За новыми брюками

С каждым днем за спиной все плотней закрываются окна оставленных лет…(И. Бродский)
 
Марина любила работать в своей мастерской с 7 утра, - в мире, где царило тепло, спокойствие и мягкая нежность просыпающегося солнца. Тёплые и мягкие тона  беспрерывно ложились на холст, изображая любовь, кокетство и коварство. Те же чувства пронизывали  оригинальные цветочные натюрморты. 
В этот мир однажды захотелось окунуться и Жозефу. В один из незабываемых вечеров, которые часто проводились у его друга Бориса, начинающего композитора, он, как всегда, погрузился в свои мысли  о неповторимости мгновения безграничной свободы.  Незаметно для себя, можно сказать, неосознанно,  он написал мысленное послание молодой огненноволосой женщине, портрет которой висел над фортепиано и явно принадлежал Музе «Новобора» (как он называл иногда своего друга  в пылу полемики). Это был автопортрет художницы: стройная девушка  с пышной копной рыжих волос сидела на скамье и пыталась поставить белую розу в вазу с букетом огромных лилий. Вот и теперь она сидела в той же позе и изящным движением руки перелистывала ноты, помогая музицирующему юноше. Полифоническая пьеса оказалась самым действенным средством, помогающим перевоплощать закипавшие  в нём чувства в необычную завязь слов:
Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из-под ног,
как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество, -
ты можешь
размышлять …
Пьеса легко отзвучала, но Жозеф не мог так же легко оторваться от магии метафоричного слога и  очнулся лишь от шелеста слетающих с пюпитра нот. Он бросился собирать разлетевшиеся листы нотной бумаги. Затем неловко протянул источник своего вдохновения Рыжеволосой - как он сразу не сообразил, что именно эта салонная музыка стала виновницей нахлынувших страстей! Однако выражение  её лица нисколько при этом не изменилось, лишь глаза распахнулись навстречу и пропели ту самую мелодию, которая навсегда останется в его сердце - мелодия ослепления любовью, мелодия, которая невидимой нитью соединила их судьбы.

Борис, не дождавшись, когда Марина снова установит ноты на пюпитре рояля, меланхолично заиграл какую-то совершенно новую мелодию.
-Это из моего нового цикла «Грустные песни». 
Он заглянул в её зелёные глаза, притянул к себе за руку и горячо поцеловал холодную ладонь. Вообще  от всего  образа девушки  веяло какой-то прохладой. Черты её лица, даже его выражение не давали усомниться в её происхождении - из благородных, из северных красавиц: в глазах таинственно мерцали невские волны, а бледное лицо с открытым  высоким лбом словно отражало свет белых ночей.
Борис всегда отличался повышенной  эмоциональностью,  и его страстная натура импонировала Жозефу. Их дружба не могла быть случайной, как и всё в жизни молодого поэта. Она была скреплена единым безостановочным ритмом поэзии и музыки,  своеобразным дуэтом, и  громко, во всеуслышание, заявляла о себе в самоуверенных строчках его стихов  звуковыми образами   и в малосекундных интонациях музыкальных сочинений молодого композитора остинатным басом. Но вскоре на смену дуэту пришло трио.
Жозеф едва дождался  следующей музыкально - поэтической вечеринки. Энергичными прыжками  он добрался до нужного этажа и внезапно остановился, не то, чтобы отдышаться, а чтобы осознать, прочувствовать ответственность момента.  Сегодня он будет читать свои стихи по памяти, к удивлению своих друзей – поэтов. Они  знали,  как порою капризна рифма и как долго приходится иной раз мучиться над словом: нараспев подбирать  рифму, монотонно и исступлённо, словно какая-нибудь ворожея, с той лишь разницей, что в заклинаниях слово – постоянный символ, а в его стихах слова – эквилибристы, сполохи молнии после грозы, набегающие раскаты грома, внезапно сменяющиеся мягкой поступью грусти.
Там, за дверью, обитой коричневым дерматином, ждут его друзья, и он им доверит сего-дня самое сокровенные тайны. Нет, не так, там ждёт его Марина. Дверь внезапно распахнулась. Вот и она сама. Бледное до бесконечности лицо. Да и как оно могло быть иным, - в музыке её сердца теперь надолго поселилась та нота. Ре? – Его голос берёт именно эту ноту в малой октаве, когда он декламирует свои речитативные «мелодии», - ноту судьбы в органном звучании.
Но сегодня он читал иначе! Читал, глядя ей в глаза так,  как если бы он смотрел в кривое зеркало и видел искажённую до неузнаваемости душу, искривлённую тяготами жизни, но готовую принять иную форму при стечении благоприятных обстоятельств. Он читал свои стихи как-то выстраданно, его аура искрилась честным желанием скрыть суровую правду, но поэтическая волна кипела, вздымалась  и с шумом падала на берега чужих сердец, вызывая смятение и сострадание.
 И только Марина слышала звучание флейты, вытягивающей из деликатной замкнутости души всю расплавленную  звуками нежность. В этот момент она поняла главное – это та мелодия, которой так не хватало её картинам, которая несла с собою стойкий и негасимый свет трудного счастья.

Было ли вправду все это? и если да, на кой
будоражить теперь этих бывших вещей покой,
вспоминая подробности, подгоняя сосну к сосне,
имитируя - часто удачно - тот свет во сне?
 ( И. Бродский)

Худ. Сюзан Риос