***

Я не умею любить джазменов. Я слишком много ругаюсь матом, слишком много курю и слишком мало сплю. Кстати, курю я синий Winston, неизменно вспоминая шутку про жену Черчилля, с первой затяжкой немного по-детски кашляю, слишком уж жадно глотаю горький дым, морщусь и роняю такое же постоянное: "Заговнился". Смотришь на меня укоризненно, даже не говорит ничего, я передергиваю плечами и отворачиваюсь к окну. Мы слишком разные, нас объединяет лишь любовь к хорошему виски с содовой в широких стаканах, нет, даже без содовой, просто с кубиком льда, остро блестящего гранями. Что значит "не кури", я взрослая, сама могу решить, курить или нет, горько щиплет в горле и в носу, Боже, пожалуйста, я даже в тебя поверю, только сделай так, чтобы я не заплакала сейчас.

А за окном Москва. Светит оранжевым фонарём прямо напротив окна, как же он спит, это же решительно невозможно. Москва воет метелью, прекрасный март в столице, шумит дорогой где-то недалеко, напоминая о том, что жизнь кипит, прислоняюсь лбом к холодному стеклу, и горячие капли всё же стекают по щекам. Я не умею тебя любить, ну прости меня, прости, но... От горячего шепота запотевает стекло, рассеивая этот невыносимый оранжевый свет. Слышишь?

Не слышишь.Ты уже спишь... Сигарета дотлевает в руке. С силой, со всей накопившейся болью всаживаю в руку то, что от нее осталось. Брезгливо бросаю в пепельницу окурок, сдуваю пепел со свежего ожога. Интересно, есть ли в этом пепле обугленная кожа? Да-да, я знаю, плохо, тысячу раз слышала про трудности переходного возраста, но ты же не видел, а летом я сделаю тату, не видно будет. Ну какое "смешно", о чем ты, смешнее, чем сейчас, в этом черном платье с открытыми плечами и постриженной как мальчишка, вряд ли может быть. Но мне, между прочим, нравится, а ещё на чёрно-белом фото я похожа на Одри Хэпбёрн, ну, знаешь, на той фотографии с вручения премий, дай Бог памяти, кажется, пятьдесят третьего года, но уволь меня, я не Одри, мне куда комфортнее в кедах. Да, с платьем, да, зимой, в конце концов, напомню, у меня из обуви только кеды и пара страшных, как моя жизнь, мартенсов. Ну прости, что я вот такая вот странная, но тянусь к тебе, в конце концов, happy and sweet 17 - наглая ложь, это худший возраст, ладно, не буду оправдываться, и я такая... "не такая", как ты говоришь. Только не "не такая, жду трамвая", а испорченная, но...

Я люблю тебя, слышишь?