себя утреннюю полутень, улыбнулась, засверкала росой. Сжатая рожь, бурьян, молочай, дикая конопля – все, побуревшее от зноя, рыжее и полумертвое, теперь омытое росою и обласканное солнцем, оживало, чтобы вновь зацвести…»

 Он думал о том, что вот так же, как степь в рассказе Чехова, оживает, освобождаясь от тоски и печали, его душа.

 Верочка, это юное, чистое создание, будто бы взяла его за руку и вывела из мрака на простор. В ней была доля того таинственного начала, в котором сосредотачивалась для него вся ценность жизни. Она стала для него ангелом-хранителем. Она сделала невозможное – вернула его к жизни, дала почувствовать, что еще не все потеряно.

 Что может дать один человек другому, кроме капли тепла?

 И что может быть больше этого?

 После капельниц врач назначила уколы. Лечение растянулось на месяц.

Олег Васильевич считал дни, и они убывали, как шагреневая кожа. Ему было не по себе от мысли, что закончится лечение, и Вера уже больше не придет, не возьмет его руку   в свою и исчезнет главное – родство их душ, которое он почувствовал, находясь рядом с ней.

 Ему так хотелось сказать ей: «Не уходи, останься со мной навсегда!». Но он не смел, стыдился своего возраста.

 Его опустевшая душа наполнялась любовью, хотя он сам себе боялся в этом признаться. Может быть, и вправду рано гасить свечи?

Природа оживала после долгой зимы. Солнце купало сады в нежных лучах.

И, как знать, может быть, они вместе войдут в умытый весенним дождем мир? И не расстанутся никогда...