III К. р. Ваятели. Трофейный бордель и зубопроте

Николай обернулся к согнувшемуся у  куста бирючины   Дмитрию Григорьевичу.  Мастера тошнило.
Внизу за полотном железной дороги, только что отгремел бой между разбойниками и слесарями.  У автомобиля на параллельном рельсам  проезде лежало выпотрошенное  тело Правдоподоба, рядом валялись инженерская  барсетка и черные солнцезащитные очки.
Слесаря возбужденные, ошарашенные битвой шли к телу своего несчастного начальника.  Дмитрий Григорьевич,  тяжело дыша, выпрямился обернулся  и сделал знак Николаю, покрутив кистью руки, вытянутой в сторону латиниста. 
- Давай, поворачивай конька на брелоке.  Скорей! Ну, что же ты! -  снова согнулся, ощущая непреодолимый рвотный спазм.
Николай с лукавой и одновременно философской  улыбкой Будды держал брелок в руке,  наблюдал жуткую гибель главного инженера, но  не торопился  менять действительность и оживлять «этого  бравого гусара».
- Э что это, что! Смотри, что сделали! – вскричал слесарь хохол.
- Ох. Ё.. – вздохнул Лысый, снимая свою матерчатую кепочку, и ослепительно просияв гладким  черепом.
- Ну, давай! – Тяжело дыша, прохрипел  Дмитрий Григорьевич.
Николай небрежно повернул морского конька на золотом брелоке.  Он уже не улыбался и не смотрел на слесарей,  а скорее,   брезгливо и грустно  устремил взгляд куда-то вдаль, в небо по верх горы.  Расправа с Правдоподобом вопреки ожиданиям  явно не радовала его.
Между тем внизу все преобразилось: слесаря, спокойно работали в яме у трубы. Главный инженер живой, в белой футболке, с целыми внутренностями, шагавший от машины взглянуть какова из себя утечка, вдруг остановился, взялся за живот, сделав страдальчески-кислую мину, покачал головой и снова,  уже медленнее, пошел к слесарям, продолжая оглаживать себя вокруг пупка. Его явно беспокоил живот.   
- Ну, вроде бы все в порядке.  Все целы. Ты сейчас к себе газету? – спросил Дмитрий Григорьевич,  обтираясь носовым платком. –  Ох, с такой жизни блевать начнешь…
- В газетку.  Да-а… В газетку. Надо будет созвониться с магистром, узнать, как там он с кишечником справился?
- Надо встретиться, узнать, что там Андрей Федорович?
- Вроде хотел устроиться в «Зеленстрой», но я его предупредил, что бы он этого не делал. 
- Почему?
- Есть сведения, что «Зеленстрой» собрались банкротить. Там грядут сокращения и задержки  зарплаты.
- Ах да, ты же теперь вхож в коридоры власти.
- Ну, не так уж и вхож, да и  не во все… Однако, я пойду пожалуй.
- Ну, бывай.
Николай пошел по  обочине бетонки,  вдоль которой волной вздыбились заросли ежевики.
Дома, после работы,   за чаем он достал с полки секретера, из под папки, в которой он хранил записи инженера Корявцева,  прошитый скоросшивателем.
черновик очерка, написанного  его добрым приятелем  журналистом Эвксинским из Сочи, посвященного местным скульпторам.
"Начнем с сочинского скульптора Николая Алексеевича Березовского,  добрейшего и веселого старичка. Всем сочинцам знакома его скульптурная композиция «Ныряльщики»  над лестницей к ривьерскому пляжу. 
Березовский не хотел сниматься на фото и решительно не желал, что бы о нем что-либо писали. Родом он был с Брянщины. После раскулачивания семью Березовских сослали в Сибирь, куда-то под Абакан.  Однако еще до войны вместе с родителями он уже жил в Сочи. Возможно, Березовские принадлежали к числу  тех обладавших обостренным истинктом выживания жертв коллективизации,  удачно уклонившихся от  гибели и репрессий, чьими трудами в годы первых пятилеток были выстроены курорты Черноморского Побережья Кавказа с дворцами-санаториями, дворцами-вокзалами, портами, мостами-виадуками, дорогами, предприятиями микояновского пищепрома и т.д.
Жили Березовские в Охотничьем переулке, между улицами Островского и Воровского.   Переулок славился у сочинцев чистейшей, вкусной водой из колодцев. За водой на Охотничий люди специально приходили с ведрами  из соседних дворов и улиц.  Сам Николай Алексеевич помнил, как отец, пригласил во двор трех землекопов, рыть колодец.  Те начали копать круглую яму метра полтора в диаметре, затем вставили в нее бетонное кольцо в метр высотой, и продолжили дело, подкапывая землю под кольцом так, что бы оно проседало вниз, по мере углубления ямы.   
Вырыли не более двух  метров  и оставили кольцо у дна. Вскоре оно наполнилось  прозрачной холодной водой.
Однажды прекрасным  летним  ранним  утром  Николай вместе с отцом на попутной полуторке  поехали в лес,  на гору Пикет, за грибами. Поход  был  удачным: уже пошли и белые грибы и  лисички, по дороге попалась спелая дичка-черешня, – набрали и черешни. Когда возвращались домой, тоже на попутке,  увидели, что все люди вокруг как-то поменялись:  серьезны, озабочены, суровы и даже скорбны, - ни живых разговоров, ни смеха, ни
 улыбок.
-  Что случилось? – спросил отец у соседа армянина.
-  А вы что, не знаете? Война. 
Войну Березовский-отец начал лейтенантом, - закончил капитаном .  Однажды, только Николай пришел из школы, прибежала соседка,  медсестра в размещенном в санатории «НКВД-1» госпитале.
- Березовские! Скорее собирайтесь. К нам в госпиталь вашего отца привезли!
Раны отца были многочисленны,  но не тяжелы, - тело и лицо посекло осколками. В первые секунды в госпитальной палате, куда примчались Николай с братом и мамой, они поначалу не различили отца в ранбольном, в пижаме, с забинтованной головой так, что оставалась только щель для глаз, .
Железнодорожный вокзал стоял недалеко от дома Березовских.  Поэтому Николай Алексеевич помнил немногочисленные налеты немецкой авиации на Сочи,  пришедшиеся на железнодорожную станцию и строившийся морской порт.  Кровельную жесть вокзала с  дробным грохотом пробивали осколки.

В  боях  в Венгрии в окрестностях озера Балатон с  отцом Березовского произошел курьезный случай. Он захватил пикантный трофей с пленными: мобильный бордель-автобус  со всем персоналом.
Березовский полюбил ваяние с  детства: лепил самолетики, бипланы, и старался быть в своих работах как можно более точным, не упускать малейших деталей,  включая лицо и очки летчика.
После школы Николай Алексеевич поступи в Ленинградскую «Мухинку». Жил в общежитии на Фонтанке вместе со студентами-живописцами, мужчинами постарше, прошедшими фронт. На день рождения Николая в июне, в пору белых ночей, старшие товарищи накрыли ему праздничный стол, а один Саша, полный кавалер Ордена Славы, обладатель трофейного аккордеона, привел на праздник подругу, не молодую, но весьма  интересную и  привлекательную женщину, одетую дорого и со вкусом.
- Изабелла –представилась Гостья.
Застолье удалось. Пили, шутили, спорили, словом , вели, подобающий застолью разговор и снова пили за здоровье Коли.
- Коля, так у вас день рождения? А я не знала. – сказала Изабелла, и стала упрекать орденоносца, отчего он не предупредил, по какому поводу гулянье.   
- Ну, ничего, я сделаю вам подарок. Где аккордеон? – обернулась она к своему  кавалеру.
Орденоносец взял свой трофейный аккордеон, пробежал по клавишам, и Изабелла исполнила для Николая Алексеевича популярную песню,  Внизу за окном, на набережной Фонтанки  раздались аплодисменты.
Оказалось, гостья, подруга орденоносца – знаменитая певица Изабелла Юрьева. Поклонники выследили  ее и собрались под окнами общежития .  Изабелла Юрьева спела в ту белую ночь много песен и романсов, и всякий раз, когда она заканчивала,  с улицы неслись аплодисменты, крики «Браво» и в окно общежития летели букеты цветов.   
После смерти отца Николай Алексеевич был вынужден оставить училище и вернуться домой.
Через несколько лет он лет вновь поступил в художественное училище уже в Семфирополе.
В последний год обучения Крым, по воле Никиты Сергеевича, перешел в состав УССР. Как снег на голову на студентов обрушилась обязанность изучить за год украинскую мову и сдать по этому предмету экзамены.  Студенты взбунтовались и отказались учить украинский язык. Начальство махнуло рукой, - черт с вами, не учите. Впрочем, украйнофобией Николай Алексеевич никогда не страдал, и пронес  через все жизнь глубокую благодарность к своему преподавателю, природному украинцу, скульптору, профессору Петренко.    
После училища Березовский работал на Северном Кавказе, вернулся в Сочи, на комбинат. Надо заметить,  скульпторы в отличие от иных мастеров изобразительного искусства, народ добродушный. Они доброжелательно отзываются о товарищах по цеху редко, когда кого ругают, а если и случается, то только если на то есть веские причины.
Так  Николай Алексеевич    рассказал мне однажды о своем конфликте с четой живописцев, коих, не желая задеть, мы условно назовем  супругами Дубонсовыми.  Те скромно попросились к нему в скульптурную мастерскую, что бы  писать маслом полотна. Березовский согласился. 
Попросили ключ, - сделать дубликат. Березовский не возражал.  В мастерской он лепил из глины и пластилина. Во дворе, переодевшись в робу, рубил мрамор, возвращался, переодевался и… очень раздражал семью  Дубоносовых  пылью, летавшей от  робы,  гипсовой и мраморной. 
Живописцы обратились к директору комбината с просьбой удалить куда-нибудь Березовского из его же мастерской. Деректор, мужик  уважавший скульптора, рассказал  ему об этом. Березовский разгневался, - хорошо, в это время в комбинате Дубоносовых не было, не  то б!…, -  вынес из мастерской холсты, мольберты, кисти. краски и врезал новый замок.  Дубоносовым посоветовал куда-нибудь удалиться.
Почему комбинат?  Ранее в Сочи было товарищество художников с конторой, на подъеме  в длинном здание с башенкой,  где располагался цветочный магазин, а дальше магазин «Изумруд», Аптека, Оптика, табачный магазин, где наряду с другими папиросами и сигаретами , на равных с «Беломором» и «Казбеком» продавали прекрасные папиросы «Сочи»! Художники писали картины среди первых сочинских живописцев необходимо назвать Ивана  Капусту, Кровца, Двоскина, Кукушкина, Черного.  По побережью их живопись была востребована. Дома отдыха и санатории покупали работы художников и сочинских,  и столичных. Там складывались приличные коллекции полотен, где они ныне неизвестно. Видимо, рынок все расставил на свои места.   
Кроме этого живописцы подрабатывали писанием для магазинов ресторанов и иных учреждений вывесок на стекле. Темно -синюю  или темно-красную  краску наносили  на одну из сторон листа стекла,  (обратную сторону вывески), по трафарету наносили надписи:  «Партком», «Профком»,  «Директор»,  «Клуб Горремстрой»,  «Старт» товары для спорта»…,   счищали  с контура букв синий или красный фон, а затем поролоновым тампончиком на очищенное пространство набивали золотую или серебряную краску.  И с противоположной, лицевой,  стороны стеклянного листа получалась очень  солидная, серьезная вывеска.
 Когда, работы не было, художники тайно договаривались с вооруженными рогатками пацанами. Те стреляли по вывескам, дабы обеспечить мастерам новые заказы.
В комбинат мастера живописи и ваяния курорта объединились, дабы официально числиться на государственной службе и на старости лет получать пенсию. 
По приданию скульптор Владимир Звонов-старший. За пару бутылок водки выправил на улице Альпийской участок  земли, где был сооружен первый цех комбината, прославившегося затем по городам и весям Советского Союза своей продукцией из пластмассы.  Основной Центр производства был на Первомайской, под телевышкой. 
 Варили пластмассу марки  АКР – 7 на костре.
Надо заметить,  в Сочи, едва ли не впервые в стране, в городских скверах и санаторных парках появились статуи из пластмассы, при чем из той самой, из какай делают съемные зубные протезы.  Таковых статуй  было две:  Мальчик слушающий раковину, на зеленом острове,  транспортной развязки перед  гостиницей «Москва», ныне «Сочи Плаза»,  - в пору переустройства центра города, остров возник из скверика с бассейном, в центре которого возвышалась белая, как кость,  тонкая, стройная и грациозная  фигура мальчика, приложившего к уху раковину рапана.  Вылепленная, по словам  Березовского, женщиной-скульптором Линдой Кабер родом из Прибалтики.  Когда скверик превращали в зелёный остров  и бассейн, увенчанный засыпали, Звонов успел увести статую в мастерскую скульптора Колобова, на Альпийской улице, на гребне горы Батарейка.  После смерти Колобова, влезшего в огромные долги, фигура исчезла. 
Так же, бесследно, после последовавшей за сменой собственника реконструкции санатория, пропала и другая  статуя, крылатая женщина, в санатории «Русь», работы Звонова младшего  Вечаслава Владимировича.  Сам мастер называл ее  «крылатая баба", отлитая из смолы и мраморной пудры.
Возможно, под влиянием мальчика с морским  моллюском Березовский создал скульптуру своего  мальчика, сидящего и рассматривающего раковину живого наземного моллюска  - улитку. Работа выполнена из известняка и установлена  в парке дендрарий у входа в здание НИИ "ГорЛесЭкол", ныне "Сочинского Национального Парка".