Пером, как топором

  Принято считать, если человек хорошо говорит,то он и хорошо пишет. Это не
совсем так. Безусловно, это области смежные, но связь их необязательна. Чаще
бывает наоборот: кто хорошо пишет, тот неплохо говорит. Но и тут нет закономерности. А однажды я вообще был крайне удивлён. Я присутствовал на закрытом вечере в театре Моссовета, в связи с каким-то летием театра.
   Концертные номера перемежались поздравлениями, и дошло дело до ответного слова главного режиссёра Завадского. Ну, сейчас этот аристократ духа, этот победительный красавец выдаст!
   Он поднялся на сцену и мы услышали какое-то маловразумительное эканье-
меканье. Как! Человек, чьей профессией является, прежде всего, говорение, речь,
так невыразителен и неинтересен! Но так было.
   Однако вернёмся к писанине, ибо о ней речь, и поговорим о том, как пишутся пояснительные записки к проектам.
   В проектном институте, где я работал, был главный специалист-электрик, который писал записки, где одно предложение, состоящее из десятка придаточных,
занимало полстраницы. Дочитывая его до конца, забывалось о чём шла речь
вначале. Как-то, просматривая типовой проект административно-производственного здания, я наткнулся на одном из листов на "Технологическую записку по буфету".
Ну что на эту тему можно написать? Максимум две-три фразы. Что-нибудь вроде:
ассортимент, положенный буфету на столько-то посадочных мест. Но вместо этого
шёл развёрнутый перечень: "В меню буфета входят: яйцо под майонезом, винегрет,
сосиски с горошком,салат мясной, салат рыбный с крабовым мясом,селёдка с луком
и свёклой, салат из свежих огурцов со сметаной, салат из свежей капусты, салат
из свежих помидоров со сметаной, капуста квашеная". И всё это пиршество в проекте производственного здания. Интересно, этот гимн родился перед обедом на голодный желудок, или в порядке самоутверждения: мол и я в этом проекте не последний человек.
   Дальше этот перечень продолжался, включая сдобу, сласти, напитки, табачные изделия на протяжении целого листа, не обычного машинописного,а большого формата типового проекта, и в конце стояла подпись: инженер-технолог Хренов.
   Вот уж действительно нарочно не придумаешь!
   Интересным в этом отношении был главный инженер проектов по фамилии Адельский. О качестве его пояснительных записок говорит такой эпизод.
   Однажды Адельский попросил у своего помощника какую-нибудь записку, возможно в качестве аналога. Помощник дал ему записку, прочтя которую,Адельский воскликнул: "Какой дурак это писал?"
   -Это ваша записка,- не без ехидства заметил помощник.
   Надо сказать, что его записки отличались не только содержанием, но и формой. Почерк Адельского напоминал нечто среднее между шумерской клинописью и забором из штакетника. В бюро ГИПов так и говорили: переводить с Адельского на русский.
   У ГИПов своего телефона не было, и их вызывали стуком в стенку из соседней комнаты. Однажды, когда Адельского вызвали к телефону, его коллега Николай Ульянович сел на его место и нарисовал три строчки буквообразных палочек.
   Сидя на своих местах все стали ждать возвращения Адельского. Вернувшись, он сел на место и стал читать недописанную страницу, подперев короткой рукой лысую голову. Затем взял ручку и продолжил запись.
   Вообще Адельский был фигурой весьма колоритной. Маленького роста с большой
сундукообразной головой. Одна из сотрудниц так и заявляла:"У  Адельского череп убийцы". Однако это его ничуть не смущало, когда он пытался  прижать в углу молодую привлекательную сотрудницу, откровенно смеявшуюся ему в лицо.
Этические соображения его мало смущали. Так, будучи в командировке на своём объекте Кара-Богазе, он приторговывал привезёнными ученическими тетрадями.
   Но вконец сотрудников развеселил случай, где он участвовал не в качестве субъекта, но в качестве объекта. Он проработал в Госгорхимпроекте около тридцати лет. Потом поругался с руководством, уволился,а через несколько лет вернулся в родной институт. Его, естественно, приняли, и отдел кадров вывесил следующий приказ: "Принять Адельского в качестве главного инженера проектов
с месячным испытательным сроком".
   Что ж, испытывать, так испытывать!
   Были у нас и не менее колоритные в своём роде фигуры. Трудился на ниве водопровода и канализации главный специалист,инженер-практик (считалось, что в этой профессии может подвизаться всякий: водичка дырочку найдёт!), у которого в сопроводительных записках с замечаниями по чертежам подчинённых,
встречались слова "надписьи" и "читьверг".
   По своему любопытна была и фигура парторга отдела, архитектора-практика, человека с любопытной биографией. Видимо в своей жизни он перепробовал
немало профессий, во всяком случае, мы знали, что его диапазон простирался от парттысячника (отправлялись в 30-е годы в деревню для укрепления сельского
хозяйства) до конферансье. Надо признать, что язык у него был действительно подвешен отлично. Он слыл занимательным рассказчиком в курилке, интересным оратором на собраниях.Но не зря Ключевский утверждал: блестящее перо и светлая мысль не одно и то же.  В отделе он руководил архитектурной группой. Честно сказать, не могу себе представить, как можно заниматься архитектурой без
специального образования. Можно ли быть штурманом, или хирургом непрофессионалом? Хотя промышленная архитектура для объектов химии и не бог весть что.
   Как парторг он редактировал отдельскую стенгазету.
   Когда однажды я принёс ему сатирический стишок, намекающий на одного из сотрудников отдела, где были строчки:
                ...Не зайдя на вернисаж
                Прямиком трусит в Пассаж...
он удивил меня, спросив:"А что такое вернисаж?"
   Как! Архитектор никогда не слыхал слова "вернисаж"!? Поразительно!
   Это сопрягается с рассказом Гердта, как однажды в разговоре с Бернесом он услышал слово "возвраст".
   -Как, как?-переспросил дядя Зяма.
   -Ну, возвраст,-ответил знаменитый актёр кино.
   Это отсутствие образования случайно высунулось шилом из мешка.
   Но оказывается моё удивление меркло перед развлечением девиц  из архитек-
турной группы, читавших пояснительные записки своего шефа.
   Вот образец. Описать то, что он проектировал можно одной фразой: "В бытовых помещениях здания предусматриваются две душевые кабины -мужская и
женская". Ну, что-нибудь в этом роде. Он же написал:"...предусматриваются два
душа с раздельным раздеванием по половому признаку".
   Вот тебе и златоуст!
   Не могу не привести пример подобного "творчества", правда, из другой сферы, но тоже шедевра в своём роде.
   Я тогда трудился в многотиражной газете "Маяк" литсотрудником.
   Почему газета закрытого предприятия электроники называлась "Маяк", кому
светил этот маяк и куда указывал путь, сказать затрудняюсь. Но трудовые будни предприятия отображал он добросовестно и занудно. Рубрика "Трудовая вахта" не покидала газетных полос. Однако читатели искали в нашей газете другое - ляпы.
   _Скажите, почему имярек на снимке пишет левой рукой?-интересовалась по телефону анонимная читательница.
   -Наверно он левша.
   -Нет, я работаю с ним в одном отделе и точно знаю, что он правша.
   Вот так. Утёрла нос к собственному удовольствию.
   Но были у нас не только язвительные читатели, но и друзья - рабкоры.
Мы любили своих рабкоров, ведь они приносили заметки из цехов в рубрику "Трудовая вахта".
   Любовь наша была не бескорыстной, они облегчали нам жизнь.
   Литсотрудник обязан был сдать в газету в течение пяти рабочих дней 600 строк, то есть примерно 20 машинописных листов. Эти 20 листов нужно было заполнить, найдя материал, выспросив и разговорив собеседника, обдумать и
по возможности живо и интересно всё это изложить. И этот дамоклов меч висел над каждым литсотрудником изо дня в день. Так что с рабкорами вопрос был ясен:легче отредактировать имеющийся, не слишком гладкий текст, чем отыскивать свой. Ведь в зачёт рабкоровские строчки шли наравне со своими.
   В праздничные же дни существовала "Литературная страница", где в качестве поощрения печатались по возможности подкорректированные их стихотворные опусы.
   Одним из таких рабкоров был Веня, усердно таскавший "вахту" из своего цеха.
   С праздничными стихами дело обстояло сложнее. Их очень трудно было довести
до удобоваримого состояния.
   Но как-то ко Дню Победы Веня принёс стихотворение о ветеране войны.
Протыри и убытки этого ветерана Веня описал так:
                "Дым сражений опалил виски,
                Поломал и рёбра и ключицу..."
   Воистину смертоубийственный дым!
   И в этом "шедевре" ничего уже изменить было нельзя. Да и надо ли?
   Да, конечно, все мы не Цицероны, но ведь не зря же Серапионовы братья встречаясь, приветствовали друг друга словами: "Здравствуй, друг, писать
очень трудно.