Импровизации по канону

Интересная профессия – церковный органист. Тот, кто управляет этой махиной, органом, не только руками, но и ногами,;– почти волшебник: в результате его сложных телодвижений звучит музыка Баха. Более того, он должен хорошо «знать службу», игра строго по канону – импровизации во время мессы вообще-то непозволительны!

Относительную свободу в выборе литургического репертуара католики получили лишь в конце 60;х годов ХХ века, после Второго Ватиканского собора. Главной темой Собора была Церковь в контексте современной жизни, понимание проблем и психологии современного человека, необходимость диалога между христианскими конфессиями и иными вероучениями.

Музыка для богослужений тщательно выверяется Литургической Комиссией. Хотя в наше время церковный музыкант может импровизировать. Поэтому на мессе порой вы не услышите законченные произведения, в том числе и композиции Баха. Дело в том, что длительность некоторых частей богослужения, требующих музыкального сопровождения, невозможно просчитать заранее, так как она зависит от многих обстоятельств. Например, от количества верующих в храме или даже от темперамента священника. Речь в данном случае идёт только о Проприи – изменяемой части мессы, в отличие от Ординария, текст которого неизменен в любой период литургического года. Органист должен хорошо ориентироваться в служении у алтаря, чтобы начинать и заканчивать игру вовремя и не тормозить священнодействие. Алтарь же в больших соборах зачастую находится далеко от органа. Порой расположение органных труб вынуждает исполнителя сидеть спиной к происходящему. Когда-то это сильно осложняло работу музыкантов. Сегодня во многих больших католических соборах на хорах установлены видеомониторы,;– это несколько облегчает работу органиста.

Ветлугина за органом
Анна Ветлугина за органом

Представим на минутку, что происходит в реальности. Звучит прелюдия Баха, тщательно хронометрированная заранее. Верующие идут к причастию, но их больше, чем казалось в начале мессы, к тому же какая-то мамаша с детьми замешкалась, а глуховатая старушка долго уточняет у священника, можно ли ей причаститься, если по состоянию здоровья она, допустим, год не исповедовалась. Бах уже на последних нотах, повторять произведение не comme il faut, да и нет гарантии, что повтор точно уложится в новые временные рамки. Или, наоборот, вместо одного священника вышли причащать народ сразу два или даже три. В больших соборах такое случается, а органист узнаёт об этом в последний момент. Предстоятель, давно завершивший ритуальные действия у алтаря, будет смиренно ожидать окончания «концерта», а это несообразно с каноном. «Резать» же ткань музыкального произведения не позволит эстетическое чувство. Поэтому многие превосходные органисты предпочитают импровизировать, не дожидаясь осложнений.

Как говорил известный французский композитор Марсель Дюпре, «играющий на органе в католической церкви должен в первую очередь быть импровизатором: он должен постоянно изобретать короткие интерлюдии, не зная ни когда ему начинать, ни сколько времени будет отведено. Поэтому он скорее предпочтёт импровизировать, чем останавливаться посреди пьесы, если того потребует ход службы». Помимо создания музыки «по горизонтали», то есть сочинения в реальном времени фрагментов длиной от нескольких секунд до минуты, есть и «вертикальное» творчество. Песнопения в литургических сборниках чаще всего являют собой мелодическую строчку без аккомпанемента, предоставляя свободу подбора аккордов.

Впрочем, свобода эта относительна. Да и понятие «аккордов», то есть гармонии, подходит далеко не ко всем произведениям. Григорианские хоралы, золотой фонд католической музыки, создавались задолго до появления тональной (аккордовой) музыки. Тем не менее приходится гармонизировать и григорианику. Ведь хоралы тысячелетней давности звучат сейчас вовсе не как застывшие древности. Они – часть живой традиции и должны исполняться всем приходом, несмотря на непривычную современному уху метроритмическую организацию.

В том, как гармонизируют одни и те же григорианские мелодии музыканты из разных стран, проявляется менталитет народа. Вот французские гармонизации – сборник «Liber Cantualis. Comitante Organo», изданный аббатством Solesmes в 1981 году. Широкие, как бы застывшие мазки терпких созвучий, напоминающие музыку Дебюсси. В сборниках из Германии аккорды сменяются часто, подхлёстывая текучий хорал и энергично подчёркивая важные смысловые акценты текста. А в польских гармонизациях мы наверняка услышим что-то неуловимо знакомое, похожее на подголоски казачьих песен.

Баланс между доступностью и возвышенностью – важнейшая и непростая задача церковного органиста, поставленная Вторым Ватиканским собором. На этом Соборе также признали допустимым и желательным использование местных музыкальных традиций.

«…В том, что не касается веры или блага всей общины, Церковь не желает навязывать строгой и единообразной формы – даже в литургии. Более того: она чтит и поддерживает духовные достоинства и дарования различных народов и народностей. Всё то, что в обычаях народов не связано нерасторжимо с суевериями и заблуждениями, она оценивает благосклонно и, если может, свято и нерушимо хранит, а иногда даже включает в саму литургию, если это согласуется с истинным и подлинно литургическим духом».

В настоящее время в музыкальное оформление богослужений часто вводятся местные фольклорные интонации и народные музыкальные инструменты. Например, барабаны в африканских и латиноамериканских приходах; экспрессивное и красочное звучание мессы в стиле фламенко в Испании. Распространена и традиция использования гитары на мессах для детей и молодёжи.

Но всё же орган остаётся ведущим голосом Римско-католической Церкви. Традиция эта существует с VII века – введение органа в литургический обиход принято связывать с именем Римского Папы Виталия.

Расширение церковного инструментария имеет глубокий религиозный смысл. У него есть две основные функции. Важнейшая из них – привлечение верующих через совместное пение к личному участию в службе. Тем самым литургии возвращается первоначальное значение этого слова – от греческого – «служение», «общее дело». Другая, не менее важная задача – настроить верующих на определённый эмоциональный лад, в зависимости от того, в какой период литургического года происходит богослужение. И здесь очень многое зависит от органиста, который может аранжировать песнопения и подобрать к ним подходящие аккорды. Ведь с помощью гармонии эмоциональный фон мелодии можно менять как угодно.

В календаре Католической Церкви каждый отрезок времени наполнен своим собственным глубоким мистическим смыслом. Адвент (четырёхнедельное ожидание Рождества) совершенно не похож на Великий пост, хотя поститься положено в обоих случаях. Не схожи между собой и настроения двух главных праздников – Рождества и Пасхи.

Настроение Адвента сумрачно-созерцательное. Но это – сумрак ночи, вслед за которым обязательно наступит светлое утро. Латинское слово «адвент» переводится как «пришествие», «приход». Весь четырёхнедельный период Адвента наполнен надеждой и ожиданием пришествия Спасителя. В этом случае пост должен способствовать гармонизации и очищению души человека, готовящегося к встрече Рождества. В текстах адвентских песен это ожидание иногда сравнивается с ожиданием земли, уставшей от долгой засухи. Гармоническая окраска музыки в этот период должна быть холодной, очень спокойной, медитативной, без малейших признаков драматизма. Для этой цели подходят сурово;отстранённые аккорды средневековых баллад.

Рождественская музыка передаёт настроение этого светлого события. Именно на Рождество в храмах, помимо органа, звучат всевозможные музыкальные инструменты – флейты, трубы, арфы.

Тексты рождественских песен повествуют о событиях, происшедших более двух тысяч лет назад. Значительную роль здесь играет образ Девы Марии, с Её бесконечным доверием к Богу: «Се – Раба Господня, да будет Мне по слову Твоему». Есть в рождественских событиях и другие действующие лица, ставшие символами. Среди них пастухи, первыми узнавшие от Ангела о рождении Спасителя. В память об этих пастухах возник особый музыкальный жанр – рождественская пастораль. По-видимому, он произошёл от музицирования итальянских пастухов;дудочников, которые назывались пифферариями (от итальянского piffaro, обозначающего музыкальный инструмент шалмей). В Рождество эти пастухи играли на городских улицах. Постепенно сложилась традиция: за девять дней до Рождества в города из окрестных сёл приходили крестьяне, изображавшие пастухов, первыми поклонившихся Младенцу Иисусу. Это действо сопровождалось музыкой. Играли обычно два исполнителя: один на шалмее, другой на волынке, причём игра на волынке была двухголосной – один голос дублировал мелодию в терцию, другой постоянно гудел басовый тон. Поэтому в органном сопровождении рождественских песнопений, помимо светлого образа детства и свершившегося чуда, должен присутствовать народный колорит. Органист достигает этого регистровкой, чередуя светлые прозрачные регистры с характерными «язычковыми». Но также и гармонизацией – нарочито «наивной», словно в детских песенках.

Великий пост у католиков начинается со среды, носящей название Пепельной. В этот день верующие посыпают головы пеплом от сожжённых освящённых верб, специально сохранённых для этой цели с прошлогоднего Вербного воскресенья. Великопостные песнопения делятся на две части – покаянные и страстные.

Покаянные напоминают по настроению адвентские, но в них больше печали и меньше энергии устремления. Минорность часто заложена в мелодике этих песнопений и её, в отличие от Адвента, необходимо подчёркивать, ведь это – медитация скорби от сознания собственного несовершенства. «Господи, помилуй, все мы согрешили»,;– так звучит рефрен одного из великопостных псалмов.

Во второй половине Великого поста звучат страстные песнопения: музыка, исполненная драматизма, даже трагизма. В ней уместно использование бетховенских гармоний. Хотя есть в этом периоде и светлые мелодии, например, григорианское Stabat mater на полные трагизма слова Якопоне да Тоди, повествующие о страданиях Матери, наблюдающей мучительную смерть Сына на кресте.

В Великий четверг орган замолкает, молчат и колокола. Отныне и до Навечерия Пасхи богослужения проходят под пение a capella и глухой стук деревянных колотушек.

Самые торжественные песнопения во всём литургическом репертуаре – пасхальные. Здесь орган показывает всю свою мощь, сливаясь с колокольным звоном. Пасха – кульминация литургического календаря. В пасхальное время в католических храмах часто звучат трубы, а при отсутствии трубачей – медные органные регистры.

На мессах же для детей и молодёжи нередко присутствуют элементы джазовой гармонии.

Вот насколько тонким гармоническим чутьём должен обладать музыкант, взявшийся за работу церковного органиста. И знание одной только классической гармонии, стандартное для большинства академических музыкантов, в данном случае не только оказывается недостаточным, но порой даже мешает. Ведь музыка в церкви имеет подчинённое положение, она сама как бы на службе. Поэтому органистам порой приходится быть мастерами на все руки. Репетировать с приходом, делать переложения – то облегчённые, то, наоборот, особо торжественные – в зависимости от наличия голосов в хоре. Знать, хотя бы немного, литургику, историю Церкви и, конечно, латынь – несмотря на решение Второго Ватиканского собора о введении местных языков в литургию, латынь остаётся объединяющим языком Католической Церкви.

Так кто же он – церковный органист? Волшебник, управляющий музыкальными стилями? Концертмейстер непрофессионального хора прихожан? Тапёр, создающий своей импровизацией настроение, соответствующее моменту? Стоит ли вообще стремиться к такой работе уважающему себя профессионалу? Работа в церкви требует от музыканта большого смирения. В то же время возможность раскрыть в импровизации смысл каких-то моментов Священного Писания даёт простор высшему творчеству и самореализации для верующего человека.

И последний вопрос: зачем импровизировать «вертикаль» аккомпанемента, если органист может, не вникая в тонкости стиля, просто играть по нотам? Наверное, лучшим ответом на этот вопрос станут слова современного польского монаха-доминиканца, отца Томаша Кветня: «Мы зачастую оказываемся не участниками праздника, но потребителями музыки. Однако для того, чтобы по-настоящему праздновать, мало быть потребителем. Литургия не терпит сторонних наблюдателей и по-своему мстит им: они перестают что-либо понимать и уходят. Чтобы понять литургию, нужно в ней участвовать». Именно таким, горячо участвующим в служении, должен быть настоящий церковный музыкант, и тогда его творческая энергия поможет многим найти смысл существования, без которого человеку так трудно в этом мире.