Естудей

  Светофор на противоположной стороне перекрёстка, выглядел, мягко говоря не совсем трезво. Голова с его тремя мигающими глазами свисала с шеи вниз и два глаза смотрели куда-то в бок, а третий и в бок и вверх и наискось. Корпус тощего длинного ботаника(а именно этого персонажа он и напоминал), с крепко зажатой под мышкой электрической коробкой, похожей на дипломат, кренился влево, словно он остановился отлить, чему-то сильно удивился, не удержался на ногах и застыл в немыслимом па, загипнотизированный полосатой палкой Главного Инструктора Братии Добывающих Деньги.               
   
Автомобили нагло пёрли, не желая пропускать мокнущих под зимним дождём бродяг, которые почему-то решили, что им во что бы то ни стало необходимо оказаться на другой стороне улицы с живописным названием Энгельса, при чём у каждого эта другая сторона была своя, в зависимости от их местоположения относительно нетрезвого поводыря.

Посмотрев внимательно налево и направо, и решив что опасность, с небольшими погрешностями, в принципе отсутствует, я вышел на проезжую часть, мгновенно перемахнул товарища Фридриха, ещё раз посмотрел на мигающее нечто и занырнул в двери метрополитена.
 
Чтобы подойти в плотную к окошку по продаже жетонов, нужно было израсходовать немного терпения, отстояв немаленькую очередь. Я достал мятую сотню и сунул в щель автомата по продаже проездных, там очереди не было. Аппарат побухтел и вернул мне денежку назад.
 Я сказал: "позвольте, но мне надо", и предложил купюру ещё раз, теперь он снова немного побухтел, но принял, правда на отрез отказался выдать мне жетоны, изобразив на своей физиономии раскрасневшееся недовольство.
 
  Вызвав оператора по обслуживанию недовольных стыдливых роботов, я объяснил ситуацию, на что мне последовало предложение проследовать за ним в кабинет, и, если у меня при себе имеется паспорт, написать на железного хулигана заявление. А поскольку паспорт присутствовал только в виде трёхдневных усов, а такие документы, как известно, не действительны даже при наличии лап и хвоста, которых у меня так же не было, да и откровенно говоря я опаздывал ни куда-нибудь, а на собственный спектакль, то пришлось на свой страх и риск предложить другую имеющуюся у меня сотню его железному коллеге. Он оказался любезнее своего бурчащего товарища, и получив заветную монетку, я наконец услышал "осторожно, двери закрываются..."
 
Пока колёса стучали на перегоне от проспекта Просвещения до Петроградской, и меня, немножко душила жаба за проигранную сотню, я всё же решил поближе познакомиться с этой лягушенцией, а может быть даже и поцеловать.
 Ход моих мыслей был следующим:

-А сколько раз во времена своей жизни бродячего музыканта, "которым по сути я не был"*, я посещал метро так, как будто бы это вовсе и не метро, а например Эрмитаж, а я как будто вовсе и не пассажир, а  студент-художник?
Оказалось, что минимум, даже не буду называть количество, чтобы случаем не приуменьшить и не соврать. Начнём сначала.
 
Улица Чайковского, напротив клуба "Чаплин", станция Чернышевская. Обитал я на кухне коммунальной квартиры, ночуя на раскладушке. В одной комнате молодая супружеская пара из Любани, Саша и Наташа, простые славные ребята. Однажды за напитками, подружившись, что называется в хлам, Санька заявил супруге, что я должен жить непременно с ними в одной комнате, и еле втиснув мою раскладушку в их десятиметровую длинную кишку, между супружеской кроватью и шкафом, он не успокоился пока не убедил меня и свою обалдевшую половинку, что я их лучший друг, и так будет правильно. И я поселился у них, правда только на одну ночь. На следующее утро, похмеляясь и закусывая Сашкиными домашними пельменями, мне удалось убедить его в обратном, и я к счастью для себя, Сани и Наташи, и к горю для пельменей, вернулся на свою кухню.

В другой комнате заправлял узбек Рафик, работавший практически круглосуточно в шаверме на Фурштатской, и забегавший домой исключительно справить нужду, за что потом и поплатился.

 А самые большие, с дореволюционным камином хоромы, которые всё же были намного меньше моей кухни, делили ребят-художники из Йошкар-Олы, среди них были как девчонки, так и мальчишки, из имён мне запомнились Лёха и Дамир. Комната с камином  оформлена под  художественную студию, которую ежедневно посещали красивые, фигуристые натурщицы, на чьи обнажённые прелестные тела всегда приятно полюбоваться, да и много ещё кто посещал эту квартиру из тех, кем любоваться было бы странно. Я у всех на виду на кухне пописывал песенки, и тут же их показывал друзьям художникам. Принимали они мои сочинения живо и очень тепло, и вообще считали меня тем, за кем сила рок-н-ролла, будущей знаменитой рок-звездой,  и не буду скрывать, это было весьма лестно и приятно.  Правда их ожидания я к счастью не оправдал из-за своего собственного разгильдяйства и принципа жёсткого отрицалы.
 Глядя на их работы, я им совершенно искренне отвечал взаимностью, и надеюсь они сумели оправдать мои ожидания. На этой кухне обитало много интересных споров и бесед на темы творчества и чего-то настоящего, искусства не на продажу.
В конце концов меня оттуда попросили. И это было справедливо, так как ко мне приехал мой друг боксёр Костик, и мы зажгли не по-детски, так, что всех окончательно достали. И я очнулся на нулях,  по дороге из кафе, со своей гитарой, стоящим в двадцати градусный мороз в раздумьях, на улице Салтыкова-Щедрина. 
За время моего пребывания в этих славных краях, если мне не изменяет память, я услугами метро не пользовался, везде ходил пешком.      
 
Метро Площадь Ленина, где на Лесном проспекте я делил здоровенную трёх спальную кровать со своей собственной гитарой; с радиоприёмником; с постоянно пустым холодильником; с симпатичной москвичкой, работавшей в прокуратуре, встреченной мною на разводящемся мосту под звуки песни из фильма Титаник, которые доносились из кассетного плеера её наушников; а так-же с двумя друзьями боксёрами, которые учились в Лесгафта и приезжали из Мурманска на сессии; и с Питерскими музыкантами из рок-н-рольного клуба Джем, который на тот момент базировался в другом клубе Клим Ворошилов, и те, кто попадал по дороге из Клима к Финляндскому вокзалу в расположенное по пути Отделение милиции, и естественно опаздывал на метро, неизменно шли ночевать, не забыв сначала заглянуть в бесплатный вонючий туалет в подземном переходе на площади у вокзала, чтобы потом эту вонь принести в мои двадцати пяти метровые хоромины на первом этаже, с решётками на окнах, видом на Бобруйскую улицу и с номером тринадцать на фасаде со стороны самого проспекта.
 
Работать я тогда не работал. Я и сейчас уверен, что работа от слова раб, а ведь вчера тоже было сейчас, и значит моя любимая женщина по имени Уверенность, может быть всецело и всенепременно уверена, что её имя полностью оправдано.
Понимание того, что "кто не работает, тот не ест", пришло ко мне довольно быстро, и признаюсь честно, отсутствие жратвы нисколько меня не обламывало. Если по началу город мне подкидывал различные подарки, типа найденной на переполненной трамвайной остановке денежки, которую почему-то кроме меня никто не заметил; или разносящего по квартирам солдатом первогодком мешка чёрного хлеба, который я выменял на свой старый нерабочий кассетник; или внезапно раздавшегося телефонного звонка с просьбой придти на опрос по поводу предпочтения различных сортов пива, естественно за определённое вознаграждение в конверте, да и на самом опросе кормили печеньем с джемом и поили заварным кофе, где ко всему прочему можно было познакомиться с симпатичной девушкой и потом питаться любовью у неё в гостях, пока кто-то кому-то не надоест; или шатаясь по городу, заглянуть в музыкальный магазин, который находился на месте бывшего Сайгона, и от нечего делать пересчитать все номерные альбомы рок-команды "Зимовье зверей", а потом вернувшись домой, и умудрившись дозвониться на радио, ответить на вопрос, как раз по-поводу точного колличества этих альбомов, и что совершенно естественно выиграть бесплатный коктейль в каком-то дорогущем баре Петропавловской крепости, где собирается исключительно контингент не обременённый отсутствием долларов, и где опять же можно познакомиться с симпатичной девушкой и далее смотрите выше; или возвращаясь с репетиции с гитарой в руках, столкнуться на Литейном, возле казино, с только что срубившей куш братвой, и исполнив пару их любимых песен группы "Кино", наконец вернуться домой, с полугодовой зарплатой школьного учителя пения; или на крайняк съездить на  электричке в лес и наковырять пару вёдер подосиновиков; или позвонить старому приятелю отца, у которого жена работает в пекарне, и как бы мимоходом сказать, что ты неделю на диете, и подождав пока он вечером проболтается об этом своей румяной с круглыми формами  жалостливой супруге, на следующее утро получить навязанный презент в виде пары тортов, пакета пирожков, вязанки бубликов, нескольких сортов печений, а так же хлеба чёрного, хлеба белого, и сказав, что ты не можешь всё это принять, потому что у тебя нет чая, дождаться пока он сбегает в магазин и вернувшись принесёт не только чай, но и банку кофе, а ещё и что-нибудь к белому и чёрному хлебу, на предмет колбас, сыров, паштетов и пакетных супов; или найдя в кухонном пенале пакет с сырыми зёрнами какао и по совету красивой худенькой соседки Ирины, буддистки и балерины, питаться только ими, съедая по одному зёрнышку в день, и данным способом уйдя в Нирвану написать песен на пару-тройку альбомов, чувствуя в каждом потенциал стать как минимум золотым.
   
В конце концов город прибалдел от моего упрямого отказа жрать, или у него банально закончилась фантазия или просто подарки мне стали не нужны. И проголодав сорок дней, я наконец понял, что можно не есть совсем, и ощутив себя Иисусом Христом, ещё больше укрепился в своей  позиции тощего плохиша.
   
  Так вот, на станцию метро Площадь Ленина, в таком прозрачном  виде, как у меня, можно было легко протиснуться, вставив отсутствующую задницу между решёток, которые служили охранным промежутком между входом и выходом. И я неизменно этим пользовался. Правда сказать, что можно было поступать и совсем простым путём, а именно, при проходе через турникеты, просто придержать захлопки руками и в таком случае они не сигналили о проникновении зайцев. Позже, когда в Петербурге турникеты-захлопки сменили на турникеты-вертушки, и пришло время ушастых демонстрировать своё умение прыгать, и убегая по эскалатору дрожать от возможности внизу быть схваченными санитарами леса, мы с другом Славкой уехали в Москву на первый в послесоветской России концерт группы Red Hot Chilly Peppers, и обнаружив в их огромной полуподземке, те самые старые захлопывающиеся проходки,  решили изучать столицу при помощи метро, входя и выходя на всех не знакомых Славке станциях. А поскольку в первопрестольной его угораздило побывать впервые, другими словами на всех подряд. И всё это путешествие, естественно, абсолютно бесплатно.
 
Интернета ещё не было, и люди друг с другом знакомились исключительно вживую, в том числе и музыканты, либо кто-то кого-то знакомил, либо разговорившись где-то на совместных концертах, либо дав объявление в рок-газету, или вывесив на Лиговке, на стенах при входе в Castle Rock, либо на месте того самого упомянутого Цоем "известного кафе" или на Рубинштейна тринадцать. Объявлений типа "барабанщик, басист, гитарист, автор ищет группу" было достаточно много, по одному из таких криков "Ау" мне и позвонил Славка.
 
Он и его брат близнец жили в своей двушке на втором этаже в двух трамвайных остановках от метро улица Дыбенко(ох уж мне эти революционные Питерские названия), как раз напротив того самого пресловутого рынка. В незапирающемся подъезде девятиэтажки валялись использованные шприцы, воняло травкой, спермой, мочой, гнилым луком и грязными носками. Славка и Вадим(имя его брата)не были ни наркоманами, ни алкашами, они ещё в детстве остались без родителей, и взятые на попечение старшой сестрой, по сути принадлежали сами себе.
 
В квартире царил тихий ужас. Грязная никогда не мывшаяся нормально посуда, раковины и ванная жёлтые, и афросоветский унитаз, чёрный как вакса. Я сразу не врубился, что это за повсюду, как будто расползающиеся коричневые пятна. Позже разглядел, когда присев на диван, почувствовал какой-то хруст под седалищным нервом, и опосля закурив и взяв в руки пепельницу,  увидел стаю разбегающихся тараканов, тут-то я и понял, что моя пятая точка совершила непреднамеренное серийное убийство. Оба ребят работали кочегарами, сутки через трое, и кроме комбиков, гитар, групп "Кино" и "Химера" и сочинения музыки  ничем не интересовались. Славка на тот момент исполнял роль лидер-гитариста в панк-команде "Укроп неполотый", но душа требовала разнообразия, потому он мне и позвонил, а Вадим не парясь ни о чём, музицировал сам с собой и писал в стол. Так вот отправляясь к ним на репетиции и от них домой с репетиции, я за метро тоже не платил.

  Правда и ко мне ребята неоднократно приезжали. Да и репетировал я не только с ними, к примеру к Мясычу на проспект Славы я добирался на двадцать пятом трамвае, конечно скрывая в себе любителя морковки подобранным на полу пробитым какой-нибудь честной бабушкой талоном.
 
Годом позже, когда мне снова стало негде жить, я временно поселился у кочегаров близнецов. Славка к тому моменту, видимо вдохновлённый общением со мной, положил на свой  уголь болт, истребил всех тараканов, и не спеша начал доказывать что афросоветский унитаз, на самом деле обычный, советский, а Вадим, вынужденный его кормить, молчаливо ворчал. Справедливости следует добавить, что спустя пару месяцев ситуация поменялась на противоположную, и тогда уже Славка хватался за любую возможность заработать, и ворчал уже  не молчаливо.  Но это настолько разные по темпераменту и вообще разные товарищи, что интеллигентное молчание Вадима резало как нож, а весёлая Славкина ругань всех только подбадривала.
 
В тот год я всё же умудрился устроиться на временную работу в метро Девяткино, на мытьё окон, в депо с таким же названием, получил пропуск с печатью метрополитена и за подписью начальника. Но поработать правда так и не успел. В утро первого рабочего дня, после ночёвки на Московском вокзале, я сел в поезд на станции Площадь восстания, и со мной приключилась пренеприятнейшая история, о которой я может быть расскажу как-нибудь  в другой раз.

  Скажу только, что я успел поучаствовать в погоне, прокатиться вместе с машинистом на его рабочем месте, остановить электричку возле станции Пушкинская, убедить обалдевшего водителя не выпускать пассажиров и в оконцовке оказаться в больнице на углу обводного и Лиговки. Далее влюбиться в прекрасную молодую женщину, по совместительству выполнявшую обязанности моего лечащего врача, пережить не разделённую любовь, разлюбить и спустя пару недель, в первый день лета, оказаться стоящим на Невском проспекте и греясь на солнышке, пытаться сообразить куда же двигаться дальше.
 
В кармане штанов обнаружился чудом уцелевший после этих приключений проездной билет, я спустился на станции Гостиный двор и доехал до Озерков, где и обосновался на ближайшие четыре года. Из которых два года я продолжал нагло входить в метро, предъявляя эту бумажку, пока на станции Сенная площадь бдительный служитель порядка не заметил, что прошёл двадцать один месяц с момента истечения её срока годности. Милиционер молча разорвал мою халяву на четыре части, вернул её мне, и указал рукой на окошко, где можно приобрести жетоны на проезд, тогда я впервые и узнал их стоимость.
 
  Получается, что я просто катался в кредит, а сейчас пришло время начать расплачиваться. И либо безрукий коллектор, выбивший с меня сотню, из-за симпатии к моей наружности, простил мне произошедшие девальвации, либо взял с меня только часть суммы и у меня ещё всё впереди.
 
Разобравшись и смирившись со своей квакушкой, я вышел на остановке Петроградская и взял курс на улицу Лахтинская, в те края где согласно легенде когда-то жила Ксения Блаженная, ещё до того как стать блаженной. Спектакль с Чиграковским названием "Мне не хватает свободы" прошёл нормально. Мой герой с именем известной битловской песни, Естудей, всё так же мучился вопросом быть или не быть.


               
* "которым по сути я не был"- фраза из песни Александра Чернецкого