Фламенко

Это возможно! Ежедневно сгорать в  настоящей страсти  в 7.30 и 9 вечера, с одним выходным в воскресенье, если Вы – исполнитель  фламенко в Севилье. Не верите? Я сама бы ни за что не поверила. Но…

Итак, маленький грязноватый зал, старые деревянные сиденья, расставленные буквой П. В центре куцая сцена – это камерный зал для представлений фламенко. Уселась разношерстная публика, много китайцев. Среди зрителей почему-то запомнилась скучающая девочка  лет десяти в испанском костюме, из китайской сувенирной лавочки. Ждем. На сцене появилась неформалка в драных джинсах, кроссах, наполовину заправленном свитерке и по-испански подробно рассказала, что можно и чего нельзя делать на их представлении. Вот кстати, нельзя фотографировать и лезть обниматься с танцорами. Еще что-то сказала, но мы не особенно прислушивались. Потом - это же по-английски и по-французски. Опять ждем.

Свет погас. Представление. Вышли двое, один с гитарой. Первое впечатление: два деревенских хлопца достали из сундуков нарядные одежки ‘75 года производства и пришли на деревенскую посиделку. Брючки мешком, черного цвета, который уже давно не черный, а грязно-бурый; рубашка в клеточку – "привет из Михаловки", несуразный тонкий галстучек. Но Обувь!!! – черные лаковые безупречные туфли у обоих. Все вместе выглядело странно – то ли туфли не отсюда, то ли ребята не свои туфли одели в спешке. С этого момента, главным местом притяжения глаз у дуэта были туфли и ничего нельзя было поделать.
 
Гитарист заиграл. Застучали каблуки. Потом резко оборвал мелодию и вступил его товарищ -  запел. Что это? Почему так заунывно, почему такая тоска в мелодии, в голосе, в тембре? Загадка. О чем поет? Прощается с кем-то, с чем-то, со своей жизнью, молодой счастливой – только такие ассоциации… Вот будет смешно, если выяснится, что поет он о том, как солнце встает летним утром над оливковыми деревьями за его домом…

Наконец появились танцоры. Он и она. Он – с намасленными, свисающими сосульками волосами, она – худощавая, сутулая, похожа на цыганку. Началось. Он как-то сразу превратился в тетиву, металлический прут, вибрирующий и изгибающийся на грани. Резкий звук выбиваемого каблуками ритма как грохот оглушительного грома. Если высшая точка фламенко называется «демон», то это был именно демон во плоти. Руки, вскинутые вверх, безупречный изгиб кисти и невероятно плавное движение вперед на выбивающих сумасшедшую чечетку каблуках.

Танцовщица, его партнерша, конечно уступала, это был явно не ее праздник. Но руки! Ее руки были сверхъестественными  в технике: сверху над головой, кисти, отталкиваясь от неведомой точки, извиваясь по только им одним известной траектории, спускались вниз. Руки жили, страдали, плакали и умирали на наших глазах. Настоящее искусство!

И мы, зрители, и китайцы и скучающая девочка, как будто перестали дышать и оказались внутри этой всепоглощающей воронки страстей, терзаний, счастья и безысходного восторга…

Представление закончилось. Все были оглушены и растеряны. Мы видели что-то, чему еще не нашли объяснение, что-то, по ту сторону реальности, мы прикоснулись к облаку, или к душе, или к волшебству – невозможно расшифровать это состояние.

У входа в фойе уже толпились зрители на следующее представление. Наш главный танцор, придерживая взлохмаченную шевелюру рукой,  что-то буднично записывал в затрепанный журнал на рецепции.

Он вернулся на землю, а мы еще не совсем….