Нравственный запрет как основа духовного развития

В наше так называемое «либеральное» время господствует мощная легенда о вредоносности запретов. «Разрешено все, что не запрещено», – формула, которая действовала в эпохи сломов цивилизаций в 1917 и в 1991 годах. Известный социолог Питирим Сорокин вспоминает о случае в августе 1917 года в Петрограде. Днем на перекрестке Невского проспекта и Садовой улицы в самом оживленном месте собралась толпа и шумно и глумливо себя вела. Сорокин увидел, что толпа собралась вокруг занимающейся половым сношением пары. Естественно, никому и никогда в голову не могла прийти мысль о специальном запрете половых действий днем на перекрестке Невского проспекта и Садовой улицы. Этот одиозный пример лишь подчеркивает, мягко говоря, неточность приведенной формулы. Стоит отметить, что эта формула все же подразумевает наличие каких-то запретов, но они, эти запреты, – плод человеческого и весьма сиюминутного, и не самого лучшего и убедительного размышления, продиктованного обстоятельствами. Поэтому либерализм и любой кардинальный слом цивилизации идет под лозунгом свободы, постольку и запреты превращаются во что-то временное и вредоносное, сиюминутное и мешающее жизни. Думается, что сама эта идея – о вредоносной сущности запретов – является ложной и весьма опасной. Поэтому хотелось дать некоторое представление об истории запретов, их значении в христианском мировоззрении, а также о соотношении свободной воли человека и запретов.
 Первое соображение касается этологии, т.е. науки о правилах, о формах поведения животных. Известно, что у животных есть инстинктивный запрет на нанесение обиды и нападение на детенышей. Именно в силу существования этого запрета известно множество случаев воспитания детенышей-малышей не своего вида – собаки воспитывают волчат, волки людей, кошки кутят, львы и тигры собак, и наоборот. Известно, что у хищников действует и запрет на убийство в драке в том случае, если противник принимает позу покорности – подставляет беззащитные шею или живот. Вспомните, как малыши-кутята переворачиваются на спину, подставляя беззащитный живот.
 Известно, что чем более страшными орудиями убийства вооружен хищник (клыки, когти), тем более серьезные запреты и правила их применения действуют на него. Он сначала рычит, топорщит гриву, делает угрожающие движения, и лишь после всех этих предварительных танцев может напасть. Чем сильнее самец, тем меньше шансов, что он обидит самку. Все эти ограничения приводят к тому, что потерявшиеся в малом возрасте тигрята, львята имеют очень мало шансов выжить, поскольку они не связывают пищу (допустим, падаль) с убийством (т.е. лишением жизни живой добычи). Поэтому кошки притаскивают пойманных мышат котятам живыми с целью показать связь добычи с убийством. Убийству мешают сложнейшие запреты, и потому ему надо учиться !
 У человека нет мощных зубов и когтей, а потому у него и нет запрета на убийство. Его не останавливают ни подставленные шеи, ни открытые для нападения животы. Возможности же убийства у человека вырастают пропорционально росту объемов знаний, технологий и производственной мощностей, а потому схему запретов человечеству приходится вырабатывать особым образом, ибо инстинктов-запретов у нас нет. Они должны быть вложены в него обществом, а еще лучше, если они будут осмыслены и приняты разумом.
 Отсюда главное: человек развивается согласно росту числа усвоенных запретов. В христианстве это безусловно выражено очень сильно. Напомню, как говорил знаменитый Иосиф Флавий о еврействе: «Наши женщины воспитываются не для молитв... Они обязаны соблюдать запреты, а не повеления. У нас 365 повелений по числу дней в году, и 248 запретов по числу костей в человеке».
248 – больше или меньше (иногда возникает спор по этому поводу), но в иудаизме очень и очень много запретов.
 Обратим внимание на те запреты, которые действуют и в христианстве. Это заповеди, которые дал пророку Моисею господь на горе Синай. Из десяти заповедей большинство сводится к прямому запрету или включает в себя прямой запрет. Приведу их:
1. Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим.
2. Не делай себе кумира и никакого изображения... Не поклоняйся им и не служи им...
3. Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно.
6. Не убивай.
7. Не прелюбодействуй.
8. Не кради.
9. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.
10. Не желай дома ближнего твоего: не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его (ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего).
 Фактически только 4-я и 5-я заповеди существуют в виде повелений, а не в виде запретов:
4. Помни день субботний
5. Почитай отца твоего и мать твою.
Иными словами, ветхозаветный закон совершенно явно диктует человеку запреты, и это делает человека человеком.
Итак, началом и основой делания человека из первобытного зверя являются нравственные запреты. Запрет есть начало нравственности, начало культуры и основа становления человека. И эти исходные запреты никем в нашей культуре не отменяются, наоборот, принимаются всеми.
Однако в силу своей изначальной простоты они становятся недостаточными. Так, можно ли сказать, что человек хорош, если он не курит, не пьет, не убивает, не крадет, не прелюбодействует. Вряд ли, поскольку он может быть заключенным и не иметь возможности нарушать запреты. Сам же он по сути своей может быть страшен. Или он не нарушает запреты из-за боязни огласки и ожидаемого наказания-возмездия. В этом случае также нельзя считать его хорошим человеком. Он может ослабить тормоза у машины своего недруга перед поездкой по горам. Недруг погибнет из-за отказа тормозов, упав в пропасть, но лично его вроде бы никто не убивал. Или еще случай: в субботу не помог тонущему. Человек погиб, но внешне заповедь о субботе без работы (помощь ведь тоже может быть сочтена работой) соблюдена, а бездействие попадает ли под заповедь «не убий»?! Жизнь сложна, и 8 простых запретов не так уж легко перекрывают бурный поток человеческих страстей. Как известно, иудаизм пошел по пути дальнейшей внешней регламентации, и появилось из моисеевых заповедей 248 запретов. Однако ни 8, ни 248 запретов всю сложность жизни охватить не могут..
Правда и учение Нового Завета превзойдет «правду книжников и фарисеев» (т.е. законы Ветхого Завета), однако новозаветные заповеди не отменяют ветхозаветных, но развивают и дополняют их: внешние ограничения (запреты) переходят во внутренние принципы человека. Так, «кроткий» не убьет не потому, что нельзя убивать, а потому, что в нем нет ненависти. Иными словами, запрет «не убий» действует и для новозаветного человека (для христианина), однако для него он становится и внутренним убеждением, отображающим сущность его души, проникнутой любовью к людям.
Иисус в Нагорной проповеди добавляет запреты (нельзя ненавидеть, завидовать и т.п.). Запреты касаются уже не только прямой регламентации действий и желаний, но становятся все более глубинно-внутренними(не суди, да не судимы будете) и касаются сущностных помыслов личности. Внутренняя мотивация все более превращается в проявление, выявление, выковывание сути человека. В Евангелии  это дается не только прямыми проповедями Христа, но и притчами, примерами поступков («первый брось камень тот, кто не имеет греха», или притча о добром самаритянине). Христос соблюдает законы и запреты, но кесарю должно быть отдано кесарево, а богу богово. Человек волен поступать свободно, но запрет касается уже исходного мотива – не злом и своей корыстью, а любовью к ближнему должен руководствоваться христианин.
Итак, религиозная христианская мысль начинается с запрета – не делать чего-либо, не желать чего-либо. И это – основа морали. Затем в одном случае мысль движется по обозначенной колее и все более детализирует внешние запреты (в иудаизме). Или – и это, наверное, столбовая дорога становления нравственности – внешние запреты все больше превращаются во внутренние, в запрет и обоснование запрета, построение их сложной иерархии( в христианстве). Но ни в коем случае от запретов не уходят, не отказываются! Это – основа духовного становления личности!
Посудите сами. При воспитании ребенка его сначала ограничивают пеленками, дабы не поранил бы себя ручками и не побеспокоил (и тем самым не причинил бы себе вреда). Затем дитя начинает ходить, хватать все руками. И здесь идет обучение запретом – нельзя трогать горячее (обожжешься), нельзя забираться высоко (можешь упасть), и т.п. Затем из этих запретов «для всех» – не сгори, не утони, и т.п., выделяются установки на личный запрет и личную ответственность: не бегай через дорогу – под машину попадешь (а все побежали через дорогу – не оправдание), не лезь в грязь (а все лезут в грязь, в лужу – не оправдание) и т.п.
Из человека вырабатывается социально ответственная личность – лично ответственная за свои поступки. И чем выше социальная зрелость личности, тем больше запретов она приняла. И наоборот: как правило, чем больше запретов человек на себя наложил, тем выше духовная зрелость личности. Именно эта сторона связи «запрет – социальная ответственность» соответственно оценивается обществом. Так, пьяный человек осуждается обществом, но пьяный милиционер-полицейский вдвойне. Трусливый человек не очень хорош, но трусливый офицер совершенно неприличен. Буйный танец обычного человека может даже и одобряться, но буйный танец человека в рясе неприличен. Любвеобильность мушкетера или множество браков и разводов обычного человека могут не встретить осуждения, но однозначно невозможны и неприличны для священника.
Фраза: «Как ведешь себя?! А еще студент ( учитель врач, офицер и т.п.)», весьма часто подчеркивает связь уровня социальной зрелости (высоты) личности, ее социальной ответственности и уровня и количества соблюдаемых запретов. Думается, что в христианстве в соблюдении и усвоении нравственных запретов видится основа духовного становления личности. И представляется, что это ключевой закон жизни, совершенно независимый от государственного устройства.
И последнее соображение о свободной воле человека и о запретах. В Древнем мире вопрос свободы воли по сути дела не стоял. Так, в Греции господствовало понятие неизменяемой судьбы, понимаемой как рок (ананке). История Эдипа тому яркая иллюстрация. Родителям Эдипа предсказали, что сын убьет отца и женится на матери. Как родители ни старались уйти от страшного предначертания, все равно Эдип убил отца и женился на матери. Усложнение общества, расширение противоречий создали возможность все увеличивающейся базы многовекторного движения. Тогда жесткий детерминизм Демокрита был дополнен самопроизвольным отклонением атомов Эпикура. Впрочем, эта идея получила некоторое признание лишь ограниченных кругов элиты, а для народа все оставалось без изменений.
Христианство кардинально изменило мир. Впервые победоносно была обозначена как божественное явление или как явление высшего порядка свободная воля человека, созданного по образу и подобию бога. Впервые и мир из механического колеса судеб и предначертаний превратился в живой и развивающийся, неоконченный, гибкий и полный надежды организм. Впервые было заявлено, что человек может творить свою судьбу, и главное при этом – совпасть в синергетическом порыве с божественными необходимостями мира. Но тогда и человек сам стал ответственным за решения своей свободной воли. И парной категорией свободы стала уже не необходимость, которая до того сводила к случайности любое проявление свободной воли. Парной категорией свободы стала ответственность.
В истории философии в последующие тысячелетия круг взаимозаменяемости понятий повторился. До XX века свободу рассматривали в связи с необходимостью, и лишь со второй половины XX века к концу II тысячелетия вновь встал вопрос о парности и соотнесенности свободы и ответственности. Современные же попытки либерального толка заниматься отменой и принижением запретов есть ребяческая и провокационная попытка избавиться от необходимости, но при этом не принять на себя ответственность. На самом же деле и для светских философов должна стать понятной и принятой идея синергетической сущности взаимодействия человека и мира, запретов и воли, через принятие ограничений идти к свободной воле человека.